Глава четырнадцатая: (любить тебя — это) кровавый спорт
Не стой у моей могилы и не плачь,
Меня там нет, я не сплю.
Я нахожусь в тысяче ветров, которые дуют,
Я — мягко падающий снег.
― Мэри Элизабет Фрай.
***
Когда Эндрю проснулся, никто не свернулся калачиком у него на груди, никто не сопел у его кожи. Другая сторона кровати была еще теплой, но он был один. Нил, должно быть, недавно ушел, хотя было странно, что Эндрю не проснулся вместе с ним. Разминая ноющие плечи, Эндрю провел пальцем по вмятине, оставленной Нилом на матрасе. С тех пор, как они с Нилом начали делить постель, он привык к тому как Нил прижимался ближе ночью, как он искал тепло тела Эндрю, как инфракрасная самонаводящаяся ракета. Эндрю знал, что будут плохие дни, ночи, когда этого будет слишком много, а воспоминания о его жизни будут тесниться слишком близко, но обычно шишек на коже Нила было достаточно, чтобы напомнить ему о том, где он был, что это пустошь, Нил и дом. Он хотел бы сейчас проследить за этой кожей, напомнить себе, что они оба целы и невредимы в убежище лисьей норы. Эндрю зевнул. — Нил? — крикнул он, скатываясь с кровати. Ответа не последовало. Эндрю наклонил голову, из ванной ничего не было слышно. Нил, должно быть, спустился вниз. Схватив первую попавшуюся футболку и джинсы с верхнего ящика, Эндрю направился на кухню. Может быть, Нил поставил кофе. Это было бы здорово. Он крепко держался за перила, спускаясь по лестнице, почти слишком измученный, чтобы подниматься по ним нормально, но достаточно упрямый, чтобы заставить свои мышцы нести его шаг за шагом, он уступил, обхватив рукой левое ребро, черт бы побрал эту боль. Ему нужно будет нанести еще немного бальзама, прежде чем они продолжат обратный путь из Города в Лисью башню. Кухня была пуста, если не считать полусонной Рене. — Доброе утро, солнышко, — сказала она Эндрю, когда он, прихрамывая, вошел. — Я приготовлю кофе, если ты хочешь? Эндрю кивнул и опустился в кресло. — Остальные проснулись? Ты не видела Нила? — Нила? Нет. Остальные где–то поблизости — Дэн и Мэтт пошли в Иден, чтобы купить еще кое-какие припасы. Я думаю, Ники просто пошел за хлопьями из погреба. — Это я сделал, и я возвращаюсь с подарками! Эндрю, у нас все еще есть кое-что из твоих любимых блюд, смотри. — Ники ворвался на кухню с энтузиазмом, который был действительно не оценен при таком низком уровне кофеина. Эндрю, тем не менее, взял коробку с хрустящим печеньем, схватив их в кулак, как только упаковка была открыта. Во рту у него не было никакого вкуса, челюсть совершала жевательные движения, но в мозгу начинало разгораться грызущее, леденящее, темное ощущение, как будто смотришь на щель света под дверью и ждешь, когда тень за ней пройдет. — Ники, ты не видел Нила? Ухмылка Ники стала широкой и непристойной. — Нет, но я думаю, что мы все слышали его прошлой ночью. Кстати, неплохо сработано. Эндрю смерил Ники мертвым взглядом, от которого его двоюродный брат нервно захихикал секундой позже. — Хорошо, хорошо, мы больше никогда не будем об этом упоминать, — сказал Ники. — Значит, никто из вас не видел Нила? В голове Эндрю стоял гул, просыпаться ночью и обнаруживать, что Нил дрожит рядом с ним, отчаяние, с которым Нил прикасался, обнимал и целовал, слова Нила перед тем, как Эндрю заснул: Спасибо, ты был великолепен. Нил плакал в Долине, он рыдал в живот Эндрю, был приглушенным и пустым, пока Эндрю не начал винить себя. Эндрю подумал о темных облаках, клубящихся вокруг когтистых рук Рико. Он подумал о криках Нила. Что натворил Рико? Где был Нил? Все еще сжимая коробку хлопьев с печеньем, Эндрю преодолел свою боль, ему нужно было проверить дом, Нил мог быть где-то поблизости. Нил мог бы пойти поболтать с Эллисон (но Эллисон была одна). Он мог бы пойти к Ваймаку, чтобы спросить о новых полномочиях паромщика (но Ваймак был один). Он мог бы подняться на крышу (но крыша была пуста). Крики Эндрю разнеслись по всему дому. Нил. Нил. Нил. Ники погнался за ним, обыскивая шкафы и под кроватями, когда понял, что в противном случае Эндрю разнесет весь дом в поисках своего кролика. — Эндрю, он мог бы быть с Мэттом и Дэн. С ним все может быть в полном порядке. Но Нил никогда не был в порядке. Нил не знал значения этого слова. Он был зазубренным, острым на язык выживальщиком, и он никогда, никогда не был в порядке. Сердце Эндрю бешено колотилось в груди, жестокое, как летняя гроза, воздух вокруг него казался тяжелым и слишком горячим, как будто весь мир хотел придавить его. Он позвал снова, снова. — Абрам, — прошептал он. Входная дверь щелкнула где-то позади них, и Эндрю бросился через дом. Это были Мэтт и Дэн. Одни. Ники объяснил ситуацию, потому что у Эндрю не было слов. Его лицо было пепельно-серым. Его кожа была словно в огне. Вокруг него поднялся переполох, когда Лисы попытались спланировать, чтобы выяснить, куда мог подеваться пропавший член их отряда. Нил не мог уйти далеко. Нил не ускользнул бы, никому не сказав. Злоумышленник не мог его похитить. Все замолчали, когда Эндрю вытащил нож из Мясницкой лавки, его лезвие блеснуло на свету. Он повернул его то в одну сторону, то в другую. Нил, должно быть, что-то знал, знал и не сказал Эндрю. Эндрю вспомнил свет в голубых глазах Нила, когда он смотрел на Эндрю так, словно тот был ответом на самое сложное уравнение в мире. Он помнил, как обнимал Нила, веря, что он в безопасности, и восхищался счастливым изгибом губ Нила на его коже. Он вспомнил, как Нил рассказывал ему, что однажды отец вытащил его из подземного мира, но это не имело значения, потому что он вернулся. Нил хотел остаться, напомнил себе Эндрю. Нил бы просто так не ушел. Все это не имело значения. Эндрю был в ярости. Нил знал, что что-то должно было произойти, и, очевидно, он позволил этому случиться. Как Эндрю должен был сдержать свое обещание, если Нил не перестанет быть самосаботажным идиотом? Но под гневом, ревущей, пылающей яростью скрывалось другое чувство. Хуже, чем чувство знания, обреченности. Хуже, чем ненависть и боль, застрявшие в его груди. Ники позвал Эндрю по имени. Он обратил свое внимание на Лис, перевел взгляд по очереди на каждую из них. Челюсти были напряжены. Брови были сведены к переносице. Кроме Кевина. Кевин просто выглядел смущенным. Кевин, которого раньше там не было, но который теперь стоял с выражением возбужденного любопытства. — Ты что-то знаешь? — хрипит Эндрю, его голос как камень против камня. — Где Нил? Челюсть Кевина дернулась. Он переминался с ноги на ногу и отказывался смотреть Эндрю в глаза. Впечатав Кевина в стену, Эндрю оказался в другом конце комнаты, прежде чем тот успел опомниться, сжимая руками горло Кевина, гнев бешено пульсировал в его теле. — Что ты знаешь? — Эндрю снова откусил кусочек. Он нажал на спуск и почувствовал, как у Кевина сдавило гортань. Руки лежали на плечах Эндрю, дергая его за руки, но он стряхнул их. — Если ты, блядь, не будешь говорить, Кевин… — Эндрю, он не может говорить. Он не может дышать. Отпусти его. Давай, отпусти его. — мольбы Дэн были достаточно тихими, чтобы звучать почти успокаивающе. В прошлой жизни она была тренером, может быть, именно так она научилась говорить так спокойно, так разумно. Рене поддержала Дэн. — Эндрю, пожалуйста. — Обе ее руки зависли над руками Эндрю, не прикасаясь. Он знал, что если бы она захотела, то могла бы победить его, она была слоном на доске, быстрой и смертоносной, работающей исключительно под острыми углами, — но ее мягкость, это понимание границ Эндрю — вот что сработало сейчас. С ворчанием, похожим на рычание, Эндрю ослабил хватку на горле Кевина, прижимая его плечи к стене. Ему было все равно, когда Кевин начал набирать в легкие свежий воздух. Ему было все равно, когда блестящие от слез глаза Кевина смотрели на него с предательством. — Говори, — сказал Эндрю. Кевин открыл рот, но не смог произнести ни слова. Эндрю снова толкнул его. — Что ты знаешь? Кевин попробовал еще раз и на этот раз рассказал Эндрю все. Он сказал, что от Натаниэля пахло темной магией, когда они вернулись прошлой ночью, некромантической магией. Он сказал, что смог почувствовать, что душа Нила колеблется между жизнью и смертью. Что это было похоже на то, как будто Рико толкнул Нила обратно в его тело в мире живых, хотя бы ненадолго, хотя бы для того, чтобы послать сигнал Мяснику. Отец вернул Нила в его тело. Мозг Эндрю запнулся от этого откровения. Он вспомнил правду Нила — истории о монстре по имени Лола, который отрезал костяшки пальцев Нила один за другим и скормил их ему, истории о звере по имени Ромеро, который помочился на него; истории о Мяснике — кошмарном отце Нила — прославляющемся кровопролитием, калечащем собственного сына, делает все, что в его силах, чтобы сломить его. Судьбы, в отчаянии подумал Эндрю. Нил не мог вернуться туда. — Я не знал, что ты не знаешь, — Кевин замолчал. — Я думал, именно поэтому вы все были такими угрюмыми прошлой ночью. Эндрю ослабил хватку на Кевине где-то во время объяснения, и теперь он сделал шаг назад и еще один. Нил знал, что это произойдет. Он должен был это сделать. Он не сказал Эндрю. Потому что он знал, что ты ничего не сможешь сделать. Потому что он знал, что ты слаб, Эй-Джей. Онемение поползло по коже Эндрю, проникло в его мышцы, проникло в его душу. На короткое время, с Нилом рядом, он вспомнил, каково это — жить. Его легкие обожгло сигаретным дымом. Его внутренности трепетали от желания. Его сердце чувствовало себя цельным, наполненным. Но должен был быть кто-то, кто мог бы помочь Нилу. Должно было быть. На что готов пойти Мясник, чтобы уничтожить своего сына? Неважно, что Нил думал, что в конце концов вернется, что он верил, что сможет снова выжить и вернуться в пустошь, к Эндрю. Что, если он этого не сделает? Что, если Натан Веснински мог бы сделать что-то большее, что-то похуже? Ярость боролась с пустотой, заполняя трещины в его груди кипящим, раскаленным добела отчаянием. Эндрю убьет его. Он уничтожит Мясника, если тот еще раз хотя бы прикоснется к Нилу. Он разорвет свою душу на части и разнесет ее по всем четырем углам пустоши. Он сам скормил бы это чудовище ночному вурдалаку. Нил принадлежал Эндрю. Нил принадлежал ему, чтобы защищать, заботиться о нем, любить его. Эндрю покончит с Лолой, Ромеро и Натаном Веснински. Они никогда не предвидели, что это произойдет. Но ты застрял здесь. Что ты теперь собираешься делать, Эй-Джей? Подождешь, пока крольчонок вернется Пустым Человеком? Эндрю казалось, что грудь вот-вот разорвется. Как будто она может взорваться, схлопнуться сама в себя и превратиться в черную дыру, пожирающую все, к чему он прикасался. Нил исчез. Он пытался осознать этот факт, но каким бы абсолютным он ни казался, он ускользал от его понимания. Нил исчез. И Эндрю был беспомощен. Беспомощный. Беспомощный. Подожди, Эндрю нахмурился. Волны ужаса, бессилия и страха захлестнули его. Волны, которые, казалось, звали его по имени Эндрю, Эндрю, Эндрю. На секунду он почувствовал наручники на своих запястьях, почувствовал прикосновение стали к огрубевшей коже. Отчаяние, тоска, агония. Эндрю поднял дрожащую руку к кулону на шее, двойнику того, что он подарил Нилу. Эмоции захлестнули его, быстрые, горячие, знакомые и совсем не его собственные. О, ты глупый кролик. Он посмотрел на Рене, его глаза расширились. — Нил ушел, — сказал Эндрю. — Но я знаю, где он.