глава шестая: (ходить по этому миру) в одиночку
— Умереть, уснуть -
Спать, может быть, видеть сны — да, вот в чем загвоздка,
Ибо в этом сне смерти какие сны могут прийти…
― Уильям Шекспир, «Гамлет»
***
Когда Эндрю думал о своей смерти, она казалась далекой и странной. В основном это было связано с наркотиками, которые текли по его венам, когда это случилось, холодные, как ртуть, и оставляли его парящим в трех дюймах от реальности. Каждая секунда на этих лекарствах была другим видом ада. Первые таблетки сделали его маниакальным, содрав с него кожу и выставив на всеобщее обозрение каждое оголенное нервное окончание. Большую часть дней он чувствовал себя как в огне, как будто его мозг работал в тысячу раз быстрее, чем следовало бы, как будто страх был паранойей, а счастье эйфорией. Он ненавидел их. Затем, после инцидента на корте с игроком соперника, врачи встряхнули ситуацию. Заставили его ничего не чувствовать, накачали его блокаторами, которые сделали его неподвижным и недвижимым. Он ничего не ел. Он не мылся. И после того, как он перестал приходить на занятия или практику, его офицер по условно-досрочному освобождению рекомендовал ему провести последние несколько недель своего срока под наблюдением в интенсивной терапии. Эндрю умер десять дней спустя, несчастный, истощенный, на его руках появились новые линии, там, где нерадивая медсестра оставила свой именной значок. Он даже не чувствовал боли. В течение нескольких дней врачи вокруг него игнорировали его ухудшающееся состояние, называя его бандитом и жестоким, оставляя его на нежном попечении доктора Пруста, который наслаждался тем, что отправлял Эндрю на полдня в небеса, а затем накачивал его снотворными, пока он почти не впал в кататонию. В конце концов Эндрю вышел из игры. Он не помнил эту часть. Но Ники рассказал ему об этом позже. Как они с Аароном восприняли эту новость в своем доме в Колумбии. Как ярость Аарона чуть не подожгла штат. Эндрю ничего не сказал о своем собственном облегчении, проснувшись на пустыре рядом с Бетси. Не упомянул он и о бесконечной ярости — не на Пруста, а на самого себя за то, что отпустил его. Он никогда в жизни не чувствовал себя таким эгоистом. И с тех пор он почти ничего не чувствовал. Здесь есть намек на гнев. Легкое очарование. Кевин обещал дать ему что-нибудь, ради чего можно было бы побродить по пустоши, но даже тайны жизни и смерти не были настолько интересны. Большинство из них сводились к непостоянным богам и обреченным гетеронормативным романам. Скучный. Стряхнув пепел с балкона, Эндрю отвернулся от ночного неба и пошел за мороженым на кухню. Он отнес его на диван и плюхнулся, не желая смотреть на Нила. Он видел гнев, тени, шевелящиеся в его глазах — Эндрю фыркнул, как будто этот безнадежный, неживой ребенок собирался как-то отомстить за него. Неважно, что это случилось много лет назад, ему не нужен был защитник, то время давно прошло. Давно, давно прошло. И тогда он тоже ни в ком не нуждался. Затем еще раз… Он положил в рот ложку зефирно-шоколадного мороженого и наблюдал, как Нил соскользнул с балкона и завис у края дивана. Несмотря на то, что он хорошо выглядел в одежде Эндрю, он все еще был оборван по краям, волосы немного длинноваты, глаза слишком усталые. Затем посмотрев немного глубже, — Эндрю прищурился на него, — и Нил был ледяным насквозь. Красивый, жестокий, неумолимый. Слишком чертовски острый, чтобы быть таким красивым, размышлял он. И он все равно скоро уйдет. Эндрю отведет его на другую сторону, и это будет последний раз, когда он увидит Нила Абрама Джостена, урожденного Веснински. — Сядь, — сказал Эндрю, решив, что лучшая тактика — сосредоточиться на плане, а не на всех причинах, по которым Нил становился открытой раной в груди, подвергаясь риску заражения. — Ты должен знать план путешествия. Запинаясь, Нил присоединился к Эндрю на диване, казалось, сначала измеряя расстояние между ними, как будто он осознал необходимость границ, пространства на условиях Эндрю. Следующий час был потрачен на то, чтобы Эндрю объяснил им маршрут, по которому им нужно было добраться до Разлома. Он определенно не обращал внимания на то, как сквозняк из окна заставлял каштановые кудри падать на острые скулы, или на то, как от Нила слабо пахло его собственным мылом, чистым, цитрусовым и соблазнительным. Вместо этого он нарисовал путь — извилистую дорогу и несколько безопасных домов — указал дни, когда был больший или меньший риск благодаря расстоянию между окопами. Он нарисовал круг для прибрежного города рядом с разломом, места, где души задерживались, если они беспокоились о переходе (особенно те, кто думал, что они могут попасть в ад). — Не задерживайся снаружи. Ночной призрак не может проникнуть за городские стены, но пустые люди могут. Если тебя разлучат со мной, либо отправляйся в «Сумерки Эдема», здесь, либо на нашу базу, здесь. Он указал на оба места и собирался объяснить последнюю часть путешествия — спуск в Долину Смертной тени, едва ли не единственное, что англизированная религия правильно поняла о подземном мире, — когда Нил остановил его. — Я думаю, что, вероятно, пришло время тебе рассказать мне немного больше о ночном призраке, — сказал Нил спокойно и без всякого трепета. — Вы все упоминали о них. Они звучат как демоны. — Это не за горами, хотя согласованное описание — переполненные вороны. Они питаются травмами, кошмарами. Они пытаются похитить души во время перехода. Чем ближе мы подходим к другой стороне, тем сильнее будут атаки. — Что они делают? — спросил Нил. — Как мы будем с ними бороться? — Мы не боремся с ними. Ты не снимаешь этот кулон и держишься от них подальше. Глаза Нила сузились. — Скажи мне, что они делают. — Если они поймают тебя, чего они не сделают, тогда они утянут тебя под воду. Тех, кого они поймали, мы больше никогда не увидим. На лице Нила появилось задумчивое выражение. — А как только ты окажешься под водой? — Я точно не знаю, — ответил Эндрю. — Но их атаки не только физические, они пробуждают ваши худшие воспоминания. И чем ближе мы подходим к Долине, тем более реальными кажутся эти воспоминания. Напевая себе под нос, Нил провел пальцем по карте Эндрю. — Покажи мне, где находится Долина? Эндрю указал пальцем. — Вот. — А Разлом? — С другой стороны. Там. — Расстояние от города до Разлома было небольшим, но это была самая опасная часть путешествия. Именно там Сет потерял своего последнего пассажира и, в конечном счете, свою собственную жизнь, пытаясь спасти их. — И дай угадаю, Долина — это то место, где Рико держит свой двор? — Мой дорогой кролик, неужели ты все это время прятал там пару клеток мозга? — Эндрю протянул. — Да или нет, знаешь ли, — проворчал Нил. — В долине всегда темно, это отличное место для охоты. — Эндрю ненавидел задумчивость, с которой Нил слушал, то, как он просто принимал то, что монстры будут преследовать его по пустошам, что он считал это нормальным. — Я не потеряю тебя. — Я знаю, — сказал Нил. Он не лгал. И Эндрю возненавидел его еще больше за то, что он встретился с ним взглядом. За то, что так относился к нему, как будто Нил мог забыть абсолютно все, через что он прошел — свою жизнь в бегах, кровавый гнев своего отца, первоначальные подозрения Эндрю — и все еще доверять Эндрю. Эндрю не выразил никакой уверенности. Он не был решением проблемы. Он не был ничьим ответом. Но ты дал ему обещание, и он верит, что ты его сдержишь, что в этом плохого? Голос Би жужжал у него в голове. Он щелкнул себя по коже за ухом, чтобы заставить ее замолчать. Он передал карту Нилу и потянулся, не упуская из виду, как внимание Нила задержалось на его руках и плечах, когда он перекатывал их по спине. Интересно. Разочарование заставило его поискать еще мороженого. Потому что разве тот факт, что Нил был таким чертовски забавным, не составлял восемьдесят пять процентов проблемы? Если бы это было не так, Эндрю мог бы продолжать делать так, как делал всегда: делать все возможное, делать один шаг за другим, жить на обещаниях, которые позволяют ему сохранить остатки своей человечности нетронутыми. Ему не нужны были отвлекающие факторы, не нужен был подстрекатель вроде Нила, усложняющий жизнь. Но ты бы точно отшил его, сказал более старый и противный внутренний голос. Что там сказал Ники? Просто посмотри на эти ноги, Эй-Джей. Эндрю посмотрел, прежде чем понял, что делает. Для человека почти такого же низкого роста, как он, ноги Нила были длинными и определенно греховными в слишком облегающих джинсах, которые демонстрировали стройные линии и икры бегуна. Стиснув зубы, Эндрю глубоко вдохнул через нос и снова выдохнул, он не мог позволить подобным мыслям закрадываться в голову, не сейчас, когда ночной призрак так голоден. Было бы достаточно плохо, если бы смерть Нила нависла над ними так недавно и была такой кровавой, что им не нужна была его собственная сумка, полная травм, чтобы тоже выйти сухим из воды. — Я ненавижу тебя, — небрежно сказал Эндрю. Нил был временным. Он не собирался оставаться. Убедиться, что Нила не сожрали злобные монстры, или Рико Морияма не помог, или не устроил еще одну сцену с Кевином, было достаточно работы, чтобы не иметь дело с пятнадцатилетними скрытыми проблемами и сексуальными кризисами. Эндрю, возможно, и любил рисковать, но его не волновали те, где люди в конечном итоге погибали, а его обещания нарушались. — Многие люди ненавидят меня, — сказал Нил. — Но ты не отрезал мне колени, просто напоил меня чаем и угостил ужином, так что, я думаю, ты еще не дошел до крайней ненависти. — Я приберегаю это для действительно особенных. — Как Рико? Фыркнув, Эндрю сказал: — Он не заслуживает такого пристального внимания. Способ убить такое существо, как он, — это отказаться дать ему то, чего он хочет: внимание, восхищение, язвительность. И с таким количеством аллитераций единственным решением может быть амбивалентность. У Нила хватило наглости рассмеяться над этим. — Если в нем так много эгоизма, должен быть способ сбить его с ног. Уязвимость. Эндрю думал так же в течение многих лет, хотя ни одна из его попыток подорвать Рико не увенчалась успехом в долгосрочной перспективе. Ослабленный, да, но искалеченный? Нет. Проблема заключалась в его власти над Двором и ночным призраком. Пока они у него были, он мог владычествовать над Долиной, мог скармливать души умерших своим родственникам на вершине и гарантировать, что они будут жить вечно. Точно так же, как он планирует для Нила. А это просто не годилось. Нил был воплощением злобы, он существовал независимо от всего, что мир бросал в него. Бегство могло быть его первым побуждением, но не было никаких сомнений, что он также будет бороться за свою собственную землю. Если судить по шоу с Кевином, он не побоялся надавить на больное место, и Эндрю тоже не мог забыть их первую встречу, когда кролик попытался выставить нож против Ваймака — как будто у него был шанс против бога. Мысль о том, что Нил станет пустым, откажется от этого огня… Это было отвратительно. Эндрю никогда бы не позволил этому случиться. Не было никакого способа, чтобы Нил когда-либо попал в руки Рико. Он сдержит свое обещание. Когда придет время, он отпустит Нила.