Как скоро ты приедешь вновь?

      Вечером, когда отец уже пришёл и готовил что-то «в честь отличного окончания четверти», Марку позвонила классный руководитель. Это вызвало удивление: обычно все вопросы она решала через родителей, ведь дети, по ее мнению, недостаточно взрослые для того, чтобы принимать решения самостоятельно.       — Здравствуйте, Наталья Викторовна, — говорит Марк, прикладывая телефон к уху.       — Здравствуй, Марк, ты завтра планируешь в школу идти? — неожиданный вопрос неожиданно мягким тоном.       — Ну, — тянет с ответом Марк: он ещё не решил, хочет видеться с Полиной или нет, — пока не знаю. — Спрашивать «а что?» как-то неприлично кажется, не с подружкой же разговаривает.       — Послушай, пожалуйста, завтра нам нужно в срочном порядке переписывать ведомости — учителя все будут заняты. По возможности не приходи, хорошо? — Так вот где собака зарыта.       — Хорошо, не приду, — отвечает Марк, не больно уж и хотелось в субботний день куда-то идти.       — Отлично, с наступающим тебя, — желает учитель и, не дожидаясь ответа, сбрасывает.       Конечно, с такой новостью звонят по возможности детям. Какой взрослый поверит, что все ведомости разом пришли в негодность, тем более, когда половина из них уже были загружены в компьютер. Не все, конечно, но некоторые точно хранились в памяти электронной техники. Да к тому же как так получилось, что документы, хранящиеся в шкафу подальше от школьников и чая учителей, могли просто взять и… да неважно. Бред сивой кобылы.       Отец кричит из кухни о том, что ужин готов, и Марк отправляется на трапезу. Кивками отвечает на вопросы отца и лишь упоминает то, что завтра в школу попросили не приходить. Тот даже не сопротивляется и вопросов не задаёт — не надо, значит не надо. Ужин действительно королевский. Запечённая утка, греческий салат и макароны с сыром. Большего для счастья не надо. Однако, оторвавшись от книги, мысли снова заполнил Милош. Нелегко оказалось отказаться от человека, с которым полгода общались почти каждый день. Да какие там полгода — уверенные три четверти.       Отца поблагодарил и сел за компьютер в комнате. Для тренировки было уже поздно, по крайней мере Марк именно по этой причине не стал повторять все, чему учился на боксе. Однако за компьютером делать тоже оказалось нечего. Вспомнил вдруг, что когда-то хотел изучать культуру разных стран, и решил этим заняться. Только минут через сорок понял, что записывает в тетрадь конспект с историей Польши, и откинул и эту идею тоже. Благо телефон зазвенел, и на экране отобразилось имя Никиты.

***

      Прогулка эта радости принесла хоть отбавляй, но только вот, зайдя в подъезд, все растворилось, будто и не было никакой прогулки. В глазке на двери Милоша горел свет, и Марк поспешил ретироваться, лишь бы его не встретить. Хотя, зная Милоша, встретить его можно, только постучавшись в квартиру. В девять вечера отец уже засыпал, так что Марк не удосужился почтить его известием о возвращении: тот и сам прекрасно видел через открытую дверь. В комнате даже не стал включать свет. Переодевшись в спальное и закинув тёплые вещи куда подальше, Марк плюхнулся на кровать готовый заснуть. На сегодня переживаний было достаточно.       Но заснуть не получилось. Почему же он все-таки не рассказал? Чего так сильно боялся? Реакции Марка? Наверное, представлял, что тот на смех поднимет при всех, оскорбит, может, даже побьет. Но разве Марк такое сделает с лучшим другом? И тут волной накрывает осознание: сделал бы. Да, может, без рукоприкладства и публичного унижения, но колкими фразами Милошу бы точно досталось. А ещё и разрывом общения добило. И Марк с этого осознания пришёл в ступор. Неужели так бы правда произошло? Он так не хотел, для Марка подобное поведение несвойственно. Он в целом человек неконфликтный — перестрелка пеналами не в счёт. И стоило бы из-за такой мелочи лишаться друга? Конечно, нет. Но четкое осознание, что именно так все бы и случилось, сильно давило. Не хотелось вот так разрывать пусть недолгую, но вроде как крепкую дружбу.       Все-таки хорошо, что Полина язык за зубами держать не умеет: Марк все действительно принять успел, а не побежал сразу на разборки. Заснуть, конечно, удалось в конце концов, но долгое скользкое ощущение, что Марк все-таки мог поступить отвратительно, мешало до глубокой ночи.       А утром все будто сошло на нет. Отец украшал ёлку, в чем Марк ему помог. Потом выпил чай с остатками батона и сметаны. Потом засел за книгу. И все стало как-то нормально, будто ничего и не было никогда, только непонятная пустота внутри давила, но это пережить можно. И только к обеду нагнетающие мысли вернулись. Ни следа не осталось от вчерашних ночных размышлений, только злость и обида за то, что Марку никто не сказал сразу. Он не был другом? Он недостоин этого знания? Должна быть хоть одна причина помимо страха. Необоснованного страха. Но Марк, как ни пытался, все не мог ее найти. И забил. Времени будет много, они же общаются. Но видеть его сейчас все равно не хочется. Поэтому приходится углубиться к книгу.       Проходит семейный обед, и отец объявляет, что едет на зимнюю рыбалку к другу. Вернётся, говорит, утром, но, зная его друзей, к утру они только закончат пить. Марк на это лишь кивнул и пожелал поймать побольше, закрывая за отцом дверь, хотя и понимал, что суть рыбалки совсем не в улове. Теперь Марк на два дня остался один. Успел понять, что новогоднего стола не получится: 31 числа отец будет отсыпаться и вряд ли приготовит хоть что-то. Оставалось сходить в магазин и самому сварганить еды на три дня. Конечно, были и пельмени, и макароны, но хотелось чего-то другого, особенного. Как раз отец оставил тысячу. Однако поход в магазин так и не случился. Марк вспомнил, с кем живет на одной лестничной площадке, и выходить как-то перехотелось совершенно.       Проведя остаток дня за компьютером, изучая различные сайты, Марк порядком устал. Спина затекла от долгого сидения за монитором, и теперь очень хотелось прилечь. Правда делать было нечего совершенно, не хотелось даже читать — лёжа неудобно. Помнит, что глаза на минутку прикрыл насладиться мягкой постелью, а проснулся под трель дверного звонка. Первая мысль — приехал отец, да только за окном ещё темно, да и никогда он так рано не приезжал. Вторая — что слишком долго спал, но тоже отпала за неправдоподобностью. Пришлось бежать к двери, потому что отец и правда мог вернуться рано. Посмотрел в глазок, но не увидел ничего. Чертова лампочка, давно же хотел вкрутить. Открыл дверь, ведь если это отец — разозлится за то, что его в квартиру не пускают, и тогда мало не покажется.       — Привет. — Неожиданно для самого Марка на пороге стоит Милош и улыбается. — Не хочешь зайти? — Странно такое спрашивать на пороге чужой квартиры, благо спустя пару секунд Марк все-таки понимает фразу.       — Привет, — бурчит он, стараясь пригладить растрепанные волосы. — Лучше ты зайди, — на автомате приглашает. Квартира пустая все-таки. Милош заходит и осматривается. Тут они действительно были редко. Марк жестом зовёт его в комнату, сам садится на стул у компьютера, Милош же занимает кровать. Все ровно наоборот: теперь Марк — хозяин, а не гость. Парни долго друг на друга смотрят. Марк — обиженно; Милош, понимая это, — настороженно. Будто ищет, в чем же провинился.       — Что-то не так? — наконец спрашивает, прижимая руки к себе.       — Все не так, — начинает Марк и садится удобнее. Угрожающе. — Я считал, что мы лучшие друзья. Если это не так, то хотя бы очень близкие друзья. Ты тоже?       Милош кивает, затем будто дергается и кивает ещё усерднее.       — Тогда почему ты не сказал сразу? — пока без яркой злости, но с напором.       — О чем? — Милош действительно не понимает, о чем. Или делает вид.       — Значит Полина ещё не успела рассказать? — спрашивает Марк и усмехается. — О том, что ты гей.       Милош в испуге поднимает глаза.       — Она сказала, что ты нормально это перенёс… — тянет Милош. Все-таки рассказала, а он притворяется, что не знал даже.       — Я нормально перенёс новость, претензия в другом, — начинает злиться по-настоящему. — Почему ты рассказал ей, но не рассказал мне?       — Я боялся…       — Чего ты боялся? Моей реакции? А моей реакции на то, что я это от другого человека узнаю, ты не боялся? — Марк почти переходит на крик. — Важные вещи говорят в лицо, разве нет? Или не говорят вообще, раз уж на то пошло! Но не так, понимаешь, не так!       Милош жмется к стене, закрываясь от криков руками. Он не знает, что отвечать, а Марк не знает, что дальше говорить. Или все-таки…       — Ты предал меня, оставил в неведении. Ты мог рассказать, когда я приходил, ты мог рассказать летом, ты мог в переписке признаться — я бы нормально к этому отнёсся! Но, понимаешь, когда о таком сообщает одноклассница… я просто не понимаю, друзья ли мы вообще после такого?       — Друзья, — тянет Милош и, видимо, смелеет. — Ты тоже, знаешь ли, мог сказать, что за Полиной ухаживаешь. А не втихую за ней ухлёстывать.       — При чем тут это? — На отрицание даже не хочется тратить силы. — Я тебе про Фому, ты мне про Ерему. Это два события разной важности! Я неделю не мог понять, что у тебя случилось, и не знал, как поддержать или помочь, а ответ ты скрыл специально!       И неожиданно Марк выдохся. Желание спорить пропало, теперь осталась одна только обида. Прямо перед ним сидел Милош, зашуганный и ожидающий подставы, но ничего уже ведь не исправить. Марк просто положил локти на стол, спрятав лицо в ладонях. Надо прожить и забыть. Отпустить ситуацию, иначе потом будет только хуже. Милош постепенно отлипал от стены. В конце концов сел и тяжело вздохнул. А потом Марка обняли сзади.       — Прости, что не был в тебе уверен. Я больше не буду молчать о подобном. — Конечно, Милош бы молчал. Это того не стоит, но сейчас был уверен в обратном.       Марк оттаял. Ссориться не хотелось давно, а обида так и не прошла, но извинения сработали. Или сработали объятия. Марк поднялся и, развернувшись, обнял в ответ.       — Хорошо, и ты меня прости за истерику.       Обнимались не так долго, чтобы в голове Марка все переросло в пидорство. Но крепко. И да, это действительно объятия помогли.       — И кстати, я не ухаживаю за Полиной.