Каникулы в Петербурге

- Ох, Юлия Сергеевна, светитесь как светлячок в траве. Отпуск пошел на пользу. - Ну, не знаю, закончился больничным. - Как там, кстати, Петербург? Стоит в своем печальном сером камне? - Не только в сером, но еще и в цветном. На Финский залив ездила, красотища невероятная. Дух захватывает. - А чего ты на больничном была, кстати? - Да так, холодно было в последний день там, плюс бабулька рядом в поезде так кашляла, думала следующей остановкой будет туберкулезный диспансер. - Да, ужас. Ну что, тогда вливайся. Стажеры тебе оставили результаты исследований, заноси потихоньку, хоть там уже ждут их порядка двух недель. Но, все же, не торопись. Компания серьезная, всё циферка к циферке должно быть. - Хорошо, Анастасия Павловна, будет сделано как всегда – по высшему разряду. Со мной еще много кто разговаривал в тот день: и начальство, и коллеги. Буквально через день, как я начала пить курс антидепрессантов, начали появляться силы. Я спокойно занималась своими делами, делая достаточные перерывы, чтобы просто спокойно подышать, но это было небом и землей по сравнению с тем, что происходило на протяжении нескольких прошедших недель. Конечно, концентрация внимания все еще оставалась на плохом уровне, но так воодушевлял факт того, что нужно двигаться дальше, несмотря на свою большую тоску по странной недели. С Надеждой Викторовной мы встречались раз в неделю. После второго сеанса, когда она, наконец, получила микродозу моего доверия, я перестала сопротивляться. Общались практически на равных, постепенно раскручивая дурацкий клубок всех этих проблем, которые скрывались под маской «и так пройдет». Иногда бросало в состояние анабиоза, когда всплывали очень яркие моменты жизни. Особенно странным был момент перепроживания огромной ссоры родителей за пару месяцев до развода. Дверь на кухню была приоткрыта, в ней стояло полупрозрачное стекло. Мне было 13 лет, и уже начинался тот самый переходный возраст, когда мир буквально сжимал на шее свои когтистые лапы, обнажая раны непринятия себя, как личности, тая обиды из-за маленьких бытовых несостыковок во взглядах отцов и детей. Папа силой схватил маму за лямку домашнего сарафана, высказывая уничижительные слова в ее сторону. Она пыталась немного отпрянуть, но сила превозмогала ее возможности. Я пряталась за стеклом, даже не знаю почему. Мне, наверно, просто было интересно. Никогда такого не видела, хоть было страшновато. В какой-то момент, чтобы сделать эмоции осязаемыми, он взял чайную ложку из чашки с кофе, швырнул ее в сторону кухонного гарнитура. Она так удачно упала, что отлетела рикошетом в сторону двери и выбила стекло. Маленькие осколки посыпались прямо на руки. Повезло, что стекло было каленым, поэтому ничего, кроме страха и непонимания, не испытала. Может, именно в тот момент я поняла, что интересоваться чем-то, что никак тебя не касается, опасно. Тайны могут стать травмами, от которых, конечно, всегда лучше убегать. Поэтому, когда мне на почту пришло письмо с билетом в театр, я сначала искренне радовалась, а потом упала в легкую панику, которую прикрывала эйфория. Было опасно ввязываться в дела, в которых ничего не понимаю, боялась ошибиться и сделать что-то не так. Поэтому сейчас, сидя перед психотерапевтом снова в слезах, мы развернули маленькую Юлю спиной к двери и отнесли в кровать, спрятав от обиды и вины, в которых она не виновата. Дни пошли своим чередом, но, под действием таблеток, все привычное казалось слишком восторженным. Сигареты стали вкуснее, одежда – более яркая. В лаборатории, конечно, все стало пахнуть слишком сильно, иногда приходилось работать в респираторе, на что получала странные взгляды коллег. Все были в курсе, что со мной, и старались не особо нервировать и трогать лишний раз, но даже сложные ситуации проходили сквозь пальцы. Ни одна плохая мысль не могла появиться в голове, что одновременно и пугало, и радовало. Но, скорее, это радовало. По вечерам, уже в полной темноте, я выходила во двор в резиновых сапогах и прыгала по лужам, смотрела мультики и понимала, что так в них привлекает внимание у детей. Самое главное, что теперь воспоминания не являются частью настоящего, делая его адом. Фотография, которая заняла свое привычное почетное место, стала частью декора. Вещи выстираны, поглажены, на кухне тушится мясо в честь прекрасного трезвого вечера с бывшей одногруппницей Олей. Она скоро выходит замуж, из-за чего сильно переживает. А я, как истинный цветик-семицветик в нынешнем положении, готова всех поддерживать и дарить радость и заботу. Ужин получился не очень по специям, по словам подруги, но мне, как всегда, все супер. Начала показывать свое платье, место регистрации и референсы различных цветовых оформлений. Я накидывала свои идеи, которые она не принимала, потому что смотря на это сейчас, было бы реально отвратно. Но, в общем, тогда ушла Оля в приподнятом настроении и спокойствии. Моя цель была достигнута. С утра, с особой легкостью встав с кровати и встретив отражение с улыбкой, позавтракав вчерашней кашей и чаем с бутербродами, надела платье. Легкий макияж, сумка с обедом и теплый осенний парфюм. Музыка в наушниках, приглушающая недовольство людей, которые шли со мной в метро, и очень сухие рыжие листья, мешающиеся между ног. Дышалось легко. Солнце ослепляло, падая поверх ресниц. Тяжелые двери Печатников встречали особенным запахом подземки. Мужчина любезно помог с проходом в тяжелые стеклянные двери. Турникеты, ступеньки вниз. Мой любимый рисунок на стене в голубых тонах. Встала на привычную сторону, к центру. Я не могла сконцентрироваться ни на чем, поэтому просто смотрела в темный тоннель, ожидая скорого прибытия поезда. И, когда он начал подъезжать, чтобы не потеряться от яркого света, стала разглядывать большую толпу, которые вместе со мной ехали на работу. И, одномоментно, мир будто снова замер. Среди людей примерно одного роста выбивалась голова с огромными русыми кудряшками и сединой поверх ушей. Он первым зашел в вагон, поэтому ни лица, ни комплекции так и не получилось разглядеть. Тогда, стояв самой последней в очереди на вход, так и осталась стоять, провожая состав в сторону центра. Проблема была в том, что пока мимо меня пролетали огни вагонов, я сильно вглядывалась в окна дверей, в которые он зашел. Но ни в одном из них не было людей, похожих на него. Я прильнула телом о колонну станции. Сердце колотилось как бешенное, неприятно коля где-то в горле. По моему стеклянному куполу счастья будто начали бить молотком, кроша на мелкие кусочки хрупкую перманентную радость. Откуда-то сзади донеслось его громкое и спокойное «Привет!». Я в панике повернулась, но там никого не было. Мужчина, стоявший рядом, взял меня за плечи и попросил посмотреть в глаза, пытаясь вернуть фокус на реальности. Похоже, теперь я точно схожу с ума.