Об истинах бессмертия

      Едва минуло за полночь. На Королевскую Гавань тяжёлым куполом опустился мрак, разливший по небу россыпь мелких звезд.       Воды Черноводного залива были спокойны и пусты. В такой час тёмные очертания кораблей сложно заметить на горизонте. Лишь чайки, покрикивая, взмывали в небеса и камнем спускались обратно к воде. Прохладный ветер гулял по опустевшим коридорам Красного замка, принося с собой запахи сырости и летнего разнообразия тёрпких цветочных ароматов. Проникнув в покои принца Джоффри, он всколыхнул тонкие занавески, прошёлся тихим потоком по комнате и исчез так же быстро, как и появился.       — Я не хочу засыпать под пиликанье этого отброса! — непомерно высокий голос наследника, казалось, был слышен на весь замок.       Музыкант, призванный убаюкивать малолетнего принца, ещё крепче сжал в руках ребек и еще ниже склонился перед постелью, на которой, поставив руки в боки, с воинственным, как ему самому казалось видом, стоял в одной ночной сорочке принц.       — Пошёл вон. Ты не слышишь, что тебе приказывают? — прикрикнув на слугу, королева Серсея с теплотой посмотрела на сына и приблизилась к кровати. — Я позову другого, и ты быстро уснёшь, мой дорогой.       — А я не хочу спать! Мне не три года, и я могу сам решать, что мне делать! — Топнув ногой, принц нахмурил брови и сжал маленькие кулачки.       И вправду, месяц назад ему исполнилось уже девять лет, и он вполне мог бы сам распоряжаться своей жизнью, но его продолжали окружать няньками и надзирателями, что юного Баратеона совершенно не устраивало. Он, как-никак будущий король. Матушка постоянно ему об этом напоминала. Значит, и обращаться с ним требовалось соответствующе, а не как обрюзглый мейстер Лорманд, бьющий его по рукам за ошибки деревянной указкой. Ох, Джоффри был убежден, что еще покажет, с кем старик связался. Стоит только дедушке уехать обратно в Утёс, и принц непременно избавится от надоедливого мейстера, которого ему навязал в наставники лорд Тайвин и позволил наказывать будущего монарха столь унизительным способом. Стоит только уехать!       — Конечно, ты уже взрослый, но сон необходим для того, чтобы набраться сил. Даже самые выносливые и сильные львы должны отдыхать. — Присев на край постели, королева выжидающе подняла голову.       Каждая эмоция сына вызывала в ней особый прилив нежности. И даже гнев не распалял отрицательных чувств, а лишь подтверждал бесспорную крепость и непоколебимость крови Ланнистеров в его жилах. Вот и сейчас раздражение и дерзость Джоффри она приняла как не по годам взрослое стремление к самостоятельности. Ведь он — будущий правитель Семи королевств, наследник могущественного дома. И зарождающееся бунтарство только подтверждало то, что её сына ждет великое будущее. А она всегда будет рядом, направляя его на верный путь.       Но принца её аргумент не удовлетворил, и он, схватив белоснежную подушку, принялся отчаянно бить ею по матрасу.       — Не хочу! Не хочу! — закричал он и исказил светлое личико в раздраженной гримасе.       Королева попыталась было подняться, чтобы успокоить сына, но тут же осела обратно: она услышала низкий голос отца, раздавшийся со стороны двери, за которой мгновение назад поспешил скрыться слуга.       — Что здесь происходит?       Лорд Тайвин Ланнистер стоял в проходе, и подняв бровь, неотрывно следил за разошедшимся в гневной тираде внуком. Годы его нисколько не портили. К своим сорока шести лорд Запада обзавёлся ещё большей властностью в облике, хотя и несколько другого толка: его походка и жесты начинали приобретать обманчивую неторопливость, взгляд становился тяжелее и от того ещё внушительнее, заставляя съёживаться под ним в двойной мере, а сами глаза и того хуже — зачастую метали искры, столь острые и яркие, что если уж кого-то лорд Ланнистер одаривал таким взором, то впору было бы сразу провалиться под землю.       — Мне сообщили, что ты сегодня сбежал с урока. Это правда? — нарочито непринужденно поинтересовался лорд Тайвин.       По приезде в столицу он надеялся застать более-менее осмысленного, достойного наследника, но разочарованию его не было предела. Джоффри рос избалованным, глупым, не по годам дерзким мальчишкой. Надежды на то, что Серсея сможет воспитать сына как надо, не очень-то приживались в голове Тайвина, впрочем, как и убеждение в том, что её никчемный муж справится с этой задачей. Однако король Роберт, несмотря на всё своё распутство, пьянство и недалекость в вопросах государственных дел, по мнению Ланнистера был всё же лучшей кандидатурой, чем Серсея.       — Да, мне не нужны эти глупые занятия! — тон юного Баратеона заметно снизился, но всё еще сохранял общий оттенок недовольства. — Мейстер Лорманд каждый урок бьёт меня по рукам! Как он смеет так со мной обращаться? — в подтверждение своих слов, Джоффри продемонстрировал деду маленькие ладошки, чуть порозовевшие от следов указки.       — И вправду, отец, это недопустимо. Джоффри не достоин подобного унизительного наказания. — Вскочив с кровати, Серсея всплеснула руками. — Да что же я говорю? Он вообще не достоин какого бы то ни было наказания! — Она дёрнула подолом парчового платья, отчего пламя свечи, стоящей на прикроватном столике, дрогнуло, на мгновение погрузило королеву в тень, а затем снова разгорелось, освещая её недовольное лицо.       — Кажется, мы это обсуждали, и я не намерен повторяться, тем более в присутствии Джоффри, — отрезал лорд Тайвин и перевел взгляд с дочери на внука. — Оставь подушку в покое и вернись в постель.       Тон его был столь угрожающим в своей холодности, что принц замер, теребя в руке кружевной уголок наволочки, и затравленно взглянул на медленно приближающегося к нему деда. Лорд Ланнистер остановился в нескольких шагах от ложа и скрестил руки на груди.       — Мне казалось, я выразился ясно.       Королева кидала на отца полные опасения и готовности вступиться за сына взгляды, но всё же покорно отступила в сторону.       Под натиском ястребиного взора деда, наследник быстро водрузил подушку на положенное место и натянул одеяло по самый подбородок.       — У меня совершенно пропадает всякое желание учиться, стоит только мейстеру Лорманду взять в руку указку, залебезил Джоффри из-под одеяла, высунув наружу нос, чем вызвал у лорда Тайвина усмешку, — вот если бы он попытался по хорошему…я бы был более… прилажным в обучении.       — Прилежным, — поправил внука лорд Тайвин и опустился в стоящее рядом с ложем кресло.       — Ну да, прилежным, — отмахнулся Джоффри, — Вот, например, Соториос. Мне очень интересна эта тема, но мейстер Лорманд так жестоко со мной обращается, рассказывая о Южных землях, что мне уже не хочется самому изучать их историю. Понимаешь, дедушка? — принц посмотрел на деда кристально-чистыми оленьими глазками.       — Понимаю, — снисходительно отозвался лорд Тайвин, — сложно сохранять желание учиться в твоём возрасте, тем более с таким ужасным, — мужчина притворно свел брови, — учителем.       — Вот-вот. Быть может, тебе стоит заменить его?       Лорд Ланнистер резко вздёрнул бровь. Мягкость в его взгляде исчезла, уступая место пронзительной тяжести. Это заявление его малолетнего внука выходило за рамки дозволенного. Указывать ему, что он должен делать, было недопустимым, пусть даже Джоффри в силу возраста и избалованности этого не улавливал.       — Или не стоит, — съежившись под взором деда, поспешил исправить ситуацию мальчик, — Лучше расскажи мне про Соториос, дедушка, а то пока мейстер Лорманд бил меня за помарки в письме, я толком ничего и не запомнил.       Лорд Тайвин устроил руки на подлокотниках, продолжая пронизывать взглядом внука. Но, подумав, вскоре кивнул и поудобней расположился в кресле.       — Тебе показывали карты? — поинтересовался он, и дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — И где же располагается Соториос?       — На самом юге, гораздо дальше Дорна или Кварта. За Летним морем, — пискнул Джоффри.       — Молодец. Что ещё ты знаешь?       В голосе Тайвина вновь появилась мягкость. Несомненно, его радовало то, что юный принц всё же имел способности к обучению и хоть что-то да знал и помнил.       — Очень мало. Пока мейстер Лорманд меня лупил, я узнал только то, что это огромный материк, заполненный джунглями и болотами.       Джоффри настырно продолжал свою манипуляцию, вероятно, в его представлении выглядевшую убедительной и нисколько не очевидной, а лорд Тайвин делал вид, что этого не замечает.       — А там живут люди? — зачастил из-под одеяла принц, почувствовав, что перегибает и вот-вот себя раскроет.       — Живут. Но не совсем люди. Скорее полуживотные с человеческим обличием. Северные берега переполнены ими. Кроме дикарей там обитают воры, убийцы, насильники и прочие преступники, а также шлюхи и сбежавшие должники.       — Отец, я думаю, Джоффри рано слушать о подобном, — подала голос прислонившаяся к арке балкона королева, доселе сохраняющая молчание и отрешенность, наблюдая за развернувшейся сценой издалека.       — Кто-то должен пояснить ему, что в этом мире существуют не только благородные дамы, рыцари и слуги. Тем более, ты наверняка уже слышал об этом?       Лорд Тайвин, чуть подавшись вперед, вопросительно прищурился, глядя на внука, и, получив в ответ несмелый кивок, продолжил.       — Во времена Старой Империи Гискарцы основали на северо-западных берегах материка каторжную колонию Горош и несколько поселений. Однако надолго они там не задержались. «Зелёная лихорадка» выкосила большую часть, а оставшиеся поспешили покинуть эти земли. Позже Рейнис Таргариен летала на юг материка, но ничего, кроме бескрайних джунглей не обнаружила. Соториос — это обитель отчаявшегося сброда, пагубная для человека земля. На его островах обитают огромные крокодилы и василиски, способные разорвать собаку на куски быстрее, чем ты сможешь моргнуть. В джунглях рыщут узорчатые ящеры, змеи и другие смертоносные рептилии. А завершают этот список виверны - драконы, не способные извергать пламя. Стоит подобному зверю заметить тебя, живым из тропических лесов ты уже не выберешься.       Лорд Тайвин перекинул ногу на ногу, сцепил пальцы в замок и удовлетворённо прищурился. Он знал, что подобные истории производят на внука впечатление, и возможность видеть радостное лицо Джоффри ему всё же приносила удовлетворение.       — Вот это да! Там наверное очень интересно жить! — охваченный восхищением принц просветлел и разве что не искрился от заинтересованности.       — Зачастую места, полные такого разнообразия и необычности, губительнее всего. Не рискуй по напрасну и не поддавайся необдуманным желаниям. Как, например, сегодня ты сбежал к заливу, никого не предупредив. Мало ли что могло произойти. Ты прежде всего наследник короля целого государства, и когда-нибудь тебе придётся взять эту великую державу в свои руки. Вот о чём ты должен печься уже сейчас.       Ланнистер хотел было продолжить поучительную речь, но прервался. Джоффри, завернувшись в стёганное одеяло, уже мирно сопел, погружаясь в яркие сны. Тайвин на мгновение даже позавидовал внуку, так быстро и спокойно засыпать он уже давно не мог. Каждую ночь нежелательные мысли врывались в сознание и терзали разум.       — Уснул, — Серсея подошла к кроватке и мягко погладила сына по светлым волосам, — с тобой он намного спокойнее. Приезжай почаще.       Королева говорила тихо, едва слышно и не поднимала глаз на отца, будто коря себя за что-то. Лорд Тайвин поднялся с кресла и, смерив дочь придирчивым тяжелым взглядом, изрек:       — Я-то приеду. Только вот сына ты уже упустила. Впрочем, кто знает, может не всё потеряно, и у тебя еще есть последняя возможность воспитать из него достойного человека. ***       Сенешаль Цитадели архимейстер Норрен устало прикрыл глаза и, вздохнув, встал из-за стола. Шел уже второй час его попыток закончить письмо, но к завершению дело не близилось. Мысли путались, а руки непокорно потряхивало.       «Сегодня в восточный корпус положили еще дюжину зараженных, семеро скончались…» — гласила надпись на листе и обрывалась. Всё его существо вымученно протестовало, не желая принимать происходящее в последнее время. И даже написанные им самим строки не внушали окончательной веры в то, что это реальность, а не дурной сон.       Сенешаль подошёл к окну и отворил решетчатые створки. В комнату требовалось немедленно впустить воздух, иначе духота порвала бы его на куски. Стоило прохладному порыву ветра проникнуть в кабинет, Норрен тот час же облегчённо выдохнул. Прозрачный, едва уловимый холод покрыл его лицо, шею, руки, все открытые участки тела, и он, глубоко вдохнув через рот, дабы острее почувствовать поток воздуха, прикрыл глаза.       С улицы доносилось лишь редкое воронье карканье да одиночные голоса охраняющих ворота стражников. Архимейстер выглянул в окно и сразу почувствовал, как утихла внутренняя дрожь. Хотя бы эта грань внешнего мира не исказилась до неузнаваемости. Река Медовая умеренно и тихо несла свои воды в сторону залива Шепотов, отражая ранние солнечные лучи на своей глади. В стороне переливались единой массой заросли небольшой лимонной рощицы. Природа продолжала сохранять нейтралитет. Город же заметно изменился. В порту Староместа каждое второе судно теперь представляло собой средство для перевозки зараженных. И каждое третье уже не отбывало назад. Возвращаться на нём было некому. Со стороны жилого квартала более не доносился шум. Улицы утихли и как-то потускнели. Народ старался лишний раз не выходить, предпочитая прятаться за запертыми ставнями и дверьми. Половина лавок закрылась, а те торговцы, что продолжали работу, невзирая на властвующую над королевством эпидемию, неплохо приумножили своё состояние. О том, что такое танцы и гулянья, люди быстро забыли. Конклавом строго запрещалось проводить какие-либо праздники. В мгновение ока, меньше чем за пару месяцев, все Семь Королевств, как и Старомест, переменились, приняв молчаливый обет смирения.       Архимейстер выругался и с шумом захлопнул ставни. Подобное проявление чувств ему было несвойственно. Но, видят боги, сложно оставаться прежним, когда в стране творится такое безобразие.       Хайтауэры, казалось, вообще ничего не видели и не слышали, засев в маяке. Устраивали пиры, приёмы. А стоило бы поиздержаться, направить свой благородный взор в народ, ввести гвардию и назначить патрулирование улиц, как это сделали в Западных землях. Но нет, Простор как был легкомысленен и расточителен, таковым и остался. И даже воцарившийся в стране хаос перед этим был бессилен.       Письмо продолжало лежать на столе, дожидаясь, когда его закончат. Шумно выдохнув, сенешаль взялся за перо. Попусту тратить время он не привык.       «Я, дорогой мой друг, в последнее время сделался крайне чувствительным ко всему человеческому роду и государству, в большей степени еще и потому, что денно и нощно пекусь о процветании его и благоденствии. Но при таких-то обстоятельствах, сам понимаешь, не до мыслей о твоём деле. Потому уж извини меня покорно, но помочь тебе я не в силах. Мои заботы всё более направлены в сторону излечения народа от недуга, постигшего нас. Как ты знаешь, «Северный повитель», коим прозвана уже эта зараза, пришел с Севера, а точнее со Стены, и распространился столь стремительно и глубоко, что мы, служители Цитадели, с высоты сил и возможностей нам данных, толком предотвратить это распространение и не успели. Скажу тебе серьезно, без усиления значения своих слов и напускной трагичности — мир рухнул. И знаю, примешь моё утверждение во внимание, ибо знаешь, что сколько я на этом свете живу, столько никогда не преувеличивал своих изречений. Представь, друг мой, насколько крепко ушел корнями в нашу землю этот смертоносный плющ. На данный момент болезнь в среднем губит за две, а то и за одну неделю. Исходя из наблюдений, сделанных мной по прошествии достаточного времени пребывания с больными, могу с уверенностью утверждать, что симптомы схожи, если не одинаковы. Прежде всего, пациент мучается болезненным кашлем и болью в руках от опухших вен. Одновременно с этим, а в некоторых случаях даже раньше, начинается жар и обостряется настолько быстро, что на третий день уже перетекает в лихорадку и бред. Кроме того, пациент начинает кашлять кровью, и если при этом из-за опухания вен образуются ещё и язвы, лечение замедляется. Сам ты с нашим непростым делом знаком, и не мне тебе объяснять, что кашель с кровью лечат сужением сосудов, а язвы — расширением. Оттого и трудность в борьбе с эпидемией. Лекарства, способного регулировать эти два процесса, не существует. Я принял решение созвать Великий мейстерский совет. Нужно в первостепенном порядке искать лекарство, иначе и до смерти своей я не увижу опустевших комнат восточного корпуса и незамотанных в защитные шарфы мейстеров, бродящих, словно призраки, между кроватями умирающих. На этом прощаюсь с тобой. И на одно надеюсь, что до Браавоса «Повитель» не дойдет       Дрожайший друг твой, архимейстер Норрен». ***       — Ну невозможно лечить одни симптомы и при этом усиливать развитие других! — высокий голос мейстера Гормона ярко выделялся среди шума и гомона нескольких сотен собравшихся в главном зале Цитадели.       — При сбалансированном приёме… — возмущенный подобной репликой, с места вскочил старый архимейстер Хародон.       — Приём чего, позвольте поинтересоваться? Или у вас в складках мантии припрятана особо эффективная настойка? — губы Гормона исказились в усмешке.       — Умерьте свой пыл. Я пятьдесят лет состою в конклаве и знаю уж побольше вашего. — Лицо архимейстера приобрело оскорбленное выражение.       — Мы собрались здесь не для того, что бы меряться опытом. Решается судьба целого народа, у нас люди каждый день гибнут, а вы, право слово, как малые дети. — Покачав головой, архимейстер Эброз выставил руки в примиряющем жесте.       Собрание длилось мучительно долго, и по времени грозило перевалить уже за сутки. Большая часть членов заседания устало вздыхала и ёрзала на стульях, то и дело позвякивая серебряными цепями. И только самые заядлые, впавшие в особый раж члены ордена, спорили во главе длинного, заваленного свитками, отчетами и записями, стола. Молодой мейстер Франис увлечённо вычерчивал на широкой, висящей на стене доске, цепочку стадий кровного заражения. Его руки потряхивало от нахлынувшего вовлечения. Он сильнее надавливал на небольшой карандаш, пачкая в грифеле пальцы.       — Переход к образованию язв на данный момент занимает около трех дней, — судорожно перечислял он, — кашель с кровью, проявляется в первый, в редких случаях, на второй день, если мы попытаемся изготовить настолько эффективно действующее средство, способное свести к минимуму кровотечение, у нас появится возможность лечить язвы, лишь регулируя при этом процесс сужения сосудов.       Казалось шум немного поутих. Члены конклава прищурившись наблюдали за вырисовывающейся на доске схемой, некоторые, сидящие поодаль мейстеры, принялись делать записи в принесённых с собой бумагах.       — Всё вами перечисленное крайне действенно… — протянул мейстер Гормон, — но как вы собираетесь выравнивать одновременное сужение и расширение сосудов?! — вновь сорвавшись на крик, он ткнул пальцем в лист с собственными наблюдениями.       Гомон возобновился с новой силой. Сидящий во главе стола архимейстер Норрен, устало потёр переносицу, покачал головой и встал с места. Вслед за ним поднялись и остальные присутствующие, мгновенно затихнув.       — Я призываю вас успокоиться. Все мы сейчас бьёмся как рыба об лед. Франсис, вы с отличием завершили обучение, год успешно практиковались в лабораториях, кому как не вам стоит поехать в столицу. В самое пекло разгоревшейся эпидемии, и пресечь наконец распространение этого ужасного заболевания.       Мейстер Франсис оторвался от приковавшей всё его внимание доски и испуганно повернулся в сторону сенешаля, взглянув на него округлившимися голубыми глазами.       — Как? Я? Но…       Архимейстер остановил его жестом руки и медленно прикрыл глаза.       — Вы, мой дорогой. Не каждому выпадает удача к тридцати годам стать почитаемым и подающим надежды мейстером Цитадели. Пришло время доказать действенность ваших заслуг на деле.       Ответить обескураженный Франсис не успел. Двери зала отворились. В помещение проскользнул худой кандидат, быстро пересек комнату и, спрятав руки в широких рукавах мантии, заговорил:       — Великий сенешаль, в восточный корпус поместили ещё пятерых заражённых. Вчера скончались двое прибывших рыцаря.       — Язвы открылись? — нахмурив брови подался вперед глава конклава.       — Да, мазь архимейстера Марвина не подействовала. Лихорадка усилилась — опустив глаза в пол, стараясь не смотреть в сторону напрягшегося Марвина, ответил кандидат.       Сенешаль повернулся обратно к застывшему в оцепенении Франсису и посмотрел на него долгим, немигающим, тяжелым, но полным непоколебимой веры взором. Веры в него, молодого, неопытного мейстера Франсиса.       — Ты завтра же отправляешься в столицу. ***       Королевская Гавань встретила прибывший в порт корабль криком чаек и невыносимым запахом рыбы, доносящимся из расположенного близ берега Рыбного рынка.       Вонь заставила поморщиться вышедшую на палубу леди Изабеллу Финнард. Да, не таким она себе представляла первый, за долгое время заточения в каюте без права и носа за порог высунуть, выход на воздух. Хотя какого еще запаха можно было ожидать от известной именно своей вонью столицы? Но долгие месяцы нахождения в замкнутом помещении давали о себе знать, а потому на далеко не цветочный аромат она "махнула рукой". Мягкой поступью направившись к одному из краёв палубы, с которой открывался вид на Королевскую Гавань, и облокотившись о деревянный борт, она устремила взор на столицу.       Бесконечное множество домов наседающих друг на друга, заполняли всё видимое глазу пространство и образовывали жёлто-оранжевый ковёр. Через эту массу просачивались тонкие линии улиц, местами проблескивали деревья и кусты, но буйством зелени город не отличался. Где-то там, на шумящих и гудящих проспектах, обосновались торговые лавки, таверны, дома терпимости, особняки знати и богатых купцов, жильё простого люда, склады, амбары и изобилие прочих заведений. Разбавляли единую картину развалины Драконьего логова, разорванным полукуполом вросшие в холм Рейнис, и Великая септа Бейлора, одним своим видом подтверждающая двойственность религиозных убеждений. Расположившийся на холме Эйгона семибашенный Красный замок вызывал восхищение, заставлял восторгаться величием и торжественностью многих, даже повидавших на своём веку достаточно, гостей столицы. Но ожидания смотрящей на него с корабля чужестранки он не оправдал. Родной замок Великого Затмения с мрачными фасадами, отливающими медью, на её взгляд был куда величественней.       Вслед за мыслью о доме, в сознание начали врываться воспоминания о счастливом детстве и не такой уж и печальной, по сравнению с настоящим временем, юности. Тоска мгновенно охватила Изабеллу. За многие годы странствий она так и не смогла свыкнуться с невозможностью вернуться домой.       Внезапный порыв ветра заставил вернуться в реальность. Она помечтает позже, быть может вечером в постели, когда будет присутствовать хотя бы мнимое чувство защищённости. Эти мысли побудили усмешку появиться на её лице. С чего вдруг она решила, что сегодня вообще будет спать, а не лежать на дне Черноводной мёртвым трупом?       Раздавшиеся позади тяжёлые шаги принудили оторваться от размышлений о неминуемой смерти.       — Нас ожидают через два часа.       Этот человек был ей знаком. Реханис Данар был причиной всех её, как он сам любил выражаться, "жизненных затруднений", весомых настолько, чтобы желание отравить его, денно и нощно не покидало леди Финнард. Вскинув бровь, она повернулась к собеседнику.       — Нас? Мне казалось, я здесь лишь в качестве разменной монеты…       — Разумеется, — прервал её на полуслове Реханис Данар. — Люблю ваш безупречно трезвый взгляд на вещи, миледи, — последнее слово он произнес с такой интонацией, будто перед ним стояла портовая девка.       — Тебе напомнить, кто приложил к этому руку? Впрочем, оставим это. К вашей совести, господин Данар, взывать бесполезно. Мне хотелось бы знать, по какой причине ты лично почтил мою скромную персону своим присутствием?       Летниец искривил губы в подобии улыбки.       — Наденьте самое дорогое платье, что у вас есть. Нужно соответствовать месту, принимающему нас, да и не мне вам объяснять, что цена за товар напрямую зависит от его вида. — Он ухмыльнулся. — Я не могу продешевить.       Шагнув вперёд, Реханис поддел двумя пальцами длинный локон её волос и отбросил назад, открывая взору бледную шею. Обладательница этой шеи резко отшатнулась от его руки и сделала два шага назад. Гордо вскинув голову она, со всем презрением на которое только была способна, воззрилась на темнокожего капитана корабля.       — Ты не продешевишь даже если я предстану в ободранных тряпках. Мне ясно как белый день, что моя цена выстраивается основываясь далеко не на внешних признаках — прищурив глаза и скрестив руки на груди, ответила Изабелла. - Впрочем, я разделяю твоё желание воспроизвести неизгладимое впечатление. И всё же оно гарантировано вне зависимости от условий.       — Не перестаю восхищаться вами, миледи, — с явным притворством в голосе летниец слегка склонился и приложил увешанную перстнями руку к груди. — Вы так свободно говорите о собственной цене. Вашей самоиронии впору ставить памятник рядом с так любимыми мною в вас проницательностью и цинизмом.       Это заявление заставило её прикусить внутреннюю сторону щеки, но отвечать на колкость она не стала. Не было абсолютно никакого смысла напоминать ему, кто она такая. Он не знал, что такое уважение, зато алчность, похоть и беспощадность были вечными его спутниками. Единственное, что еще хоть как-то можно было отнести к немногим его неотрицательным качествам это, хоть и по большей части, искаженное и извращённое до нельзя, но всё же представление о благодарности.       — Довольно, — заметно понизив голос, она пресекла, открывшего было рот для новой колкости пирата, отчего перманентная ухмылка сошла с его физиономии, а брови на широком лбу сдвинулись. — Что еще тебе от меня нужно?       — Всего-то услышать в свой адрес слова благодарности, только и всего.       За что она должна была благодарить этого человека, леди Финнард решительно не понимала. Но и вступать в новую тираду она не стала. Слишком уж хорошо ей был знаком характер капитана, да и сил на споры у нее совершенно не было. ***       Новость о прибытии в столицу небезызвестного многим Реханиса Данара довольно ощутимо всколыхнула придворное общество. И если большая часть знати предпочитала избегать столкновения с суровой действительностью, растворяясь в зелёных лабиринтах дворцовых садов, то более сознательная её составная, посчитала это известие поводом хотя бы ненадолго отделиться от тяжести мрачного осознания масштаба той болезни, что сейчас бушевала в Семи Королевствах.       Реханиса Данара в столице знали как крайне изворотливого, хитрого и богатого человека. Он был единственным пиратом, который бывая в Королевской Гавани ни разу не попал под карающую всех ему подобных, руку закона; имел на протяжении добрых десяти лет тайные связи и дела с короной. Более узкий круг, имеющий в своём составе исключительно верных королю личностей, знал, какого характера были эти самые тайные связи.       Основным источником дохода Реханиса Данара являлась контрабанда, большими количествами поставляемая в замок в обход казначейского учёта, за которую он получал щедрый процент. Учёт, конечно, вёлся, но подобного рода записями предпочитал заниматься лично Петир Бейлиш, отчитываясь за подобные поставки непосредственно перед королем.       А теперь, когда Мизинец всучил в руки Тириона Ланнистера неподъёмные фолианты учётных книг и, возложив тяжелое бремя казначея на маленькие плечи карлика, наглым образом отбыл в Орлиное гнездо, легкомысленно забыв упомянуть в каком упадке находится государственная казна, этот контрабандный учет предстояло вести самому Тириону. К счастью, нудные уроки с мейстером Вельсом в юности и множество прочитанных за жизнь книг, сослужили для Тириона хорошую службу на новой должности. Кроме подобных учётов, он преуспел в распутывании того денежного клубка, что сплёл Бейлиш и удачно составленная система сбора налогов давала свои плоды.       Утро для Тириона выдалось на редкость спокойным. Подлоги и убийства, предатели государства, судя по всему, решили отложить на вторую половину дня, значит можно было ненадолго расслабиться.       Начав день с бокала отменного Арборского золотого, он до полудня наслаждался одиночеством, нежась в лучах солнца и предаваясь воспоминаниям о вчерашнем удачно проведённом вечере, что приятной негой отзывались в сознании и теле. Всё было до подозрительного тихо и мирно, даже Серсея благосклонно не выкидывала свойственные ей, неподражаемые по своему размаху фортели.       Когда же спустя и час, и два его никто не побеспокоил, впору было начать волноваться. Мало ли что за ночь могло произойти? Еще четверть часа и можно было бы вполне допускать возможность того, что выйдя из покоев, он обнаружит залитые кровью коридоры. Желая отогнать от себя эти нелепые мысли Тирион тряхнул головой и вышел на балкон, так удачно открывающий вид на порт, дабы удостовериться в существовании жизни хотя бы в городе. И тут же укорил себя за это желание. Ну каким образом можно утопить Королевскую Гавань в крови за ночь и не допустить при этом ни единого звука? Какая нелепица. И, в подтверждение своих домыслов, никаких явных изменений не обнаружил.       Еще каких-то пару месяцев назад внизу шумела длинная Речная улица. Каждый куда-то направлялся и исчезал из виду, теряясь в толпе. Крик парящих над берегом чаек сливался с шумом города и доносился до Красного замка тихой неразличимой смесью звуков. Сейчас же, улицы не были столь наводненными. Немногие иноземные купцы осмеливались торговать в такое время. Большая часть лавок теперь представляла собой заколоченные досками витрины и пустые прилавки. Люди старались лишний раз не выходить из дома, опасаясь заразиться. Подобная удручающая картина вызвала в Тирионе волну разочарования. Утреннее наваждение спало, оставив после себя только мрачную плотную вуаль тяжелых мыслей.       Уже было собравшись развернуться и уйти, Ланнистер поднял взгляд на видневшиеся вдали воды залива и удивлённо поднял брови. В гавань вошёл чужой корабль с белой медузой на чёрных парусах. Это означало одно — Реханис Данар в столице. Пребывая в глубокой задумчивости, Тирион и не заметил вошедшего Подрика.       — Милорд, Его Милость приказал всем явиться в тронный зал.       И вот сейчас, стоя рядом с Варисом и другими членами Малого совета у подножия трона, Тирион лицезрел, как его мерзкий племянник, с воистину безумным выражением лица, наблюдал за тем, как очередному «несчастному», на этот раз члену королевской гвардии, собирались отрубить руку. Зрелище было отвратительным, и карлик, поморщившись, направил взгляд влево.       Рядом с развалившемся на Железном троне Джоффри сидела его мать, Серсея, со знакомой Ланнистеру надменностью, изучала взглядом провинившегося. Это выражение на её лице он созерцал чуть ли не каждый раз во время их с дорожайшей сестрицей пересечений на протяжении многих лет. Иногда ему казалось, что на лице сестры только надменность и выражалась, изредка сменяясь гневом и не предвещающим, как правило, ничего хорошего притворством. Нет, конечно она не была такой постоянно. Тириону за всю жизнь несколько раз выдавалась случайная возможность видеть её совершенно другой, и обычно причиной этому были его племянники. Королеве-регентше, как ни странно, были присущи нежность, теплота, ласка, да и непритворная улыбка всё же посещала её губы. В такие моменты она казалась совершенно обычной женщиной, до безумия любящей своих детей. Но все эти свойственные нормальным людям черты разбивались о волнорез своенравия, непомерной гордости и презрения к окружающим.       По левую руку от короля возвышался Тайвин Ланнистер. Один только взгляд в сторону отца заставил Тириона непроизвольно выдохнуть. Нечитаемое выражение лица, прямая спина и ястребиный взгляд, прикованный к гвардейцу, над рукой которого сир Илин занёс меч. Не было на этом свете человека, который вызывал бы в Тирионе чувства более смешанные и неординарные, чем лорд Тайвин. Его ненавидели десятки людей, им восторгались сотни и уважали тысячи, но ничто так не объединяло их всех, как чувство неконтролируемого страха перед этим человеком. Этот страх на протяжении многих лет расползался сначала по Вестеросу, а затем и по всему миру. Он проникал в каждый дом и селился в сознании людей, материализовываясь в мелодии «Рейнов из Кастамере». Пропитывал насквозь, навсегда оставаясь в памяти холодящими душу минорными оборотами. И люди боялись, и знали масштабы той силы, с которой не считаться было попросту невозможно. Эта сила выстраивалась на могуществе и влиянии и вселяла страх не столько своим существованием, сколько возможностью допустить мысль о её границах и обнаружить, что в царстве живых этих границ не существует.       Душераздирающий крик разорвал купол тишины, нависший над Большим залом, и обратил взгляды всех присутствующих на свой источник. Открывшаяся картина ужасала. Но еще более яркие краски трагизма она приобретала в глазах человека, задумавшегося над причинами и существованием условий, при которых это действие разворачивалось. Тирион относился к тем, кто не просто принимает факт произошедшего, а пускается в долгие размышления о возможности или невозможности предотвращения этого. К тем, кто, не боясь напороться на стену нежеланной и жуткой в своём воплощении истины, смело идёт до конца, страстно желая добраться до того, с чего всё началось. Ланнистеру оставалось лишь молча смотреть, как полуживое, истекающее багряной кровью тело оттаскивали Белые плащи. Посреди зала оставалась лежать отрубленная кисть, наполовину скрытая в луже крови.       Отрубить гвардейцу руку Джоффри приказал за то, что тот подобрал случайно упавший из королевского кошеля серебряный олень и положил к себе в карман. Подобные выходки были свойственны его отвратительному племяннику, и Тирион уже ничему не удивлялся. Существенно повлиять на короля он никак не мог. Безумие — одно из самых страшных, смертоносных и неконтролируемых качеств человеческой личности и проявление его признаков он с каждым днем всё чаще видел в монархе. Его неспособность в некоторых случаях разумно мыслить и раньше не была секретом. Еще будучи ребенком, Джоффри никогда не отличался особым умом, но если тогда редкие завихрения его рассудка можно было списать на избалованность и возраст, то сейчас никто, разве что кроме Серсеи, оправдать зачастую бессмысленные поступки короля не мог. Отец не считал нужным браться за хоть и запоздалое, но всё также необходимое воспитание внука. Пока тот не выкидывал что-то исключительное, десница позволял Джоффри периодически выделываться, в то время как юный Баратеон даже и не знал об этом, продолжая упиваться мнимой властью. Отец отделывался малой кровью, что в сложившейся ситуации было воистину правильным решением.       Начинался приём подданных, который, как было известно Тириону, король яростно ненавидел. Несколько часов выслушивать прошения и донесения, изображая участие, Его Милость считал крайне утомительным и недостойным своей персоны. А полностью возложить и эту обязанность на плечи десницы ему не позволял сам лорд Тайвин. «Люди должны видеть своего короля». Вследствие чего численность принимаемых значительно урезали до тридцати человек в неделю.       Сегодняшняя церемония, к всеобщей радости, протекала быстро и не предвещала кровопролития в своём завершении. Всем хватило и её «яркого» начала.       Под «всеми» подразумевался Малый совет, королева-регент и несколько стоящих у входов в зал гвардейцев. После того, как «Северный Повитель» стремительно распространился по королевству, массовых сборищ старались избегать и проводили приёмы ограничиваясь узким кругом.       Наконец в зале появилась фигура, наиболее интересная и ярко обсуждаемая при дворе — Реханис Данар.       — Что же такого исключительного предложит короне господин Данар на этот раз? — произнес Мастер над шептунами, слегка склонившись к карлику.       — Мне казалось, знать всё, что происходит в Семи Королевствах и за их пределами — это ваша специализация, Варис… — не отрывая взгляда от склонившегося перед королем пирата, прошептал Тирион. Мастер над шептунами не ответил. Но Ланнистер и так знал ответ.       — Вы привезли её? — Джоффри нетерпеливо заёрзал на месте, а уголки его губ изогнулись в усмешке.       — Разумеется, мой король. Уверен, вы не разочаруетесь.       — Она действительно из Соториоса? — дождавшись утвердительного кивка Реханиса Данара, племянник с довольным выражением лица откинулся на спинку трона и покосился на взметнувшего в интересе правую бровь, лорда Тайвина.       Тирион резко повернул голову к Варису желая уточнить, правильно ли он расслышал. Тот, в свою очередь, медленно прикрыл в подтверждении глаза и направил взгляд в сторону трона, подтверждая мысли карлика. Со слухом у него было всё в порядке.       Соториос… В голове моментально всплыли страницы увесистого тома о «Неизведанных материках и островах».       "Соториос — континент, лежащий к юго-востоку от Вестероса, отделяющийся от Эссоса Летним морем. Острова Василиска, бесконечные джунгли, основанная гискарцами в дни Старой Империи каторжная колония Горош и пятнистые полулюди, населяющие эти дикие земли". - Вот собственно и всё, что Тириону удалось выудить из подсознания о материке. Еще в памяти всплыла иллюстрация, на которой изображалась темнокожая, напоминающая летнийку женщина, с головы до ног покрытая бежевыми пятнами, величиной с пол ладони.       «Неужели этот человек и вправду привёз дикую полуженщину в Вестерос?» — промелькнуло в голове Ланнистера.       — Ведите! — подал знак стоящим у дверей Белым плащам король.       Воображение Тириона живо нарисовало дикарку, похожую на изображенную в той самой книге уродливую отшельницу. Но его ожидания не оправдались.       По проходу, охраняемая двумя тёмнокожими пиратами, шла молодая женщина, и даже издалека карлик мог безошибочно определить, что она являлась последней в этом мире, кто мог бы быть похож на ту иноземку из книги о материках. Хорошо сидящее на стройной фигуре, синее с золотой вышивкой платье тянулось за ней длинным шлейфом. И бросало в глаза какую-то характерную, очевидную величественность. Волнистые черные волосы крупными локонами спадали до талии, контрастируя с не присущим обитателям юга, бледным лицом. Пожалуй, только тёмные волосы и янтарные, чрезвычайно мрачные, имеющие некоторую раскосость (приподнятые внешние уголки), глаза определяли незнакомку, как уроженку юга. В остальном же, и в жестах, и в чисто вестеросской по крою одежде, хоть и не лишенной южных деталей, пленницу легко можно было бы спутать с какой-нибудь северной или западной леди. Она была более чем симпатичной. И, со своей скромной точки зрения, Тирион вполне мог назвать её красивой женщиной.       — Так она же чистая дорнийка! - Воскликнул Джоффри, исказив в отвращении лицо, - Да и к тому же старая.       Тирион мгновенно повернул голову в сторону пленницы, непроизвольно начав выискивать в ней, названные племянником признаки. Однако всё его внимание приковали к себе вздернутые в удивленном призрении брови.       — Перед Вашей Милостью леди Изабелла Финнард. Наследница самого приближённого к королевской семье Сотриоса дома, — обратился к королю летниец.       — У вас неверные сведения. Королевской династии десять лет как не существует. Их перебили вместе с моими родителями, старшей сестрой и племянниками. На троне незабвенных городов Соториоса сидит самозванка, взошедшая на престол в результате выстроенного обманным путём переворота, — таким тоном, будто объясняя очевидные вещи трёхлетнему ребёнку, поправила леди Финнард пленителя.       — Кажется вам не давали права говорить. — Метнул взгляд в сторону леди Изабеллы капитан. — Когда я выбирал какой дар преподнести Вашему Величеству, несомненно счёл благородную леди из неизведанного королевства достойным для вас подарком, но, к сожалению, недооценил её характер…       — Отчего же, пусть говорит. Как вы сказали… Незабвенные города? — с обманной беззаботностью спросила Серсея. — Расскажите нам о своей родине, леди Изабелла.       Искривив губы в притворной улыбке, сестрица сверлила взглядом стоящую перед ней пленницу. Та, в свою очередь, чуть прищурившись, дёрнула уголком губ и ответила:       — Я более чем уверена, что в дворцовых летописных книгах сохранились записи о полёте Рейнис Таргариен на юг Соториоса.* И, насколько мне известно, отсутствовала она не три года, как принято считать, а все шесть, и никто, кроме живших в одно время с ней приближённых, не был осведомлен о истинной длительности её отсутствия. Никто в Вестеросе. Если мои догадки подтвердятся, эти записи смогут служить хоть и косвенным, но подтверждением моего происхождения.              С совершенно нечитаемым выражением лица, она склонила голову в сторону Пицеля. Что было логично, ведь доступ к королевским архивам имелся только у Великого мейстера.       — Но количество лет — это далеко не все детали путешествия Рейнис Таргариен. Кроме самой сестры Эйгона Первого Соториос посещали трое её спутников. Обратно же в Вестерос она вернулась одна. Будучи беременной, Рейнис спрятала ребёнка в Соториосе, оставив его на попечение своих спутников. Собрав вокруг себя беглых наёмников из Эссоса и Семи Королевств, они основали на юго-западе материка Солнечную Гавань — ныне столицу Незабвенных городов. Там обнаружить их не могли ни квартийцы, промышляющие на восточных берегах, ни кто-либо другой. Наши предки, желая увеличить численность населения, начали тайно распространять сеть дознавателей по Семи Королевствам и городам Эссоса, позже названную «Орденом синей герберы», задача которой заключалась в тайном привлечении новых жителей. Так, стараниями ордена, спустя столетия образовалось пятнадцать новых городов, с общей численностью в два миллиона. Но чем больше разрасталось королевство, тем сложнее было сохранить его существование втайне. Тогда Великий Мейстер цитадели Эвард, когда-то сам подстроивший собственную смерть и переселившийся в Соториос, изобрёл болезнетворный яд, заражающий людей через кровь. Заражённые теряли память, навсегда забывая кто они и откуда, их сознание самоистреблялось, а на его месте оставалось лишь искажённое подобие рассудка. Кожа их темнела, оставляя небольшие нетронутые участки, а тело приобретало неимоверную силу и крепость. Постепенно, стараниями всё того же ордена, по всем берегам были расселены пятнистые полулюди. Подопытными становились приговорённые к заключению преступники. Таким образом, проникнуть в охраняемую заражёнными зону просто так никто не мог. Но созданное предками оружие обратилось в их же сторону. Ни король, ни орден не могли контролировать полулюдей. К счастью, удалось достичь чего-то вроде договорённости. Похоронившие прошлых себя заражённые не приближались к королевству. А правивший в то время король Талисс отдал во владения помутневших рассудком дикарей практически все земли Соториоса, за исключением шестнадцати городов. Так и появилось «Незабвенное королевство». Название выстроили основываясь на наименовании той самой неизлечимой Забвенной хвори. В настоящий момент в Незабвенные города можно проникнуть лишь с помощью членов «Ордена синей герберы». Но покинуть королевство невозможно, у прибывших есть лишь один выход — остаться там навсегда. Я бы и дальше продолжала хранить эту многовековую, по большей части бессмысленную в своём существовании тайну, но не при образовавшемся хаосе. На данный момент это не имеет никакого смысла. Королевская семья мертва. Служить больше некому, — выдохнув и поведя плечами заключила леди Финнард.       — Каким же образом вам удалось покинуть Соториос? — несколько смягчившийся, благодаря увлекшему его рассказу, спросил Джоффри.       — А вот эти подробности я бы предпочла оставить втайне. Тем более, что особой роли они не играют, — голос леди Изабеллы состоял из странной смеси превосходства, презрения и чего-то напоминающего снисходительность, что вкупе с правильно подобранной интонацией воспроизводило неплохое впечатление.       Король на мгновение задумался. Приложив сжатые в кулак пальцы ко рту, он изучал взглядом с вызовом смотрящую на него Изабеллу Финнард. А затем, неотрывно глядя в одну точку, на удивление ровным голосом произнёс:       — Вы правы, Данар. В ней многовато спеси. Этим я займусь. А сейчас, в темницу её!       Тирион ожидал хоть какой-то реакции со стороны леди Финнард. Но её не последовало. Она лишь поспешила выдернуть руку, когда слуги Данара взяли её под локти, дабы отвести в подземелье. ***       Изабеллу завели в тёмную, огороженную ржавой решеткой камеру и кинув мерзкий, недвусмысленный взгляд на её декольте, с лязгом защелкнули замок. Она вдохнула и сразу же пожалела об этом. Сырой, холодный воздух отдался непривычной остротой и тяжестью в груди.       Из угла доносился мышиный писк и копошение. У маленького окошка, с потолка капала вода. Капли с коротким шлепком долетали до пола и неимоверно раздражали. С улицы дул по-вечернему холодный ветер. Начинало смеркаться.       Ожидала ли Изабелла подобного исхода событий? Скорее да, чем нет. Впрочем, сидеть и перемалывать признание своего бедственного положения было последним, чего ей хотелось. Вся сложившаяся ситуация для неё была вполне ясна и понятна. За последние десять лет она научилась ничему не удивляться и перспектива нахождения в темнице неизвестное количество времени её конечно не впечатляла, но и холодом под кожей не отзывалась.       Гораздо более интересную почву для размышлений предоставляла королевская семья и члены малого совета, принимающие её.       Мальчишка-король являлся никем иным как представителем избалованных донельзя доморощенных «золотых детей», чем очень напомнил Изабелле её кузена Алстеда, составляющего компанию семье Финнард ещё в раннем детстве. Высокомерные, недалекие с непомерными амбициями. Все эти дети являли собой одинаковое необратимое ничтожество. Но вот в чём была отличность юного короля от того же кузена Алстеда — странная тёмная жесткость таилась в его глазах, речи и жестах. Она одновременно сквозила и лилась отовсюду, но ухватиться за нить этого странного потока не позволяла. И не могла не пугать, поскольку теперь, Изабелла хоть и косвенно, но существенно зависела от решений этого неуравновешенного, странного мальчишки. Фраза «Я этим займусь», так и вовсе не выходила у неё из головы, звуча то отдаленно, на дальних ступенях сознания, то очень близко, ударяя в мозг и напоминая о себе. Желание ещё пожить на этой бренной земле периодически с ней сходилось и вместе они объединялись в мучительную массу тягостных переживаний.       Хмыкнув, Изабелла поморщилась, но всё же перешла к рассмотрению второй интересующей её личности. Десницы короля. Тайвин Ланнистер, а в том, что это был именно он, леди Финнард не сомневалась, производил впечатление если не главенствующего над всей этой цепью власти то, как минимум, занимающего первоочередную позицию, человека.       О лорде Тайвине она впервые услышала в одиннадцать. Когда в Солнечную гавань прибыла актёрская труппа, скрывающаяся от кредиторов. Она прекрасно помнила тот день, когда сбежала из замка, воспользовавшись случаем, пока старый мейстер Сайман уснул прямо во время занятия. И хотя уроки, на которых старик обучал распознавать и обезвреживать яды, она очень любила, в отличие от нудного преподавания основ политики и истории, детское желание поглазеть на яркие костюмы, декорации и услышать баллады и сказания из Семи Королевств пересилило стремление к наукам.       На Площади Великого Новолуния собралась большая толпа. Народ толкался и восклицал. Стоящие в середине и впереди горожане, вытягивали головы, заслоняя обзор другим и получали в свой адрес проклятья и возмущения. Из окон близ стоящих домов выглядывали ожидающие зрелища жители. Всё было суетно и сохраняло общий градус предвкушения.       Не то, чтобы раньше в городе никогда не появлялись сказатели или менестрели, можно сказать больше — именно они и информировали Незабвенное королевство обо всём происходящем на других континентах и привозили собранные по Вестеросу и Эссосу слухи, истории и нововведения, но настоящего театра в столице не было уже добрые пару десятков лет и, конечно, такое событие не могло не вызвать интереса.       Кое-как пристроившись на нижней галерее самого большого в городе торгового дома, промышляющего продажей тканей, маленькая Изабелла, широко распахнув глаза, наблюдала за начавшимся представлением. Но по всей видимости её ожиданиям не суждено было оправдаться. Скачущие на игрушечных конях и бранно ругающиеся «рыцари», сопровождаемые характерными мерзкими звуками, вряд ли могли породить внутри чувство стремления к прекрасному. А то и дело появляющиеся с оголёнными причинными местами женщины вообще не вызывали ничего, кроме отвращения. Народ хохотал, и из толпы то и дело слышались разного рода непристойные выкрики.       Первая история заканчивалась, и поняв, что она ничего возвышенного не увидит, Изабелла уже было хотела слезть с галереи и вернуться в замок пока матушка не заметила её отсутствия. Но, неожиданно на помост вышел средних лет мужчина и начал повествование о слабом лорде из западных земель Вестероса, восставших вассалах и его молодом жестоком сыне. Зазвучали первые такты вступления к неизвестной песне, и на сцене появились преображённые артисты. На этот раз гогота не было, как не было и пошлых возгласов. Происходящее на сцене более не вызывало смеха.       Она потеряла ощущение времени и происходящего вокруг, имели значение лишь сменяющиеся один за другим актёры, мелькающие в волнах широких одежд, и, вызывающая странное покалывание по всему телу, мелодия «Рейнов из Кастамере».       Во время сцены, олицетворяющей крушение башни и смерть Эллин Рейн, нависшее в воздухе напряжение, казалось, можно было потрогать на ощупь. Совсем ещё юная Изабелла уже тогда осознавала весь масштаб случившегося в западных землях Семи королевств. И она на всю жизнь запомнила слова стоявшего рядом старца в тот день: «Он сделал то, что не смог его отец. В этом мире по-другому власть и превосходство не докажешь».       Тем не менее, полного собственного впечатления о лорде Тайвине, Изабелла сложить не успела.       Совершенно неожиданно из темноты послышался кашель. Громкий, болезненный, такой, какой обычно бывает у глубоко больных. И отчего-то он показался Изабелле каким-то инородным, чужим в образовавшейся умеренной тишине, быть может еще и потому, что она на протяжении достаточного времени находилась во власти мыслей и воспоминаний. Сняв со стены лучину, она медленно шагнула на звук кашля.       На ветхой соломенной подстилке, завернувшись в грязный плащ, лежала девушка. Изабелла поднесла лучину ближе. Пламя осветило её светлые, спутанные волосы и усталое, осунувшееся лицо. Почувствовав тепло, исходящее от огня, пленница дёрнулась и повернулась к источнику света. Её синяки выделялись даже при тусклом освещении, а в глазах держался нездоровый блеск.       — Кто вы?       Голос девушки звучал хрипло и тихо.       — По всей видимости, новая сокамерница, — произнесла на выдохе и вздернула брови Изабелла. Обвела взглядом темницу. — Давно у тебя кашель?       Пленница, приподнявшись на руках, медленно села и прислонилась к грубой каменной стене.       — Первый день. Скоро начнётся лихорадка.       Это хоть и негромкое, но уверенное заявление побудило Изабеллу вздёрнуть в немом вопросе бровь. Что бы так смело делать выводы о своём здоровье, нужно быть как минимум человеком, знакомым с лекарским ремеслом.       Не уж-то судьба решила подшутить? - подумала леди Финнард.       — С чего такая уверенность? — несколько отрешённо поинтересовалась Изабелла и с ещё большим интересом принялась разглядывать сокамерницу.       — «Северный повитель» всех губит одинаково, — пожав плечами, девушка отвела пустой взгляд в сторону и снова зашлась в порывистом кашле.       — Дыши носом, лёгким нужен воздух.       Изабелла водрузила лучину обратно на подставку, наблюдая как оранжево-алое пламя, подрагивая, отражалось на тёмном камне стены.       — Откуда…вы…знаете…? — сквозь приступ девушка говорила отрывисто, глухо и оттого становилась в глазах леди Финнард ещё немощнее, чем была.       — Меня с детства обучали лекарскому делу, но это не столь важно. Здесь кормят чем-нибудь горячим?       Изабелла покосилась в сторону коридора подземелья, где мирно похрапывал полный бородатый стражник.       — Да, сейчас как раз должны принести похлебку.       Дыхание девушки более-менее выровнялось, а сама она тяжело откинулась к стене. Приступ оказался непродолжительным.       — А что за «Северный повитель»?       Предварительно перекинув волосы на одну сторону, Изабелла прислонилась плечом к холодной стене и скрестила руки на груди, попутно перебирая в голове все похожие на это заболевания по наименованию. В Соториосе было в порядке вещей обилие различных болезней, оттого и людей, связывающих жизнь с лекарством всегда было в достатке. Мейстеры имелись не только при знатных семьях, но и жили среди простого люда, часто открывая лавки и принимая больных.       — Неужели не знаете? Впрочем, по вам видно, что вы не из Вестероса.       На лице собеседницы появилась усмешка. Будь Изабелла в ином положении, она бы наверняка отреагировала на столь фривольное к себе отношение со стороны простолюдинки, но находясь в холодной темнице, без каких-либо прав и преимуществ, кичиться статусом было бы крайне глупо.       — Верно, в Семи Королевствах я впервые.       — Видно далеко вы жили, раз не слышали о «Северном повителе». Он заполнил все земли, от Стены до Солнечного Копья. Каждый день гибнут сотни людей. А скоро и я окажусь там.— Она возвела глаза к потолку. — У мамы всё началось с вен, они опухли и раздулись, уже потом появился кашель, а за ним лихорадка. Странно, что у меня этого нет. Мама не долго мучалась. И недели не прошло, как у неё открылись язвы, а на следующий день она умерла. «Повитель» уже унёс жизни нескольких тысяч людей. И это только за два месяца.       Изабелла слушала рассказ девушки очень внимательно, стараясь не пропустить ни слова. Если всё обстояло так, как описывала пленница, эпидемия могла бы стать для неё неплохим шансом выбраться из того невыносимого положения, в котором она оказалась. К тому же, на корабле Реханиса Данара находился тот человек, ради безопасности которого она была готова выбраться из любой грязи — её младшая сестра Энола.       — У тебя раньше были приступы?       Изабелла готова была дать руку на отсечение, что ни о чём подобном ранее не слышала. И опухание вен, и кашель с кровью, и лихорадка, и бред. Всё это, разумеется, встречалось ей, но проявлялось в качестве составных частей совершенно разных болезней.       — Редко, но случалось, особенно осенью.       — Можешь подняться? Мне нужно тебя осмотреть.       Неуверенно кивнув, сокамерница встала с тюфяка и подошла к Изабелле, опираясь рукой о стену. В свете лучины синяки под глазами и осунувшееся лицо были выражены особо ярко.       — Открой рот, — скомандовала леди Финнард и повернула девушку против света, чтобы хоть как-то рассмотреть её горло. Стоило ей опустить руки на плечи пленницы, тут же захотелось их отдернуть. Сквозь тонкую ткань платья чувствовался острый, чуть ли не могильный холод, исходящий от тела несчастной.       — Ты везде такая ледяная? — поинтересовалась Изабелла, попутно ощупывая руки и шею девушки, — Хотя, немудрено, при таком-то холоде.       — Зачем вы…— речь прервалась новым приступом кашля, — зачем…вам это? Чего…вы добиваетесь?       Изабелла отошла на два шага назад и неотрывно глядя на сокамерницу, вздохнула. Распространение «Северного повителя» похоже совершенно неожиданно сыграло ей на руку.       — Я буду тебя лечить, — невозмутимо изрекла она и, подняв голову, с высока оглядела, кажущуюся испуганной подобной перспективой девушку.       Судьба наконец была благосклонна к леди Финнард и упустить такой шанс означало бы подписать себе смертный приговор, а умирать от рук неуравновешенного малолетнего короля она пока не собиралась.