Каникулы в Петербурге

Тихон взял в руки мой телефон, начал что-то делать, предварительно взяв палец правой руки и разблокировав экран. - Тебе туда? – спросил он, указав на адрес квартиры. - Да. - Ну и цены, конечно. - Мне не жалко, - голос скакал по октавам от сильного испуга. Он ухмыльнулся, вальяжно возвращая телефон ко мне в руки. - Доеду с тобой, а то вдруг опять что-нибудь случится. Слава богу, что мое пьянство развязало язык. - Спасибо, что помог. Опять. - Не мог же я пройти мимо такого безобразия. - Никогда не знаешь, что в голове у людей. Вроде как, наш разговор не сильно предполагал продолжения. Я была уверена, что все закончится не так.   - Многие бы заступились, я уверен. Просто мне было ближе идти. - Однако кроме тебя больше никто не подошел. - Я, кстати, частенько его в этом районе вижу. Псих. - Он представился программистом РАН, а она в Москве. - Тогда я - сантехник. - Еще ни разу не видела таких улыбчивых сантехников. - Очень стереотипно думать о сантехниках, что они выпивают и, обычно, в возрасте. - Очень стереотипно думать о программистах РАН, что они не могут работать дистанционно. - Один один. Из штанов появилась пачка сигарет, после чего одна из них загорелась около его губ. Я лишь изредка смотрела в лицо, боясь показаться хоть немного заинтересованной столь прекрасным мужчиной. Никак не могла стать мишенью во второй раз за вечер. Хотя, не уверена, что такое было в его планах. Куда-то совсем не в ту сторону пошла, соберись, наконец. - Кстати, меня Юля зовут.  - Тихон. Приятно познакомиться. Он протянул свою руку, которую я непременно пожала. - Все еще приятно, после всех моих проколов? - Успокойся уже. Сигарета, зажатая между указательным и средним пальцами, медленно опустилась с выпрямленной рукой, после чего из его груди медленно вылетел дым, растворяясь в черном небе. - Я с театра возвращался, думал поздороваться со знакомым, - продолжил Тихон. – Как только зашел, увидел этого чудака, думаю: «Девчонке капут». Может, если я кого уберегу, Бог меня убережет. - А что ты в театре делал? - Я там работаю. Репетировали постановку, в четверг уже играть. - Классно. А мне как-то не заходит театр, хоть там очень красиво, больше кино люблю. - Все субъективно. Кино тоже люблю, и сторона зрителя привлекает; но не для фильмов, где ты снимаешься. В процессе никак не узнать, чего ты там наворотил, и сидишь потом, смотришь, думаешь: «Емае, и теперь это увидит столько человек, какой ужас». В театре можно хотя бы работу над ошибками делать. - Разве есть возможность совершать ошибки в ходе действа? Окей, возможно, ты супер крут и выкрутился, но в голове осознаешь, что все идет не так, загоняешься, и стресс по накатанной, и все равно не комфортно. - Нет, Юль, нет. Никто этих ошибок не видит, кроме состава и режиссера, и все, включая зрителей, только если заметят, не вспомнят об этом спустя секунд 30 после прокола. - Ругают за такое? - Сам себя ругаешь за такое больше, чем кто-либо, а сверху – изредка. - Меня за ошибки могут просто швырнуть за дверь. Большая ответственность. - Бомбы делаешь что ли? - Если бы. Через мои руки проходят продукты на соответствие нормам, если я навру, то кто-нибудь может умереть. - И что же ты делаешь, чтобы держать все под контролем? - Перепроверяю все по нескольку раз. - Что ж ты тогда не проверила пакет несколько раз, перед тем как уйти из магазина. - В период отпуска предпочитаю расслабляться и никому ничего не доказывать. - Так вот почему во вторник ты в баре. Поздравляю. - Ох, было бы с чем. Классно, конечно, хотя бы две недели не видеть всего этого, но все равно туда придется возвращаться. - Тебе не нравится? - Нет, мне очень нравится, просто это тяжеловато бывает. Он бросил окурок на тротуар, размазав кроссовкой остатки тлеющего пепла, и с каким-то выискивающим взглядом гордо возвысился над моей головой. - Тяжелая работа хорошо оплачивается. - Только если начальство щедрое. - И если самоуважение не лежит на дне. Напротив нас затормозила машина. - Наша карета? Я достала телефон и сверила цифры. Одобрительно кивнув, Тихон слегка подтолкнул меня вперед, открыл заднюю дверь и аккуратно усадил, сам сев вперед. Все казалось сном. Добрым, бесконечным, из которого не хотелось просыпаться. Огни города притуплялись через тонированное стекло, одно красивое здание сменялось другим под ровный ритм пролетающих мимо фонарей. Звук от тихих прикосновений шин и асфальта вводил в транс, создавал холодный шум, отчего по телу проносились мурашки. А еще более непонятно было то, с какой силой нас с Тихоном сталкивает судьба лбами. О таком читала только в книжках и видела в кино, но никогда не верила, хоть очень и хотелось. И все попытки не влюбляться разбиваются о его стойкую справедливость по отношению к миру. Таких людей, будто, больше нет, по крайней мере в том месте, где я живу. Мне искренне хотелось влюбиться, но не здесь. Наши вселенные параллельны, взгляды не сходятся, но нет объяснения тому, как мажет даже от одного взгляда на кудряшки. Мне не хотелось его расстраивать, хотя никаких надежд и не было подано, и все же перед тем, как он открыл дверь в подъезд, очень хотелось рассказать, что не смогла бы так часто случайно пересекаться. Но его глаза, девочки, улыбка. Я просто не смогла. Таких чувств не испытывала давно. Хотелось просто пожить здесь и сейчас, никуда не торопясь, не контролируя себя, и не задумываться о последствиях. Мы не пообещали друг другу встретиться еще, не обменялись номерами, а просто разошлись в разные стороны, по домам, тихо попрощавшись. На следующий день ненависть к самой себе возросла многократно. Во-первых, я осознала, что случилось. Синяк на запястье помог вспомнить о том, насколько плохо пить одной в незнакомом городе. Во-вторых, я прекрасно понимала, что завтра мне надо на экскурсию, и что надо ее слушать, а не спать в автобусе, слушая вокруг фразу «В Питере – пить» в наказание. И в-третьих, самое главное, Тихона нельзя было отпускать просто так. Если мне очень сильно хочется изменений, то почему я не позволяю им случиться. Среди Екатерининского дворца я ходила с кислой миной, пока один из согруппников не предложил станцевать вальс в Большом зале. Слегка освежив память с выпускного вечера, смогла не упасть в грязь лицом. Настроение начало улучшаться. Я трогала все, что можно было трогать, ведь до сих пор эта поездка казалась сном. Похмелье медленно отошло к обеду, когда мы все вместе присели за столики в кафе на территории парка. Достала полароид, чтобы запечатлеть очень странно-красивого цвета суп, на что пришло предложение от экскурсовода запечатлеть меня с этим супом. Согласившись, я еле вспомнила как улыбаться, зная, что эту фотографию все равно выкину. Ничего на ней приятного душе нет. А вот ландшафт вокруг – прелесть. Единственное, уже начало осени, некоторые деревья контрастируют с идеально зеленым газоном, что очень напоминало ситуацию, в которой я находилась.