***
Что делать с раненым Сашей не знал никто. Понятно, что надо было искать врача, но знакомых медиков не было ни у кого, а соваться в первую попавшуюся больницу с пулевым ранением — означало сдать друга своими собственными руками. Отъехав подальше от злополучных дач, они остановились и сделали Белову качественную перевязку, обмотав его бок всеми бинтами, что нашлись в аптечках. Только после этого «Линкольн» направился в Москву. Друзья бесцельно колесили по предрассветной столице, тщетно стараясь придумать выход из создавшегося положения. Саше хуже не становилось, даже наоборот — то ли от новой, более тугой перевязки, то ли оттого, что успел свыкнуться с болью, — он почувствовал себя бодрее. Белов, конечно, видел, что его друзья не знают, как с ним поступить. Он и сам не знал этого. Но зато он знал другое — нельзя, ни при каких обстоятельствах нельзя поддаваться унынию и опускать руки. И, как часто случалось в их компании в затруднительных ситуациях, решил взять инициативу на себя. — Кос, давай на смотровую, — сказал он водителю. — Да ладно, что там делать, Сань?.. — озабоченно буркнул Космос. — На смотровую, Кос, — негромко, но твердо повторил Белов. Космос переглянулся с Варей — та едва заметно кивнула. «Линкольн» повернул к Университету. Когда машина остановилась на смотровой площадке, уже начало светать. Друзья вышли из машины. Последним, при помощи Фила, осторожно выбрался Саша. В утренней дымке перед ними раскинулась величественная панорама Москвы. — Саня, давай сюда, к парапету… И руку сильней прижимай, чтоб кровь не сочилась… — Фил, пристроив Белова, повернулся к Космосу. — Кос, делай что хочешь, но надо искать больничку. — Какая больничка, ты что? Концы везде паленые… — с мрачным видом жевал губы Космос. — Надо как-то разруливать… Блин, я не знаю, что делать… — Ты же у нас все всегда знаешь! — Да пошел ты! — Сваливать надо, сваливать… — пробормотала Пчелкина. — Куда-нибудь за уральский хребет! — Тогда погнали к вашим «старшакам»! — теряя терпение, предложил Космосу Фил. — Ты вообще соображаешь, что несешь?! — вытаращила на него глаза Варя. — Это же прямая подстава!.. Да нас за такие дела на перо посадить могут! — Братья, Варюша, по-любому… — вдруг тихо и взволнованно заговорил Белов. — Спасибо вам… Я… я вас никогда не забуду… Клянусь, что никогда, никого из вас я не оставлю в беде. Клянусь всем, что у меня осталось… — Братуха, перестань! — Ты что, Сань, помирать собрался? — Хорош ты, правда… — успокаивая его, наперебой загалдели друзья. Но Белов, словно не слышал их. Пристально заглядывая в глаза каждому, он продолжил — еще торжественней, еще громче, и еще тверже. — Клянусь, что никогда не пожалею о том, в чем сейчас клянусь! И никогда не откажусь от своих слов… Клянусь! Он протянул вперед ладонь, и ее тут же накрыла широкая ладонь Фила. — Клянусь!.. — глухо вымолвил он. — Клянусь!.. — легла сверху тонкая ладонь Вари. — Клянусь!.. — тяжело опустилась ладонь Космоса. — Клянусь!.. — еще раз повторил Белов и положил поверх четырех скрещенных рук свою вторую руку — густо перепачканную собственной кровью. Над огромным городом поднималось солнце. Начинался новый день, сулящий и новые радости, и новые проблемы, и новые беды. Друзьям пора было уезжать, но они медлили, не в силах разорвать узел своих сцепленных ладоней. На запястье окровавленной Сашиной руки неслышно тикали часы. И никто из этой четверки еще не знал, что эти часы только что начали отсчет нового этапа в судьбе всех и каждого — времени бригады.***
Весна 1991 года. Ехали-ехали и, наконец, доехали. Фашисты под Москвой! Двое фрицев на мотоцикле, не торопясь, словно у себя дома, катили по подмосковной проселочной дороге. Один из них, водитель в очках-консервах, изо всех сил вцепился в руль, стараясь удержаться в разбитой колее. Второй, офицер со шрамом на щеке, в лихо заломленной фуражке, громко и слегка фальшивя, распевал на весь лес «Милого Августина». Похоже, он был пьян -то ли от шнапса, то ли от весеннего воздуха России. «Ах, майн либер Августин, Августин, Августин! Ах, майн либер Августин, Августин, Августин», — его голос был слышен издалека, он пугал птиц и нарушал торжественное спокойствие природы…-Я этих сволочей всех перестреляю! -прохрипел напарнику русский партизан в ушанке и очках с замотанной бечевкой дужкой, крепко сжимая ключ адской машинки. Народные мстители прятались за пригорком, поджидая обнаглевших фашистов. Неожиданно справа от них из-за стволов сосен показался аккуратный плакат с надписью «Achtung! Partisanen!». Захватчики даже не поняли последнего предупреждения. Поздно, подлые фрицы! Твердой рукой очкастый партизан повернул ключ. Оглушительный взрыв взметнулся столбом пламени, подбросил так и не допевшего песню немца и его напарника в негостеприимное русское небо. Из клубов дыма на поляну выкатился пылающий мотоцикл. Уже без седоков. А мгновенно обрусевшие оккупанты беспомощно повисли над землей, раскачиваясь и разгоняя дым руками. Страховочные тросы, надежно прикрепленные к спрятанным под формой поясам, в последнее мгновение перед взрывом успели выдернуть незадачливых «немцев» из седел. — Ох ты, куда это меня? — прохрипел тот, что в очках-консервах. -Иваныч, ты как? -отозвался второй.-Вроде ничего, а ты? -А… -отмахнулся «Августин» со шрамом и заорал вполне узнаваемым голосом Фила. -Слава, твою мать, ну, сколько можно объяснять было! Взрывать нужно под передним колесом! Давай, опускай меня! Все это выглядело довольно забавно, но Филу было наверняка не до смеха. Все-таки он совсем не любил оказываться в дурацком положении, тем более сегодня, когда он еще и пацанов пригласил на съемки. В конце концов, с помощью ассистентов и «такой-то матери» Фил и его напарник оказались на земле. Раздражение Фила еще окончательно не прошло, но, почувствовав под ногами почву, он смог наконец внятно и членораздельно высказать свои претензии не в пространство, а конкретно Славе, тому самому, который головой отвечал за выполнение трюка: -Ну, договорились же, как только пойдет первое колесо -сразу взрывать! -сейчас Фил до смешного был похож на обиженного подростка.-Теперь все, уже ничего не изменишь, -ассистент похлопал Фила по плечу.-Да нормально все было, хорошо, -одновременно и примирительно и успокаивающе отозвался спокойный как танк Слава. Тут из клубов едкого дыма донесся голос режиссера, которого сейчас меньше всего волновали сиюминутные разборки: -Еханый бабай! Опять сколько дыма-то! Говорил, меньше надо! -однако в голосе его вместе с тем слышалось и удовлетворение: трюк был отснят и, похоже, все в норме. Остальное — при монтаже. Фил, похоже, тоже успокоился и почувствовал, как это часто бывало с ним в стрессовых ситуациях, жуткий приступ голода: -Юсуп Абдурахманыч! -истошно заорал он, наискосок пересекая еще дымящуюся пВаряну. -Когда обед-то? Чуть в стороне от съемочной площадки, через которую ассистенты торопливо тащили всякого рода съемочный инвентарь, стоял знакомый «линкольн», а за ним — хохмящий с Варей Белов, очень серьезный Космос. — Пацаны, Варюш, ну что, не голодные? Может, пообедаете? — Фил по лицу Саши попытался понять, не очень ли глупо выглядел в подвешенном состоянии. В то же время он явно гордился своим участием в съемках. Саша лишь едва заметно кивнул, но в это время к Филу, едва не хватая его за грудки, бросился Космос с горящими от возбуждения глазами.-Фил, знаешь что, -зачастил Космос. -Слышь, познакомь с режиссером-то, а? Может, мы тоже пригодимся? Ну, там, знаешь, прикинемся, типа как артисты. Че там надо -ну, накостылять кому, ты ж знаешь, а? -В завершение этой тирады Космос схватил фашистскую фуражку и, пижонски держа ее двумя пальцами за лакированный козырек, водрузил себе на голову. Самому себе Космос нравился чрезвычайно.-Ну давай, договорились, -чуть снисходительно усмехаясь, сказал Фил и вполне серьезно и даже с ноткой недовольства бросил: -Положи фуражку-то. Но Космосу было уже не до нее, он представил себя, такого классного, на экране: -Пусть меня в кино возьмут! -его просто распирало от восторга.-Сеня, позвони Птиченко! Где обед-то? — щекастенький, кругленький и в то же время очень живой режиссер в зеленой панаме, нахлобученной на затылок, как раз оказался в поле зрения друзей. -Андрюш, можно тебя? -крикнул Фил, направляясь в его сторону и махнув ребятам рукой, мол, вперед. Он-то знал, что режиссеру сейчас ни до кого, но и отказать в просьбе ребятам он не мог. — Это мои друзья, — улыбнулся он, подталкивая вперед Космоса. — Космос, -протянул тот ладонь. -Очень приятно, Андрей, — отозвался, пожимая руку, режиссер: он даже бровью не повел, услышав странное имя. -Варвара, — Пчелкина улыбалась во все тридцать два зуба. В этот момент к ним подкатила такая же кругленькая, как и режиссер, ассистентка с новеньким фанерным плакатом с давешней надписью «Achtung! Partisanen!"-Ну как? — ей хотелось получить оценку немедленно. — Отлично! Прямо сорок первый год! — бросил Андрей, возвращаясь к процессу завершения знакомства. — Александр, — Саша Белов внимательно и с неподдельным интересом, чуть склонив голову набок, разглядывал режиссера. Того уже взял в оборот Космос, подхватив под руку и увлекая куда-то к одиноко стоящей елочке. Режиссер — забавный такой, — добродушно улыбнулся Саша, направляясь к «линкольну» Краем глаза он отслеживал мизансцену у елки, где Космос, размахивая своими длинными руками, что-то впаривал понуро переминавшемуся перед ним с ноги на ногу режиссеру. -Ну, девчонки, кто-нибудь будет кормить меня или нет? -гнул свою гастрономическую линию Фил, поудобнее усаживаясь на переднем сиденье «линкольна» -Что за девки-то? Что за девки? — забеспокоился Белов, но тут же словил грозный взгляд своей будущей жены. — Я шучу, чего ты, Вареник? — Я договорился! — гордо к друзьям подошел Холмогоров, улыбка с его лица не сходила. Гордился собой. — Будем сниматься! — У «Интуриста», — прыснула смехом Пчелкина. — Везде бардак. Даже в кино. То ли дело у фашистов, — размышлял Филатов, ковыряясь в своей тарелке, которая была наполнена непонятной едой. — Я тут брал у режиссера «Mein Kampf» почитать. «И тогда меч начинает играть роль сырого плуга, и тогда кровавые слезы войны орошают всю землю», — цитировал Гитлера каскадер с гордо поднятой головой, ложкой разводя в разные стороны, отчего еда падала на землю. — Везде ordnung und arbeiten. — А мы их сделали, — ехидно отозвалась Пчелкина. — С этим ordnungom и arbeitenom. И Гитлер капут! — Пчелкина, — усмехнувшись тут же добавила. — Ладно, ребятки, мне домой надо, сегодня как раз портниха приезжает, чтобы доделать какие-то мелкие детали к свадебному платью. — Саша, не забудь к пяти подъехать, понял? Варя ткнула пальцем любимого слегка в грудь, грозно смотря. Он уже и так два раза пропускал примерку костюма, в третий раз портниха уже не пойдет на поблажки и сошьет костюм, наплевав, что он может быть и меньше размеров Белова. — Понял-понял, мой генерал, — Саша приложил ладонь к пустой голове, отдавая честь. — К пустой голове не прикладывают руку, поправила девушка — Ты сама доедешь или, давай, лучше подвезем? — Я сама доберусь, не волнуйся, — Варя чмокнула каждого по очереди. — Не забудь, в пять часов как штык! — Хорошо. Мы тогда поехали в «Курс Ин-Вест» приеду к пяти всё тебе расскажу. -Договорились пока.***
«За год до этого» В районе семи часов утра в квартире Пчёлкиных раздался звонок. Три быстрых звонка и тишина. Варя открыла глаза и встала с кровати. «Кого так рано принесло?» подумала девушка, но вышла в коридор. — Кто там? — негромко спросила она. — Свои, — послышалось из-за двери. Варя открыла дверь и не поверила своим глазам. — Саша! Ты вернулся в Москву? — Ну да. А что, Кос тебе не говорил? Мне он сказал, что всё улеглось и можно возвращаться. Пчелкина кинулась ему на шею и крепко обняла. — Он мне ничего не говорил, но я очень рада тебя видеть. Белов приобнял девушку в ответ и заглянул в квартиру. — Все спят ещё? —Нет. Родители уехали на дачу. — Понятно… — протянул Саша. — А может, пойдём погулять по утренней Москве? Я так по городу соскучился! — Давай, только мне нужно пять минут, чтобы привести себя в порядок. — Варя отпустила парня и скрылась за дверью квартиры. — Хорошо, — сказал ей вслед Белов и облокотился на стену. Через несколько минут девушка вышла из квартиры и повернулась к Белову. — Ну, всё, можем идти. Саша взял её за руку, и они отправились гулять. Они ходили по улицам часа два, болтая ни о чём и просто веселясь, а потом Саша остановился и посмотрел Варе в глаза. — Варя, а ты помнишь, что я тебе сказал, перед тем как уехал? — Помню… Что ты меня очень любишь — протянула девушка, внимательно смотря на парня. —Да люблю и поэтому хочу, чтобы ты стала моей девушкой. Ты согласна? — с очаровательной улыбкой спросил Саша. — Согласна. — Варя улыбнулась и обняла парня.***
«За месяц до съёмок» — Так, ну-ка врачи убийцы отошли от неё. — Молодой человек вы… что? — Отойдите, я сказал — Саша навёл пистолет « Макарова» на женщину лет пятидесяти. — Ты охринел, Белов? Хватит — Варя потупила на него взгляд. — Я не позволю его убить, поняла, Пчелкина? Это мой ребенок. Мой. Это моя кровь. — Молодой человек… — кажется акушер — гинеколог уже нечего не понимала, что происходит. — Я буду защищать его. Уйди. — Саша! — Варя перешла на крик. — Что? — Куда он нам сейчас? Ни денег, ни дома, даже семьи у нас с тобой нет. — Давай с самого начала начнем. С семьи. Выходи за меня, Варь. — Смешная шутка, Белов — в её взгляде виднелась усмешка и какая-то… надежда. — Это не шутка — Белов был вполне серьёзен. Это правда. Поженимся, все будет. Я обещаю, правда. Деньги, дом, дети, собаку купим. Я заработаю. Ну, если не заработаю, значит украду. Пчелкина немного опешила, но улыбнулась и сказала: — Я согласна!***
Варя начинала нервничать. Конечно, она привыкла, что Саша всегда все делает по-своему и знала, куда они с ребятами уехали сегодня после съемок, но надеялась, что ее просьбы будут для него не менее важными, чем все дела на свете. Но пока все оставалось по-прежнему. Вот и сегодня Саша опаздывал. А ведь до свадьбы — всего ничего. Эта примерка последняя, потом уже ничего не изменить. И перед матерью неудобно. Она и так не в восторге от ее новой жизни и тем более планов на будущее. Саша снял эту квартиру на Ленинском, как только они подали в ЗАГС заявление. Для матери Вари, Анны Сергеевны этот официальный шаг был тем минимальным условием, при котором она готова была отпустить любимую дочь из родного дома. Дело в том, что Варя была достаточно поздним, а поэту желанным ребенком в семье Пчелкиных и с самого детства родители оберегали ее как цветок. Кстати это была одна из причин, почему мать Вари не очень любила её друзей и Сашу в частности, женщина не скрывала, что сомнительная «профессия» дочери и ее жениха, а точнее, ее полное отсутствие ей было совсем не по душе. И это даже при том, что женщина до конца не понимала, чем все-таки занимается суженый ее единственной дочери. А уж когда узнала об истинной причине такого скорого бракосочетания, то они с Павлом Дмитревичем хватались долгое время за сердце, но смерились, а потом как-то даже и обрадовались. — Ай, — вскрикнула Варя, когда очередная иголка кольнула ее в предплечье. -Простите, рука дрогнула, — сквозь зубы извинилась портниха. Она кружила вокруг блондинки, держа в зубах штук двадцать булавок, ловко закалывая складки белой ткани прямо на живой многострадальной модели. Через плечо, укоризненно посмотрев на насупившуюся портниху, невеста капризно выговорила, пытаясь сдерживаться из последних сил: — У меня ощущение, будто я — кашалот вы — гарпунер. -Варя попыталась сдунуть со лба упрямую прядку волос, которая, в довершение ко всему, постоянно падала ей прямо на глаза. Портниха без тени иронии и довольно строго отреагировала: — А вы не вертитесь! Девушка улыбнулась и вновь взглянула в зеркальное отражение — на Анну Сергеевну…. Та укоризненно покачала головой. -Ну что же, вы уж будьте осторожнее, — с улыбкой произнесла мать девушки и поправила дочери волосы. — Мадам, красота требует жертв. Невеста будет… — наконец закончила работу портниха, вытащив изо рта булавки, которые теперь были совершенно безопасны. Надев на голову девушки венок из цветов, девушка стала вертеться вокруг своей оси, а портниха, видимо, была довольна своим творением и продолжала прерванную фразу: — Невеста будет — как березка стройная… И животика видна даже не будет… — Жених-то кто у нас? Вопрос был не в бровь, а в глаз. Что называется, в тему. Варя, пожав плечами, быстро и чуть лукаво глянула на маму и опустила глаза. Анна Сергеевна привычно вздохнула: — Жених не пойми кто… Варя, еще секунду назад вполне солидарная с мамой, резко и уверенно перебила ее: — Ученый. Вулканолог. — Вот именно, ученый. Как это… учу-верчу, выиграть хочу, — женщина даже при посторонних не считала нужным сдерживать свое ехидство. Ну, никак, никак, не могла полюбить она жениха дочки по-настоящему! — Мама прекрати — девушка сделала матери «страшные глаза» Сам жених, как назло, все не ехал и не ехал! Ведь обещал же… Пчелкина понимала, что она злится не столько на портниху и мать, сколько на опаздывающего Сашу, который уехал к их с родителями бывшему соседу Артуру Лапшину в новый офис на Цветном на «деловой разговор» Вновь девушке вспомнился разговор с женихом три дня назад.***
«Три дня назад» Умиротворяющая тишина, которая, казалось, невидимым куполом накрыла Варю и Сашу, время от времени нарушалась шумом проезжающих за окнами машин. Варя, приподнявшись на локте, осторожно указательным пальцем дотронулась до татуировки в виде «Тигра» на боку Саши, где был забит пулевой шрам: — Сань я тебе некогда этого не говорила, но я всё чаще прихожу к этой мысли давай бросим все это, а бросим и уедим? -Что именно? — А ты сам не понимаешь? — Да конечно, я тебя понимаю, Вареник. Думаешь, я об этом не думал? Думал… Так странно… Понимаешь, был момент, казалось, все: либо нас всех убьют или сядем. А потом раз — и все утряслось! Да ты же помнишь, тогда, на даче. Варя шумно вздохнула: конечно, она помнила и ранение, и клятву на рассвете, и полтора года проведённых Сашей на Урале, и как она его ждала. -Но сейчас-то столько времени прошло, тихо сказала Варя. -А мне нравится, Вареник. Это такая жизнь… реальная, что ли. Саша встряхнул блондинку за плечи. — И море, море, огромное море денег! Знаешь, как мы года через два заживем? Даже не через два года, через год! — Страшно это все… Я переживаю за вас. За тебя, за Космоса, Фила, себя, в конце концов. Саша наклонился к Варе и нежно поцеловал глаза, щеки, теплые губы: — Ну что ты, Варенька? Я же с тобой, я люблю тебя, что ты? Варя погладила рукой Сашино плечо, на котором была выколота ещё одна татуировка в виде «Значка погранвойск». Мизинцем она провела по очертанию тату. — Мой путь — только вперед и вверх. -А я? Куда же я? удивилась Пчелкина. -Как куда? За мной. Со мной. Я же тебя люблю больше всех на свете, я вас люблю и его рука легла на еле заметный живот. — Я вот что думаю, Вареник, — сказал Саша, и улыбка погасла на его губах. — С автосервисом ясно. Вот северные рынки, где у нас доля — Рижский, Петровско-Разумовский и т.д. Что они нам дают? — Геморрой, — ухмыльнулась Пчелкина. — Именно. Мы имеем дикий геморрой с лохами, ментами, дольщиками, ломщиками, отморозками, — а получаем, по сути, по большому счету, фигу с маслом. Никто нас по тому же большому счету не уважает. — Короче, Варь, я, о чем хочу сказать. Расти надо. Почему при одинаковых условиях производства, скажем, с солнцевскими бригадами, мы получаем в пять раз меньше? — Саша посмотрел на невесту и поцеловал ее в висок. Варя молчала, и было очень похоже, что какая-то мысль вызревает в ее голове. Чуть отвернувшись головой в сторону от Саши, она пальцами правой руки на котором красовалось, красивое и простое золотое кольцо делала быстрые странные движения, будто пыталась нащупать в воздухе тонкую ниточку, которая приведет их всех к ответу на главный вопрос всех времен и народов: что делать? — «Курс-Ин-Вест», — по слогам и чуть ли не сладострастно выговорила она. — О чем речь, Вареник? — живо заинтересовался Саша. — Малое предприятие «Курс-Ин-Вест», Артур Лапшин, сосед наш с родителями бывший. Месяц назад въехал в офис на Цветном. Компьютеры, недвижимость, цветные металлы. Одна сложность — неясно, откуда такой подъем. — Комсомольцы, небось. Интересно. Очень интересно. — Саша закусил губу и, похоже, начал обретать то обостренно-легкое настроение, которое всегда возникало в нем перед «большой битвой». Короче, поймал кураж. — Варюха, вот у тебя голова, вот голова! Туда б еще мозги! Вообще б цены не было.