If it means protecting you (I’ll pay my dues) // Если это означает защищать тебя (я заплачу свои долги)

      Аарон часами перебирал все кусочки воспоминаний об Эндрю, которые у него остались, с того момента, как Хиггинс перепутал их, до последнего момента, который он видел, как его укладывают на носилки скорой помощи. Это всегда была головоломка без картинки, которая могла бы его направить, но теперь он смотрит в дуло понимания того, что ни один из немногих кусочков, которые ему удавалось собрать вместе за эти годы, не подходит друг другу так, как это было пару недель назад. Труднее всего признаться самому себе в том, что, возможно, ему не следует относиться к своим собственным воспоминаниям как к неопровержимым фактам. Особенно к тем, что были между смертью его матери и тем, когда он, наконец, восстановился после ужасного испытания, связанного с очисткой с использованием жестоких методов Эндрю. Он всегда считал себя обладателем идеальной памяти, но это напомнило ему, что, хотя он, возможно, ничего и не забывает, он также не всезнающий, поэтому он все еще видит это только со своей точки зрения. Ему кажется, что он понятия не имеет, кто такой Эндрю и что им движет, и какой бы ни была страшна эта мысль, в глубине души это также облегчение, потому что это менее страшно, чем изображение монстра, у которого было такое же лицо, о котором все говорил, что он должен создавать.              Через несколько месяцев он впервые за много лет увидит Эндрю трезвым и у него будет шанс узнать его заново. На этот раз, единственное, что он обещает себе, это не тратить время впустую, желая, чтобы его давно потерянный близнец оказался кем-то другим.              Ники и Аарон сидят вдвоем в маленькой гостиной в доме Эбби, которую они объявили своей собственной на второе утро выходных Дня благодарения. Ваймак согласился, что Кевина можно подвезти и провести с ним день на стадионе, так что они не ждут его возвращения в течение нескольких часов, и они не видели Нила с начала выходных. Ники изо всех сил пытался убедить его остаться с ними, но Нил попросил покоя, и Аарону было легко поддержать это, когда он хотел того же для себя.              Нил много делает для них, но это не значит, что полюбить его так же просто, как щелкнуть выключателем. На каком-то уровне он может признать, что завидовал Кевину, Рене и Нилу за то, что они увидели ту сторону Эндрю, которую ему никогда не разрешали, но наличие названия для этого не облегчает с этим дело. Его инстинкт по-прежнему стремится доказать, насколько сильно его не волнует то, чего, как он знает, у него не может быть. Кейтлин называет это прогрессом, но это дерьмо с самосознанием утомляет, и он почти мечтает вернуться к тому, что было раньше, когда он мог просто злиться из-за этого, и никто не ожидал, что он спросит, почему это так.              Хотя обычно он предпочитает разговаривать с Кейтлин, а не с собственной семьей, это другое. Ему нравится, что она является воплощением нормальности. Ее семья похожа на рекламный флаер американской мечты с двумя детьми, домохозяйкой, которая печет яблочные пироги, добрым, но сосредоточенным на карьере отцом и настоящим домом с белым забором. Но это также означает, что разговоры с ней о его прошлом, о его семье, только заводят его дальше. Есть момент, когда она хочет, но просто не может этого даже представить. Она не может понять, как любить кого-то и быть избитым до синяков, не исключают друг друга, потому что бросить или получить помощь кажутся реальными вариантами для таких людей, как она, и она выросла, полагая, что физическое наказание детей категорически неправильно. Она не понимает, что для таких людей, как Эндрю, нет никаких преувеличений, когда они угрожают, и что иногда нужно обойти кого-то, а не противостоять ему напрямую. Но Ники, как бы сильно Аарон ни ненавидел слишком громкий и яркий образ гея, который он показывал с тех пор, как вернулся счастливым и влюбленным из Германии, тоже жил в темноте. Он знает, каково это, никогда не быть довольным и носить чужую власяницу, молясь Богу, который уже отказался от тебя.              Телевизор включен, но Аарон не уловил ни единого слова, и, судя по безучастному выражению его лица, он готов поспорить на семестровую стипендию, что Ники тоже. Они оба почти не разговаривали в последние дни, слишком поглощенные всем, что произошло с тех пор, как они решили навестить Лютера, чтобы быть в состоянии выразить словами даже элементарные вещи, не говоря уже о чем-то реальном. Эбби с удивительным пониманием отнеслась к их молчанию, но за завтраком Аарон понял, что хочет поговорить об этом. Это раздражающая и некомфортная мысль, но теперь, когда она была очевидна, она цепляется за него, как заусениц.              — Э… — Аарон делает паузу, чтобы убедиться, что Ники слушает, прежде чем начать снова. — Эндрю когда-нибудь говорил с тобой об аварии, в которой погибла мама? О том, что на самом деле произошло той ночью, когда он попросил меня заменить его на занятиях и почему? — спрашивает Аарон тихим голосом, но на этот раз не пропитанным гневом или горем, просто любопытством.              — О, ты знаешь, Эндрю, у него практически аллергия на серьезные разговоры, а мне нравится, когда вся моя кожа невредима, — машинально говорит Ники, а затем останавливается, бросая осторожный взгляд в сторону Аарона, как будто он собирается сказать что-то еще, но не знает, стоит ли.              — Я полагаю, что Нил тебе тоже что-то сказал? — спрашивает Аарон, вздыхая, но не с раздражением, а со смесью страха и покорности, на которые он не хочет обращать внимание.              — Ага, — фыркает Ники. — Он спросил меня: если Эндрю был готов убить четверых мужчин за то, что однажды они попытались выбить из меня гомосексуальность, тогда почему было «сумасшествием» то, что он убил женщину, когда у него были недвусмысленные доказательства того, что в настоящее время ты подвергался физически и химически насилию в дополнение к годам пренебрежения? — говорит Ники, повышая голос, и добавляет: — Он сказал, что по его мнению, проблема была не в том, что Эндрю ненавидел тебя, потому что твоя мать решила взять тебя. Он сказал, что Эндрю даже не признает, что тетя Тильда была его матерью, но Эндрю слишком заботился о тебе. Настолько сильно, что, когда увидел, что твоя мама причиняет тебе моральную и физическую боль, он решил, что должен остановить ее. Что, возможно, все это время он не понимал, почему ты хочешь защитить любую часть ее памяти или винишь его в том, что он освободил тебя от нее, и я не могу перестать думать об этом. Нил сказал, что Эндрю предупредил ее, что произойдет, если она не перестанет причинять тебе боль. Я полагаю, он пытался добиться своего рода обещания? Вот только она ему не поверила. Нил считает, что Эндрю пытался убедиться, что она не сможет отличить вас друг от друга, и часто менялся местами, пока готовилась авария, чтобы ей было легче причинить боль ему, а не тебе, но он всегда собирался выполнить свое обещание, как только понял, что она не намерена останавливаться. — Ники обрывается, выражение его лица настолько опустошенное, что Аарон не может смотреть на это и вынужден отвернуться.              — Он... Он сказал мне что-то похожее. Нил, я имею в виду. Но о том, что Кэсс была готова усыновить Эндрю и что он отказался от этого только для того, чтобы помешать Дрейку получить доступ ко мне. Он мог вынести свое насилие к себе, но мысль о том, что Дрейк причинит боль мне, близнецу, о котором он ничего не знал? Это было невыносимо для него. Он уже встречал меня однажды, — повторяет Аарон, его голос дрожит, когда он пытается переварить эту информацию, а не просто наотрез отрицать ее, как он сделал, когда Нил впервые предложил это. — Но если он так заботится о нас, что готов буквально убивать и страдать за нас, почему он ведет себя так, будто так сильно нас ненавидит?              — Я не знаю, — шепчет Ники, чувство вины и замешательства борется с разочарованием в себе и во вселенной за то, что они сделали это таким невыносимым. — Я не понимаю и ненавижу то, что я даже не осознавал этого в то время, но теперь я не могу перестать вспоминать случаи, когда он ставил наши потребности выше своих, но теперь, когда я смотрю, есть так много вещей, которые так поразительно очевидны.              — Что ты имеешь в виду? — мягко спрашивает Аарон, едва осмеливаясь озвучить вопрос, когда знает, что ответ, скорее всего, еще больше сдвинет его мир со своей оси.              — Ты знаешь, сколько предложений он получил от других колледжей, чтобы играть в их командах Экси? Я знаю только потому, что нашел их в мусоре, когда мы сюда переезжали.              Аарон покачал головой, он знал, что Эндрю отказал Эдгару Аллану, потому что это вызвало скандал, но он не знал, что были и другие.              — Пять! Пять школ, включая Университет Пенсильвании, Университет Южной Калифорнии и Эдгар Аллан, и он выстоял, потому что ни одна из других не захотела нас принять. Он бы не подписался, если бы мы все не могли уйти. Спорт, который он ненавидит, это привело бы тебя в медицину, а меня к лучшей работе, и... этот засранец обеспечивал нас все это время, и все же он никогда не говорил, что это было именно так.              Аарон открывает рот, но ничего не выходит. Он даже не уверен, что сказал бы, если бы мог. Ники даже не замечает, слишком погрузившись в собственные воспоминания.              — Эрик напомнил мне, что, когда я пытался обустроить дом в Колумбии и школы для вас, я все время жаловался ему, что Эндрю спрашивал только о тебе. То, что он постоянно проверял, есть ли у тебя вещи, из-за которых ты не выглядел бы приемным ребенком, и как он настаивал на том, чтобы мы держали тебя в чистоте любыми необходимыми средствами, потому что это был единственный способ попасть в медицинскую школу. Я был так сосредоточен на том факте, что большую часть времени он не разговаривал и не признавал ни одного из нас, и беспокоился о том, не сделало ли это меня плохим опекуном, что я просто покупал по две штуки из всего, что он предлагал, что я действительно не слушал его, или думал о том, почему, когда он говорил со мной, это всегда было о тебе.              Аарон провел шершавой рукой по волосам, дергая достаточно сильно, чтобы было больно, потому что он не знает, что со всем этим делать, но эта боль, по крайней мере, ему знакома. Он был так уверен, так уверен, что Эндрю ненавидел его и пытался сделать его жизнь невыносимой. Такое ощущение, что это слишком. Он чувствует, что его мир выходит из-под контроля, и на мгновение он ненавидит Эндрю за это, а затем ненавидит себя за то, что снова обвиняет Эндрю в своих проблемах. Его тошнит или он хочет выпить целую бутылку водки - а может, и то, и другое, - но он также не может заставить себя пошевелить ни единым мускулом. Потому что, с одной стороны, у него есть все, от чего отказался Эндрю, чтобы очистить его, а с другой, он признает, что между пылью и алкоголем он просто тянул за поводок, даже не пытаясь сделать трезвость долгосрочной возможностью, когда Эндрю больше не держит другой конец.              Аарон почти не проверяет, кто звонит, когда звенит его телефон. Кажется, что это не может быть важнее, чем происходящее сейчас, но затем он видит имя Уотерхауса и нерешительно отвечает.              — Эндрю? — спрашивает Аарон, прерывая приветствие собеседника.              — Он в безопасности. Судья вынес полдюжины запретительных ордеров по этому делу, так что нам удалось умолчать тот факт, что психиатр заключен под стражу за злоупотребление служебным положением на 48 часов. Доктор Добсон наблюдает за переездом Эндрю в новое учреждение сегодня. Она делает это, пока в Истхейвене переполох, так что никто не заметит, что она оставила пункт назначения пустым в каждой форме и указала судью, а не себя в качестве разрешающей стороны, чтобы это нельзя было отследить.              — Слава яйцам! — говорит Аарон, с облегчением откидываясь на диван.              — Что? Это кто? Что случилось? — спрашивает Ники, внезапно стоя рядом с Аароном, а не напротив него.              Аарон включает громкую связь и лишь наполовину слушает, как Уотерхаус повторяет свои слова, а Ники рядом с ним плачет от облегчения.              — … Предварительный суд.. — говорит Уотерхаус, вырывая Аарона из тумана облегчения и вины.              — Подождите! Вернитесь, что вы сказали о предварительном суде? — спрашивает Аарон.              — Я сказал, что вам нужно подготовиться, потому что у меня есть почти все, что нам нужно, и обвинение настаивает на скорейшей возможной дате досудебного слушания. Первое - в пятницу, поэтому он почти наверняка состоится во вторую неделю декабря. Офицер Хиггинс приехал с семьей Спир, и я лечу туда, чтобы встретиться с Кэсс Спир, как только мы легализуем личность Нила, чтобы он мог появиться на слушаниях. Я бы хотел, чтобы вы пошли со мной, Аарон, я правда думаю…              — Нет.              — Нет? — спрашивает Уотерхаус, и Аарон почти слышит, как резкость его ответа вызывает у него двоякое недоумение.              — Что бы она ни хотела сказать, это не должно касаться ни Ники, ни меня. Это… — Аарон делает паузу, пытаясь придумать, как объяснить. — Даже если это имеет отношение к моему делу, она все равно… Я не могу принять это от Эндрю. Он так много сделал, чтобы я никогда не встречался с ней, и я не буду, пока он не может контролировать то, что она мне говорит, поэтому я разрешаю вам действовать от моего имени и - если вам нужен кто-то, кто может дать совет от имени Эндрю, возьмите Нила.              — Вы ближайший родственник Эндрю, Аарон. Ники...              — Я тоже не поеду, — вмешивается Ники, — вам просто придется взять Нила.              — Но Нил не… — снова пытается Уотерхаус.              — Нил — единственная причина, по которой я перестал думать о своем брате как о монстре, который ненавидит меня, и начал видеть, как много он сделал для моей защиты с тех пор, как узнал, что я существую. Именно из-за него я пошел к Лютеру за ответами, и именно он понял, что Эндрю уже дважды подвергался опасности, когда никто другой этого не сделал, и, вероятно, оба раза спас ему жизнь. Так что да, может быть, это не так, как вы хотите, но как ближайший родственник Эндрю я прошу вас сначала обсудить все, что касается семьи Спир, с Нилом. Он понимает Эндрю и, что более важно, Эндрю слушает его, даже когда тот говорит то, что ему не нравится. Если из этой встречи и выйдет хоть что-то хорошее, Нил, вероятно, единственный живой человек, который действительно готов рискнуть своей жизнью и жить, чтобы рассказать историю, чтобы Эндрю признал это. Если нужно, посоветуйтесь с Добсон, но держу пари, она скажет вам то же самое.              — Хорошо, я пришлю бумаги об отказе, — фыркает Уотерхаус, звуча ошеломленным их решением, — но я хочу, чтобы вы знали, что это противоречит моему совету...              — Подмечено и проигнорировано, — беззаботно говорит Ники, вырывая у адвоката обиженный звук.              — Мне все равно нужно отвезти Нила в региональный офис для встречи с представителем ФБР, так что, думаю, мы можем совместить две поездки. Вы будете в порядке без него в течение нескольких дней? У меня складывается впечатление, что мистер Дэй довольно-таки зависим… — деликатно говорит Уотерхаус, от чего Аарон фыркает.              — Мы имеем дело с Кевином дольше, чем Нил! — Ники настаивает: — Я уверен, что совместно с Бетси, тренером и Эбби мы сможем справиться с любыми серьезными проблемами, с которыми нельзя справиться, приведя его на корт или…              — Возможно, будет лучше, если вы мне ничего не скажете, — перебивает Уотерхаус, прежде чем Ники успевает признать, что их основная стратегия борьбы с Кевином всегда заключалась в том, чтобы напоить несовершеннолетнего идиота достаточным количеством алкоголя, достаточным чтобы завалить лошадь. — Я перезвоню вам, как только все уладится и я узнаю расписание.              Когда они вешают трубку, уверенность Ники уменьшается, и ему приходится пару раз сглотнуть, прежде чем он сможет говорить.              — Я знаю, что хочу, чтобы все это было сделано до того, как Эндрю выйдет, но я слышал, что мы близки к тому, чтобы устроить настоящую встречу…              — Ага, — вздыхает Аарон, и они снова замолкают, каждый думает о том, что должно произойти, и боится этого по разным причинам.                     

~

                           — Я знаю, ты сказал, что хочешь отложить встречу со мной еще на несколько дней, чтобы у тебя было больше времени с Бетси, когда она вернется после встречи с Эндрю, но у меня есть две новости, которые не могут ждать. Если я пришлю машину, как скоро ты сможешь собрать чемодан на пару дней и будешь готов встретить водителя, который отвезет тебя к нам в офис? — спрашивает Уотерхаус без предисловия, когда Нил наконец отвечает на звонок через полтора часа.              — Э-э, — Нил смотрит на свою пропитанную потом одежду, прибавляет время на душ к тому, сколько времени ему понадобится, чтобы добежать до Лисьей Башни, и догадывается, — час?              — Я пришлю тебе номерной знак и фото водителя, не садись ни в какую другую машину, понятно?              — Хорошо, но…              — Я объясню, когда ты приедешь, — резко говорит Уотерхаус и вешает трубку, оставляя озадаченного Нила бежать обратно в Лисью Башню и собирать вещи.              Нил до сих пор не придумал, что сказать двоюродным братьям, Кевину или Ваймаку, к тому времени, когда он наполнит свою спортивную сумку. Странно, что одежда и вещи все еще наполняют его ящики, когда его сумка набита до отказа. На мгновение ему становится дурно при мысли о том, что придется выбросить остальное, но он собирается вернутся. Все это будет здесь, когда он вернется, напоминает он себе, делая неровные вдохи. Даже когда он успокоился, он несколько раз ходит туда-сюда, решая, взять ли ему папку или нет. В конце концов, он берет весь сейф и несет его с собой к передней части Лисьей Башни, чтобы дождаться водителя, решив оставить его у Уотерхауса в качестве меры предосторожности против кражи, а не потому, что он знает, что ФБР может его не отпустить.              К тому времени, когда он вспоминает проверить свой телефон, он уже на полпути к офису Уотерхауса, а Ваймак и Аарон уже написали ему СМС. Он читает каждое, но не удосуживается ответить. Он знает, что, сказав, что он в порядке или что все будет в порядке, они , скорее всего, разозлятся на оба варианта, но, не имея ничего другого, чтобы предложить им, он полагает, что может держать рот на замке только на этот раз.                            Ваймак:              Не беспокойся о Кевине или кузенах, просто сосредоточься на том, чтобы вернуться сюда к нашей игре первого числа. На этот раз не будь гребаным идиотом и позвони, если тебе нужно, чтобы мы приехали за тобой. Неважно, что ты на полпути к Антарктиде, просто позвони.              Аарон:              Я полагаюсь на тебя. Ты завалишь дело, я завалю тебя. И не выгляди как ебаный бомж.                     Офисы Уотерхауса - это своего рода старомодная показуха, о которой Нил только слышал, все из темного дерева и неудобные на вид стулья, обитые зеленой кожей, что больше походит на замок, чем на современный офис. Ковер под ногами такой мягкий, что Нил почти отшатывается от того, как глубоко его нога погружается в него, когда он выходит из лифта. Он направляется к гигантскому столу, за которым сидят два человека, оба тихо разговаривают в наушники, и мужчина в очках, прислонившийся к стойке позади них, который выпрямляется и улыбается, когда замечает Нила.              — Привет, добро пожаловать в Берк и Кэффри, чем я могу вам помочь?              — Я Нил Джостен, пришел увидеть Уотерхауса?              Улыбка мужчины меняется с вежливой на радостную, когда он слышит имя Нила. — Ой! Верно! Мы говорили по телефону. Я Стивен. Помощник юриста мистера Уотерхауса?              Нил не знает, что ему делать с таким уровнем энтузиазма, поэтому просто кивает и ждет.              — В любом случае, вы выглядите подавленным, — говорит Стивен, очевидно, не испугавшись его отсутствия ответа. — Могу ли я положить что-нибудь из этого в надежное хранилище для вас на время вашего визита?              — Только это, — говорит Нил, поднимая сейф так, чтобы он не закрывался столом, — я оставлю спортивную сумку при себе.              — О, ах. — Стивен делает двойной дубль, когда понимает, что держит Нил, но быстро приходит в себя. — Конечно. У меня никогда не было никого, кто бы носил с собой собственный сейф, но я обещаю, что в хранилище для него найдется достаточно места. Могу я вызвать охрану подняться и забрать его или мне следует проводить вас туда?              — Не могли бы вы просто указать мне направление? — Нил спрашивает: — это не может быть так уж трудно найти.              Стивен смеется: — О, нет, у нас не может быть такого. Мы в Берк и Кэффри гордимся тем, что предоставляем первоклассные юридические услуги. — Он подмигивает, как будто они обмениваются шутками, что Нилу кажется странным, но он все еще говорит, так что пропускает это мимо ушей. — Я просто дам Джейсу знать, куда мы направляемся, и затем мы все уладим.              — Джейс? — спрашивает Нил, обращая внимание на незнакомое имя.              — Господин Джейсон Уотерхаус. Я знаю, легко забыть, что у них такие же имена, как и у всех нас, но он вполне человек, я обещаю.              — Хорошо, — говорит Нил, пожимая плечами, и отворачивается, чтобы подождать, пока будут сделаны телефонные звонки, больше заинтересованный в том, чтобы обнаружить ловко замаскированный аварийный выход на лестничную клетку, чем в любой из картин маслом в золотых рамах, которые, как он подозревает, дороги и легко узнаваемы как таковые. Он ненавидит такие места, где есть только один запасной выход. По крайней мере, у него был большой опыт бега по лестнице между тренировками, так что это, по крайней мере, не замедлило бы его.              — Все готово! — говорит Стивен, указывая ему на лифты, которые открываются с неожиданно приглушенным звоном. Они стоят бок о бок, пока он плавно приходит в движение, не разговаривая, но Нил чувствует взгляд другого мужчины.              Нил следит за направлением его взгляда на свои бицепсы и защищается: — На самом деле он не такой уж и тяжелый.              — Может быть, не для того, кто тренируется так часто, как вы, но я уверен, что к настоящему времени я бы искал кого-то другого, кто бы нес его за меня. — Стивен говорит, наклоняясь к Нилу: — Это Экси, не так ли, вид спорта, которым вы занимаетесь? Я никогда не видел игру вживую, так ли она жестока, как выглядит по телевизору?              Нил не уверен на 100%, что интерес другого мужчины искренен, но он использует предоставленную ему возможность и направляет разговор по знакомому пути. Ему удается поддерживать непрерывный поток вопросов и ответов вплоть до хранилища, которые Стивен снова задает сразу после того, как мучение встречи с охраной и передачи своего сейфа завершено. Он даже поддерживает его до тех пор, пока они, наконец, не вернутся к двери офиса Уотерхауса.              Офис выполнен в том же стиле, что и вестибюль. Здесь целые стены старых на вид книг в кожаных переплетах, некоторые из которых толще бедер Нила, а другие выглядят так, будто старше самого времени. Это сбивает с толку, но Нилу требуется минута, чтобы понять, почему он чувствует себя так неловко из-за всего этого. Здесь ему негде спрятаться. Не только буквально отсутствие укрытий размером с человека, но, что более важно, он не может слиться с фоном. Его одежда, его волосы, его манеры и акцент - все в нем говорит о том, что он здесь не вписывается и никогда не впишется. С таким же успехом он может стоять под гигантским прожектором, и от этого ему хочется бежать.                     — Я знаю, что обещал дать тебе столько из 28 дней, сколько смогу, чтобы ты мог чтобы поставить своих уток в ряд, прежде чем мы отправимся в ФБР, но команда помощников юристов, которая начала проверять судебные протоколы, сделала неприятное открытие. Твоего отца ждет условно-досрочное освобождение в марте, и на улице ходят неофициальные слухи, что ФБР настаивает на досрочном освобождении в надежде, что он покажет свою силу и раскроет себя и свое ближайшее окружение.              — Что… что это значит для меня? — спрашивает Нил, его сердце колотится в груди, когда он размышляет о том факте, что они, возможно, уже слишком поздно, чтобы помешать его отцу выйти, прежде чем он даст показания. Это снизило бы его ожидаемую продолжительность жизни до нуля и включило его в список тех, кто просто ждет пулю, чтобы скрепить сделку.              — Это значит, что я должен доставить тебя в офис ФБР, как можно быстрее. Мы не можем позволить себе ждать, если федералы сделают какую-нибудь глупость, например, попытаются перенести дату слушания. Я думаю, мы можем убедить их отложить все планы по досрочному освобождению, но мы не узнаем, пока не доберемся туда и не начнем переговоры, сколько возможностей у них есть, чтобы оставить его за решеткой на весь срок. Стивен разговаривал с ними по телефону половину выходных, пытаясь назначить встречу для тебя и выторговать какие-нибудь полуприличные условия относительно того, когда и как мы это сделаем. Далее балтиморская команда отправится в офис в Ричмонде. Так что, похоже, у нас нет другого выбора, кроме как встретиться с ними там, если только ты не скажешь мне, что хочешь поехать в Мэриленд, и в этом случае мой совет будет заключаться в том, чтобы принять предложение Ричмонда.              — Поэтому ты сказал собрать сумку?              — Ага, — вздыхает Уотерхаус, — как только они услышали упоминание о потенциальном свидетеле, они начали донимать нас, чтобы заманить тебя. Добавь к этому, что твой тренер дышит мне в затылок, говоря, что ты вернешься к первому декабря, и потенциальное условно-досрочное освобождение твоего отца, что ж, имеет смысл отправиться в путь, как только мы здесь закончим. Проблема в том, что это означает, что у нас есть только семь часов в пути плюс любое время, которое мы не потратим на сон, чтобы придумать стратегию, которая должна была занять у команды как минимум неделю.              — Думаю, тогда нам лучше отправиться в путь, — говорит Нил, собираясь встать.              — Это еще не все, что произошло, — говорит Уотерхаус, жестом приглашая Нила вернуться в кресло. — Еще одна причина, по которой нам нужно поторопиться, заключается в том, что мы получили необходимые доказательства того, что Дрейк действовал не один. Мне нужно вылететь в Калифорнию, чтобы проверить это и посмотреть, есть ли там что-то еще, что мы можем использовать, но это означает, что у нас достаточно времени, чтобы назначить дату досудебного слушания, и то, которое нам предложили, назначено на вторую неделю декабря, так что нам нужно решить проблему с твоей личностью, чтобы мы могли зарегистрировать ее до того, как кто-то другой перехватит ее, иначе мы можем не получить ее до нового года из-за риска возвращения Эндрю.              — Итак, нам действительно нужно отправиться в путь, — говорит Нил, вставая и подходя к книжному стеллажу. — Что мы ждем?              — Кэсс Спир обратилась ко мне, — говорит Уотерхаус, продолжая дальше, когда Нил инстинктивно протестует, что он не тот человек, чтобы говорить. — Я пытался поговорить об этом с Аароном и Ники как с официальным ближайшим родственником Эндрю, но Аарон был непреклонен в том, что Эндрю не хотел бы, чтобы я обсуждал что-либо об этом ни с одним из них, и что по закону нам все еще не разрешено иметь прямой контакт с Эндрю, пока он не закончит лечение, а это не может ждать еще месяц или, может быть, два. Я напомнил Аарону, что это может иметь отношение и к его суду, но он настоял, чтобы я передал тебе все, что связано с семьей Спир, и ты мог бы действовать как посредник в отношении того, как много будет рассказано остальным, пока Эндрю не вернется. Доктор Добсон, как его сторонник и терапевт, рассмотрела запрос и согласилась с тем, что это выходит за рамки того, что ей разрешено обсуждать с ним в настоящее время.              Нил вздыхает, он благодарен за то, что его отношения с Бетси и кузенами значительно улучшились за время отсутствия Эндрю, но это тоже проблема. Их подозрения, кажется, множатся с каждым днем, и он понятия не имеет, как донести до них, что он имел в виду именно это, когда сказал, что Эндрю терпит его в лучшем случае. На прямой вопрос он уверен, что Эндрю скажет им, что ненавидит Нила, и серьезно. Нил знает об Эндрю больше, чем все остальные, только потому, что он был достаточно отчаянным, чтобы узнать, как он контактирует. Он был готов играть по правилам игры правды Эндрю, и, что наиболее важно, у него было достаточно секретов, чтобы удерживать интерес Эндрю достаточно долго, чтобы узнать ответы, о которых он спрашивал. Но в то же время он яростно благодарен за то, что Аарон за несколько коротких недель зашел достаточно далеко, чтобы понять, как сильно Эндрю будет ненавидеть его и Ники, узнавшего все его секреты в его отсутствие. По крайней мере, те, что они узнали от Лютера, появились в результате слов, которые сам Эндрю произнес в их присутствии. В то время у него было сотрясение мозга, но Нил знает, что Эндрю, скорее всего, посчитает, что рассказал им достаточно, чтобы они могли пойти и выяснить остальное в его отсутствие, если захотят. Все, что скажет Кэсс Спир, скорее всего, будет новым и предназначенным только для Эндрю. Нил не хочет, чтобы на него возлагалась ответственность за попытку действовать от имени Эндрю, но в то же время в его нутре что-то незнакомое подсказывает ему, что он не может вынести мысли о том, чтобы доверить задачу защиты секретов Эндрю какому-либо другому человеку.              — Ладно, — наконец говорит Нил, — что она сказала?              — Ты когда-нибудь встречался или разговаривал с ней? — спрашивает Уотерхаус, и этот вопрос застает Нила врасплох из-за неожиданной смены направления.              — Нет. Я знаю, что она была важна для Эндрю, но я знаю только то, что рассказал мне Эндрю, и то, в чем, по словам Аарона, признался Лютер.              — Она… — Уотерхаус делает паузу, проводя рукой по волосам с нехарактерным волнением. — На самом деле она немного напоминает мне тебя тем, как она все еще держится — все еще заботится о людях, несмотря на то, что ее мир рушится вокруг нее. Я не могу себе представить, каково это, узнать, что сын, которым ты так гордишься, был таким безнравственным или что дети, которых ты пригласил в свой дом с целью заботы о них, так сильно пострадали от кого-то, кому ты доверял. Такие вещи ломают большинство людей. Или, по крайней мере, лишает их возможности встретиться лицом к лицу с пострадавшими людьми и признать, что они должны были сделать больше для их защиты. Она пытается исправить ошибки, допущенные во время ее работы, начиная с Эндрю.              — Кэсс хочет встретиться с Эндрю? — догадывается Нил, его разум пытается сопоставить условную вероятность того, что у нее все еще есть сила причинить ему боль, с шансом, что она действительно может оказать положительное влияние.              — Нет, или, по крайней мере, не совсем так.              — Что это значит?! Конечно, это вопрос типа «да» или «нет». — рявкает Нил, его гнев вспыхивает от дерьмового ответа, который ему дали.              — Ты позволишь мне объяснить или будешь перебивать меня при каждой возможности? Это сложно, и я не могу начать давать тебе советы по возможным вариантам, не рассказав тебе в полной мере то, что она сказала и предложила.              Нил заставляет себя сделать ровный вдох, желая оставаться на месте. Он подавляет ощущение шрамов Эндрю под кончиками пальцев и делает все возможное, чтобы уменьшить громкость своего страха перед тем, что отказ от Кэсс может сделать с уже повторно травмированным и только недавно протрезвевшим Эндрю. Он думает о Ники, настаивающем на том, что иметь людей, которые заботятся о тебе, важно, и знает, что обязан Эндрю хотя бы выслушать ее.              — У тебя остался тот чай, который ты пил в прошлый раз? — спрашивает Нил, пересекая комнату и опускаясь на один из стульев, стоящих рядом с письменным столом Уотерхауса. Он по-прежнему не слишком любит пить горячие напитки, на сеансах Бетси он узнал, как приятно держать в руках что-то теплое, и знает, что обудет благодарен за это, когда услышит все, что хотела сказать Кэсс. Когда они оба наконец устроились, Уотерхаус начинается.              — Кэсс Спир звонила в наш офис на прошлой неделе. Когда офицер Хиггинс связался с ней, как мы и договорились, чтобы сказать, что Служба по делам детей закрывает расследование, чтобы определить, насиловал ли Дрейк кого-либо из семи детей, которые были усыновлены семьей Спир, из-за его смерти, она хотела знать, может ли она что-нибудь сделать, чтобы хотя бы помочь Эндрю, учитывая, что доказательств того, что ее сын изнасиловал его, было более чем достаточно, даже если суды не будут рассматривать остальные дела. Она согласилась на официальное собеседование и отказалась от своих прав на законного представителя. Офицер Хиггинс во время допроса спросил ее, контактировала ли она с Лютером Хеммиком. Она подтвердила, что, хотя Лютер объяснил, по общему мнению, от имени Эндрю, что он должен быть усыновлен Тильдой, но никогда не рассказывал Касс или Ричарду об обвинениях Эндрю против Дрейка и не обращался с какой-либо просьбой к ней или агенту по усыновлению, чтобы гарантировать, чтобы убедиться, что они никогда больше не будут приемными родителями. Однако Лютер просил, чтобы никто из семьи Спир никогда больше не связывался с Эндрю, сославшись на его проблемы с психическим здоровьем и его желание продолжить свою жизнь как часть своей настоящей семьи в качестве причины полного расставания. Она говорит, что он зашел так далеко, что настоял на том, чтобы она не вела никаких записей о новом имени Эндрю, и попросил ее передать ему письмо, которое она получила от Аарона, хотя это был старый адрес. Факт, который Касс знала, потому что она попыталась снова написать Аарону, когда не получила от него ответа о приговоре Эндрю, но ей вернули письмо, в котором говорилось, что они больше не живут по этому адресу, и адрес для пересылки не был указан. В ходе этого допроса стало очевидно, что Лютер никогда больше не связывался с семьей Спир, и, насколько Касс могла вспомнить, Дрейк никогда не спрашивал ее, какова новая фамилия Эндрю. Она изо всех сил старалась забыть об этом, думая, что уважает желание Эндрю. Однако во время этой встречи она вспомнила, что получила два разных телефонных звонка, которые могли иметь отношение к нашему делу.       Первый был в начале сентября, когда кто-то представился работником Службы по делам детей и попросил ее подтвердить данные о детях, которых она усыновила, — предложил список из как минимум дюжины имен и попросил ее подтвердить, какие из них находились на ее попечении. Она была достаточно мудра, чтобы понять, что это необычный вопрос, и настаивала, что будет говорить только со старшим социальным работником, которого знала по имени. Она сообщила о звонке в Службу по делам детей, которая отрицала, что когда-либо подавала такой запрос, и пообещала провести расследование, когда она сказала им, что в списке, который они прочитали, она узнала как минимум четыре имени, включая имя Эндрю. Второй звонок поступил меньше месяца назад от неизвестного, который пытался связаться с Дрейком и утверждал, что потерял его номер. Поскольку она не узнала имя ни одного из друзей Дрейка, она предложила им связаться с жилищным управлением морской пехоты, где они могли бы оставить сообщение, и Дрейк мог бы перезвонить им. Когда офицер Хиггинс спросил ее, не хочет ли она добровольно предоставить записи своих телефонных разговоров, чтобы они могли расследовать происхождение звонков, она немедленно согласилась и предложила позвонить в жилищное управление на месте, чтобы попросить их сотрудничать с любыми вопросами, касающимися телефонных звонков, писем или сообщений, оставленных Дрейку до или после его смерти. Учитывая, что она была такой отзывчивой, офицер Хиггинс порекомендовал ей связаться со мной напрямую и предложить свою помощь, так как он думал, что это может ускорить процесс. Она позвонила в мой офис еще до того, как вышла из полицейского участка, чтобы попросить о встрече. Дело в том, что она утверждает, что никогда не переставала думать об Эндрю как о своем сыне, несмотря на неудачное усыновление. Она говорит, что хочет справедливости для Эндрю, и как ближайший родственник и душеприказчик Дрейка предлагает нам беспрецедентный доступ к его имуществу, чтобы помочь с нашим делом. Она уже предоставила цифровой доступ к его телефону, электронной почте и финансовым отчетам. Она также предлагает доступ к его физическому имуществу и печатным записям, чтобы узнать, смогут ли офицер Хиггинс или наши следователи найти какие-либо дополнительные доказательства, подтверждающие, что кто-то помогал ему и личности этого человека или людей. Я готовился вылететь, чтобы встретиться с Хиггинсом, чтобы просмотреть то, что он нашел, и я планировал встретиться с Кэсс, пока я буду там, чтобы подготовить серию показаний под присягой о ее встречах с Лютером до суда. Когда мы разговаривали вчера, она спросила меня, могу ли я попросить у Эндрю или его семьи разрешения рассказать ей какую-либо часть того, что случилось с ним, пока он жил с ними, когда я навещу ее. Она ясно дала понять, что это не условие ее помощи, но мой совет: было бы любезно предложить ей что-нибудь, чтобы она не только услышала это в день суда, но и имела возможность погоревать наедине. Она также рассказала мне, что все эти годы сохранила его фонд на колледж, надеясь, что однажды, когда Эндрю, наконец, будет в безопасности в своей новой семье, он свяжется с ней, чтобы на этот раз она могла предложить ему это без каких-либо обязательств. Она считала, что в прошлый раз он отверг его только потому, что оно было связано с несправедливыми условиями усыновления, и не осознавала своей ошибки до тех пор, пока не пообещала Лютеру не связываться с Эндрю или его семьей. Теперь, когда она знает, что это не та причина, по которой он отказался от их предложения об усыновлении, она хочет снова предложить его ему вместе с вещами, которое он оставил в своей спальне, когда ему вынесли приговор, от которых Лютер отказался, когда Касс предложил их ему. Все это время они лежали в коробках у нее на чердаке.              — Ты хочешь, чтобы я решил, что ты можешь ей сказать, — догадывается Нил, ошеломленный мыслью о том, что Эндрю, возможно, не так уж и ошибался, когда любил эту женщину.              — Вообще-то, я хочу взять тебя с собой, когда буду навещать ее.              — Почему?              — В первую очередь потому, что это позволяет гораздо более тонко разграничить то, что ей говорят, а что нет, особенно в ответ на любые вопросы, которые у нее могут возникнуть. Во-вторых, потому что, хотя я знаю, что Эндрю рассказал Лютеру о жизни со Спирами, которая была сосредоточена на попытке заставить его помешать усыновлению, я подозреваю, что Эндрю, возможно, рассказал тебе причины, по которым он когда-либо рассматривал возможность принятия этого, и что Кэсс хотела бы знать больше всего на свете. Я также знаю от Аарона, что он понял, что ты понимаешь мотивы Эндрю лучше, чем кто-либо другой в его жизни. Я сомневаюсь, что он сказал тебе это, но то, что ты сказали Аарону той ночью в Колумбии, побудило его противостоять Лютеру и потребовать всей правды. Из-за этого Эндрю, скорее всего, получит заслуженную справедливость. Решишь ли ты поделиться какой-либо информацией с Кэсс, решать тебе, но... Я знаю Эндрю долгое время. Я убежден, что, хотя его методы проявления привязанности и симпатии часто неприемлемы в обществе, они не менее действенны.       Я всегда считал, что есть только два возможных оправдания тому, почему любой человек может сразиться с четырьмя огромными мужчинами, которые уже избивают другого человека. Либо этот человек больше ценил жизнь избитого, чем свою собственную, либо он заблуждался относительно своих способностей сражаться и верил, что не пострадает. Эндрю многогранен, но я считаю, что его способность оценивать свои собственные возможности в умственном или физическом бою - одна из его многочисленных сильных сторон. Это оставило меня с гипотезой, что он, должно быть, любит Никки гораздо больше, чем он мог продемонстрировать словами или действиями. Аарон говорит, что именно благодаря тебе он понял, что Эндрю, несмотря на то, что он годами отказывался с ним разговаривать, на самом деле заботится о нем больше, чем о себе. Я не думаю, что Аарон еще не осознал, как мало Эндрю ценит свою жизнь, но, тем не менее, это то откровение, которое обычно требует многих лет терапии, но ты, кажется, достиг его за пару недель без малейшего официального обучения или даже какой-либо самостоятельной терапии, на которой можно основывать свои методы. Должен признаться, я очарован словами Аарона о том, что Эндрю готов не только слушать тебя, но и отвечать, когда ты его о чем-то спрашиваешь. Тот Эндрю, которого я знал все эти годы, ни в чем не участвует, даже в вынесении приговора, несмотря на то, что это могло бы резко смягчить его наказание, если бы он был готов ослабить этот железный контроль настолько, чтобы сотрудничать с процессом. Аарон также сказал, что если Кэсс расскажет кому-то что-то, что Эндрю должен услышать — особенно если это, вероятно, будет что-то, что на первый взгляд Эндрю обычно отвергнет, — ты можешь быть единственным человеком, которому он позволит попросить его выслушать.              Нил сжимает кружку в ладонях, наслаждаясь почти слишком горячим ощущением ее на своих ладонях. Он мог сказать нет. Он мог бы настаивать на том, чтобы она подождала, пока Эндрю будет готов поговорить с ней, даже если это никогда не произойдет. Но затем он думает об Аароне, обо всем, что осталось недосказанным между ним и его матерью, и задается вопросом, может быть, даже если ответы ужасны, лучше знать, чем воображать. Потому что Нил не солгал Аарону, когда сказал ему, что, по его мнению, Кэсс будет ненавидеть Эндрю и не сможет смотреть на него, потому что он стал причиной смерти ее сына. Мысль о том, что Эндрю более оптимистичен в отношении кого-то, кто заботится о нем, чем Нил, почти смехотворна, поэтому, не встретившись с ней, как он мог хотя бы начать убеждать Эндрю подумать об этом? Кроме того, он торгует каждым своим секретом в этом расследовании, так что это означает, что у него не будет ничего, что он мог бы обменять на внимание Эндрю к трудным темам, так что это может быть последнее, на что он когда-либо пойдет.              — Ладно, я пойду, — наконец произносит Нил, и слова на вкус как надежда, обернутая в кощунство на его языке.