Глава девятая: (я и) дьявол
— Ты можешь сковать мою ногу, но сам Зевс не может взять верх над моей свободной волей.
― Эпиктет
***
Нил выполз из темноты, промокший, весь в синяках и задыхающийся, в яркий, ослепительный свет луны. Все его тело чувствовало себя так, словно прошло раунд с Лолой и Ромеро, избитое, потрепанное и полное изнеможения до костей. Его одежда промокла от ледяной воды, а зубы не переставали стучать. Если бы он не был так отчаянно, головокружительно счастлив, что жив и дышит, он, возможно, задумался бы о том факте, что понятия не имел, где они были или даже где они должны были быть. Было достаточно находиться на этом берегу, среди этих камышей, больше не кувыркаясь в воде, полной всех мстительных призраков, которые когда-либо преследовали его. — Мы сделали это,— прохрипел он. — Эндрю. Эндрю, мы сделали это. Ответа не последовало. Он закрыл глаза. Слушал. Вокруг него тоже не было никакого другого движения, ни шороха одежды, ни прерывистого дыхания, похожего на его собственное. Лед в сердце Нила вернулся, умноженный в двенадцать раз. Он боялся обернуться. — Эндрю? Нил приподнялся на колени, боясь посмотреть и подтвердить то, что он подозревал. Его потребность знать победила. Он заставил свое ноющее тело двигаться, открыл глаза, чтобы оглядеться вокруг. Всхлип сорвался с его губ прежде, чем он смог остановить его. Вокруг него была пустота. Темная река журчала у его ног блестящей лентой, камыши колыхались на ветру. Но он был один. Совершенно, душераздирающе одинок. Эндрю не выжил.***
Нил не знал, как долго он просидел на берегу реки, молясь о появлении светлых волос или широких плеч. Он не мог оторвать глаз от реки. В любой момент Эндрю мог выйти из нее, мокрый и потрепанный, но в полном порядке. Он собирался хмуро взглянуть на Нила и взять все под контроль. Он должен был. Сердце Нила бешено колотилось в груди, мышцы словно окаменели. Полностью истощенный за день, его тело начало трясти. Спустя, возможно, всего несколько минут, его дрожащие конечности начали затекать, и он понял, что должен двигаться. Холод, казалось, проник до самой сердцевины его костей. Он застонал, когда взял себя в руки, не смея отвести глаз от реки. — Есть шанс, что Эндрю просто выбросило вниз по течению, — сказал себе Нил. Они только что расстались. Это не означало, что Эндрю был ранен. Это не означало, что он утонул. Нилу удалось поджать под себя ноги, и с силой воли, отточенной годами бега, он поднялся. Он встал, покачиваясь, и пошел, пробираясь сначала вверх по течению в течение десяти минут, пока не увидел слабые очертания Долины на горизонте, а затем повернул назад. Он звал Эндрю каждые несколько шагов, зная, как жалко, должно быть, это звучит, и ему было все равно. Эндрю мог быть ранен, мог быть где-то без сознания, мог лежать в камышах и не иметь возможности позвать на помощь. Нил должен был найти его. Чувствуя себя опустошенным, что было почему-то хуже холода, Нил шел, пока солнце не поднялось в небо, пока каждый шаг не вызывал стреляющую боль от подошв до бедер, в голове стучало, и он жаждал отдохнуть, но не мог. Он знал, что если сейчас остановится, то больше не поднимется. Без Эндрю пустошь была в подавляющем большинстве бесплодной и безжизненной. Бесконечной. Одиночество и страх всколыхнули чувства, которые не имели возможности проявиться с тех пор, как он был убит. Видения его отца поплыли перед его глазами, размытые новыми кошмарами с реки Ашерон. Он задавался вопросом, что они сделали с его телом, где они держали его, как они будут держать его в секрете. Было ли у Мориямы заведение для полых людей? Позволили бы они Натану Веснински использовать его, если бы они это сделали? Он сглотнул, пытаясь унять комок в горле. На секунду он почти почувствовал, как отцовский тесак прижался к его кадыку, и еще одна сильная дрожь заставила его согнуться пополам, и он рухнул в грязь у своих ног. Продолжай, продолжай, повторял он про себя. Эндрю должен быть где-то поблизости. С Эндрю все будет в порядке. Он вытер рот запястьем. Жаждал чистой воды. Адреналин, который помогал ему плыть в темноте, уходил из его организма вместе с последними остатками тепла его тела. Его психика была близка к краху, рушилась, как стена, полная сухой гнили, когда все, что произошло на прошлой неделе, обрушилось на его ослабленные ментальные барьеры. С каждым шагом кулон, который подарил ему Эндрю, глухо ударялся о его грудь. Все это казалось таким несправедливым. Из отрывков, которыми Эндрю поделился о своей жизни, Нил понял, что его перевозчик столкнулся с такой же тьмой, пережил жестокость других людей так долго, как только мог. Они оба заглянули в бездну и научились жить с чудовищной вещью, оставшейся у них под кожей. Они были выжившими. Они должны были выжить. Это был самый длинный день, который Нил провел на пустоши. Меняющийся пейзаж, ставший почти домашним за последние несколько дней, исчез, и каждый раз, когда он видел вспышку желтого, золотого или света на реке, он надеялся, что это Эндрю. Этого никогда не было. — Возьми себя в руки, — сказал он себе. Попытался представить яркий, как пуля, взгляд Эндрю, говорящий ему смириться с этим и перестать быть жалким. Но он чувствовал себя жалким. Одежда Нила все еще была влажной и неудобной, джемпер, который он позаимствовал у Эндрю, теперь висел скорее тяжело, чем плотно. Его ботинки хлюпали при каждом шаге. Боже, где же Эндрю? Он продолжал думать о воде, о темноте. Он вспомнил руки Эндрю, крепко прижимавшие его к груди, когда они падали, как его челюсть больно ударилась о ключицу Эндрю, когда они врезались в воду и погрузились в ледяную черноту. Он не мог точно определить момент, когда кто-то из них отпустил его — в одну минуту они кувыркались в хаосе, а в следующую он кричал под рукой Лолы, под рукой своего отца, был связан с тряпкой на лице, когда он снова и снова захлебывался водой. Были также моменты, когда казалось, что он проглотил часть воспоминаний Эндрю: он увидел незнакомца, узнал в нем Дрейка — ненависть к себе, отвращение и боль — но затем сцена изменилась, и он кричал под пламенем зажигалки на приборной панели, умоляя это прекратить. Еще одна дрожь пробежала по телу Нила, и он согнулся на коленях, тошнота закрутилась в животе, когда не осталось ничего, что могло бы вырвать. Просто мысль о том, что имя Дрейк проделало дыру в его позвоночнике — он не хотел думать о том, что это значит, не тогда, когда Эндрю не дал ему этого имени, не поделился с ним этой историей. Идея о том, что он случайно передал Эндрю часть своих собственных воспоминаний, тоже не очень понравилась. Он не пожелал бы их никому другому. На этот раз Нилу захотелось, чтобы в его голове зазвучал голос матери, говорящий ему, что делать, как продолжать двигаться. Он нуждался в ней. Ему нужен был кто-то, кто поддержал бы его, не дал развалиться на части. Эндрю, Эндрю, Эндрю, его сердце вытатуировало имя перевозчика на его ребрах, снова и снова. Он нуждался в Эндрю. Снова начало темнеть. Солнце в небе слабое и водянистое. Эндрю объяснил, что погода в пустоши определяется эмоциями переходящих душ. Он предположил, что его хрупкое душевное состояние было причиной того, что солнце никогда не пробивалось сквозь облака, почему оно оставалось пасмурным и холодным. Однако знание причин не помогло бы ему, когда наступила темнота. Нил понятия не имел, где находятся убежища, есть ли вообще дома, чтобы спрятаться в этой части Долины. Эндрю расчитывал, что они пересекут границу, и Разлом будет просто там, ожидая, на другой стороне. Однако, когда Нил отвел взгляд от реки, хотя бы на секунду прекратив поиски Эндрю, не было никаких признаков чего-либо — ни жемчужных врат, ни жуткой вуали, ни разрыва во времени и пространстве, ни любого другого понимания «разлома», которое Нил мог осмыслить. Прошел еще один час. Мысль о том, чтобы встретиться лицом к лицу с ночными призраками в одиночку, заставила струйку пота скатиться по спине Нила. Он знал, что не сможет отбиться от них в одиночку. Солнце садилось, опускаясь все ниже и ниже. Дрожь Нила вернулась. В голове у него было пусто, а в груди болело. День превратился в сумерки, а сумерки, в ночь. Он понял, что все было напрасно. Все, что они сделали, он и Эндрю, чтобы добраться сюда, чтобы оставаться вне досягаемости ночных призраков, пустых людей и Рико… Все было напрасно. Вокруг него пошел снег. Мягкие белые хлопья падали с беззвездного неба цвета индиго. Они обжигали его кожу от того, насколько холодными они были. Он посмотрел на реку и сжал кулон онемевшими пальцами. Эндрю, где ты? Эндрю заставил его поверить во что-то большее, заставил его думать, что он не такой уж безнадежный. Он был свирепым и честным, самым надежным и настоящим человеком, которого Нил когда-либо встречал, и когда он назвал Нила Абрамом, он произнес это так, как будто это имя было святым. Ты не можешь уйти. Погруженный в свои мысли, Нил едва заметил момент, когда заснеженная тьма приблизилась, когда шум реки начал затихать на фоне шороха перьев и костей. Он заметил, когда первый ночной призрак скользнул по его плечу, развернув его так быстро, что его сердце чуть не выпрыгнуло из горла. Мир вокруг него снова изменился, пока река сохраняла свои очертания, вдоль ее берегов выросли леса, сплошь жуткие деревья со скелетообразными ветвями, цепляющимися за небо. Нил мог видеть ночных призраков, висящих между ветвями, кривые тени, противоречащие присутствию пустых людей, просеивающихся под ними. — Привет, Натаниэль, — послышался знакомый голос Рико. — Я действительно задавался вопросом, как ты найдешь дорогу сюда. Ты не торопился, не так ли? Ты бездельничал? Ты потратил все эти драгоценные часы на поиски своей потерянной лисы? Не так ли. Не так ли. Потерянный. Потерянный. Потерянный. Пустые люди кружились вокруг Рико, их голоса были подобны косам, рассекающим пшеничные поля. Руки Нила дернулись к ножам, прикрепленным к его предплечьям. Когда Эндрю дал их ему, он отнесся к этому скептически, но теперь он был рад иметь их, чувствовать их тяжесть в своей руке и знать, что он не беззащитен. — Разве ты не собираешься встретиться со мной лицом к лицу? — сказал Нил, сердито глядя на тени. — Чего ты так боишься? — Глупый мальчик, разве твой отец никогда не учил тебя силе воображения? — Если вы собираетесь прямо сейчас сыграть Вилли Вонку, пожалуйста, позвольте мне уйти до того, как Умпа Лумпы начнут петь, — огрызнулся Нил. Порыв арктического ветра ударил ему в лицо льдом, и он поднял руку, чтобы защитить глаза. Он не мог видеть Рико, но знал, что мужчина недоволен. — Этот язык будет означать для тебя целую вечность боли, Натаниэль. Но сначала урок теории: для большинства людей то, о чем они даже не представляют, что с ними произойдет, всегда будет намного хуже того, что можно сделать на самом деле. Ожидание боли хуже, чем прикосновение ножа к твоей коже. Твой мозг будет вызывать в воображении каждую отвратительную вещь и представлять ее вместо всего. Ты слушаешь меня? — Голос Рико стал певуче-жестоким. — Твое пустое лицо говорит о том, что нет. С другой стороны, я полагаю, что когда ты живешь под одной крышей с убийцей, в процессе убийства остается очень мало загадок. Должно быть, у вас разыгралось воображение. И, конечно, здесь от этого не будет много пользы, потому что я действительно могу сделать с тобой худшие вещи. Снова и снова, и снова, пока твоя душа не распадется, и я не заберу силу, чтобы восстановить ее. Так забавно устроен преступный мир, тебе не кажется? Нил притворно громко зевнул. — Все, что я слышу, это то, что ты трус и, вероятно, тоже чертовски уродлив, иначе ты бы показал свое чертово лицо, — сказал он. Притворился, что сморгнул сон с глаз. Он продолжал крепко сжимать свои ножи. Губительный смех отскочил от Рико к пустым людям, кружась так же быстро, как снег. На секунду все, что существовало, было белым, воющим, ужасным, веселым, а затем наступила еще худшая тишина. Между деревьями скользнула тень — высокая, стройная, двигающаяся с неестественной элегантностью, совершенно не похожая на пустых людей, шатающихся на заднем плане. Он приблизился, быстрым и уверенным шагом. Это не сделало его лицо менее непристойным, когда он вышел из своего плаща теней. Нил невольно отступил на шаг, вытаращив глаза. Рико Морияма, несмотря на то, что он двигался с легкостью спортсмена, был далек от человека. Его кожа была чернильно-черной от запястья до локтя, от подбородка до ключицы. Его руки были длинными, с тонкими пальцами и острыми когтями. Глаза у него были крошечные, красные птичьи, глубоко посаженные в черные впадины. И его рот. Это было самое худшее. Человеческая челюсть была раздвинута, чтобы освободить место для длинного жестокого клюва, похожего на маску чумного доктора. — Тебе не нравится то, что ты видишь, Натаниэль? — Слова Рико были пронзительными и шипящими, разорванные губы дергались вокруг клюва, обнажая ряд зубов в гротескной ухмылке. Но не это было причиной, по которой Нил был так напуган. Он отшатнулся, потому что видел это лицо раньше, когда был ребенком, за несколько дней до того, как мать разбудила его посреди ночи, чтобы сбежать от отца. Он думал, что это был кошмар. Решил, что его мозг сыграл злую шутку после слишком большого количества страшных кошмаров во сне. — Ты… Ты… — Слова подвели его. — М… Я? О, теперь ты меня помнишь? Хорошо. — Рико захихикал, его клюв открылся и закрылся. — Когда ты впервые посетил этот мир, ты был слишком молод, чтобы нести бремя великой судьбы своего отца, его бессмертия, на стороне Мориямы, но ты был отмечен для меня с самого начала. На его плече горело железное клеймо, и воспоминание, казалось, вытеснилось, превратилось во что–то новое и сверхъестественное — жар железа, треск и шипение его кожи, а затем другая боль, удушье, веревка на горле, крики матери, умоляющей отца остановиться, пожалуйста, остановись, он наш сын, ты убьешь его, ты убиваешь его. Рико был там, с клювом, пылающим ненавистью, вонзая когти в грудь Нила. Нил вспомнил, как Рико велел ему сосчитать количество порезов, которые он оставил после себя. — Мы сыграли в забавную маленькую игру, не так ли, Натаниэль? Не хотел бы ты сыграть еще раз? — Нет, — Нил покачал головой. Этого не могло быть на самом деле. — Нет? Но я так хочу, и это не похоже на то, что у тебя есть выбор, на самом деле. Как долго ты ходишь по этой реке, Натаниэль? Весь день? Разве ты не задавался вопросом, где находится Разлом? Разве ты не задумывался о том, что, может быть… Может быть… Он просто не откроется для тебя? Нил не сдвинулся с места, когда Рико подошел ближе. Кровь стучала у него в ушах, руки, сжимавшие ножи, дрожали. Он почти не думал о Разломе, слишком беспокоясь об Эндрю и о том, жив ли перевозчик или нет. — Разве ты не понимал, что именно здесь должен быть Разлом? Как мило. Рико остановился всего в нескольких метрах от Нила, его горящий взгляд был прикован к Нилу. — Ты лжешь. — Я не такой. Если бы ты был обучен, ты бы тоже смог это увидеть. Тонкая, мерцающая линия, где лежит Разлом. Но ты этого не видишь. И ты не можешь перейти границу. — Я тебе не верю. — Отрицание бесит больше, чем невежество, — сказал Рико. — Позволь мне попробовать еще раз словами, которые может понять твой маленький ум: ты не перейдешь, ты был рожден для меня, ты принадлежишь мне. Это последний раз, когда я потерплю от тебя отказ. Ты понимаешь? Нил уже лежал в гробу. С таким же успехом он мог бы заколотить его гвоздями. — Да, я понимаю, что ты такой же большой засранец, каким казались Кевин и Эндрю. Я никому не принадлежу. — Ты встанешь на колени, — прорычал Рико, и ярость в его голосе эхом отозвалась в пустотах. Встань на колении. На колени. — Заставь меня. Нил увидел, как поднялись когти, но Рико был слишком быстр, чтобы он мог увернуться. Они попали ему в лицо, по щеке и в уголок рта. Нил отшатнулся от силы удара и рухнул спиной в грязь. Он не чувствовал этого, он не мог чувствовать ничего, кроме огня, разъедающего его череп. Кислый привкус на его языке мог быть кровью, но рот Нила был слишком онемевшим, чтобы он мог быть уверен. Он инстинктивно поднял руку, чтобы проверить свою плоть на предмет повреждений, но Рико ударил его по ребрам. Затем плечо, и его руку, пока Нил не превратился в кровавый комок в грязи и снегу. Его ножи погрузились в слякоть. Рико сделал паузу. Снова скомандовал: — На колени, Натаниэль. Подняв глаза с кровавой улыбкой, Нил снова покачал головой. Он растянулся на розовом снегу под собой, скорее умрет в грязи, чем поклонится Рико. Он вспомнил слова Эндрю, сказанные несколько дней назад, что единственный способ победить кого-то вроде короля-ворона — это отказать ему в том, чего он хочет, что все, что имеет значение в пустоши, — это сила воли. Рико не сможет сломить его. Он не знал, как это сделать. — Никогда. — Знаешь, втайне я так надеялся, что ты скажешь что-нибудь такое. Как насчет того, чтобы добавить немного больше стимулов, а? — Рико поднял свою руку и щелкнул пальцами. Одна из теней начала, пошатываясь, выходить из леса. Он что-то нес, тело, маленькое и черное, со спутанными мокрыми светлыми волосами. Эндрю. Нил почувствовал, как у него скрутило живот, как будто его дергал кукловод. Эндрю. Но Рико закрыл ему обзор, наклонившись ближе к Нилу с мерзкой ухмылкой, снова изогнувшейся вокруг его клюва. Нил замер, прерывисто дыша, и каждое нервное окончание было напряжено. Когда тень приблизилась, Нил узнал в ней того, на кого напал Эндрю, чтобы они могли сбежать из Долины, только теперь его морда была содрана от подбородка до бровей толстой диагональной полосой, а кожа вокруг раны почернела, отслоилась и начала гнить. Это было отвратительно. Однако более важным было тело в его руках. Вялый и безжизненный. Кожа серая и пятнистая, как рука Кевина. Губы черные и потрескавшиеся. Нет, Нет, нет. Если бы Нил стоял, он был уверен, что его ноги подкосились бы. Лед потрескивал в нем. Эндрю не мог быть… — Спасибо, Жан. Один из когтей Рико провел по лицу Эндрю, оставив тонкую царапину, через несколько секунд покрывшуюся бисеринками крови. Пустота никак не отреагировала, просто уставилась на Нила пустыми, как стекло, глазами. — Теперь, Натаниэль, давай попробуем еще раз. Встань передо мной на колени. Отдай себя мне. Или Миньярд отправится к ночному призраку. Сердце Нила было кроликом, бьющимся в клетке из ребер. Его онемевшие от снега пальцы вцепились в грязь, раскаленная добела боль пронзила его спину, когда он перекатился на живот, дрожа там, пойманный между решениями. Эндрю возненавидел бы его за то, что он уступил Рико. Но Нил никогда не простил бы себе того, что не помог, когда у него была такая возможность. — Что ты с ним сделаешь, если я пойду с тобой? — Мы можем оставить его там, где ты захочешь. Может быть, одна из твоих драгоценных Лисиц даже сможет снова разбудить его. Вокруг них хихикали пустые люди. Он лжец. Нил услышал голос Эндрю в своей голове, до боли реальный. Ты должен быть в состоянии это заметить. Но разве это имело значение, лгал Рико или нет? У него было тело Эндрю. Если бы был хоть малейший шанс… Кулон ударил его в грудину, когда он поднялся на четвереньки. Нил должен был попытаться. Эндрю и так уже от многого отказался. При жизни он чуть не убил четырех человек за то, что напал на Ники. После смерти он десятилетиями оставался в пустоши только для того, чтобы сдержать свое обещание Аарону. Но когда дело доходило до преступлений против его собственной личности, Эндрю было все равно. Он ценил свою жизнь меньше, чем что-либо другое, и Нил ненавидел это с такой яростью, что его тошнило. Эндрю заслужил переход на другую сторону. Он заслужил снова встретиться со своим братом. Нил опустился на колени в грязь, склонив голову. Уступать подобным образом шло вразрез со всем, чему его когда-либо учили. Он был воспитан, чтобы бегать. Пожертвовать всем и всеми, чтобы обеспечить свое собственное выживание. Но Нил был никем, и Эндрю заслуживал лучшего, чем этот конец. — Хороший мальчик. Это было так трудно? Глубокий гул начал сотрясать воздух вокруг Нила, вибрация была такой низкой и тяжелой, что, казалось, исходила одновременно из-под земли и высоко над ней. Снегопад становился все гуще и яростнее. — Мне понравится причинять тебе боль, — сказала Рико. — Мне понравится разделывать тебя, превращать во что-то такое же красивое, как Жан. — Ты серьезно облажался, — сказал Нил. Еще один из когтей Рико полоснул по лицу Нила, повернув его голову так быстро, что затрещала шея. Взглянув сквозь ресницы, Нил увидел, что это ужасное лицо с клювом улыбается, и понял, что, несмотря на то, что его отец был монстром, он никогда так не смотрел на Нила. Что случилось с Рико, что сделало его таким извращенным? Когда-то он был человеком. Кто сделал это с ним? У Нила никогда не было ответа. Шум вокруг них рос и рос, гул встречался и дополнялся звуками ночных призраков и пустых людей, превращая их в хор диких животных и демонических исчадий. Шум отдавался в костях Нила, пронизывая его нервы, лишая его чувств, охлаждая его, не оставляя после себя ничего, кроме грязных руин его тела. Лед пронзил его насквозь. Он трещал и рычал, ревел и выл. И Нил понял, что это все. Это был момент, из которого он никогда не вернется. Он вырос на боли, но Рико не использовал боль, чтобы контролировать его. Все сводилось к свободной воле — и Нил охотно заплатил бы любую цену, необходимую, чтобы не дать перевозчику отдать себя до конца. Он украдкой бросил последний взгляд на Эндрю — только мраморные глаза Жана встретились с его взглядом вместо этого, странные и ясные, карие, а не черные, и внезапно в его голове всплыло еще больше слов Эндрю. Ты на пустоши, на пустоши, на пустоши. Это ненастоящее, ненастоящее, ненастоящее. Жан посмотрел на тело в своих руках. Пришло осознание. То, что было в руках Жана, было ненастоящим. Это был совсем не Эндрю. Это был трюк. — Кто твой король, Натаниэль? — спросил Рико. Нил плюнул ему в лицо. Рико застыл. Гудение растворилось в тишине, такой глубокой, что она казалась раскатом грома. Веревки оборвались, тело Нила рухнуло в снег. Затем небо озарилось светом. Если Долина была сплошным адом, вырвавшимся на свободу, Нил решил, что это рай. Все на мили вокруг было освещено. Невероятно белый снег сиял под потрескивающей сферой, которую высоко в воздухе держала женщина — высокая, светловолосая и ужасающе красивая. Она рассекла ночного призрака сферой, шар вращался вокруг ее руки по свирепым дугам, как бумеранг, заставляя демонов кричать в агонии, с визгом искать укрытия в деревьях, в то время как пустые люди падали на снег, закрыв руками свои черные глаза-бусинки. Рико тоже отпрянул от шара, его изуродованное лицо в искусственном освещении выглядело ужасно. Его ярость была такой же яростной, как тени на земле. — Нил, уходи! — закричала женщина, бросаясь к нему по снегу. При свете он мог разглядеть знакомый кулон у нее на шее. Нилу не нужно было быть гением, чтобы понять, что это, должно быть, Эллисон, Лиса, которая доставляла душу, когда Нила пригласили на ужин. Он почувствовал надежду, слабую, дрожащую, растущую в его горле. Эллисон была быстра. К тому времени, как Нил поднялся на ноющие ноги, она была рядом с ним. Ее свободная рука подтолкнула его вперед, и они побежали вдоль реки. — Сюда, — выдохнула она, сворачивая в камыши. Среди них была спрятана лодка. Они вскарабкались на борт, Нил рухнул на дно, когда Эллисон оттолкнулась от берега. Шар начал мерцать над ее головой, дрожа, как свеча, готовая погаснуть. Легко переправив лодку через реку, они быстро добрались до противоположного берега реки. Она снова рывком подняла Нила на ноги и потащила его вверх по берегу. Позади них слышался шум крыльев, далекий, но отчетливый. Ночные призраки перегруппировывались по мере того, как свет становился все тусклее и тусклее. И все же впереди было убежище: крошечный коттедж с горящим светом в окнах. Нил собрал последние силы, заставил свои мышцы продолжать двигаться. Шар вспыхнул один раз и погас. На мгновение Нил снова ослеп в темноте, ужас сжал его горло в кулак, но затем входная дверь коттеджа открылась. На свету вырисовывался знакомый силуэт. Нил врезался в Эндрю, заставив их обоих с кряхтением пролететь по полу коттеджа. На секунду все, что мог сделать Нил, это придвинуться ближе, дотянуться до руки Эндрю. Его кожа была теплой, сильной, мозолистой, знакомой. Его глаза отливали золотом. Его лицо было в синяках, но светилось жизнью. Его розовые губы разошлись в тон ссадине на подбородке. Этот Эндрю выглядел так, словно провел раунд с призраками, но на этот раз призраки не выиграли. Мир накренился. У Нила перехватило дыхание. Они были слишком мелкими, чтобы достичь его легких, и слишком быстрыми, чтобы принести ему какую-либо пользу. Его тело онемело и было разбито, а внутренности сотрясались. Следующий звук, который он издал, был неразборчивым, прерывистым, но пальцы Эндрю внезапно и неумолимо легли ему на затылок. — Остановись, — сказал Эндрю. — Все кончено. Я рядом.