Лили, Марлин и Доркас.
p.s. надеюсь у тебя нет аллергий на травы, потому что я планирую купить тебе легкий успокаивающий настой. Сон это важно!» Виктория улыбается, про себя отмечая, как сильно Лили похожа на Леру. От воспоминаний о доме, снова щемит внутри. Романова хватает книгу с полки и выходит из спальни. Улица встречает прохладой. Некоторые листочки срываются с родных веток и покружившись в воздухе беззвучно ложатся на землю. Один из них падает на голову Романовой, путаясь в волосах. Девушка аккуратно вытаскивает его, чтобы не повредить и внимательно осматривает. Кленовый листок с резными краями. Он уже пожелтел и на солнце казалось, что его покрыли позолотой. Вика укладывает его между страничек и продолжает путь. Витиеватая тропинка ведет ее сквозь густой лес. Листва на деревьях осыпается, а сквозь раскидистые ветви проникают золотистые солнечные лучи. На берегу Черного озера тихо и безлюдно. Водная гладь покрыта легкой рябью от ветерка, набегающего на нее. Слышен шелест осенней листвы под ногами, шум волн и пение последних птиц. Девушка расстилает заранее взятый с собой плед под раскидистым дубом и усаживается на него вытягивая ноги. Вика откидывает голову, наслаждаясь тишиной. Вместе с этим приходят мысли, которых раньше не было слышно за гомоном окружающих ее голосов. Романова вновь думает о Волкове, искренне пытаясь себя убедить, что с ним все будет в порядке. Самовнушение не срабатывает и она раз за разом возвращается к чувству вины. Виктория все годы их знакомства всегда была рядом во время полнолуния. Она помогала варить зелья, обрабатывала его раны и гуляла по лесу, встречая рассветы. Потом к ним присоединился Саша, а еще позднее Лера. Они стали опорой друг для друга, тихой гаванью среди бушующих штормов, которые никогда не утихали. Из мыслей ее вырывает треск ветки за спиной. Девушка резко поворачивается, сталкиваясь взглядом с удивленным Сириусом. Юноша мнется на месте, сжимая в руке конверт с письмом. — Можно? Вика утвердительно кивает, подвигаясь к краю пледа. Блэк аккуратно присаживается рядом, продолжая мять в кулаке несчастное письмо. Романова не отводит от него взгляда, замечая темные синяки под глазами и печаль, поселившуюся на дне темных, как черное озера зрачков. — Ты в порядке? Сириус смотрит в серые глаза напротив и видит в них лишь волнение и печаль. Такую же, как у него самого. Он стискивает челюсть, не давая себе шанса на проявление слабости. Но почему ему хочется довериться ей? Почему кажется, что она как никто поймет его? Юноша выдыхает и еще сильней сжимает кулак. — Пришло письмо от родителей, — шепчет Блэк. — Не хочу вскрывать его, потому что заранее знаю, что там увижу. Он замолкает. Романова не отводит взгляд, терпеливо ожидая. — Моя семейка помешанна на чистоте крови. Когда я попал на Гриффиндор, то стал разочарованием своих родителей. Приходилось вечно выслушивать их упреки и восхваления в адрес моего младшего братца. Чертов слабак, который и слова поперек сказать не может, — выплевывает Сириус. — Этим летом все дошло до абсурда и я сбежал из дома. Если конечно его можно так назвать, — юноша горько ухмыляется, а Вика отводит взгляд, не давая ему возможности увидеть слезы заставшие в глазах. — Меня выжгли с семейного гобелена. Выжгли, как какую-то заразу. Сириус хмурится и резко отворачивается, закрывая мокрые глаза. Виктория подвигается к нему, прижимаясь своим плечом к его. Обнимает одной рукой, поглаживая. Блэк судорожно выдыхает и укладывает голову на ее макушке. Романова молчит, зная что не сможет подобрать слов, которые могли бы утешить его и хоть немного унять боль. Она знает это, ведь ей не помогли никакие слова. Сириус молчит, впервые за долгие годы позволяя себе говорить, о боли, которая травит его изнутри, медленно разъедая внутренности. — Неужели твои подружки тебя одну оставили? Тон звучит насмешливо, но голос хрипит из-за чего Сириус говорит шепотом. Вика улыбается. — Они решили дать мне возможность выспаться. — Какие заботливые, — Блэк поднимает голову, вставая на ноги. — Пойдем в замок. Ты уже вся окоченела. Романова кивает. Сириус складывает плед, и подает руку Виктории, помогая переступить через булыжники. — А куда ты дел своих оболтусов? — Питер и Джеймс наверняка дрыхнут до сих пор, а Римус, — Блэк запинается. — Римусу опять нездоровиться? Сириус кивает, внимательно смотря за девушкой, спокойно идущей рядом. Блэк понимает, что она совершенно не глупа и судя по всему близко знакома с оборотнями. Если они с Римусом сблизятся, то рано или поздно она сама поймет все. Он не имеет права вмешиваться, как бы ему не хотелось отгородить друга от эфемерной опасности. Гостиная, как и ожидала Вика абсолютно пуста. Девушка усаживается на диванчик, наконец открывая книгу, к которой она не притронулась. Блэк откланявшись объявил, что безумно проголодался и сходит на кухню, чтобы стащить что-нибудь вкусное. Романова снимает обувь, ставя ее рядом. Вытягивает ноги, укладывая их на диван и довольно улыбается. Книга, которую подарила мама на прошлый Новый год приятно лежит в руке. Страницы шелестят, переворачиваемые одна за другой. Виктория расслабляется, полностью погружаясь в мир, написанный другим человеком и отвлекается от мыслей, всегда роящихся в ее голове. В камине потрескивают поленья.***
Люпин болезненно морщится, когда поднимается на ноги. Все кости нещадно ломит, а мышцы горят. Голова трещит по швам из-за чего каждый звук или блик света отдаются адской болью, пронзающей тело от макушки до кончиков пальцев. Джеймс ходит на цыпочках подавая Римусу одежду, а Питер задергивает шторы, чтобы лучи закатного солнца не раздражали чувствительное зрение. Сириус вероятнее всего пошел на кухню, выпрашивать еду у эльфов и осматривать коридоры. Петтигрю задумчиво смотрит на горизонт, боясь с беспокойством. Люпин шатаясь спускается по лестнице в гостиную. Сейчас она почти пуста и только около камина, сидит Виктория. Бледная рука рука безвольно повисла и из нее выпала толстая книга с красивым переплетом. Светлые волосы рассыпались по плечам и камин бросающий на них огненные блики, делал их похожими на расплавленное золото, обволакивающее изящные плечи. Ресницы девушки слегка подрагивали, а лоб иногда хмурился из-за чего между бровями появлялась складка. Питер аккуратно тронул Римуса за плечо. — Сириус уже здесь. Нам пора. Блэк только что подошедший, оглядывает компанию и улыбается. Его взгляд падает на уснувшую Вику. — Подождите минутку, — бросает парень. Сириус подходит к девушке. Поднимает книгу упавшую на пол и аккуратно укладывает ее обложкой вверх, чтобы нужная страница не потерялась. Он сдергивает с соседнего кресла красный плед и накидывает его на Романову. Последний раз осматривает ее и оставляя на столике небольшой пакет из темной бумаги, тихонько возвращается к друзьям. — Пойдем, Луни. Римус кивает, не в силах сказать хоть что-то и опирается на плечо Джеймса, идя к выходу из гостиной. Солнце освещало верхушки деревьев, окрашивая их золотом. Чем дальше в лес он шел, тем темнее становилось. Страх наступал все больше и больше, начиная душить.Джеймс поддерживающе сжимает его плечо, не давая оступиться. Питер быстро открывает дверь хижины пропуская Мародеров. Внимательно оглядев округу и не заметив за ними хвоста, он закрывает ее. В небольшом домике всего две комнаты. Просторная кухня-столовая, в которой за ненадобностью почти не было мебели и маленькая спаленка, расположившаяся за тонкой деревянной дверью. В ней лишь большая кровать и комод, набитый вещами Мародеров. Они часто оставались тут на ночь, когда полнолуние было особенно тяжелым и по очереди сторожили Римуса. Потом приходил другой Мародер, принося с собой еду и последние новости и сплетни Хогвартса. Тело пронзает болью, когда через открытое окно он видит полную луну, наконец, вышедшую из-за облаков. Римус скулит, падая на колени. Кости выламывает и все его существо будто горит адским пламенем, пока конечности вытягиваются, тело обрастает шерстью, а лицо перестает даже отдаленно напоминать человеческое. Волк протяжно воет, мечась по тесному помещению. После кивка Джеймса, Питер аккуратно открывает дверь, выпуская наружу оленя, пса и волка, за которыми бежит маленькая крыса. Римус чувствует знакомые запахи и слышит, как дышит безмолвный лес. Листва шуршит на ветру. Под лапами хрустят сухие ветки, где-то вдалеке ухает сова, отправляясь на ночную охоту и чирикает птица. Оборотень задирает морду к небу, откуда из-за густых деревьев проглядывает белесая луна, равнодушно смотрящая на его страдания. Люпин, не выдерживает боли, скопившейся внутри и протяжно завывает, пугая птиц, что вереницей взлетают в воздух. Большой черный пес садится рядом вторя зову, наполненному тоской.***
Романова вскакивает на диване, испуганно смотря по сторонам. Девушка ощупывает мягкий плед и откидывает его в сторону, свешивая ноги. На столике лежит небольшой пакетик внутри, которого сэндвич и две записки. Прожевывая свой завтрак, обед и ужин она разворачивает листочки. «Ты уснула и я не стал будить. Приятного аппетита и спокойной ночи.» Романова закатывает глаза, возмущаясь на себя и мысленно делает пометку, о том чтобы отблагодарить Сириуса за заботу, когда появится шанс. «Мы с девочками в спальне. Надеемся ты выспишься.Лили, Марлин и Доркас.»
Виктория отряхивает руки от крошек и тянется за обувью. Через открытое настежь окно в гостиную вместе со свежим воздухом залетает вой. Девушка подрывается с места, ступая босыми ногами по коврам и высовывается на улицу. Сердце начинает безумно колотиться, когда вой повторяется снова. От него все внутри болезненно сжимается, а на глаза наворачиваются слезы. Романова сжимает руки в кулаки, впиваясь острыми ногтями в нежную кожу. Она знает, что это не волк. Ни одно животное не способно испытывать такую боль, от которой Виктория задыхается, стоит ей снова услышать этот раздирающий звук. Девушка давится воздухом, пока по ледяным щекам одна за другой катятся слезы. Она с остервенением захлопывает створки окна, опираясь лбом в холодное стекло. < Романова стоит так несколько минут, не в силах сбежать и спрятаться от мерзкого ощущения, сдавившего глотку и не имея права проигнорировать этот вой, выворачивающий наизнанку все нутро. Через пол часа, когда большие часы пробили первый час ночи, Виктория выпрямляется и поднимает взгляд на луну всегда с равнодушием, смотрящую на страдания, которые она причиняет ни в чем не повинным людям. Романова последний раз окидывает взглядом темный лес и отворачивается от окна, поднимаясь в спальни. Этой ночью она так и не сомкнула глаз, проклиная ночное светило.