— • ✈ • —
18:56 Осомацу открывает глаза и не чувствует ничего, кроме вопиющей боли во всём теле. Холодная земля колит спину и затылок, а желание пошевелиться остаётся только желанием; колено мучительно стреляет — кажется, там что-то застряло... Кровь прилила к глазам, и весь мир теперь видится в жутких красных тонах. Повсюду дым; вонь от гари и сожжённой плоти заставляет морщиться и кашлять, едва ли не захлёбываясь от подступающей к горлу горьковатой алой жидкости. Наверху, кажется, небо. Почему он не в небе, а здесь, на земле? Голова гудит, и все звуки смешались в неразборчивую кашу, из которой с большим трудом удаётся выловить лишь приглушённый плач и крики о помощи. Командир с тяготящей горечью на душе наконец понимает, что происходит. Разбились. Грусть и сожаление моментально наступают на грудь, ещё сильнее вдавливая в землю. Ему страшно. Ему впервые неимоверно страшно. Ему не хочется умирать. Не хочется умирать так глупо и так рано, валяясь где-то в одиночестве, как блохастая скулящая шавка в канаве. Он ещё столько не успел сделать, столько не успел сказать, а теперь и вовсе не сможет, и даже бортовой самописец не услышит его последних слов. Карамацу не услышит. КВС жалобно зовёт своих братьев, но никто не отзывается на слабый хрип. Его маленький Тодомацу до сих пор где-то там, среди кучи трупов; наверное, ещё живой... Осомацу пытается приподняться хотя бы на локти, но у изувеченного тела не хватает сил. Слёзы подступают к глазам. Осо поворачивает голову, и его размытому взору предстаёт Чоромацу, свисающий на окне кабины — или, по крайней мере, на том, что от неё осталось, — из его глазницы торчит окровавленная ветка. Как же отвратительно выглядит. Командир с ужасом отворачивается и видит перед собой лежащего на земле Карамацу, беспощадно истерзанного обломками. Хочется кричать и плакать, но получается только кротко взвыть, и горло сильно терзает кашлем с кровью. Он подвёл и самолёт, и экипаж. Он подвёл всех, кто ему доверился. Окровавленная ткань мерзко прилипает к коже. Осомацу с тяжёлым дыханием переворачивается на живот, впервые в жизни стараясь вытерпеть такую невыносимую боль — пожалуй, не только физическую. Оставляя за собой красные следы и впиваясь пальцами в землю, он успевает на последнем издыхании медленно подползти ко второму пилоту и положить ладонь на некогда любимую руку прежде, чем остатки сил покидают его, а мир меркнет в беспросветной тьме. Он не чувствует ничего, как будто у него отняли всё осязание.— • ✈ • —
Все силы брошены на расследование катастрофы, которая не могла не вызвать огромную шумиху по всей Японии. Ичимацу самолично вызвался помогать в осмотре привезённых деталей. Найденный гермошпангоут поначалу не вызывал особых подозрений, кроме явных намёков на то, что его разрушило взрывом. Ичи внимательно разглядывает следующий обломок, по повреждениям отличающийся от остальных, и не верит своим глазам. — Какого хуя?! Всплеск эмоций приковывает внимание коллег. Металлический кусок оказался весь в трещинах, а след у края в виде полосы свидетельствует о том, что эта часть разломалась по линии заклёпок. Как вскоре сообщили, сломанную деталь после инцидента за несколько лет до катастрофы ремонтировали совсем не по инструкции производителя. Неудивительно, что эта хрень не выдержала нагрузки и разорвалась! К сожалению, Ичи в то время ещё был слишком молод, чтобы его допустили работать с такими большими машинами. — Кто ремонтировал этот блядский шпангоут?! Мацуно яростно сбрасывает огромную деталь со стола, даже не удивляясь, откуда у него вообще хватило на это сил; и та со звонким грохотом пугает всех работников в ангаре. До боли сжимая кулаки, он оборачивается и со злобным оскалом глядит на людей вокруг, как будто готов их всех перегрызть, выискивая виноватого. Делает шаг вперёд и тут же с воем и слезами падает на колени, жмурится и хватается за голову, ощущая на плечах руки подбежавших к нему коллег. Гнев, печаль и досада заполнили его сердце.— • ✈ • —
И хоть Ичимацу отправили на долгосрочный больничный, он, не взирая на уговоры руководства и коллег, продолжал самовольно приходить на работу и искать ответы, пропуская приёмы врачей. Помогал везде, где хоть немного считал себя полезным, и даже присутствовал на симуляциях идентичных событий на тренажёрах — как оказалось, никто даже из опытных пилотов не продержался и дольше десяти минут. Катастрофа серьёзно ударила по репутации компании. Убитый горем отец подаёт в отставку, решив навсегда поставить на авиации жирный крест. Сидя в ангаре, Ичимацу с дрожью в руках читает предварительный отчёт комиссии по расследованию авиационных происшествий. Ненадлежащее техническое обслуживание, поломка гермошпангоута и дальнейшая разгерметизация, обрыв киля и находящихся в хвосте труб гидросистемы вследствие взрыва, полная потеря управления. У Осомацу с Дерьмомацу действительно не было шанса посадить этот самолёт. Он с ужасом вспоминает их последний разговор с Осомацу. Теперь только ещё больше верится, что четвёртый сын приносит одни лишь несчастья. Механик сминает бумажки в комок и смотрит на широкую открытую дверь ангара. Внутри не остаётся ничего, кроме режущей когтями скорби и нескончаемого чувства вины. Он должен был прошерстить каждый метр, сантиметр... нет, миллиметр этого Боинга вплоть до его внутренностей. Ему следовало лучше беспокоиться о безопасности своих братьев. Со слезами он идёт вдоль взлётно-посадочной полосы. Из-за собственных всхлипов Ичи не слышит ни рёв бегущего ему на помощь Джушимацу, ни шум двигателей уже севшего и несущегося навстречу лайнера. Авиадиспетчеры в башне с паникой становятся свидетелями того, как Matsuno Airlines лишается последних двух своих основателей.