— И… это все? — Бен с подозрением посмотрел на огромное мутное зеркало и на тряпку, плавающую в ведре. Тут явно был какой-то подвох. Разумеется, все не могло оказаться так просто. Но эта загадочная Асока привела его именно в эту комнату и сказала, что он должен оттереть до блеска огромное зеркало почти во всю стену. — Значит, только его? И больше ничего?
Колдунья коротко кивнула, поджав губы, и вышла.
Бен устроил Рей на кресле, накрыл каким-то вязаным пледом, почесал ее за ухом.
— Чувствую, сейчас начнется какой-то треш. Вид у нее был такой, типа “справься хотя бы с этим”. Ну, посмотрим…
“Цена будет высока”! Он ожидал… Черт, он сам не знал чего. Что она вырежет у него почку. Или глаз. Превратит его в червяка. Ну, на худой конец посадит его отделять рис от ячменя или выдумает еще какое-нибудь убийственное задание. Но отмыть зеркало… что ужасного может быть в зеркале? Надо было читать больше сказок, но он ограничился только тем, что не знать было просто нельзя. “Золушка”. “Белоснежка”. Кажется, там было что-то про зеркало, которое… да, отвечало на вопрос, как там было? Кто тут самый красивый?
Хмыкнув, Бен взял тряпку и провел по мутной поверхности зеркала. Чистая полоса тут же снова затуманилась. Черт. Ну, этого следовало ожидать. Может… надо тереть сильнее? Или… подышать? Или вообще все тут обыскать сначала и найти их волшебное моющее средство? Тест на интеллект… Он потер сильнее. Дохнул, потер снова… Что-то мелькнуло там, в глубине. Или показалось?
Бен снова дохнул на зеркало. Провел тряпкой кругом. Зигзагом. Написал букву Б. Потом Р. Поставил между ними плюс и нарисовал сердечко.
— Ты идиот, Бен Соло. Три давай.
И он тер. Остервенело. Но проклятое зеркало тут же снова становилось мутным.
— Видимо, в этом и треш, — сказал он, глянув на Рей. — Я три дня буду тереть это чертово зеркало, а оно по-прежнему будет мутным. Черт! Может, это испытание выдержки. Старуха на самом деле за мной наблюдает и смилостивится, когда я упаду тут от истощения. Или нет.
В зеркале снова что-то мелькнуло, и он вгляделся в его мутную глубину. Что-то…
Там была Рей! Он ясно увидел ее лицо и невольно прижал обе руки к стеклу, как будто мог таким образом удержать это видение.
— Покажи! — вырвалось у него.
Стекло как будто дрогнуло. На мутной поверхности словно растеклось сияющее пятно. Бен радостно вгляделся и…
… Он увидел себя. Он бы не узнал себя в…
этом, он бы никогда не подумал, что может таким быть, но сейчас он совершенно точно понимал и видел, что это и правда он сам. Вот
этот… весь в черном, в черном плаще и черных перчатках, небрежно развалившийся на троне, закинув одну ногу на подлокотник. Все кругом было… тревожным, мрачным, красно-черным. Красные полотнища на черных стенах, сам трон с острыми черными углами на красном помосте, черный, матово поблескивающий пол, в котором отражалось то, что происходило прямо перед
этим: какие-то незнакомые люди в красном, видимо, стражники, держали пожилого мужчину, заломив ему руки за спину. Бен… нет… он не мог быть Беном! Но
этот… смотрел на мужчину с презрением, а потом засмеялся и махнул рукой, отдавая приказ. И тут… Как будто камера вдруг развернулась и выхватила в толпе лицо Рей. Бледное, с глазами, распахнутыми от ужаса. Она что-то шептала и…
Снова его лицо. Монстра в черном. Который смотрит, как того самого мужчину тащат к окну. А тот вдруг улыбнулся, обернувшись к монстру. Так тепло, как будто… Это был отец. Отец этого чудовища.
— Черт! — вырвалось у Бена — того, который смотрел на это через зеркало. — Нет! Нет, стойте!
Но видел уже распахнутое окно и…
Снова лицо Рей. Монстр подошел к ней. Остановился напротив. Она смотрела на него, а по лицу у нее текли слезы. Покачала головой, что-то прошептала, и монстр вдруг скривился, изображая, будто рыдает, и тоже что-то прошептал, явно передразнивая ее.
— Да как ты!.. — заорал Бен, стукнув кулаком по зеркалу, словно мог попасть по чудовищу. Словно мог прекратить этот ужас.
Монстр сделал знак рукой и… мужчину выкинули из окна. Зеркало затуманилось.
Бен обернулся к лежащей на кресле лот-кошке. Сделал к ней пару нетвердых шагов и остановился.
— Нет. Нет, Рей! Нет, я не мог! Это не… Это какая-то ошибка. Какая-то магия! Это… я бы никогда, Рей, я бы не мог тебя обидеть, ты же…
Осознание того, что случилось, как будто догнало его только сейчас, он беспомощно хватал ртом воздух, чувствуя, как к глазам подступили слезы.
Убийца. Он был убийцей. Он убил… своего отца. На глазах у нее! А потом смеялся над тем, как она плачет.
Больше всего ему хотелось убежать отсюда, зарыться где-нибудь в опавшие листья в лесу, провалиться сквозь землю, забыть… черт, лучше бы он так и оставался охранником из Бронкса, который ничего не помнил!
Сжав тряпку, Бен обернулся к зеркалу. В том месте на стекле, где он видел всю эту чудовищную сцену, было чисто. В единственном месте на зеркале, которое больше не туманилось, не становилось мутным…
— Черт! — Он в ужасе схватился за голову. — Если это…
Зеркало было огромным. Он представил, сколько раз ему придется увидеть что-то подобное, чтобы оно стало чистым целиком…
— Я не хочу знать! — заорал он. — Не хочу!
Замер. Обернулся к Рей. Она по-прежнему лежала без движения. Черт… Он должен. Должен все это увидеть. Должен очистить этот проклятое зеркало. Должен ее спасти. Это самое меньшее, что он может сделать после всего…
А потом… черт. Он на мгновение закрыл лицо руками, потому что боль в груди была невыносимой.
Выпрямился, сжал в руке тряпку. Развернулся к зеркалу. Закусил губу до крови и провел по мутной поверхности.
— Покажи…
Образы сменяли один другой. Все его злодеяния. Вот он велит заковать в цепи какую-то женщину с красиво уложенными на голове косами. Мать этого чудовища… Вот презрительно отмахивается от каких-то людей, которые о чем-то его умоляют, стоя на коленях. Отдает приказ засыпать землей пруд и срыть остров. Огромная железная машина в щепки разносит какой-то милый домик, увитый плющом. Нет, не какой-то. Их с Рей убежище на острове. Их место. Он это знал. Он это чувствовал.
Как удар под дых. И еще. И еще. Вот он воздевает руки к небу, а потом… смотрит, как земля перед ним расступается и из нее начинает подниматься черный туман. Вот этот туман наползает на какую-то деревню… А он смеется.
И всегда, после каждого чудовищного поступка он видел лицо Рей. Глаза, полные слез. Вздрагивающие губы. Взгляд такой, словно ее ударили наотмашь.
Это была какая-то изощренная пытка. Которая все длилась и длилась. У него разрывалось сердце оттого, что он никак не мог это прекратить и исправить, и одновременно — оттого, что все это совершал… он сам. И снова и снова он шептал это “покажи”, и снова и снова смотрел…
Под конец он уже почти ничего не видел, потому что слезы застили глаза, как он ни пытался их стереть.
Зеркало было чистым. Он пошатнулся и рухнул на колени, не в силах встать, не в силах даже крикнуть колдунье, что отмыл ее чертово зеркало, выполнил задание… Черт… Это были даже не слезы, не рыдания. Это был вой. От раздирающей грудь невыносимой боли. Которую ничем нельзя было успокоить. Которая просто разъедала его изнутри…
Кто-то вошел? Он не был в этом уверен. Или? Да, чей-то голос. Бен попытался встать, но тело отказывалось слушаться. Как будто кто-то сказал ему, что задание выполнено? Может быть… Он просто лежал без движения, закрыв глаза, а потом… потом вдруг почувствовал мягкое прикосновение. И еще. Как будто кошка толкалась ему в руку лбом.
“Бен? Бен!”
Она вдруг кинулась к нему на грудь. Вжалась в него, и он невольно потянулся, чтобы до нее дотронуться, убедиться, что это точно Рей.
“Бен!!!”
Нет, он не мог. Просто не мог!
Рей вдруг выгнулась и зашипела, обернувшись в сторону, и он понял, что этот гнев направлен на… Асоку. Наконец открыв глаза, быстро взглянул на нее — старуха смотрела на них обоих. Очень внимательно.
Все еще шипя и яростно размахивая хвостом, Рей вдруг — неожиданно для него — подобралась и прыгнула на колдунью, страшно оскалив зубы.
Черт!
— Рей, не надо!
Разумеется, она его не послушалась. Лапа с выпущенными когтями метила прямо в лицо Асоке, но старуха легко увернулась, как будто… просто оказалась на пару шагов левее, и Рей, пролетев мимо, перевернулась в воздухе и приземлилась на все четыре лапы. Снова подобралась для прыжка с яростным шипением…
— Остынь! Я ничего ему не сделала, девочка, — спокойно сказала старуха. — Он всего лишь увидел в зеркале все, что натворил.
Бен не мог даже взглянуть на нее. Кое-как поднялся на ноги. Рей, все еще недовольно поглядывающая на Асоку, вспрыгнула ему на плечо.
— Спасибо, — глухо сказал он, все так же не поднимая глаз. — Мы… пойдем.
— Хм… — неопределенно отозвалась колдунья. — Что ж… Ты получил то, что хотел, верно? Но у меня есть для тебя еще кое-что.
“Яд или веревка с мылом?” — мрачно подумал Бен, выходя за ней из комнаты. — “Хорошо бы какое-нибудь зелье тупости и беспамятства, чтобы я до конца жизни был овощем и даже свое имя вспомнить не мог”.
Асока повела его во двор. Он остановился в недоумении, когда неожиданно, словно по невидимому знаку старухи, откуда-то сбоку вышел… конь.
Тощий, старый, с хвостом, похожим на мочалку. При этом оседланный и взнузданный.
“Прекрасно”, — еще более мрачно подумал Бен. — “Иппотерапия для злодеев. Реабилитация раскаявшихся монстров…”
“Да это же Тысячелетний Сокол!” вдруг заорала Рей у него в голове.
“Что Тысячелетний — это точно”, — отозвался он.
— И… что мне с ним делать? — спросил он у Асоки.
— Садиться и ехать, — фыркнула она.
— Еще и конеубийство, спасибо, — пробормотал Бен про себя. — Впрочем, хуже все равно уже не будет…
Взяв коня под уздцы, он вывел его за ограду, так и не взглянув больше на старуху. И растерянно встал, не зная, что дальше делать. Накатило такое опустошение и бессилие. Еще и этот Тысячелетний доходяга…
— Ну… пойдем пешком? — спросил он у Рей. — Мне кажется, эта кляча развалится, если я на нее сяду. Да даже если только ты сядешь…
“Асока дала тебе его не просто так” отозвалась Рей.
— Мне кажется, она надо мной просто издевалась… — мрачно вздохнул он.
“Давай садись, это же Сокол! Настоящий!”
Бен еще раз вздохнул, поправил подпругу, сунул ногу в стремя и кое-как, хватаясь за луку седла, вскарабкался на коня.
— Черт, тяжело… — Он разобрал было поводья, готовясь к тому, что теперь придется как-то пытаться сдвинуть с места эту клячу, как вдруг Тысячелетний Сокол рванул с места в галоп.
— А-а-а-а! — вырвалось у Бена. Потеряв повод, он судорожно вцепился в гриву коня, пытаясь одновременно стиснуть ногами его бока, чтобы удержаться в седле. — Ре-е-ей!
“Я ту-у-ут!”
Каким-то чудом она умудрялась все еще сидеть у него на плече, хотя он сам не понимал, как вообще до сих пор не вылетел из седла в ближайшее дерево.
Конь несся, не разбирая дороги, взлетал на пригорки, перемахивал через овраги, бешено проскакал через ручей, вздымая тучу брызг, потом, не сбавляя скорости, перепрыгнул через поваленное дерево и тут же — через какую-то ограду.
Бен понял, что все это время не переставал орать “а-а-а-а!” на одной ноте, а Рей вторила ему отчаянным визгом. Конь проносился через лес под деревьями, и Бен пытался наклоняться к самой его шее, чтобы не влететь головой в толстые ветви, но все равно получал по лицу; потом они снова вылетали в поле, где наоборот, приходилось приподниматься в седле, когда Сокол снова и снова перемахивал через овраги. В конце концов все уже слилось перед глазами, Бен просто обреченно болтался на спине адского скакуна, сам не зная, как и чем за него цеплялся, и не верил, что это когда-нибудь закончится.
Но оно… внезапно закончилось.
Конь вдруг перешел на шаг так же неожиданно, как сорвался в галоп в самом начале. Бен наконец измученно выдохнул и встряхнул головой, оглядываясь, пытаясь понять, что происходит.
Солнце уже садилось. Неожиданно наступил вечер, и все вокруг тоже изменилось — вместо гор и леса до самого горизонта расстилалась… пустыня. Черт. Черт. Бен растерянно завертел головой и снова громко выдохнул от облегчения, увидев неподалеку какие-то пальмы. Как это называется… Зелень посреди пустыни? Оазис! Не самое нужное знание для охранника из Бронкса, но он любил на работе разгадывать сканворды…
“Оазис!” тоже оживилась Рей.
— Ты как, в порядке? Цела после… нашей веселой прогулки?
“В порядке”.
Бен дернул коня за повод, не особенно рассчитывая на то, что тот послушается, но старая кляча развернулась и медленно побрела к пальмам. Так, словно каждую секунду готова была издохнуть.
— Надеюсь, он отвез нас куда надо, — вздохнул Бен.
“Да, Джакку находится в пустыне!”
Вот и хорошо. Значит, они найдут этого Лора, заберут у него зубастую птицу, найдут Ак-То, Рей расколдуется и…
Грудь снова сдавило болью. Черт. Черт. Весь ужас того, что произошло, что он увидел в этом чертовом зеркале, накрыл его снова. Хотелось лечь, уснуть и больше никогда не просыпаться. Исчезнуть. Превратиться в крошечную бессмысленную песчинку и раствориться в этой пустыне. Перестать существовать, потерять способность мыслить и действовать, только бы не знать, что он… Бен снова чуть не завыл в отчаянии. Не думать, не думать, не думать!
На границе оазиса он наконец спрыгнул на землю. За пальмами виднелся каменный колодец с длинным желобом — поилкой для скота. Наверное, клячу надо… эээ… напоить, да. Попить самим. Поесть.
Он набрал в колодце воды и налил ведро в желоб для Сокола. Потом снял с себя сумку, достал хлеб и сыр. Мясо в стеклянной банке с хитрой крышкой, которое, как его заверили еще там, в деревне, поэтому долго не испортится.
Он молча открыл банку. Достал ножом кусочек. Понюхал. Вроде ничего.
— Держи.
Она принялась жевать мясо.
“С тобой все в порядке?”
— Нет, — честно ответил он.
Сел прямо на песок, подтянув к себе ноги. Уткнулся носом в колени. Это невозможно. Так дальше существовать просто невозможно. Он снова вспомнил, что про Кайло говорила Рей. Что он видел сам своими глазами — этот туман, из которого к нему тянулись мертвые руки.
“Бен…”
— Давай не будем об этом, хорошо? Не сейчас.
“Бен!”
— Я не могу, понимаешь? Не могу снова об этом... Я заслужил, да, но я… просто должен сделать то, что тебе обещал. Что ты там хотела? Арестовать меня? Тебе для этого надо снова… стать девушкой. Черт! Все. Я просто сделаю это — и все. И пока не буду ни о чем больше думать, иначе я не выдержу. А потом… Потом уже будешь... Что там у вас делают с военными преступниками…
В ответ вдруг раздалось яростное рычание, и он не успел ничего сделать, потому что разъяренная кошка вспрыгнула ему на голову.
“Не смей!!!” проорала она так, что он чуть не оглох, хотя вроде бы орала она на него в мыслях.
— Рей, Рей, пожалуйста… — испуганно начал он, потому что она выпустила когти и больно вцепилась ему в волосы.
“Даже не думай! Я тебя… Ты мой, понятно? Мой! Я тебя нашла! Ты ко мне вернулся! И если ты посмеешь… Если ты!!!”
Ее рык, прокатившийся у него в голове, был таким чудовищным, что Бен чуть сам не заорал от ужаса.
— Все, все, — он попытался снять ее с себя. — Обещаю. Я никуда… ничего не посмею! Только не вопи так!
“Попробуй еще только!..”
— Не буду ничего пробовать, все. — Ему все таки удалось взять ее на руки. — Не ори. Давай оба успокоимся.
Бен прижал ее к груди, и Рей вдруг подняла голову. Взглянула ему прямо в глаза.
И он… задохнулся. Оттого, что она так на него смотрела.
В ее глазах было столько любви… которой он не заслуживал. Чудовище, монстр, убийца, место которого было в тюрьме или на электрическом стуле. Но в то же время этот взгляд как будто исцелял. Как будто невыносимая, раздирающая его изнутри боль по чуть-чуть уходила. Как будто появлялась и надежда, и вера, что он может… если не исправить все, что сделал, то хотя бы изменить то, что получится изменить.
— Давай спать. Надо выйти на рассвете, пока не так жарко.
И она, наконец благосклонно мурлыкнув, устроилась у него на груди.
***
Рей дернулась, вскинулась, еще во власти какого-то тоскливого мучительного сна, с облегчением поняв, что Бен был тут, с ней. Что она его трогала, прижималась к нему, и он сам ее обнимал.
Но страх все равно сжимал сердце своей холодной рукой.
Пусть только попробует… Пусть только попробует.
Тогда, в одиночестве и тоске лежа в своем убежище, построенном из досок и старого тряпья, она с какой-то отчаянной яростью мечтала о том… чтобы отомстить. Нет, не убить, не заточить в темницу, а чтобы ему было так же больно, как ей. Чтоб он вдруг осознал, что совершил. Она хотела этого: чтобы он увидел, чтобы он понял, чтобы он ужаснулся… И она бы еще добавила! Она бы рассказала ему, как плакала каждый день, пока слез просто больше не осталось. Рассказала бы, как это было невыносимо — находиться рядом с ним почти постоянно и видеть, как из прежней оболочки того, кого она любила, теперь на нее смотрит чудовище. Как ее раздирало на части, потому что она не могла к нему прикоснуться, почувствовать его тепло и запах, оказаться в его объятиях; как она мучительно умирала каждый день вместе со своей любовью к нему. Хотелось соврать и сказать, что теперь она его ненавидит и презирает. Что она вырвала эту любовь из сердца, что там теперь лишь выжженная ненавистью дыра, что она больше никогда…
Но это было неправдой. Вот в чем дело. Она, безупречная героиня, в которой все видели знамя сопротивления, вся в ореоле сияния, словно в белых доспехах, продолжала цепляться за эту тонкую ниточку, тянущуюся из ее сердца к нему. К монстру. К чудовищу.
Не могла ее оборвать. Не могла ничего с этим сделать. Да и что можно было сделать с истинной связью? Вопреки всему, глотая стыд и горечь, она верила, что ее Бен вернется. Этот огонек надежды и веры так и не погас за все это время, несмотря на все страдания, разочарования и боль, которая раздирала ее на части каждый день. И когда шпион сопротивления передал весть, что Кайло Рен, по слухам, внезапно исчез, Рей тут же кинулась на поиски и даже рискнула отправиться в этот чужой мир…
Чтобы поймать и покарать преступника, говорила она себе. Только чтобы заставить его увидеть! Только чтобы…
И вот оно случилось. Вот он — ее Бен — который узнал, что натворил, а она…
Она теперь была в ужасе. Оттого, каким мучительным для него это оказалось. Рей буквально чувствовала, как боль раздирает его на части, как ломает изнутри, и больше всего боялась, что он теперь опять куда-то исчезнет. Просто потому что не вынесет этих угрызений совести, не сможет теперь быть рядом с ней, и решит — это же Бен, как она могла забыть! — сбежать на какой-нибудь заколдованный остров, где никто его никогда не найдет. Даже она.
Ну уж нет. Нет-нет-нет. Она прижалась к нему еще крепче, вцепилась лапами, как будто он собирался куда-то деться прямо сейчас, во сне.
Но в ответ он только что-то сонно шепнул и тоже прижал ее к себе еще крепче.
Да, только так и было правильно.
Ей снился сон. Сон-воспоминание. Они играли в Кессельские скачки. Надо было сесть на бревно, подняться магией в воздух и преодолеть полосу препятствий: низкую дверцу в стене у кухни, потом крутой склон весь в зарослях крапивы, и наконец яму, куда сливали помои… Сначала они чуть не подрались из-за того, чье бревно было Соколом. Бен, разумеется, утверждал, что только он имеет право, потому что Сокол принадлежал Хану, а она… кажется просто вопила, что Сокол у нее — и точка. В конце-концов решили сначала разыгрывать Сокола в кости… Кто тогда выиграл? Но она точно помнила, что в яму с помоями они упали вместе, и это было так смешно: Бен, у которого с уха свисала длинная спираль картофельной кожуры…
А потом Бен в ее сне вдруг стал таким, как сейчас. В этой странной одежде из чужого мира. Он стоял там, в тронном зале в главной башне и горько смотрел в открытое окно. Рей словно увидела, о чем он думает — призрачный образ Хана, которого стражники выбрасывают из башни по его приказу, появлялся снова и снова: вот его тащат к окну, вот он оборачивается и улыбается, вот окно распахнуто и…
— Бен! — позвала она, но он не оглянулся. Как будто не видел и не слышал.
Словно зачарованный, он сделал шаг, другой, взялся за створки окна… Закусил губу, как от боли.
— Бен!!! — Рей бросилась на него сзади, вцепилась изо всех сил. — Ты его не убил!!!
Но он ее не слышал. Не чувствовал. Она пыталась его дергать, тянуть к себе, и у нее ничего не получалось, как будто она была призраком. А он уже встал на подоконник…
— Ты его не убииил!
— Рей! — вдруг раздалось сзади, кто-то звал ее по имени, кто-то пытался ее отвлечь, но она продолжала отчаянно цепляться за Бена и кричать, пока не поняла, что… проснулась.
“Ты его не убил!!!” проорала она снова, прежде чем выдохнуть.
— Кого? Что… случилось? Что ты кричишь так? Ты меня напугала, — сонно пробормотал Бен, глядя на нее сверху вниз. И вздохнул. — Кого я… не убил?
“Хана Соло, своего отца” всхлипнула она, уже успокаиваясь.
— Там был снег и покатая стена?
“Да. Он упал в огромный сугроб и даже ничего себе не сломал. И потом помог мне…”
— Не убил. Но… я же хотел его убить. И отдал такой приказ.
В голосе у него звучала такая безысходная горечь, что Рей чуть не завыла.
— Ладно, раз проснулись, давай завтракать, — сказал Бен, вытаскивая из мешка еду. А потом вдруг добавил: — Я всегда был таким… мудилой? С детства? Или…
“Нет. Не был! Ты был… самым лучшим на свете! И вообще…”
— Тогда что случилось? Как я мог превратиться в такое чудовище?
“Не знаю. Никто не знает. Ты уехал на север, а потом вернулся… уже вот таким”.
Он выдал ей порцию мяса, сам взял хлеб с сыром. Привязанный неподалеку Сокол пощипывал траву.
Бен вздохнул, но она почувствовала, что это был уже не обреченный вздох. Как будто мысль о том, что он не был таким чудовищем с самого начала, его приободрила.
“Так что не вздумай кидаться в окно” добавила Рей. “И вообще… Иначе я тебя сама убью”.
Он усмехнулся и ласково погладил ее по уху.
— Не буду кидаться. Обещаю. А если захочу, чтобы… в общем, просто как следует тебя разозлю.
***
Они ехали весь день: Сокол, неожиданно растерявший свою прыть, еле тащился по песку, и к Джакку они подъехали, только когда уже стемнело. Бен подумал, что это явно не самое удачное время, чтобы искать этого кузена старухи-людоедки и пытаться обыграть его в кости.
— Тут бы живыми остаться, — пробормотал он, прижимая одной рукой Рей, когда они проехали мимо каких-то грязных типов, проводивших их недобрыми взглядами. — Все-таки хорошо, что на наше Тысячелетнее сокровище вряд ли кто-то позарится.
И вдруг… Ночное небо озарила яркая вспышка. И еще одна. Раздались крики.
— Черт!
Бен осторожно выглянул из-за угла какой-то лачуги. Мимо с криками пробегали люди, небо вспыхнуло снова, и вдруг полыхнули алые языки пламени, а на них фоне появились гигантские черные машины.
— Что за…
Началось какое-то светопреставление. Крики, паника, несущиеся со всех сторон жители сбивали друг друга с ног, давка, вопли и плач — Сокол вжался в стену лачуги, и Бен лихорадочно думал, что теперь делать и куда бежать.
Волна людей неожиданно схлынула, и тут же следом появились они — солдаты в черном, за которыми двигались эти жуткие машины.
— Черт… ну и дела, — он крепче прижал к себе Рей.
“Это они!”
— Кто?
Но ответить она не успела. Одна из машин со скрежетом остановилась. Потом кабина, высившаяся на длинных черных столбах, опустилась вниз. И из нее с грохотом упал трап. Со свистом, словно выпустив пар, открылись створчатые двери, как у лифта…
И по трапу спустилась огромная фигура в черном плаще и шлеме.
“Кайло Рен!” завопила Рей.
Какого…
