Каникулы в Петербурге

- Юлия, это галлюцинации. И звуковые, и визуальные. Я думала, что мы обойдемся без транквилизаторов, но теперь они необходимы. Будете ли их принимать? - Я буду, скорее всего. Это так пугающе. - Этот человек принес столько радости в Вашу жизнь, судя по рассказам. Не захотите ли быть с ним и дальше, даже таким изощренным способом? - Вы что такое говорите? Нет, я понимаю, что это ненормально. - Предупреждаю, таблетки могут вызвать внезапную расслабленность, рассеянность, сильную утомляемость. - Я разберусь, главное чтобы все закончилось. Сразу после приема направилась в аптеку. Купив все по рецепту, уже шла в сторону дома. Настроение было хорошим, как и всегда, но было огромное «но» - часто в людях видела Тихона. Будто в моей голове не осталось ни одного образа для воспроизведения, потому что он – скорее всего единственное, что у меня и было. Первые дня три уверенность в действиях проверялась на прочность. Работоспособность падала, как бы ни старалась трудиться, даже сидеть на стуле становилось невыносимо, постоянно клонило в сон. Приходя домой, даже без ужина, я засыпала до утра. Поэтому, осознавая будущую ошибку, начала пить таблетки только в случаях огромных галлюцинаций. Самым страшным был момент, когда мы с Ирой решили все-таки попробовать выпить, потому что, обычно, при приеме антидепрессантов нельзя употреблять алкоголь. Громко смеялись, обсуждали свои девичьи штуки. Я отвернулась буквально на секунду, чтобы посмотреть в окно, а когда снова направила взгляд на подругу, то третьим за нашим столом сидел он. Руки затряслись, обхватив стены, тело запрыгнуло на стул, смотря фантому прямо в глаза. А Жизневский просто улыбался, беззвучно двигая губами фразой «Закрывай глаза». Как тогда, на перроне, в день, когда я впервые умерла. Ира никого не видела, поэтому была сильно напугана моим поведением, ведь оно поменялось буквально за секунду. Закинула орущее от ужаса тело на плечо и унесла в кровать, сжав настолько сильно, чтобы ни одна конечность не двигалась. - Ну, тише-тише, девочка моя. Это только в твоей голове, никого здесь нет. - Мне страшно! Не надо! – в истерике кричала я. А он все так же сидел рядом, ничего не делая. Прожигающим добрым взглядом делал дырку в голове, вливая в нее раскалённое железо. Когда образ начал растворяться, спустя где-то минуты две, я смогла взять себя в руки. Изрядно проблевавшись, Ира силой засунула в рот транквилизаторы, хоть мероприятие было ужасным. Все вокруг поплыло: стены опускались, показывая за собой темноту, которая тянула к себе все ближе. Сразу отрубило, и этот сон длился практически сутки. И он стал той отправной точкой, когда все, наконец, начало налаживаться окончательно. Солнце тихо настигало горизонт, лаская лучами тела нас и людей вокруг. Мы снова стояли на перроне, обнимали сердца друг друга через одежду. Тихон наматывал на палец мои волосы, рассказывая о том, что вчера буквально не спалил квартиру, когда готовил мясо по маминому рецепту. Холодный осенний ветер вжимал нас ближе, унося за собой смех от дурацких разговоров. На секунду подняв глаза, чтобы рассмотреть его лицо, махнула головой в одобрительном кивке. Улыбка так и заиграла светом посреди не столь солнечного города. Жизневский вложил мне в руку свой черный телефон, аккуратно сжимая пальцы по корпусу. Его тело растворилось в проходе вагона, через пару мгновений выкатывая чемодан наружу. Я смотрела на его большое тело, которое решило практически все мои вопросы. С сердца упал огромный камень, волочащий меня за волосы по тропинке сожалений и ненависти к самой себе. - Она не поедет, - указал он пальцем на меня, говоря это проводнице отрывисто и с выражением. Та в свою очередь лишь кивнула головой, будто все люди планеты сдались ему в плен на подчинение. По крыше поезда начали тихо стучать маленькие капельки дождя, провожающие прощально махали пассажирам в окна. Череда грустных событий закончилась, потому что меня спасли. Не давали наказов на жизнь, не стояли со слезами на глазах, попросив под конец приезжать почаще. Просто не дали уехать. Просто сплели наши руки в замок, покружив по уже безлюдному перрону. Дали время на решение, спокойно его приняв. Были опорой и верой, настоящим и теплым. Были всем, чего я желала. Тихон сцепил свои руки у меня на шее, сильно прижав к себе, положил свою голову мне на макушку. - Да, Юлия Сергеевна. Где бы ты ни была, я же все равно тебя найду. - Я бы каждый раз была этому рада. - Ты уверена, что хочешь остаться? - Пока мне никто не покажет обратную сторону, то уверена. - Все будет хорошо. Я с тобой. Последние слова он произнес так, будто рассказывал сказку – протягивая фразу с радостными эмоциями, увенчивая ее серебристым тембром, будто в деревянном домике разожгли лучину. Ее свет не такой яркий, но смог осветить нужные вещи. Сердце, которое перестало стучать так давно, снова подало признаки жизни. Сначала медленно, понемногу разгоняя застывшую кровь, потом быстрее, пробивая сосуды. Он взял мое запястье, чтобы проверить пульс. Холодная серая рука казалась такой ничтожной по сравнению с его живой, желтовато-розовой. - Живая, вроде. Надо зрачки проверить. Его голос становился дальше, превращаясь в женский. Теплота его тела превратилась во всеобщую мягкость вокруг головы. В миг мне открыли веки, высвечивая их фонариком на телефоне. Я насильно убрала гаджет взмахом руки, после чего он упал мне в ноги. - Точно живая. Передо мной, возле кровати, стояла на коленях Ира, начесывая кожу. Это ее реакция на стресс. Вообще не понимаю, как она работает в сфере общепита с ее слабыми нервами. Подруга сидела чуть не плача, будто я не подавала никаких признаков того, что смогу ответить на столь неприятное пробуждение. - Юля, ты меня в могилу сведешь! Она толкнула меня в ребра так, что с бока я упала на спину. Закашлялась, долго не могла продышаться, будто реально не дышала некоторое количество времени. Хотелось ей сказать, что разбудила совсем не вовремя, ведь могла быть такой счастливой еще немного больше. Ира обессиленно села на пол, почесывая лоб. - Ты проспала всю субботу. - А сколько времени? - Девять вечера, мать твою. Это не есть норма. - А что норма? После алкашки сунуть в меня транквилизаторы и думать, что я стану вести себя как всегда? - Дай номер своей психиаторши. - Нет. - Тогда мы собираемся и едем к ней сами. - Да чего ты? Я же проснулась. - Тебе столько раз звонили и я, и родители. Это хорошо, что у меня ключи от твоей квартиры есть. Надо таблетки менять, иначе ты так всю жизнь проспишь. Ненормальная! - Они сработали, Ир. Это помогает. - Собирайся, покажу тебя ей. Адрес скажи. - Он забрал меня. - Уже бредит, класс… - Тихон высадил меня из поезда. - По тебе плачет дурка, милая моя. - Сказал, что найдет. Я буду ждать, очень-очень ждать… Подруга покрутила пальцем у виска, надела на меня вещи, которые лежали на полу после прихода домой еще вчера, и каким-то чудом донесла до такси, которое повезло нас до кабинета врача. Все это время, от пробуждения и до кресла, с моего лица не сходила улыбка долгожданного умиротворения. Будто все грехи были прощены, больше ничего не тяготило. Меня ментально поцеловали в лоб, но больше не оставляют. Целуют, целуют, и это происходит постоянно, замазывая дыру в груди. Может, все это символизировало о том, что Тихон наконец-то меня забыл. Наконец нашел ту, что смогла бы достойно вести себя, оправдывая надежды. Мы лишь миг, но всем нужна вечность. Из тела, по крупицам, начало исчезать его имя. Конечности коченели, комок нервов подступал к горлу. Стук колес будто снова убаюкивал меня, не давал обстоятельствам взять верх над эмоциями. Но стало непременно легче, как после исповеди. Неужели, это все?