за такое наказывают, господин Подоляк.

Подоляка вело конкретно — журналист просыпался посреди ночи, хрипло и тяжело дыша, судорожно сжимая тонкие простыни, которые вот-вот грозились треснуть под сильными пальцами. Арестович буквально поселился в его снах после той ситуации в доме политика. Сейчас было немного лучше — Ира съехала к своему Мише, а Виталий и Юля переехали на новую квартиру, которую им подарили их родители, благодаря чему друзья не видели его ночных скитаний и вскриков или стонов сквозь сон. Студент раздражённо откидывает плед и закрывает покрасневшее лицо руками, будто это поможет и отгонит непрошеные мысли, а что главное — совсем уж горячие желания. — Чёртов Арестович! — Михаил обречённо стонет и укладывается животом на кровать, неосознанно начиная елозить, из-за чего тут же тихо стонет. Член приятно скользит по простыням, посылая короткие вспышки прямо в одурманенный мозг. Через несколько минут парень позорно кончает, пытаясь отдышаться и тут же встаёт, дабы закинуть постельное белье в стирку. Он борется со сном, застилая кровать и сразу отрубается, как только голова касается подушки. Утром парень едет в редакцию, где получает пиздюлей за то, что он всё ещё не взял у Алексея интервью. Блядь. Он совершенно забыл об этом. Подоляк обещает директору, что через двойку-тройку дней всё будет сделано. Михаил судорожно обдумывает план своих действий и решается на отчаянный шаг. План был такой: он должен вывести Алексея настолько, что его либо повяжет охрана и доставит лично в кабинет Арестовича, либо его посадят в обезьянник. Парень откровенно надеялся на первый вариант.

***

— Вы представляете? Как он додумался пиздануть такое! — Ермак гневно отодвигает ноутбук, глядя на замерших подчинённых. Они смотрели видео с Давидом. Арахамию отправили на какие-то переговоры в Москву. После них его поймала Скабеева, яро прося взять у того интервью, а он взял и согласился. Женщина начала нести какую-то ахинею, которую у мужчины не было желания слушать. Арахамия поправляет галстук и переводит взгляд на камеру, которая снимала его. — Вибачте, але ви нас не цікавите. Як ця шльондра, — он кончиком пальца указывает на неё и молча уходит, пока та что-то яростно кричит, опустив микрофон. Арестович сидел за столом, стараясь не ржать с реакции начальника. Кулеба закрыл лицо руками, откровенно воя в них, пока Резников смахивал слёзы с глаз. — Хватит ржать! Это ни капли не смешно! — Андрей ударил ладонями по столу, опираясь на него, и грозным взглядом уставился на коллег. — Обнять и плакать, — выдаёт Лёша, давясь смехом, — только Давид мог додуматься ляпнуть такое. — Удивительный долбоеб, — Ермак закрывает лицо руками, тихо обречённо простонав. — Но он, в принципе, по факту сказал, — осторожно говорит Резников, опираясь на стол локтями. — Я не спорю, Лёш. Но он же чёртов политик! Он должен соблюдать все правила! Кулеба вытирает слёзы, надевая очки и переводит дух. Да уж, давненько он так не смеялся. Ермак отпускает ребят, и те расходятся по своим кабинетам. Лёша сидит в своём кабинете, грызя зубочистку, и листает ленту Твиттера. На глаза попадается твит Подоляка, который, на самом деле был очень даже популярным в сфере журналистики. «Не знаю, як там український секс (давно там не був)». Алексей ещё раз читает это, пытаясь уловить суть или даже намёк, но лишь лайкает пост, читая дальше. «Пан Арестович, а буде доречнішим сказати Люсенька, справді вважає, що за нього хтось голосуватиме? Яка наївність! В його-то роки». Арестович захлёбывается возмущением и пишет комментарий: «Зато эта Люсенька уж наверняка знает, как подложить под себя строптивых и особо наглых журналистов. ;)». Подоляк сидит в редакции, усмехаясь ответу, и довольно закусывает нижнюю губу — знал же, что политик следит за его Твиттером. В течение рабочего дня он пишет ещё несколько постов, где открыто подкалывает Арестовича. Начальник уже слишком сильно давит на Мишу с тем проклятым интервью. Парень направляется домой, мелко подрагивая от злости после перепалки с Антоном Викторовичем. Мужчина хоть и ценил его, как подчинённого, но порой мог вынести мозг так, что Подоляка потом трясло несколько часов. Самое интересное то, что накосячили другие ребята из отдела, а сорвались на нём. Хто всрався? Невістка! Журналист идёт по дороге, как вдруг, возле него резко тормозит машина, откуда выходит мужчина крепкого телосложения и тащит брыкающегося студента в автомобиль, грубо пихая его на заднее сиденье. У Михаила складывается стойкое чувство дежавю, и он покорно молчит, помня избиение и гематомы, которые ему оставили после первого визита к политику, из-за чего решает не дергаться, переводя взгляд в окно. Алексей сидел за столом в своей комнате, беседуя с Давидом по видеосвязи, пока тот шастал где-то в центре Москвы, недовольно крутя носом. — Мне твой адвокат звонил, кстати, — вдруг выдаёт Арахамия, делая глоток латте. — И что там? — Арестович устало складывает бумаги в файл, и переводит взгляд на экран. — Развод оформлен, Алексей Николаевич. Поздравляю Вас, — Давид начинает смеяться, а Лёша лишь облегчённо выдыхает и потягивается. Ворот халата немного съезжает, из-за чего взору лучшего друга предстают оголившиеся ключицы и кусочек татуировки. — Прикройся ты! Срамота какая! — Арахамия показательно закрывает глаза. — Катись в ад, а, — мужчина мелко вздрагивает от дверного звонка, и косится на экран гаджета, глядя на время. Что-то поздновато для визитов. — Кто там пришёл на ночь глядя? — Давид тоже услышал этот звук, из-за чего с интересом наблюдал за коллегой. — Явно не Настя, охрана не пустила бы её на территорию. Ладно, сейчас спущусь и наберу тебя. — Лады, чирикнешь меня, а я чирикну Арестовича. — Очень остроумно, Давид, — Алексей закатывает глаза, сбрасывая видеовызов и лениво ступает на первый этаж, потуже затягивая пояс халата. Он открывает дверь и тут же замирает, когда видит, что его подопечные держат Михаила с двух сторон, а у самого журналиста вновь подбита нижняя губа, а голова опущена вниз. Политика тут же накрывает волна ярости на охрану. Он осторожно касается подбородка студента, вынуждая поднять голову. Подоляк молча смотрит в его глаза, где плещется злость и обида за то, что с ним сделали. Снова. — Пройди в дом, я сейчас вернусь, — Арестович отпускает журналиста, угрожающе надвигаясь на охрану. Миша неловко топчется возле входа, не зная куда идти и слышит крики Алексея. Он улавливает, как тот отчитывает мужчин за то, что он не давал приказа даже пальцем касаться журналиста, а просто привезти к нему. Слышится резкий звук удара, а затем — тихое недовольное мычание. Подоляк не может разобрать, кому оно принадлежит — Алексею или кому-то из охранников. Он, не раздумывая, открывает дверь и вылетает на улицу, становясь перед политиком, прекрасно осознавая то, что если ему влепят, то он явно отдаст свою душу Богам Аллахам. — Ты что творишь? — Лёша тихо шипит, одёргивая его, и парень лишь тогда замечает, что ударили не Алексея, а охрану. — Я.. Я подумал, что они Вас ударили, — как-то растерянно отвечает тот, понимая, как глупо это выглядит со стороны. Алексей с позором выгоняет мужчин и молча тащит Михаила в дом. Он резко усаживает его на диван в холле, а сам идёт искать аптечку. Чёртово дежавю накрывает двоих. Алексей бережно сжимал его подбородок, обрабатывая ранку, и ласково дул, пока Миша жмурился и тихо мычал от неприятных покалываний. Он поднимает глаза, глядя на Лёшу, который сосредоточенно касался его, часто облизывая губы. Политик знал, что журналист сегодня окажется у него, из-за чего кое-что прихватил, спрятав в кармане халата. Мужчина выбрасывает ватку и кивает головой своим мыслям. — Вроде всё, — говорит он, убирая аптечку. — Спасибо.. — еле слышно выдаёт Подоляк, неотрывно глядя на него. — Люсенька не такая уж и бездарная, да? — язвит старший. — Да, руки и пальцы у неё наверняка умелые, — выдыхает Миша, подаваясь вперёд. Алексей мягко кладёт руку на его грудь, не давая младшему возможности податься ещё ближе, из-за чего тот глупо хлопает глазами. — Думаю, что такие же умелые, как язык одного особо наглого журналиста, — говорит он и сам накрывает чужие губы, по которым откровенно соскучился. Михаил болезненно стонет в поцелуй, так как Лёша случайно задел зубами разбитую губу, но тут же виновато лижет её, словно просит прощения. Политик запускает правую руку в карман халата, пока левой перебирает тёмные волосы. Миша же обнимает мужчину за шею двумя руками, и одним ловким движением садится на его колени, крепко обнимая. Лёша что-то достаёт, но журналист, в силу своего неидеального зрения жмурится, дабы разглядеть, что это, но всё равно не может рассмотреть объект. — Что ты задумал? — тихо спрашивает он, сжимая чужие крепкие плечи, норовя скользнуть пальцами под тонкую ткань халата, в котором сидел Алексей. — Закрой глаза. Доверься мне, пожалуйста, — так же негромко отвечает политик, поглаживая свободной рукой скулу парня, к которой тот сразу же начал ластиться. — Хорошо, — студент покорно делает то, о чём его попросили, и мелко вздрагивает, когда ощущает странное прикосновение к своим губам. Алексей проводит чем-то по нижней губе почти невесомо, а затем — по верхней. Миша тут же открывает глаза, но всё равно не видит, что именно было у Арестовича в руке. Он кончиком языка мажет по своей губе, ощущая какой-то странный привкус чего-то сладкого, и в голове мелькает очень странная и волнительная догадка. — Гигиеническая помада? Серьёзно? — он усмехается, но по-доброму. Лёша старается сдержать шаловливую улыбку, проводя двумя руками по чужому телу. — Это чтобы рана быстрее зажила. К тому же, у тебя они очень обветренные. — Это не так работает, ты знаешь? — Миша улыбается, прикрывая глаза и вслепую подается вперёд, словно котёнок. У Арестовича руки чешутся из-за желания сделать фотографию Михаила в таком виде, но он одёргивает себя, отвечая на поцелуй. Подоляк скользит губами по его шее, оставляя там поцелуи, не рискуя оставлять засосы, а когда отстраняется, то его брови тут же подымаются вверх, когда он видит тёмно-красные разводы. — Гигиеническая, да? — усмехается он, отметив тот факт, что эти полосы на чуть опухших губах и шее выглядят до чёртиков соблазнительно. — Можно и так сказать, — Лёша смотрит на него, словно завороженный. Помада была так по-блядски размазана на чужих губах. — Я слишком сильно соскучился, — обречённо шепчет Михаил, утыкаясь носом в шею старшего и прикрывает глаза, тихонько вдыхая чужой аромат. — Я тоже скучал, милка, — последнее слово совершенно неосознанно слетает с его губ, из-за чего Миша издаёт довольное урчание. — Такое обращение мне нравится. — Как там Виталик с Юлей? — политик лениво водил ладонями по спине студента, наслаждаясь теплом его тела. — Все хорошо. Съехались наконец-то. Живут в своей личной квартире, готовятся понемногу к тому, что скоро станут родителями. — Она беременна? — Лёша удивлённо посмотрел на парня. — Нет, Виталик, — Подоляка прорывает на смех, а Алексей лишь фыркает. — Очень смешно, Миш. «Квартал 95» по тебе плачет. — Спасибо за комплимент, — журналист специально оставляет поцелуй на щеке, кончике носа, губах и шее, где тут же виднеются очертания его губ. — Ты такой красивый, — политик смотрит так заворожено, словно перед ним самое большое сокровище. А в прочем, почему «словно»? Так и было. — Лёш.. — Мишу срывает, из-за чего он крепко обнимает мужчину, — не говори этих слов. Я же привязался к тебе. Не делай мне больно, пожалуйста. Не нужно. Я согласен переспать с тобой. Но не обещай мне того, чего не будешь делать и исполнять. — Кошеня.. Маленький.. — Алексей нежно кладёт свои руки на его лицо, оставляя поцелуй на губах, — я ж помішаний на тобі. Ти мене зачепив ще в той день, коли вперше пішов на мітинг. Михаил верит ему. Он отпускает себя и, прикрывая глаза, кладёт свой подбородок на его плечо. — Пойдём в спальню, — Лёша поднимается, придерживая журналиста, который от испуга обвил его талию своими ногами. — А помаду стереть? — смеётся тот, крепко обнимая старшего, пока Алексей подымается на второй этаж, и заходит в спальню. — С ней ты мне нравишься ещё больше, — Арестович достаёт влажную салфетку, бережно вытирая остатки помады, а затем его действия повторяет Михаил. — Мне утром на работу, если что, — Подоляк раздевается до одних только боксеров и сразу же ныряет под тёплое одеяло, укутываясь в него. — Знаю, но мне, вообще-то, тоже, — Алексей ложится с другой стороны, крепко обнимая юное тело, водя кончиком носа по его затылку, вызывая табун мурашек. — Спокойной ночи, Люсенька, — студент не удержался от того, чтобы не подколоть старшего, за что и получает звонкий шлепок по заднице, — эй! — Замолчи, а, — Арестович в отместку кусает его за плечо, и тот покорно затихает, тихо фыркая, — спокойной ночи, милка.