~
Нил резко просыпается, его сердце колотится, а руки вслепую тянутся под подушку за оружием, прежде чем он понимает, что крик, который он услышал, был скорее радостью, чем болью. Нил со вздохом опускается обратно на кушетку, осматривая сцену перед собой, позволяя остаточному инстинкту борьбы или бегства вытечь из него, пока он наблюдает. Несмотря на свой профессиональный тон, Бетси практически танцует на месте, уверяя всех, кто находится на другом конце телефона, что «да, по моему профессиональному мнению, это разумная и необходимая мера для обеспечения безопасности мистера Эндрю Миньярда» что без него у нее «серьезные опасения по поводу успеха назначенного судом лечения и реабилитации». Большая тень движения у двери заставляет руку Нейла инстинктивно схватить вилку, которую он использовал во время еды, когда он резко поворачивается лицом к входу. Он опускает ее обратно на стол, как только понимает, что человек в дверях — это Уотерхауз, но не раньше, чем адвокат делает поспешный шаг назад, поднимая руки и с явной тревогой наблюдет за тем, как Нейл сжимает импровизированное оружие. — Я… Бетси говорит, что это нормально! – выпаливает Нил. — Что они будут более очевидными, когда я в стрессе или устал, но я не могу просто избавиться от привычек, выработанных за полжизни, проведенной в бегах. — Нет-нет, все в порядке! — Уотерхауз тут же настаивает: — Я не должен был вас пугать или предполагать, что вы не против, если я появлюсь здесь без предупреждения. — Это не вы, — говорит Нил, удивленный, когда правда о его реакции слетает с его усталых губ без усилий. — Я автоматически рассматриваю любого мужчину, который достаточно взрослый, чтобы быть моим отцом, как физическую угрозу. Нил делает жест Бетси, прежде чем адвокат успевает сообразить, как реагировать на эту жестокую правду. — Значит ли это, что Эндрю получил судебное постановление? — Да! Вы будете впечатлены, мы получаем больше, чем просили, и быстрее. В тоне Уотерхауза есть самодовольство, которое должно быть невыносимым, но оно смягчается знанием того, как долго и упорно он работал, чтобы добиться такого результата. Непоколебимо соглашаясь на каждую дополнительную задержку или осложнение. Нил был впечатлен, и облегчение от осознания того, что Эндрю будет в безопасности, почти ставит его на колени. — Спасибо, — выдавливает Нил, слова кажутся чужими на его языке и почти болезненно тяжелыми, потому что так пропитаны необузданными эмоциями. — Вы доверили его нам вовремя и дали мне все необходимое, чтобы обеспечить его безопасность, мы все должны быть благодарны вам за это, — говорит Уотерхаус, кивая в знак признательности. — Можете ли вы направить ко мне доктора Добсон, как только она положит трубку? Я соберусь и подготовлюсь отдыхать. Я позвоню вам завтра днем, чтобы обсудить стратегию встречи с ФБР, как только у меня будет возможность просмотреть записи, которые вы мне предоставили. Вы все еще планируете работать над остальными записями для людей вашего отца в течение недельного перерыва, или все эти дополнительные вещи с Дэем и Воронами будут иметь приоритет? — Я разговариваю с тренером и кузенами следующими. Я дам вам знать, на чем основан план, в зависимости от того, насколько плохо они его воспримут. — Мальчикам Миньярда и Дэю повезло, что вы на их стороне, Нил, — сурово говорит Уотерхаус, — не позволяй никому из них забыть об этом. Нилу хотелось бы верить в это, когда он усаживается ждать, пока Бетси закончит разговор, зная, что почти пришло время узнать, чего ему будет стоить правда. Но он может дождаться крайне важного «да» от Бетси.*~*
Нил нервно оглядывается на собравшиеся лица Тренера, Аарона и Ники и мечтает отложить это еще немного, но он знает, что не может, поэтому, как только все снова усаживаются, он начинает. — Я сомневаюсь, что это будет что-то значить для вас, но мое настоящее имя — Натаниэль Абрам Веснински, а мои родители — Натан Веснински и Мэри Хэтфорд. Я полагаю, вы все слышали о Мяснике из Балтимора? Ну, это мой отец. — Что? Не может быть! — Ники визжит: — Ты же не пытаешься серьезно сказать нам, что твой отец — один из самых печально известных серийных убийц в Америке, не так ли? Разве он не должен был убить десятки, если не сотни людей, и быть вроде бы на вершине списка самых разыскиваемых ФБР? Ваймак тихо ругается, но умудряется держать остальные вопросы при себе, вместо этого ворча: — Ты получишь ответы, Хеммик, если заткнешь свой нелепый рот достаточно надолго, чтобы он дал их тебе. — Хей!! Не то чтобы все об этом не думали! — Ники протестует. — Вот именно, так что заткнись и дай ему ответить, — огрызается Ваймак. — ФБР так и не смогло доказать, кем был Мясник, но не секрет, что Натан Веснински — их главный подозреваемый, — продолжает Нил. — В Балтиморе имя Веснински вызывает страх и уважение, но это не означает, что не было постоянной угрозы расправы над людьми, которых он убил, или новых людей, пытающихся проникнуть на его территорию. Я жил с ним, пока мне не исполнилось десять, и наше имя было настолько печально известным, что я мог играть Экси только под вымышленным именем в другом городе, потому что никто не хотел перечить моему отцу, если я поранился на корте. По иронии судьбы игра в Экси была самой безопасной частью моей жизни, по крайней мере, пока я был на корте, единственное, о чем мне приходилось беспокоиться, это дети с мячами и ракетками, а не взрослые с ножами и пистолетами. Мои телохранители, возможно, должны были повсюду следовать за мной и мамой, чтобы защитить нас от конкурентов, но они были основным способом моего отца постоянно следить за нами, поэтому они также были ответственны за наказание меня вместо моего отца, если моя мама не была достаточно быстрой или аккуратной, когда они считали это необходимым. В то время я не знал, что изменилось, но вскоре после моего десятого дня рождения моя мама украла миллионы долларов со счетов моего отца, забрала меня и сбежала. Мы провели восемь лет в постоянном движении, стараясь быть на шаг впереди моего отца и его ближайшего окружения. Несмотря на то, что несколько лет назад ФБР удалось посадить его за решетку за какое-то мошенничество, угроза со стороны его сети людей никогда не прекращается. Я не знаю точно, как это работает, но кажется, что за наши головы назначена какая-то цена, слишком много людей было, слишком далеко за пределами его территории, доносит на нас, чтобы все они были его наемниками, — говорит Нил, проводя усталой рукой по лицу, — Нил Джостен — это двадцать третье имя, которое у меня было, и причина, по которой я говорю на столь многих языках это потому, что я не провел все это время в Штатах. Семья моей матери, Хэтфорды, — одна из крупнейших криминальных семей Британии, и через них у нее были контакты по всей Европе. Мы могли бы остаться там, но проблема заключалась в том, что использование ее контактов означало раскрытие себя перед конкурентами ее семьи, а также конкурентами моего отца. — Бля, это охуенно! — говорит Ники, а затем вздрагивает, когда Ваймак смотрит на него: — Я имею в виду ужасно?? Но брось, тренер, ты должен признать, что это чертовски криминальная родословная! — Значит, Эндрю был прав, назвав тебя беглецом, — тихо говорит Аарон, почти самому себе, но Нил все равно ему отвечает. — Ага. У нас были контактные данные маминого брата, Стюарта Хэтфорда, который стал главой семьи Хэтфордов, но она всегда клялась, что все, что мы будем делать, обращаясь к нему напрямую, будет обменивать одну сделку с дьяволом на другую. Я не знаю, насколько это правда, у меня есть только смутные воспоминания о встрече с ее частью семьи. Но это было то, во что она верила достаточно сильно, чтобы заставить меня пообещать, когда она умирала, что я никогда не перестану убегать. — Она мертва? — спрашивает Ники контуженным тоном. — Если твой отец в тюрьме, а мать мертва, значит, ты сирота? Должны ли мы позвонить в службы по делам детей с просьбой твоего усыновления или ты уже вырос? — Черт возьми, Хеммик! Неужели в твоем теле нет ни одной эмпатической косточки? — Извиняюсь! Извиняюсь! Я просто пытаюсь обработать... все это... — Ну, постарайся обработать это в тишине, окей? В противном случае, такими темпами, мы все еще будем здесь на следующей неделе! — Ваймак рычит, прежде чем вернуться к Нилу более мягким тоном. — Продолжай, малыш, мы слушаем. Как насчет того, чтобы пропустить некоторые подробности о том, какой ужасной должна быть жизнь в бегах. Ты можешь рассказать нам в другой раз, если хочешь, но для тебя это уже был долгий день, так что как насчет того, чтобы перейти к тому, как ты оказался в Милпорте, из всех мест? Почему у тебя была такая бурная реакция на то, что Кевин пытался тебя завербовать, и что мы можем сделать, чтобы помочь тебе остаться с нами? — Помочь? — Нил спрашивает, чувствуя себя потерянным: — Я только что признал, что лгал всем вам все это время, почему ты позволяешь мне остаться, не говоря уже о желании помочь? — Если бы ты только что не признал, что твой отец — серийный убийца, а твоя мать таскала тебя по всему миру, чтобы избежать своей такой же ужасной семьи, я бы спросил, где ты научился верить, что не заслуживаешь ничего хорошего. Но я думаю, мы все можем понять, почему ты так чертовски некомпетентен в основных социальных вещах, таких как принятие помощи. Итак, позвольте мне объяснить это для тебя таким образом, чтобы ты действительно понял. Ты Лис, тебя бы здесь не было, если бы твое прошлое не было чертовски отрывочным, но, похоже, ты забыл, как мало меня волнуют эти подробности. Ты сделал все, что было необходимо, чтобы выжить, малыш, этого достаточно. Итак, как насчет этого: ты перестанешь беспокоиться о том, что я должен или не должен делать, и просто примешь мою помощь, потому что я решил ее предложить. Скажи мне "Да, тренер". — Ты еще не знаешь самого худшего, — возражает Нил, в его голове крутится мысль, что, может быть, может быть, это еще не конец веревки. — Будет хуже ?! — Ники взвизгивает, прежде чем Ваймак успевает опровергнуть заявление Нила. — Как? Что может быть хуже, чем быть в бегах от толпы американских серийных убийц, модных британских преступников, которые также являются родственниками, иметь отца в тюрьме и мертвую мать? — Мой отец работал на Морияма, — тихо говорит Нил, наблюдая, как они замирают в ужасе. — Я познакомился с Кевином и Рико за день до того, как моя мать взяла меня и сбежала. Я был рад впервые встретиться с детьми моего возраста и сыграть с ними в Экси на настоящем корте. Я не знал, кто такие Мориямы, поэтому я никогда не понимал, почему я был там или почему мой отец совершал показательное убийство в конференц-зале Эдгара Аллана после тренировочного поединка. Все, что я знал, это то, что это был последний раз, когда мне разрешали играть Экси, и последний день, когда я был Натаниэлем Веснински. Моя мать заставила меня поклясться, что я больше никогда не возьму в руки ракетку, и яростно поколотила меня даже при малейшем упоминании об Экси. Только когда она была мертва и похоронена, я понял, что умру в одиночестве и безвестности, я решил провести всего один год, занимаясь любимым видом спорта, прежде чем снова отправиться в бега. Я выбрал Милпорт, потому что там сильно ударил экономический спад, и там было легко найти место, где можно притаиться, и никто в школе не задавал слишком много вопросов о моих отсутствующих родителях, потому что гораздо реже встречались родители, которым было наплевать, чем тех, кому было не наплевать. Я вырос, играя на позиции защитника, но я настолько стремился играть, что, когда тренер Эрнандес сказал, что ему нужны нападающие, и я не мог сказать ему о моих предыдущих командах, я решил притвориться, что никогда не играл раньше, и заново изучить игру на новой позиции. Я решил, что, поскольку я учусь в ничем не примечательной средней школе у черта на куличках, у меня нет ни малейшего шанса, что кто-нибудь меня заметит, так что не имеет значения, что я медлил с ответом. — Неудивительно, что ты взбесился, когда Кевин появился как какой-то призрак из твоего прошлого. Но он не узнал тебя, не так ли? — сказал Ваймак. — Я все ждал, когда упадет топор, что Кевин поймает меня под правильным углом и вспомнит, но он этого не сделал. Я не выгляжу так, как тогда, — голубоглазый и рыжеволосый, в точности как мой отец, — но я пообещал себе, что уйду до того, как мы сыграем с Воронами. Я не был готов спорить, что мне может так повезти дважды, и Рико тоже меня не узнает. Я знал, что мне нужно было бежать, как только я услышал, что Эдгар Аллан переезжает в наш район, и узнал, кто они на самом деле, но Кевин предложил научить меня играть, как он, а Эндрю предложил мне свою защиту, и я слишком устал быть никем, чтобы сопротивляться шансу стать кем-то, даже всего на несколько месяцев. Конечно, я не рассчитывал на то, что Кевин заставит меня оказаться в центре внимания на шоу Кэти Фердинанд или на то, что Рико выяснит мою настоящую личность по отпечаткам пальцев, которые я оставил на стакане с водой. Но даже тогда, только на Банкете я понял, насколько я на самом деле ебанутый. Я думал, что худшее, что может случиться, это то, что Рико раскроет мою личность Кевину, но правда намного хуже. Мой отец не просто владел своей территорией, он был правой рукой Кенго Мориямы и главным исполнителем. Настоящая причина, по которой я был в Гнезде в тот день, заключалась в том, что Морияма не верят в семейственность, поэтому, даже если бы я хотел, я бы никогда не унаследовал от отца титул мясника или не стал бы служить вместо него, если бы он в чем-то провинился. День, когда я встретил Кевина и Рико, был моим прослушиванием в Вороны. Если бы я не соответствовал стандартам Тецудзи, мой отец был бы ответственен за мое убийство, но если бы мне это удалось, то я был бы подарком Морияма в качестве будущего финансового актива, как бы долго ни длилась моя профессиональная карьера. Моя мать не хотела рисковать тем, что я потерплю неудачу, поэтому она взяла меня и убежала, но деньги, которые она украла, принадлежали как Морияме, так и моему отцу. Рико считает меня своей утраченной собственностью так же, если не больше, чем Кевина, потому что я был бы отдан ему как часть его идеального Корта. Он не может сдать меня основной ветви своей семьи, но это не значит, что он не попытается помочь людям моего отца найти меня в наказание за неповиновение ему. Чего я изначально не понимал, так это того, что Рико — избалованный ребенок, который получает удовольствие от физических и психологических пыток. Он не думает как лидер, просто головорез. Ему наплевать, кому он причиняет боль или сколько планов на будущее он рушит, пока любой, кто встанет ему поперек или бросит вызов его мании величия, будет стоять на коленях у его ног и умолять его остановиться. Моего отца не интересовали извинения или второй шанс, его люди боялись и уважали его, потому что знали, что, если они сделают ошибку или бросят ему вызов, он не станет угрожать или мучить их семьи, он будет пытать их или забирать их жизнь. К счастью для нас, высокомерие Рико делает его небрежным, и основная ветвь не поддержит его, когда он станет скорее обузой, чем активом. Кенго не может знать, что Рико намеренно обходится его семье по крайней мере в десять миллионов долларов в год, а может быть, даже вдвое больше, в взносах, которые Кевин платил бы им на протяжении всей своей карьеры, как и любой другой актив экс-ворона. Тэцудзи, должно быть, отчаянно пытается вернуть Кевина в качестве тренера, чтобы он по-прежнему имел право на крупные финансовые сделки в будущем в качестве профессионального тренера или в качестве инструмента для расширения своего влияния за пределы тренировки одной команды в системе NCAA. — Вот почему ты сказал, что тебе уготована безымянная могила, не так ли? — спросил Аарон, пока Ваймак и Ники все еще ругались и паниковали соответственно, пытаясь осмыслить значимость того, что им сказали. Нил ожидал враждебности и гнева, но голос Аарона звучал устало и задумчиво. — Что из этого знал Эндрю, когда предлагал тебе свою защиту? — Я сказал ему, что мой отец был мальчиком на побегушких низшего ранга у Морияма и что он и моя мать были убиты за то, что украли у них деньги. Он думает, что я пустился в бега один после их смерти с деньгами, украденными моими родителями. Как только Рико переключил свое внимание на меня, Эндрю предостерег меня от вражды с ним, но сказал, что самым безопасным местом будет оставаться в центре внимания. Пока я удерживал внимание Кевина и привязывал его к Лисам, Эндрю защищал меня от Рико до мая. На этой неделе я впервые добровольно назвал кому-либо свое имя с тех пор, как мне исполнилось десять лет. — Уотерхаус подтвердил, что ты даешь показания для меня, — говорит Аарон, в его голосе снова появились вызывающие нотки. — Но как это возможно, если он все это знает? Ты же не можешь всерьез предполагать, что он представит тебя под суд под твоим настоящим именем? Если бы тебя убили буквально на свидетельской трибуне, это выглядело бы не очень хорошо. Нил фыркнул, впервые осознав, насколько похожими могут быть близнецы. Быть мудаком было явно в их природе, а не просто в их коллективном отсутствии заботы. — Уотерхаус был готов взять самоотвод и отказаться от всякой надежды, но я предложил ему альтернативу, которая, похоже, сделала его год лучше, чем испортила его. — О да, что это? — Я иду в ФБР, чтобы обменять свои показания против моего отца и его ближайшего окружения, чтобы они юридически изменили мою личность на Нила Джостена, чтобы я мог давать показания на твоем суде, и… — Нил запнулся, обращая внимание на Ваймака, который внимательно следил за их перепалкой. — Федералы попытаются взять меня под свою защиту. Все, о чем я прошу, это достаточно времени, чтобы быть свидетелем для Аарона и навсегда освободить Кевина от Рико и Тецудзи. Я знаю, что не могу ожидать, что вы позволите мне оставаться Лисом до тех пор, пока я уйду, прежде чем люди моего отца догонят меня, но мне просто... Мне нужно больше времени, Тренер, чтобы закончить то, что я начал. Мне нужно убедиться, что Аарон и Кевин будут в безопасности к тому времени, когда Эндрю вернется, чтобы защитить их. Я пообещал ему, что позабочусь о его семье. Затем я приму участие в Программе защиты свидетелей, если вы меня об этом попросите. — Что? Ни за что! Тренер, скажи ему, что он наш и что федералы не могут его заполучить! — настаивал Ники, хватая Ваймака за руку. — Все в порядке, — Нил пытался говорить ровным голосом, но не был уверен, что сможет, когда так отчаянно хотел умолять Ваймака позволить ему остаться. — Я не должен хотеть остаться, потому что это небезопасно для любого из вас, если я это сделаю. — Мы оставили Кевина, — запротестовал Ники, — почему мы не можем оставить Нила? — Это не то же самое, Ники. Я имел в виду то, что сказал тебе и Аарону: Уотерхаус пытается выиграть для меня как можно больше времени, но как только я начну давать показания против людей моего отца. Они либо объединятся с Морияма против меня, либо объединятся с конкурентами и начнут сражаться с ними, пытаясь завоевать благосклонность в отсутствии власти, так что никто ничего не сможет сделать, чтобы защитить меня. Кроме того, Эндрю пострадал, потому что он защищал Кевина и меня от Рико. Я не могу, я не буду просить его снова быть моим щитом, и я также не позволю Кевину, поэтому я убедил его помочь нам освободить его навсегда и убедиться, что Рико окажется за решеткой или умрет, если Кенго доберется до него первым. Он рассказал Уотерхаусу все, что мог, о Воронах и жизни в Гнезде, не упомянув Морияма. Если Тренер и Чак помогут нам убедить президента Эдгара Аллана провести внеплановую проверку, чтобы доказать, что Вороны не живут в том доме за пределами кампуса, и применяют жестокие наказания, то у него не будет другого выбора, кроме как действовать, и если это как раз вовремя, когда в прессу просочится информация о том, что Рико несет ответственность за травму Кевина, и что это будет стоить потерянного пожизненного заработка, а также неизбежного появления свидетелей против людей моего отца, тогда у основной ветви не будет иного выбора, кроме как оставаться в стороне, чтобы не допустить разоблачения всей их сети. — Это дерзкий и хороший план, но я думаю, что мы можем внести некоторые улучшения, — хрипло говорит Ваймак, поднимая руку, когда Ники, похоже, собирается возразить. — Во-первых, больше не будет разговоров о смерти. Ты ошибаешься, если думаешь, что кто-то из нас будет стоять в стороне и позволит тебе нести все это самому, Нил, мы собираемся помочь , нравится тебе это или нет, так что будет проще, если ты будешь соответствовать сейчас и перестанешь бороться с нами по этому поводу. Нил переводит взгляд с решительной свирепости Ваймака на торжествующее выражение лица Ники, затем на безучастное выражение лица Аарона и обращается с последним призывом, потому что он знает, что ему нельзя позволять оставаться, и остался только один человек, который мог бы согласиться. — Аарон, ты ведь понимаешь… — Останься. Это было одно-единственное тихое слово, и выражение лица Аарона не изменилось, но Нил почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.