***
Тем вечером Кристина снова пыталась что-то во мне то ли раскрыть, то ли развить. Она вытряхнула на мою кровать свою большущую косметичку и теперь искала в разноцветном хламе хоть что-то подходящее для меня. Я скептически наблюдала. Все эти ярко-алые и угольно-черные мазалки хорошо смотрелись с ее смуглой кожей и темными глазами, а меня они превратили бы в клоуна. В любом случае я не собиралась на дискотеку и уже знала, как смывать косметику, что бы там Кристина ни задумала. Раздались тяжёлые шаги, и в спальню ворвалась взвинченная Молли. Ее лицо и шея были покрыты красными пятнами. — Девчонки, у вас есть… — она хищно уставилась на Кристинины сокровища, цапнула баночку нежно-коричневого тональника, повертела в руках и бросила обратно на кровать. — А другого нету, посветлее? А, Трис? — Нашла кого спрашивать, — проворчала Кристина. — Эта дурочка помешана на «чистоте» и «естественности»! — А зачем тебе? — удивилась я. Раньше мы не видели, чтобы Молли красилась. — А ты будто сама не видишь! — вспылила Молли и так покраснела, что пятна на лице стали почти незаметными. — Попробовала за ужином этот сволочной торт - он такой вкусный, да только пропитка оказалась клубничная, а у меня на неё аллергия! Через полчаса начнется дискотека, там будет… — она запнулась на полуслове. — Это месть судьбы за то, что ты разбила мне губу, — припомнила ей Кристина. — А ну вас! — Молли развернулась и широким шагом рванула на выход. — Постой! — крикнула я ей вслед. — Хочешь мои… Но Молли, стремительная, как разъяренный слон, уже захлопнула за собой дверь. У меня оставалось пять неистраченных купонов - можно было бы догнать Молли и отдать их, тогда она могла бы получить тональник на складе. Кристина заявила, что я ни в коем случае не должна этого делать — может, тогда Молли научится дружить или хотя бы не бить соучеников в полную силу. Я тоже решила не догонять Молли, но не из вредности и не из солидарности с Кристиной. Если на дискотеке Молли собиралась обхаживать Питера, то я буду последним человеком, который бы стал ей в этом помогать. Так и не сумев меня накрасить, Кристина умчалась с Уиллом. Эдвард и Майра ушли гулять, остальные уже завалились спать. Раз в кои-то веки можно было спокойно принять душ в одиночестве, без липких взглядов и требований поторопиться. Вода была не чуть теплой, а почти горячей, чистой, без примеси ржавчины. Но я никак не могла расслабиться: какая-то неясная тревога не давала покоя. Как только беспокойство оформилось в четкую мысль, я закрыла воду, кое-как вытерлась и, дрожа от холода, прямо в полотенце побежала в спальню. Села прямо на пол перед тумбочкой, запустила руку под стопку одежды и вытащила бумаги. Где же это было написано… ага, вот оно! Жизни моих родителей унёс «анафилактический шок, вызванный неизвестным аллергеном». И у Молли аллергия, названия болезни похожие, а сыпь на коже совсем разная. У Молли — светло-красные округлые пятна. У мамы и папы — темно-красные, даже немного синюшные «звёздочки» на фоне резкой бледности. Может, так и должно быть? Помогая в больнице Отречения, я ни разу не видела аллергий. Изгои страдали множеством кожных болезней, но они были совсем другими — чесотка там, гнойничковая сыпь, укусы блох… Уж конечно, патологоанатом-Эрудит разбирался в этом лучше, чем я. Но тревога не утихала. Я не могла уснуть, пока не дала себе слово разобраться с этой странностью.***
Честно говоря, я не ожидала, что дикари-Бесстрашные умеют читать. Тем не менее здесь была небольшая библиотека, и поход туда стоил мне обеда. Седой, покрытый шрамами, увешанный фенечками Бесстрашный заботливо пристроил меня за компьютер и показал, как пользоваться электронным медицинским справочником. Потом он ушел за свой стол и принялся точить большой нож и параллельно вспоминать «мочилово двадцатого года», в котором его «порезали» — я так поняла, это была стычка с афракционерами. Я вежливо поддакивала, иногда бросая на Бесстрашного взгляд поверх монитора, и это сошло за поддержание разговора. На самом деле я слушала вполуха, мое внимание было приковано к справочнику, особенно цветным фото. Я накопала кучу информации об аллергиях, но ни на одной фотографии или описании не было ничего общего с кожей родителей. На следующий день я искала в справочнике кожные болезни, а на третий — всевозможные кожные симптомы других заболеваний. Библиотекарь в процессе общения оказался очень славным, несмотря на ужасные истории о преступлениях изгоев и вооруженных стычках, которыми он пичкал меня изо дня в день. Но вот в его справочниках было мало толку. Кожа мамы и папы была самую малость похожа на ту, что описывали при менингококковой инфекции. Но все остальные признаки не подходили. Все, кто работал в больнице Отречения, были вакцинированы от этой болезни. Молниеносная форма обычно поражала детей, и даже для нее пяти часов от полного здоровья до смерти было маловато. К тому же такая форма болезни, если верить медицинским справочникам, поразила бы мозговые оболочки, дала осложнения на ткани мозга, сердца и еще каких-то органов, пропустить эти симптомы при вскрытии было невозможно. Сыпь на лице была нехарактерна… Напрашивался вывод, что эта инфекция не подходит, была другая причина для «поражения сосудистой стенки и нарушений свертываемости крови», но какая? Я ушла из библиотеки растерянной — вопросов только прибавилось.***
Я не знала, с чего начать, и решила убить двух зайцев одним махом — посоветоваться с Калебом и с тем доктором-патологоанатомом, который… ну, одним словом, занимался родителями. Новичкам был запрещен выход в город без сопровождения инструктора. Бесстрашие во всей красе, чего ещё от них ждать! В туалет — строем, чихать — только по приказу, думать — только с разрешения старших по званию! Я добросовестно спросила Фора, не отпустит ли он меня по делам. Если бы он спросил, зачем — пожалуй, я бы даже честно объяснила. Но Фор повёл себя как обычно. Нахмурил густые темные брови и напомнил, что с моей подготовкой нужно не по «делам» шляться, а отрабатывать стрельбу из пистолета, выходы из захвата и болевые приемы. А если я ещё посмею дёргать его по такой ерунде, то в наказание буду бегать двадцать кругов вокруг Бесстрашия. А Фор очень симпатичный, когда сердится! Не то что некоторые! Но будь он хоть дважды хорошеньким, это бы меня не остановило. Через несколько дней Фор вывел нас за пределы Бесстрашия бегать длиннющий кросс. Эрик, как говорили, уехал в Дружелюбие на весь день, Кристина согласилась мне помочь, весельчаки Педрады просветили насчёт расписания поездов и нужных станций — всё складывалось как нельзя лучше. Фор бежал замыкающим и следил за новичками, как курица за цыплятами. Ни за что не смогла бы незаметно скрыться, но Кристина притворялась так убедительно, будто не была бывшей Правдолюбкой. Как только вдалеке послышался стук колес по рельсам, Кристина вдруг захромала так, будто у нее сейчас нога отвалится. Потом она выдала душераздирающий стон и рухнула прямо под ноги Фору. Спасибо, подруга, за мной должок! Фор и последние бегуны отвлеклись на Кристину, и я благополучно шмыгнула с залитой солнцем широкой улицы в кривой переулок, воняющий… ну, так, как обычно пахнет в гетто. Битое стекло, какое-то покорёженное железо, дальше пришлось перелезть через груду камней, и я рванула так, как ещё не удавалось ни на одной пробежке. От меня шарахались встречные изгои и бродячие собаки. Старичок в лохмотьях, в которого я чуть не врезалась, эмоционально что-то прокричал вслед. Не иначе как желал мне только хорошего. Ни один патруль по пути не встретился, удалось не заблудиться, и вскоре я — потная, задыхающаяся, с рассыпавшейся косой — достигла цели. Недалеко от места нашей тренировки железная дорога делала поворот, поезд всегда замедлял здесь ход, и мне всё же пришлось опуститься до запрыгивания в вагон на бегу. Кажется, день начинался удачно! В Эрудицию я зашла уверенным шагом, будто мне здесь самое место. В здании оказалось довольно жарко, пришлось снять кожаную куртку и перекинуть через плечо. Как и в Бесстрашии, на входе сидел дежурный. Разумеется, не громила неприятного вида, а щуплый аккуратный очкарик за полированной стойкой цвета индиго. Он спросил меня о цели визита, и я с важным видом соврала, что приехала с поручением от руководства к патологоанатому. Очкарик продолжал меня выспрашивать — что за поручение, от кого, почему бы мне не оставить список вопросов для патанатома здесь, на ресепшене… А сам почему-то смотрел не в глаза, а то ли на мои плечи, то ли куда-то в район сердца. И чего уставился, Бесстрашных не видел, что ли? Может, у меня и появились какие-никакие бицепсы в последнее время, а может, стоило после кросса и побега заплести волосы поаккуратнее, причесываться пальцами — совсем не то, что щеткой… Я терпеливо отвечала на вопросы, пока не появилась пожилая Эрудитка с несколькими конвертами и не сказала дежурному: «Джонатан, не следует засматриваться на девушек во время работы!» Что за ерунда, как это могло в голову придти! Не настолько я хороша собой, чтобы на меня «засматриваться»! Но если Эрудитка была права, я сейчас скажу этому мелкому очкарику пару ласковых! Он что же, нарочно тянет моё время?! Дежурный смешался, покраснел и наконец сказал, как пройти в морг. Разговор с патанатомом не задался. Сначала он показался мне милым и воспитанным, в отличие от дежурного с его странными взглядами. Но когда я задала свои вопросы, Эрудит, не сказав ничего невежливого, дал понять, что я — абсолютная лохушка. «Нет-нет, вы ошибаетесь. Такие выводы можно сделать, только если совершенно не разбираться в иммунологии. Давайте рассмотрим механизмы сосудистой реакции при попадании в организм…» Он говорил и говорил что-то заумное, и выходило, что сыпь при аллергии бывает такой, сякой, разэдакой и ещё нескольких видов, и раз он поставил родителям такой диагноз, бестактно подвергать его сомнению! Патанатому, похоже, было со мной некомфортно. Он старался не смотреть мне в глаза, всё время вертел в длинных тонких пальцах ручку и время от времени рисовал для меня на листке бумаги схемы иммунных реакций — «так понятнее, мисс?» А я ясно понимала только одно — ни в одном медицинском справочнике не описывалось таких высыпаний, как у мамы и папы. При вопросах, которые казались патанатому особенно глупыми, он откладывал ручку и с еле скрываемым раздражением скрещивал руки на груди. Я с трудом поспевала за ходом его мысли, казалось, что Эрудит пытается объяснить простые вещи как можно сложнее, заваливает меня хитрыми терминами, чтобы… чтобы что? Он сознательно запудривает мне мозги? Он обиделся, что я не верю его заключению? Все Эрудиты, которых я знала, были такими самолюбивыми, при внешней уверенности у них очень нежные самооценки! Дело не в самооценке и не в коварстве, просто я чем-то вызвала неприязнь? А что, вполне реально! Я тоже не смотрю в глаза, если человек мне не нравится — например, с Эриком или Питером! — Итак, мисс, вы всё поняли? — снисходительно-устало спросил Эрудит. — Да, — медленно ответила я. — Целиком и полностью. Вот только я поняла не то, что имел в виду Эрудит. Игнорируя лифт, я вышла на лестницу и пошагала наверх, на этаж, где трудились электронщики. Именно туда попал Калеб, когда перешёл в Эрудицию. Но разговор с братом тоже не принес облегчения. Калеб очень удивился моему приходу, сразу же предупредил, что у него полно работы и он не сможет уделить мне много времени. Начал было читать нотацию — если уж я собираюсь приходить в неурочный день, хорошо было бы предупреждать заранее, у него могут быть неприятности на работе! Я довольно резко ответила, что мне стоило немалого труда вырваться к нему. Тут же пожалела о своей грубости — может, у него начальство такое же, как мои командиры! — и принялась извиняться. Это недопонимание задало тон всему последующему разговору. Калеб так и не понял, что меня смущает в заключениях о смерти и почему я не доверяю патанатому. Он сказал, что патанатом очень опытен, разбирается в теме гораздо тоньше и глубже, чем написано в «каких-то книжонках дилетантов». — Я понимаю, что тебе сложно смириться со смертью родителей, — сказал он на прощание. — Ты зацикливаешься на незначительных подробностях их смерти, но… — он сделал паузу, будто собираясь с силами, — это не вернёт их. Беатрис, пора отпустить ситуацию и жить дальше. Я хотела объяснить, что он неправ… точнее — может, и прав насчёт моих эмоций, но они сейчас ни при чем… Но в конце коридора раздался стук шпилек, показались светлые волосы и статная фигура. — Хочешь поздороваться с мисс Мэтьюз? Она была так добра к тебе! А мне пора возвращаться, я там не доделал… — занервничал Калеб. — Тогда пока, — коротко попрощалась я и быстро пошла в сторону ближайшей лестницы, подальше от мисс Мэтьюз и входа в отдел Калеба. Невежливо, конечно, но вести светскую беседу с главной Эрудиткой было выше моих сил. Очкарик на ресепшене снова на меня уставился и замямлил, что не успел записать мою должность и подразделение. Я вместо ответа сухо попрощалась и вышла из здания. Поезд недавно ушел, следующий был часа через два. Терять время на станции у Эрудиции не хотелось — теоретически чем быстрее я вернусь, тем меньше накажут. Хотя Фор — не Эрик, с ним всё же чуточку проще. Я быстро пошла в сторону моей бывшей школы в надежде успеть на поезд, идущий по другой ветке. Всего-то нужно было пройти пару километров через гетто. Да еще хотелось бы успеть до дождя — вон как небо нахмурилось… Мальчишка-изгой пристал ко мне, выпрашивая хлеб, но у меня не было с собой ничего съедобного. Потом чумазая девушка в рваном платье попросила у меня сигарету — сигарет тоже не было. Изгой с отечным лицом издевательски крикнул мне: «Ого, свежее мяско!» Хмурая женщина со сломанным носом прикрикнула на него, а потом принялась извиняться передо мной: «Не принимай близко к сердцу, он вообще-то добрый, когда не голодный. Ты новенькая? Вышибли, суки?» Ничего не имела против изгоев и с радостью помогла бы им чем могла, но сейчас они сбивали с мысли. Я привыкла полностью доверять Калебу, наверное, он прав — боль от потери мешает мне соображать? Но ведь я своими глазами видела те высыпания! Почему Калеб был недоволен мною? Я страдаю ерундой? Или он обиделся за коллегу по фракции? Но ведь вопросы и ответы — их профессия, нас вон каждый день бьют, и ничего! Или проблема в том, что я забыла поздравить Калеба с днём рождения, с ходу вывалила на брата свои проблемы, даже не спросила, как у него дела! А ведь он меня поздравлял, когда его отпустили в Бесстрашие в прошлый день посещений! И подарок подобрал что надо — гель для рассасывания гематом, у нас он вечно в дефиците… Ну что я за сестра после этого! Я так увлеклась самобичеванием, что очнулась, только когда чья-то мозолистая ручища ухватила меня за плечо. Я попыталась вывернуться из захвата, не сумела, замахнулась, но увидела черную форму, а хриплый голос уже рычал: — Тихо ты! Патрульная служба Бесстрашия! Новичок Трис Прайор? — Ну… да. — Пошли! Тебя уже с собаками ищут! — Зачем? — удивилась я. Командиры, особенно Эрик, постоянно подчеркивали: новички — никто и звать их никак. Я не сомневалась, что самоволка не вызовет понимания и будет стоить снятых баллов, но искать-то зачем? — Бестолочь, — вздохнул здоровяк-патрульный. Второй патрульный, длинный и тощий, докладывал по коммуникатору, что меня обнаружили недалеко от Эрудиции, я цела и невредима. Меня посадили на заднее сиденье машины и — какая сомнительная честь! — заблокировали двери. Хорошо хоть наручники надевать не стали. — Ты чего сбежала-то? К парню? — Или хотела вернуться домой? Нету у меня никакого парня. А также дома, куда можно было бы сбежать… — Вы ошибаетесь, — сдержанно сказала я. — Мне надо было повидаться с братом. — Ну и дура, — заявил тощий Бесстрашный, повернувшись в мою сторону. На его бритом виске был вытатуирован большой паук, в ухе сверкала серьга-штанга. — Лучше бы дождалась дня посещений. Эрик обозлился как черт. — Он всегда злой, — вздохнула я. — По крайней мере, с нами. Не могу же я из-за Эрика откладывать всю жизнь на потом, верно? — Малышка, ты с луны свалилась? — вступил в разговор здоровяк. Этот ко мне не поворачивался — сидел за рулём и изредка смотрел на меня в зеркало заднего вида. — Ты хоть слышала, что в городе делается? Вчера застрелили Стэна! Сегодня — перестрелка в Вудлоне и нападение на Дружелюбие! Изгоям там как мёдом намазано! И тут всем патрулям сообщают, что пропала девчонка-новичок, без оружия! Твоё счастье, что мы нашли тебя раньше изгоев! — Какой ты правильный стал, аж зубы сводит! — хохотнул тощий. — Забыл, как сам во время обучения сбегал домой? — Было дело, — согласился здоровяк и крутанул руль. — Макс тогда самолично мне всю рожу раскровенил. После этого я тут же поумнел. А эту мелочь даже не накажешь толком! Командиры отвечают за новичков, ясно тебе, малышка? И ты уж постарайся в следующий раз не ставить всю фракцию на уши. Подождут твои дела. Храбрость храбростью, но надо и о товарищах подумать. Я мрачно кивнула.***
Новички, Эрик и Фор нашлись в тире. Патрульные вдвоем провожали меня, чтобы передать инструкторам с рук на руки, и Эрик довольно тепло их поблагодарил. А потом обратился к Фору: — Твой выход. Развлекайся. — Спасибо тебе, Трис, — ядовито сказал Фор. — Ты подставила меня так, как никому ещё не удавалось. Я думал, в тебе меньше эгоизма! — Извини, я просто хотела… — Мне неинтересно, — и он отошел к столу с оружием. — И это всё? — разочарованно протянул Эрик. — Жалкое зрелище! Фор молча пожал плечами. — Это твоя вина, что камера у Эрудиции оказалась неисправна. Если бы она работала, мы бы нашли Убогую в два счета, не напрягая патрульных. А инструктор из тебя еще хуже, чем диспетчер. Если тебя даже Убогие в грош не ставят, ниже падать некуда! Ты получишь из-за нее первое взыскание за два года! И тебе нечего ей сказать? Вот сволочь! Фор и так был сердит на меня, а этот гад пытался еще глубже вбить между нами клин! На моё счастье, Фор умел держать удар. Он сжал было челюсти, но ответил по-прежнему спокойно: — Та камера старше меня, ее давно пора было заменить. И не только ее. А с наказаниями ты и сам прекрасно справляешься. — Опять за тебя доделывать и переделывать? Окей, — наигранно вздохнул Эрик. — Смотри и учись, — и он отвернулся от Фора ко мне. Новички отложили оружие и глазели на нас — кто с ужасом, кто злорадно. Судя по спокойному лицу и хитрому прищуру, Эрик задумал какую-то грандиозную гадость. Ой-ой… Лучше бы наорал по-матерному! — Эрудиция, значит. Убогая бегала к мамочке? Что он несет, придурок?! При чем тут мама и как он смеет ее упоминать?! — Моей матери нет в живых, — ответила я, пытаясь держать себя в руках. — Ты вообразила себя достаточно крутой, чтобы в одиночку шляться туда-сюда по гетто? Придется тебя разочаровать. Ты — ничтожество, Убогая. Способностей — ноль. Сзади кто-то хихикнул. Кажется, Питер. — В реальной жизни на амбициях далеко не уедешь. Сейчас я покажу тебе это на практике, — с обманчивой заботой проговорил Лидер. — Поехали. Небо слегка просветлело, и ветер поутих. Но я все равно завернулась в куртку поплотнее. Эрик заметил это, мерзко усмехнулся и с издевательской вежливостью открыл передо мной переднюю дверцу большой машины. Мы поехали прочь от Бесстрашия куда-то на юг. Я тоскливо думала — скорее бы уже наказание началось и закончилось! Сил уже нет гадать, что этот псих собирается со мной сделать! Вдруг Эрик резко нажал на тормоз и заглушил двигатель. — О, то, что надо. Видишь? — он указал куда-то вдаль. Что я, спрашивается, должна увидеть? Что-то тёмное шевелится в конце замусоренной улицы… — Разними их. Эрик сунул в зубы сигарету, снова ухмыльнулся и добавил: — Облажаешься — здесь и останешься. Он ведь это не всерьез, нет?.. Разве стоило бросать на мои поиски всю патрульную службу, чтобы в тот же день выгнать из Бесстрашия? Но Лидер выглядел неоправданно довольным, и я поняла — ради показательной порки он бы и на большее пошёл. Я прищурилась, пытаясь разглядеть дерущихся. Никогда не разнимала драки, что делать? Как себя вести? — Шевели задницей, его того гляди убьют! Я скорее распахнула дверцу, выпрыгнула из машины и уже готова была рвануть к месту драки. — Стой, идиотка! Ну что еще?! — Ты ничего не забыла? Да он просто издевается! Сам же приказал поторопиться! Эрик прикрыл глаза и помотал головой, будто бы страшно расстроенный моей тупостью. — Сзади, — процедил он. Я заглянула на заднее сиденье, обнаружила там винтовку, схватила ее и трусцой побежала в сторону изгоев. Страха уже не было — примерно как в тот раз, когда Фор метал в меня ножи. Ну и зрение у Лидера! Только пробежав треть расстояния до указанного места, я наконец разглядела дерущихся. Пятеро. Точнее, четверо окружили одного, и он уже не выдерживал натиска. Наверное, пора стрелять? Не на поражение, конечно, по ногам… Я вдруг вспомнила, как долго заживают раны у изгоев — что ножевые, что огнестрельные, в нашей больнице было много таких пациентов. Тот, кого избивали, упал на четвереньки, теперь его били ногами по ребрам! Так и не решившись выстрелить, я подбежала вплотную к изгоям, ударила ближайшего под колени прикладом винтовки и завизжала: «Немедленно прекратить!» Изгой упал, я ударила второго, раздался ор, мат, один из оставшихся на ногах попытался выхватить у меня винтовку, я изо всех сил приложила его стволом в живот, кто-то из изгоев орал: «Остыньте, они не ходят поодиночке!» И вдруг сиплый голос спросил: — Мисс Прайор? Я нашла взглядом говорившего — нечесаная борода, всклокоченные волосы… разные глаза! Правый — карий, левый — серый! — Мистер Миллер! — вспомнила я. — Как ваше здоровье? — Ничего, спасибо за заботу, помаленьку! Неужто вас загнали к Стрелка́м? «Стрелки» — это одно из приемлемых прозвищ Бесстрашных на улицах. Убийцами их называли гораздо чаще. — Мужики, это знаете кто? Это младшенькая миссис Прайор, светлая ей память, хорошая была женщина! Как же так получилось с вашей матушкой, вот горе-то! Изгои забормотали приветствия. Избитый окончательно свалился с четверенек на землю, Миллер заваливал меня непрошенным сочувствием и заодно рассказывал о нашей семье товарищам, двое из них сунулись с рукопожатиями, и все требовали моего внимания! Главное — не сорваться и не нахамить Миллеру, он же не со зла! Я закинула винтовку за спину, освободив руки, пожала протянутые грязные ладони, опустилась на корточки рядом с лежащим. Нет, все не так плохо, как казалось, — пульс хороший, ритмичный. Когда я попыталась приподнять веки изгоя, тот зажмурился крепче и издал слабый стон. — Из-за чего произошел конфликт? — строго спросила я, прерывая болтовню Миллера. — Так Нэд, засранец, стащил у меня полбуханки хлеба! — А у меня — банку горошка! — А у моей бабы куртку отобрал! — Вот мы и решили его поучить уму-разуму по-нашему, по-свойски! Мы — люди миролюбивые, только доводить нас не надо! Нэд снова застонал, потом сел — с трудом, но сам. Скулы обтянуты тонкой кожей, нос — как ястребиный клюв, пальцы — тонкие, как паучьи лапы. Из-под серых волос на лоб стекала струйка крови, и он — как мне показалось, слегка наигранно — схватился за больное место. — Мне нужнее, — проскрипел он. — У меня батька при смерти! — Если ваш отец болен, — сурово сказала я, — нужно обратиться в медицинскую службу Отречения! Где он живет? Нэд отвел глаза. — Не верю я в бесплатное лечение. Всё, что нам нужно — это нормальная еда! Понятно — про отца было враньё. Что ж, основное задание я выполнила. Теперь надо сделать последний шаг — арестовать Нэда, нужно защитить изгоев от воровства, а его самого — от следующей расправы. И он, пока будет отбывать наказание, будет более-менее сыт и подумает над своим поведением… Эх, наручников-то у меня при себе нет, и связать его нечем! — Господа, — уважительно обратилась я к изгоям, — если вы подержите его пару минут, я поговорю с командиром — он вон там остановился — и мы возьмем вашего Нэда под арест. — О-о-о, вот это дело! — Давно пора убрать этого говнюка с Уэст-Монро-стрит! — Спасибо вам, мисс, так ему и надо! Машина Эрика оказалась гораздо ближе, чем мне запомнилось. И как ему удалось подъехать так незаметно? Хотя, разнимая изгоев, я бы и самолет не заметила. Эрик опирался на капот и что-то прятал под распахнутую куртку. — Ты!.. — прошипел Эрик при моем приближении, но тут же замолк. — Я таких невъебенных дур!.. Если ты думаешь, что такая херня приведёт тебя наверх!!! Он, видимо, никак не мог подобрать для меня достаточно сильное ругательство. В итоге остановился на приказе «Никогда больше так не делай!» И как его понимать? Не разговаривать с изгоями? Не выполнять команды?.. Я коротко рассказала о Нэде. Сказала, что надо бы забрать его, и попросила наручники. Пару секунд Лидер смотрел на меня, как на полную дуру. Сейчас-то что не так? — Уверена? — ласково спросил Эрик. — Окей, как скажешь! Нэда наконец запихнули в машину, в отсек для задержанных. Эрик принялся допрашивать меня про отношения с изгоями — откуда я знаю всех этих людей и с чего такая дружба. Я сдержанно рассказала про работу с мамой на раздаче еды, про благотворительную больницу, детский приют. Мне совсем не хотелось, чтобы Эрик лез грязными руками в моё прошлое, во времена, когда мама и папа были живы, а моя жизнь принадлежала мне. Не хватало еще расчувствоваться при этом ублюдке! Поэтому я пыталась говорить как можно короче и суше. — Что ж тебе не сиделось в твоем Убожестве, — проговорил Эрик со странной интонацией. Я сжала кулаки и посмотрела на него с откровенной ненавистью. Если бы взглядом можно было причинять вред, Лидер вывалился бы сейчас из машины на грязную дорогу. Он нарочно, что ли, издевается?! Да я бы с радостью осталась дома! — И нечего на меня зыркать. Винтовка — это не дубинка, если ты заметила. Подходить к врагам на такое близкое расстояние — значит нарываться на то, чтобы у тебя отобрали оружие. Существуют предупредительные выстрелы! Изгои тебе не друзья, это не домашние зверюшки и не детский сад в вашем долбаном Отречении! С таким отношением к работе ты не выдвинешься в Лидеры ни-ког-да, — со смаком проговорил Эрик. — Даже не знаю, что с тобой делать после инициации — запихнуть на склад? Или отправить в патрульные, там сдохнешь быстрее, чтоб не мучилась! А, Убогая? Я молчала. Чего Эрик ждал, спрашивается — что я обижусь? Начну спорить? Кинусь обещать исправиться? Будто мне не всё равно! Я не задумывалась о будущей работе, все возможные вакансии сливались в одно черное, агрессивное, ненавистное Бесстрашие. Хотя… Может, попроситься в лазарет, если переживу инициацию? Нэд вдруг подал голос из зарешеченного окошка заднего отсека. — Сэр! Мисс! Вы же обещали арестовать! В его голосе звенели истерические ноты. — Я ничего тебе не обещал, вонючка, — холодно ответил Эрик. — Всё по инструкции. Я подняла взгляд от своих сжатых кулаков и увидела, что застройка кончается. Впереди была широкая полоса отчуждения, поросшая жухлой травой. За ней прямо по курсу вырастала темно-серая каменная громада Стены. В сумерках она выглядела особенно мрачно. — Не может быть, — с трудом выговорила я. — Может, — безжалостно припечатал Эрик. — Изгоев, нарушающих общественный порядок, больше не арестовывают. Их выселяют за Стену. Уже месяца три как действует новый порядок. Тебе стоило бы больше интересоваться делами своей новой фракции… если хочешь остаться у нас, конечно. Нэд ныл, умолял, клялся никогда больше не воровать, пока Эрик не пригрозил вышибить ему мозги. Мы подъехали к воротам. Меня Эрик тоже заставил выйти из машины и «с почестями проводить моего блохастого приятеля». Пришлось послушаться и наблюдать, как охранники выводили Нэда за ворота, снимали с него наручники, отгоняли подальше от Стены. На прощание он обернулся, с ненавистью глянул на меня и выкрикнул: — Сука, только попадись мне! Всё из-за тебя! — Он прав, — благодушно заметил Эрик и завел двигатель. — Это твоя вина. Если бы ты оставила его на улице — он бы уже прочухался и грабил следующих лохов. А если бы ты сообразила пальнуть ему в ногу — он бы сейчас нежился в вашем убогом недогоспитале. Как бы я хотела заткнуть уши. Но от черных мыслей так просто не избавишься. Лидер, подонок, снова бил по больному и попадал точно в цель. Он питался чужой болью и страхом, как вампиры из довоенного фольклора. Я хотела сделать как лучше, навести порядок. Вместо этого сломала человеку жизнь, а, возможно, убила. У Нэда, наверное, остались какие-никакие вещи в городе, ему даже не дали возможности собраться! Как он выживет за Стеной с пустыми руками? Впору было разреветься, но слёз по-прежнему не было. Я тупо смотрела на сумеречный городской пейзаж. Грязно, уныло, неуютно — а всё же какое-никакое жильё и безопасность… — Я хотел дать тебе возможность пробежать вечером пропущенный кросс, — продолжал Эрик. — Тем более, погода подходящая. Первые капли дождя упали на лобовое стекло, и Эрик включил «дворники». — Но меня устраивает выражение твоего лица. Будем считать, что наказание закончено.