Хочу забрать тебя домой, ты даришь мне покой...

Неделя Пауля началась не так чудесно, как у его, с недавних пор, постоянного клиента. Его убивала грусть… Непонятная тоска. Опять вспоминался Шнайдер, какая-то ностальгия по дому, по старой жизни. Хотелось чего-то простого и светлого в жизни. Но разве может быть у шлюхи в жизни хоть что-то светлое? «Нет» — подумал Пауль, рассматривая тарелку с варёным картофелем, заменившим сегодня завтрак. Разве можно претендовать на счастье, когда не знаешь, что это такое? Можно искать то, чего никогда не находил и, получается, не терял? «Нет». Можно, отдавая всем «любовь», рассчитывать на любовь в ответ? «Нет». Можно ли?.. К глазам подступили слëзы, зубцы вилки впились в руку, убивая эмоции. Лучше боль на физическом уровне, чем на моральном. Так проще, хотя бы понятно из-за чего. Нет, это никак нельзя было терпеть. Раньше ладно, было пару раз зимой и осенью, теперь же нет, постоянно эта меланхолия… Ни сил, ни желания, ничего. Эпизодическим было уже не подавленное состояние, а нормальное. Чем-то из ряда вон выходящее было счастье. И Хайко устал это терпеть. «А может?..» «Нет».

***

Ещё пара визитов к Риделю дали понять Оливеру, что происходит с Хайко. Он понимал это состояние. Это было ужасно. Когда сам Оливер находился в этой бездне — никто не помог, но он хотел, чтобы люди сделали «это». Были рядом. Ридель был уверен, что и Паулю это поможет. Хотя бы скрасит эту печаль о одиночество. — Хайко, не уходи утром, хорошо? — попросил Ридель, ложась спать, обнимая Польку, нежно целуя его в макушку. — Как скажешь… — буркнул Пауль, который так и не потребовал двойную сумму. Засыпая, он пытался насладиться теплом чужой груди, ритмом сердцебиения, звуком дыхания, но непонятный блок мешал. Это был страх или осознание, что привязанность — это боль? Априори страдания. «Что это?..» Но, в конечном счёте, усталость победила, и Пауль уснул, прижавшись к Оливеру, который сквозь сон крепче обнял мальчика. И язык всё не поворачивался назвать Хайко, кем он являлся: что по возрасту, что по статусу, что по работе, что по любым факторам. Мальчик Пауль. Маленький милый мальчик Пауль. Утром Пауля ждала пустота рядом, паника, а потом осознание, что Оливер никуда не делся, а лишь готовит завтрак. «Как это «лишь»?! Господи, он готовит нам завтрак… Я буду платить, чтобы жить тут…» — улыбнулся он в подушку. — Доброе утро, — сказал Оливер, стоило Паулю подать малейшие признаки бодрствования. — Как спалось? Ты так сладенько сопел, м-м-м, — заулыбался Ридель. — Отлично спалось, — Пауль приблизился к нему и спросил вдруг. — Можно тебя обнять? Оливер несколько опешил от нелогичности вопроса, а потом закивал. Хайко обнял его сбоку, потираясь щекой о грудь, затихая. Это было чудно. Завтрак. Хороший вкусный завтрак в приятной компании… Как же Хайко этого не хватало в жизни! Вот так и жили они несколько дней: завтрак. Обсуждение вещей тонких, вроде лирики или талии Хирше. Обед. Прогулка, пусть погода и оставляла желать лучшего. Темно — значит время ужинать. Кафе. Общение до полуночи… Объятия и сон. Пауль жил у Риделя, а тот даже не собирался на работу, пока его счастье грустит. Оливер изо всех сил старался вернуть Паулю любовь к жизни, а тот всё понимал, терялся, смущался. Не чувствовал ничего, но не хотел расстраивать Оливера. Маска жизнерадостности стала частью его лица. Можно сказать, стала им. Но, в конечном итоге, Оливер своего добился и, когда на улице немного потеплело, стал таскать Пауля на улицу чуть ли не на весь день. Прогулки по паркам, фонтаны, беседки, этюды пейзажей, милые разговоры, ночное небо, звёзды. Ридель видео во всём этом романтику, он был счастлив от того, что делает сам, а факт, что рядом такое солнышко, как Пауль — делал самые обычные вещи, вроде перекуса в столовой, необычными и значимыми. Оливера оживляли действия, конкретные вещи. А Пауля лечило время и осознание, что он нужен, что он особенный для Риделя, что он всё это заслужил. Что время, внимание, деньги, эмоции, чувства — всё отдаётся ему просто потому, что он есть. Существует, и за это его любят. «Я уже и забыл, каково это, когда тебя любят» — думал он. «Я уже и забыл, каково это — любить…» — думал Ридель временами. * Вновь ночь. После долгой прогулки (сегодня совсем не было дождя, лишь туман. Олли вытащил Пауля на прогулку с шести утра до семи вечера), Хайко жутко устал. — Ты рад? Столько всего сделали, столько мест обошли, а еды сколько, По-о-оль! — ласково улыбался Ридель, подходя к кровати, на которой распластался Хайко, беря в ладони его маленькую ступню, массируя её. — Да, это было славно. Но завтра, думаю, отдыхаем… Ноги болят. Ридель прикрыл глаза, продолжая мять обе ноги Пауля. — Пойду завтра на работу, а ты отдыхай. Хорошо? Ты как себя чувствуешь в последнее время? Тоска такая была, я думал, право, что потерял тебя совсем… Хирше повёл рукой, чтобы Ридель лёг рядом, подождал, и, припав к груди губами, стал целовать её, не собираясь говорить. Оливер молчал. Его тревожило состояние Хайко, а тот так дурачился. И ведь неловко было прерывать его… Через несколько минут Пауль успокоился и, приобняв Олли одной рукой, всё же ответил: — Да, мне было грустно и одиноко… Правда, я чуть было не выпилился… Сначала, когда ты только пытался что-то исправить, я играл какую-то роль, даже не свою. А потом нет. Потом, Олли, — Пауль перешёл на шёпот, поднялся над Риделем, кратко поцеловал в губы и продолжил. — Потом я стал счастлив по-настоящему. Спасибо. Это уже на клише похоже, но ты моя анестезия. Вся жизнь — сложная и болезненная операция во множество сеансов, а ты обезболивающее. Я бы без тебя не смог. Оливер притянул к себе Хайко и, крепко обнимая его, перевернулся на бок. — Ты такой хороший и славный. Я рад, что ко мне пришла такая Полька… Как я рад…