***
«Сволочь» опустил голову и неподвижным взглядом уставился на свое отражение в полированном столе. Исподлобья посматривая на Артура, Саша катал на ладони кости. Все устали. — Ну, ты понял, наконец, чего я хочу? — Белов обратился к своему визави так, будто разговаривал с умственно отсталым ребенком. Саша сейчас и в самом деле напоминал то ли учителя, то ли врача, которому без конца приходится иметь дело с полными придурками. Для общения с ними нужно терпение, терпение и еще раз терпение. Иначе все бесполезно. Ну не по голове же их бить в самом-то деле! Артур неопределенно покачал головой, и Саша продолжил терапевтический сеанс: — Фуфло. Люди по делу пришли, а ты себя ведешь, как черт последний. Артур, кажется, оцепенел окончательно. Прямо не человек — соляной столб, не сдвинуть. А Саша по-прежнему гнул свое, капля — она и камень точит, а соль тем более. — Ладно. Ты человек умный, ты ж видишь, это не накат, а реакция на твое поведение. Саша по-прежнему гнул свое, капля — она и камень точит, а соль тем более. — Ладно. Ты человек умный, ты ж видишь, это не накат, а реакция на твое поведение. — Артурка! Твое здоровье! — влез в разговор уже порядком поднабравшийся Космос. Фил, устроившись в глубоком кресле, острием тесака осторожно выковыривал грязь из-под ногтей. Артур что-то тихо бормотал себе под нос. И лишь в какой-то момент вскинулся и произнес в пространство членораздельно и тоскливо: — Мне в банк надо было. Я, блин, кредит профукал. Саша дружелюбно потрепал его по плечу: — Да не сердись, Артур, ну, кредитом больше, кредитом меньше… Слушай лучше. Ты дела большие ведешь, наверняка без заморочек не обходится. А у меня юрист есть, международник, очень толковый. Давай я его подгоню, он там посмотрит контракты, то-се, может, посоветует что дельное. А? Саша ласково посмотрел Артуру в глаза. В них отражались вселенская тоска. Космос, надел на голову рыцарский шлем. При этом Космос ухитрялся еще и курить. Дым валил изо всех щелей. — Дай-ка померить, — заинтересовался игрушкой и Фил, но Космос лишь отмахнулся. Тогда Фил, похоже, не рассчитав силы, тупым концом тесака засветил рыцарю по блестящей макушке. Звон металла слился с воплем Холмогорова: — Озверел, что ли? — Опричники, тихо! — по-отечески улыбаясь, прикрикнул на шалунов Саша и вновь повернулся к Артуру, ожидая ответа. «Родишь ты когда-нибудь, козел, или как?» — сказал он про себя. Артур устало потер лоб пятерней. Похоже, он сломался: — Если действительно толковый юрист, почему нет? — Толковый, толковый. Профи… — успокоил его повеселевший Саша. Склонившись над нардами, Саша бросил кости в последний раз. Выпали две шестерки. Артур, не веря своим глазам, несколько раз посмотрел на кубики и на Сашу. Эти две последние шестерки удивили его едва ли не больше, чем все то, что ему пришлось пережить за последние восемь часов. То есть, можно сказать, за классический рабочий день. — Ладно, опричники, пошли, — бросил Саша, надевая свой черный кожаный плащ. И добавил специально для Артура: — Я, кстати, тоже кое-куда опоздал…***
Саша не просто опоздал на примерку, а появился на пороге, когда Варя уже собиралась ложиться спать. Одна. Назло. «Буду спать по диагонали», — подумала Варя, держа в руках фату и не зная, куда ее приспособить. В конце концов, она повесила ее на тот же крючок, на котором висела гитара жениха. И этот неожиданный натюрморт расстроил ее — фата показалась могильным венком, который кто-то возложил на всю ее сегодняшнюю и будущую жизнь. Тут, как ни в чем не бывало, и явился Саша. — Если хочешь знать, это подлость просто! — с обидой в голосе обратилась Варя к дражайшему жениху. Саша встряхнул свой кожаный плащ и аккуратно повесил его на плечики: — Здрасьте. Подлость — это когда, извини, СПИД в нагрузку получают. — При чем здесь СПИД, когда у нас свадьба?! Она стояла в дверном проеме, скрестив руки на груди. Сквозь легкую ткань голубого халата просвечивало ее худенькое тело, выглядевшее в лунном свете особенно соблазнительно. Саша прислонился к стенке и внимательно посмотрел на невесту, потом сбросил испачканные грязью ботинки: — Вареник, конечно, ни при чем. Это я так, к слову. Пчелкина не собиралась сдаваться, мать хорошенько попилила ее перед уходом. — Мы тебя, Белов, два часа ждали! Последняя примерка, теперь не изменишь ничего. Она сразу шить будет. Саша уже стянул и джемпер: — Ну и замечательно. Я вам целиком доверяю. В платьях ни-че-го не понимаю, правда, Варь. — Меня мама замучила просто! «Вот, он необязательный, он такой, он сякой»… Саша улыбнулся, как Чеширский кот — от уха до уха: — А ты отвечай: «Любовь зла, полюбишь и братка». Пристально глядя на нее, Саша методично расстегивал пуговицы, снимал рубашку, майку, взялся за брючный ремень. Варя, слегка обалдев, продолжала говорить по инерции, непроизвольно меняя тон: — Я хотела вместе, чтоб ты одобрил, а ты как всегда… Не отрывая смеющегося взгляда от невесты, Саша начал расстегивать брюки. — Хотела вместе, говоришь? Хорошая идея. Главное — своевременно! — брюки отправились вслед за рубашкой. — Ну да… А ты что, в стриптизеры записался? — Пчелкина не могла долго сердиться на него, но и отступление тоже было не в ее правилах. Хотя какие уж тут правила! — Не-а. Соскучился, — честно ответил Саша. Уже смеясь, Варя развязала пояс халатика: — Видела бы мама… — с притворной горечью вздохнула она.***
Выйдя из машины, Юра указательным пальцем поправил очки. Перед самой оградой он остановился и, что называется, привел себя в порядок — аккуратно заправил шарф, разгладил на груди белый модный плащ и, взявшись за козырек кепки, слегка сдвинул ее на затылок. Он немного нервничал, но всем своим видом пытался излучать уверенность. Это было важно прежде всего для него самого. Юра подошел к воротам. К нему неторопливо, вразвалочку направился охранник в черной униформе: — Вы к кому? Взявшись пальцами за дужку очков, Юра разглядел фамилию охранника на бейдже — Кокошкин. «Почти однофамилец — улыбнулся про себя юрист. — Кошко-кокошка. Рифма, однако». — Добрый день, — вежливо поздоровался он. — Я от Белова. У меня встреча с Артуром Вениаминовичем. — Подождите, — кивнул охранник и отправился в дежурку. Сняв трубку внутреннего телефона он проговорил, словно передавая оперативную информацию: — Он прибыл. Кошко от делать нечего рассматривал окрестности, но остановить взгляд было не на чем. Справа возвышался глухой брандмауэр, в стене левого дома лишь одно слепое окошко. За офисной оградой, в глубине, начиналась высокая арка. Чем-то этот мрачноватый пейзаж напоминал не Москву, а Питер. Он услышал, как позади него прошелестели шины уезжающего такси. А Кокошкин уже открывал ворота: — Проходите. Знаете, как идти? Прямо и за угол. — Спасибо. Поправив еще раз шарф и переложив кейс из руки в руку, Юра вошел в арку. В ее полумраке после яркого солнца он практически ослеп. Постояв несколько секунд, чтобы привыкнуть к новому ощущению, он вошел во двор и свернул направо, за угол. Навстречу ему быстро двигались два темных силуэта. Юра не успел ничего подумать, все случилось мгновенно. Чудовищный удар бейсбольной биты, казалось, расколол его голову надвое. Но это было, наверное, уже в прошлой жизни… Вечером в один из переулков около Ленинского проспекта свернула красная «копейка». Проехав через двор к гаражам, машина приостановилась. Из нее прямо на дорогу выпихнули тело в грязном окровавленном плаще… Юра упал на спину. Следом из взревевшей и рванувшей с места машины вылетел кейс. Он раскрылся в воздухе: белые бумажные листы закружились в воздухе, медленно опускаясь на асфальт, серые сугробы и черные лужи. Уцелевшие очки чудом удержались на лбу Кошко. Сквозь толстые линзы кровавая рана на лбу юриста казалась еще более страшной… В приемном покое Склифа в этот поздний час было малолюдно. Только на одном из деревянных диванчиков, с конфетной коробкой, восседали Космос, Фил и Варя. Они были явно не в настроении, с чего уж тут радоваться, но их печаль выражалась весьма своеобразно. Нервно хихикая, они хрустели чипсами, а Космос и Фил синхронно провожали взглядами ножки проходящих мимо медсестер. — Да, — задумчиво протянула Варя, — облом. — Я говорил, надо было ребят с ним посылать, — рубанул рукой воздух Фил. — А заигрался, Вареник твой, Саня, — раздраженно подытожил Космос. — Думает, он — комиссар Миклован. — Да отстань ты, — раздраженно махнула на него Варя.***
В глубине гулкого бесконечного коридора Саша в накинутом поверх кожаного плаща белом халате разговаривал с солидной врачихой. Он внимательно, мрачно сдвинув брови и чуть склонив голову, слушал ее профессиональный отчет. — Множественные переломы. Ушибы. Черепно-мозговая травма. Пришлось делать трепанацию. Жить, безусловно, будет, но инвалидность гарантирована. — Его вы оперировали? — тихо спросил Саша. — К вам отдельно заедут, поблагодарят, — заканчивал разговор Саша. — Пожалуйста, проследите, чтобы за ним как следует, ухаживали. Саша вежливо пожал врачихе руку и, махнув Варе и ребятам, скомандовал: — Ладно, пошли, опричники. — Сань, ну что врачи говорят? — подскочил к нему Фил. — Херово, — бросил Саша. — Подождите! Подождите! — раздался в конце коридора нервный женский голос. Все обернулись. Женщина с опухшим от слез лицом и с выражением совершенного отчаяния в глазах быстрыми шагами приближалась к ним. — Вы Белов, да? — задыхаясь, выговорила она, глядя Саше в глаза. — Я, — уже почти понимая, в чем дело, спокойно ответил он. Отодвинув Фила, женщина со всего размаха влепила Саше пощечину. Саша вздрогнул и отвернулся, лицо его на мгновение окаменело. Повисла гулкая пауза… — Вы его видели? Вы видели его?! — кричала мать Юры Кошко, а это была именно она. — Из-за вас он живой труп теперь! — она беспомощно опустила руки. — Сколько я ему говорила — не связывайся с уголовниками!.. — Извините, — сухо сказал Саша, бросив на женщину быстрый взгляд. Он швырнул халат на диван и, уже не оглядываясь, зашагал к выходу. — Господи, из-за этого щенка! — растерянно, но уже, словно самой себе или просто в пространство сказала женщина. На ходу, через плечо, Саша бросил: — Варя, поможешь ей деньгами, не забудь… Пчелкина, стоя вполоборота к матери Кошко, достала бумажник. — Ну почему у вас на уме одни деньги? — обреченно махнула рукой женщина и медленно побрела вглубь коридора. Пчелкина, пожала плечами, спрятала бумажник в карман и вслед за ребятами двинулась к выходу…***
Погода стояла прекрасная. Настоящая весенняя. Здесь, на железнодорожных путях «Москвы-Сортировочной», где пахло креозотом, дымком и угольной пылью, весна ощущалась еще острее. Утреннее солнце еще едва-едва пригревало, но уже было видно, что день будет прекрасным. За Артуром и Хлебниковым, стремительно шагающими вдоль длинного состава, едва поспевали начальник станции, грузчики и сияющие сотрудники " Курс-Ин-Веста». — Ну, давай, докладывай, — приказал Артур Хлебникову. — Значит, так, — деловито начал тот. — Докладные подписаны, с начальником все договорено. Ну, надо подмазать, сам понимаешь… Грузчики на месте. Остановившись у головного вагона, Артур как дирижер взмахнул рукой: — Ну, вскрывайте. Глянем на наш таджикский алюминий. Крылатый металл. Здорово поднимает! Пока Хлебников с начальником станции обменивались накладными, Артур продолжал дирижировать: — Где шампанское? — Все, как положено, — успел подскочить с видом именинника Хлебников. Под скрежет дверей вагона, вскрываемого работягами в оранжевых жилетах, в голубое небо выстрелило шампанское. Шипучий пенный напиток, расплескивая на землю, разлили в пластмассовые стаканчики, расставленные рядком на поленнице шпал. — Итак, уважаемые товарищи! — вовсю актерствовал Артур. — Перерезана алая лента, и первая партия таджикского алюминия хлынет на наш московский простор! Публика зааплодировала. И вот он, последний аккорд! Тяжелая дверь с жутким металлическим лязгом отъехала, наконец, в сторону. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь дощатые щели вагона, весело заиграли по его стенам. На лицо Артура больно было смотреть. Стаканчик с шампанским выпал из его онемевшей руки. Рот открылся, как у выброшенной на берег рыбки. Вагон был пуст. Девственно чист и пуст. Если, конечно, не считать роскошной цветочной корзины, чьей-то заботливой рукой водруженной прямо в дверном проеме. — Так, я не понял. Не понял, — действительно ничего не понял Артур. — Что это за фигня? Хлебников, не отвечая шефу и не веря собственным глазам, метнулся в вагон. Окончательно убедившись в его безоговорочной пустоте, он истошно заорал кому-то вдоль вагонов: — Проверяй все вагоны! Артур, готовый, казалось, расплакаться, мешковато уселся на грязную просмоленную шпалу. В руках он держал дурацкую цветочную корзину, издевательски украшенную траурной лентой. У вагона суетились его люди, железнодорожные служащие, мелькали красные милицейские околыши. Подскочил запыхавшийся Хлебников. — Ну? Хлебников смог лишь развести руками. — Я тебя, муфлон, спрашиваю? Эт-че такое? — Все. Все, — едва переводя дух, просипел несчастный Хлебников. — Все выгребли подчистую. Артура затрясло: — Я тебя сейчас сам выгребу! Отвернувшись от всего опостылевшего мира, Артур, вперив бессмысленный взгляд в голубые небеса, машинально вытирал пот со лба уголком траурной ленты. Солнце уже залило светом все огромное пространство станции «Москва-Сортировочная». И кого-то, в отличие от Артура, оно грело гораздо ласковей. В природе всегда есть место равновесию: если где-то много горя, то в каком-то другом месте обязательно много радости.***
Буквально через десяток железнодорожных путей в сторону от злосчастного пустого состава стоял другой, точная копия предыдущего. Отличие ситуации было только в том, что вдоль него быстрыми уверенными шагами шла группа людей во главе с Сашей Беловым, Филам и Космосом. Вслед за ними едва поспевал железнодорожник. Замыкали процессию несколько боевиков из бригады. В проеме открытого вагона радостно распевала бодрую песенку Варя: — Советский цирк умеет делать чудеса, — пела она, имея на то все основания. За ее спиной тускло поблескивали аккуратные штабеля металлических чушек. Это был алюминий. Тот самый, что поднимет на раз. Космос ласково приник к волшебному грузу: — Теперь это все наше, прикинь! — ясное дело, кому, как не сыну астрофизика, было оценить возможности крылатого металла. — Золото Маккены, — восторженно и одновременно снисходительно подвел итог Саша. — В Уфе, на сортировочной, вагоны отцепили, поставили пустые, опломбировали, и ту-ту-ту! Вперед, с песнями, — из Вари так и шел восторг и гордость за содеянное с таким блеском, она даже попробовала изобразить движущийся паровоз. — Орлы. Ну, просто орлы. — Саша по-ленински щурился на солнце и без пяти минут беременную жену. — Теперь этот урод никуда не денется. Один только Фил остался серьезным, отдавая последние распоряжения пожилому железнодорожнику в старенькой форменной фуражке: — Слышь, командир. Как договорились: закрываешь, пломбируешь, а бабки потом.***
Саша свернул прямо к центру «Матери и ребенка». Время еще в запасе было, Катя ждала их к двенадцати дня, поэтому он ехал настолько медленно, насколько мог. Пчелкина сидела рядом спокойно, глядя вперед на мокрую мостовую. Но он чувствовал, как она волнуется. Все-таки, как — ник, а пол будущего ребёнка сегодня узнают. — А я говорю, будет сын, — излишне бодро предположил Саша, — А я говорю, чувствую, что там девочка, — сказала Варя, и на щеках ее обозначились ямочки. Значит — немного расслабилась. — Ладно. Сейчас всё узнаем. Белов, ты знаешь, что я люблю тебя? — Знаю, маленькая моя. Давай, я тебя жду. Варя подставила щеку, но не тут-то было. Саша не мог отпустить ее без полноценного поцелуя. — Ты с ума сошел, Белов, — не сразу вырвалась Варя. Он лишь улыбнулся, наблюдая, как она поправляет ничуть не пострадавшую прическу. Взглядом, проводив невесту до самых дверей центра, Саша вышел из машины. Он пнул переднее колесо своей синей БМВ. Нет, ему не показалось — можно чуть-чуть подкачать. Саша открыл багажник и потянулся за насосом. — Пойдешь со мной. Быстро. — Белов почувствовал, как в левый бок ему уперлось дуло пистолета. — Сейчас. Багажник закрою. — Бегом. Ох, как Саша не любил, когда ему приказывают! Да еще и таким тоном. Но в данном случае следовало согласиться с неоспоримым доводом, упиравшимся ему теперь прямо в спину. Рядом тормознула черная «Волга». Бросив взгляд на дверь консерватории, Саша сделал пару шагов и опустился на заднее сиденье рядом с молодым бугаем в черной кожаной куртке. Другой, с пистолетом, втиснулся рядом, не без труда захлопнув дверь. Выехав на Герцена, машина резко набрала скорость и рванула в сторону площади Восстания. Все молчали. Говорить пока было не о чем. Стиснутый с двух сторон «быками», Саша смотрел вперед, на дорогу и увеличивающееся на глазах здание островерхой высотки. Мужик, сидевший рядом с водителем, внимательно и с любопытством рассматривал Белова в зеркале заднего вида. У мужика был крепкий коротко выбритый затылок и глубокий бледный шрам на правой стороне лица — от середины лба до середины щеки. Быстро проскочили Пресню, потом Хорошевку и уже через минут пятнадцать съехали на едва заметную дорожку, ведущую куда-то в глубину Серебряного бора. Саша невозмутимо поглядывал по сторонам. Место было хорошее. У самой Москвы-реки. Здесь и остановились. От воды медленно поднимался туман. Место было хорошее. У самой Москвы-реки. Здесь и остановились. От воды медленно поднимался туман. И ни единого человека не было видно. Будний день. Весна, не лето. — Пацаны, погуляйте, — приказал тот, со шрамом. «Быки» и водитель выбрались из машины, открыли багажник и разобрали заранее приготовленные обрезки труб. Один намотал на руку крупноячеистую цепь. «Психологическая обработка, так сказать», — про себя усмехнулся Саша. Ну, ничего, к такому он всегда готов. Не первый день в школе. Хотя рожи у них были все же малоприятные. — Ну что, фраер, колись. — Меченый, наконец, соблаговолил обратиться к нему. — Что именно тебя интересует? — Где металл? — У меня. Артур получит его только тогда, когда введет моего человека в состав учредителей, — не задумываясь — ибо это было давно принятое решение, — высказал свою деловую позицию Саша. — Это, с какого хрена? — взвился Меченый, и шрам его заметно побелел. — А не надо бить по голове моего юриста, — назидательно пояснил Саша. — Ты пришел к Артуру с наездом. — Меченый постарался выдержать столь же дидактичный и спокойный тон. — Я пришел поговорить по делу. Хамить козла никто не заставлял, — спокойно закончил Саша. — Ладно, дело прошлое, — не споря и уже вполне примирительно сказал Меченый. — Верни металл, и вопрос закрыт. — А найди! Шестьсот тонн — не иголка. Давай! — В Сашином голосе прозвучала неприкрытая издевка. Меченый всем своим видом теперь демонстрировал, что спокойный деловой разговор окончен: — Ты отвечаешь за свои слова? — Я всегда отвечаю за свои слова, — без тени сомнения ответил Саша, крепче сжимая кулаки. — Ну, молись, сука. — Меченый, похоже, вышел из себя, прямо-таки — выскочил. И, резко отвернувшись, взялся за ручку двери: пора было кончать со всем этим. — Погоди, родной… Меченый с еще большим любопытством, чем прежде, взглянул на Белова в зеркало. — Сюда смотри, — медленным движением глаз Саша указал — куда именно. В Сашиной левой руке, почти уютно, как-то по-домашнему уместилась аккуратная граната. Противопехотная. Такие ласково и нежно кличут «лимонками». Большой палец предусмотрительно был продет в кольцо. Граната находилась в идеальной боевой готовности. Меченый судорожно дернулся, а скулы у него напряглись. Шрам обозначился еще резче. Саша, не повышая и не понижая тона, продолжал. Каждое слово он произносил четко и раздельно, словно ставил ударения — для большей доходчивости: — Когда меня задевают, я иду до конца. Я смертник, ты понял? — Меченый, судя по мгновенному взмаху ресниц, понял, уяснил. — Скажи «быкам», пусть подождут, а мы поедем в город. Считаю до трех и вынимаю чеку. К едреной матери. Раз. Два… — на слове «три» Саша и вправду выдернул кольцо. Теперь достаточно было просто разжать пальцы. Следовало к тому же признаться, что Сашина рука ребристое тельце тяжелой и опасной игрушки уже порядком устала держать. Но Меченый и без Сашиных слов это понял. Он опустил стекло и крикнул: — Пацаны, погуляйте, мы отъедем. — Оценка «пять». Давай, садись за руль. Только не тряси — я кольцо обратно вставлю. — Саша улыбнулся Меченому как лучшему другу. Тот, больше не оборачиваясь, пересел на водительское место, и они тронулись — сначала медленно-медленно, а потом — в карьер. Туман по-прежнему неторопливо плыл вдоль реки, куда-то в сторону видневшихся вдалеке высотных жилых домов. — Так я не понял, что случилось? — ошарашенно вопрошал приятелей боец с намотанной на ладонь цепью. — Мы приехали?.. — И лишь удивленное молчание было ему ответом.***
Тяжелые двери центра «Матери и ребёнка» медленно закрылись за Варей. Машина была не заперта, но Саша куда-то исчез. Посмотрев по сторонам, Пчелкина села в машину. В салоне невыносимо громко звучал фрагмент скрипичной сюиты Рахманинова. Варя резко повернула ручку настройки — из динамика полилась какая-то тупая попса. Но в данный момент эти звуки раздражали ее меньше. М-да всё-таки с беременностью она стала слишком импульсивной. Наконец явился Саша. Такой запыхавшийся, будто бегал на длинные дистанции. — Ты где был? Что машину оставил? — Я за сигаретами бегал, — ответил он, заводя машину. — Ну, что Катя сказала? — У нас девочка, — Варя счастливо улыбнулась Саше. — Ну и славненько, Вареник, — отозвался он весьма довольно. — Все нормально. Будем жить-поживать и — как это говорится — добра наживаться, и дочку ждать! Выворачивая на улицу, он успел бросить внимательный взгляд на Варю: Дай бог, чтобы дочка была, похожа на, Пчелкину пронеслось у Саши в мыслях. И теперь, еще более внимательно, он посмотрел в зеркало заднего вида. Все было чисто. Надо было только избавиться от гранаты, которая оттягивала карман плаща. Жизнь прекрасна, жизнь продолжается.