***
Поскольку запас времени довольно внушительный, Джунмён решает сделать круг и сначала заехать в участок, а потом отвезти малого в сад. Сэхуну такой расклад по душе – он уже соскучился по отцу. По пути в участок Джунмён заезжает за кофе и осмотрительно оставляет сына в машине, чтобы не было соблазнов в виде макарунов, но кое-кто, даже будучи в машине, понимая, куда идёт папа, когда он говорит, что за кофе, просит какао. Маленький альфа ответственно выполняет свою миссию. Дежурный внизу говорит, что спецотдел на месте, недавно вернулся с выезда и Сэхун, держась одной рукой за папину руку, другой держит большую бумажную подставку с кофейными стаканами, которые каждый накрыты крышками и крепко закреплены. Среди ароматного кофе и его маленький стаканчик с какао. – Хорошо держишь? – уточняет Джунмён, когда они останавливаются у лифта, ожидая того, и Сэхун, вскидывая на папу взгляд, довольно кивает, радуясь, что ему доверили такое ответственное дело. – Джехёни-хён! – Сэхун первым замечает отцовского коллегу в конце коридора и тут же зовёт звонко, и когда молодой детектив оборачивается на зов в конце коридора, он тут же узнаёт Сэхуна и улыбается в ответ, двигая к нему навстречу. – Доброе утро, хён, – здоровается он с Джунмёном и приседает возле Сэхуна на корточки. – Привет, Сэхуни! Как дела? Ты откуда тут? – Мы с папой привезли отцу и вам покушать, – довольно отзывается маленький помощник. – А у меня вот тут – стаканчики. Папа говорит, это кофе, для вас. – Как здорово! – восторженно выдыхает Джехён, вскидывая взгляд на Джунмёна. – Огромное спасибо, хён. Мы только с вызова, сразу сели работать. Джунмён молча кивает в ответ и двигает вслед за коллегой мужа в их кабинет. – Отец, смотри, что у меня есть! Едва Джехён открывает перед ним дверь, Сэхун тут же находит Джонина взглядом и, хватая свою ношу обеими руками, тут же рвётся навстречу, чтобы показать ему. – Армия спасения! – с улыбкой подытоживает Минхо, видя, что у маленького помощника в подставке кофейные стаканы. – Джунмён-а, спасаешь от голодной смерти. – Мы так и решили, что вы тут все в работе, – кивает в ответ Джунмён, состряпав добродушное выражение лица. – Не прогадали, судя по всему. Джонин поворачивается к нему в своём кресле и тянется свободной от Сэхуна ладонью, чтобы обхватить за талию и благодарно прижаться щекой к его животу. – Ух ты, как вас тут много! Привет, Сэхуни! – Привет, шеф-хён! – с улыбкой отзывается Сэхун, сидя на коленке отца и вызывая у Сынги привычную улыбку на это обращение. Джунмён здоровается сдержанным кивком и велит Сэхуну раздавать кофейные стаканы, не забыв забрать свой с какао, и выгружать содержимое пакетов, что Джунмён принёс с собой, где сэндвичи и салаты. И пока Сэхун развлекает спецотдел, принявшись за свой какао, Джунмён, пользуясь моментом, ловит мужа за руку и выводит в коридор. – Почему вызвали среди ночи? – интересуется, но Джонин отвечать сразу не намерен, обнимает за талию, чуть качая в своих руках. – Спасибо, любовь. – Не за что. Джунмён вздыхает – его приступ нежности просто нужно переждать и обычно он не выбивает так из равновесия, но только не сейчас, когда Джунмёну нужно знать подробности. – Нашли тоже в лесопарке с другой стороны от Намсана. Всё те же признаки – молодой омега, связанный, следы насилия и ножевые ранения. Нашли так быстро, потому что родители забили тревогу – родительский контроль в умных часах дал знать, что чадо вышло за пределы зоны слежения. – Почему опять так же? – Джунмён хмурится, отстраняясь от сильного плеча. – Опять связывает, берёт силой. Может, дело в том, что по-другому на него просто не смотрят? Может, имеет какие-то особенности внешности или просто низкую самооценку и неуверенность в себе. Неудачник? – И парки рядом. Возможно, живёт где-то рядом. В том же районе, – рассуждает Джонин. – Нужно работать, любовь. – Хорошо, не буду отвлекать, – Джунмён кивает. – Отвезу Сэхуна в сад, и в редакцию. – До вечера. Джонин обнимает за талию крепче и подаётся к его лицу, замирая на мгновенье и ожидая, пока Джунмён привычно потрётся своим носом о его перед поцелуем. Сэхун уходит неохотно и обнимает весь отцовский отдел на прощание. Уже в саду уходит в группу он тоже неохотно – Джунмён переминается с ноги на ногу, но подгонять не рискует. Не хватало только истерики! Он и так едва сдерживается – догадка зреет на кончиках пальцев и на кончике языка, и её срочно нужно пустить в дело, а не слушать капризы по поводу кое-чьего нежелания идти в сад. На самом деле Джунмён знал, что так будет – Сэхун всегда слишком разнеженный, когда побывает у отца на работе – ему интересно, а ещё все там любят его и не нужно выполнять заданий: можно весь день рисовать, смотреть мультики или катать машинку. И даже перспективы в виде маленьких пикников во время ланча в саду, качелей и встречи с лучшим другом обычно не привлекают его после, точно, как сейчас. – Кто меня заберёт? – Джунмён надеется, что он идёт в группу, попрощавшись и двигая в сторону той через двор к воспитателю, что встречает ребят на пороге, но Сэхун вдруг оборачивается, чтобы поинтересоваться и Джунмён едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Присаживается возле маленького альфы на корточки, обнимая за пояс одной рукой. – Ещё не знаю, Сэ. Дедушка или кто-то из нас с отцом. А сейчас папе нужно идти работать. – Хорошо. Сэхун совсем деловито, по-взрослому кивает, следом тянется навстречу, целуя папу в щёку и, наконец, убегает в группу. Джунмён провожает его взглядом до самой двери, где у порога он встречаем лучшего друга и они бегут внутрь, сплетая ладошки. Наконец-то! Дорога до машины чуть заторможенная – Джунмён опускается в кресло против руля и достаёт телефон, чтобы открыть карты. Джонин прав – убийца может вполне жить по соседству с обоими лесопарками, где совершены убийства. А ещё оба они правы в том, что он, скорее всего, не слишком уверен в себе, судя по его опрометчивым действиям во время преступления. И одна единственная надежда на то, что муж не уцепится за это и не начнёт так же параллельно проверять. Потому что иначе делать своё дело Джунмёну будет очень тяжело. Мужа придётся отвлекать на себя и от себя, а чутьё подсказывает ему, что сейчас он на верной стезе. Неуверенность и зажатость. Сексуальное насилие, не самое умелое, стоит сказать, судя по эпикризам судмедэксперта. Оставленные пусть и не прямые, но косвенные улики. На лицо синдром неполноценности. Убийства с целью сокрытия факта насилия. А насилие потому, что в обычных условиях…ничего не получается? Или ни с кем не получается? Открывая бардачок, Джунмён находит потрёпанную кожаную визитницу, открывая ту в поисках нужной, но вместо банковских, клиентских и визитных карт внутри оказываются пластиковые удостоверения. В обычных условиях Джунмён бы гордился своей коллекцией, но не здесь и не сейчас. И несмотря на его второстепенную, так называемую работу, его основная, которая в качестве репортёра, предполагает множества масок и ключей. Но не уж-то шеф так глуп и не понимает, как работают репортёры, в особенности, криминальные? Конечно, он понимает и, более того, несколько экземпляров из этой визитницы, сделаны и выданы им лично. Ему и ещё нескольким в редакции. Под столом в конверте, так, чтобы никто не знал и не видел. Статус национального ежедневника обязывает – ключи в виде мужа в спецотделе по особо тяжким не ко всем замкам подходят, к сожалению. Джунмён находит удостоверение психиатрического отделения ближайшей клиники и тянется за ноутбуком. Персональные данные понадобятся ему для того, чтобы войти в базу и попытаться найти конкретного человека, или хотя бы похожих на него, по симптомам среди других. Полиция редко наведывается в поля врачебных тайн, а это – одно из самых полезных удостоверений в его коллекции. Таки выданное шефом, потому что сделать или заказать его самостоятельно было бы не так просто, как может показаться на первый взгляд. Вводя личные данные с удостоверения для входа в базу, Джунмён задумывается. Если бы у его ребёнка были похожие проблемы, а в том, что тут есть проблемы, он не сомневается. Рыбак рыбака, как говорится… Ну так вот если бы у его ребёнка были похожие проблемы, он бы не стал обращаться с ними в районную больницу, где все тебя знают, значит географический фильтр в адрес клиники не подходит. Сеул огромен и клиник здесь – бесчисленное количество. А вот довольно юных пациентов лет до 25, с сексуальными расстройствами, возможно, с ранней стадией клинической депрессии, с асоциальным расстройством личности, проживающих в нескольких конкретных районах недалеко от лесопарков у Намсана оказывается всего пятеро – попадание по всем заявленным критериями поиска. Хорошо, что их пять, а не пятьдесят. А, значит, есть шанс обогнать полицию. Первые двое оказываются совершенно неготовыми к убийствам. Джунмён знает наверняка, потому что видит их вместе с родителями, когда представляется психиатром с обходом для уточнения данных мед карточек, и на вопрос, почему он делает это лично, а не по телефону или электронной почтой, Джунмён, пользуясь тем, что родители подозреваемых – люди былого поколения, рассказывает обеим семьям басни о надёжности старого проверенного метода воочию. Информацию, поданную на ноте ностальгии, люди, отчего-то, глотают как наживку моментально. Джунмён не может сказать, почему, ведь никогда в жизни не испытывал ностальгии. Первые двое, неспособные связь и двух слов, не желающие выходить из своих комнат, находятся под постоянным присмотром – родители обоих живут на пособия государства, посвятив всё свободное от работы, которой у них нет время, детям. Джунмён сказал бы, что это правильно, но он здесь не для того, чтобы кого-то судить. Вернее, не для того, чтобы судить конкретно этих. Из списка вычеркиваются два имени и два адреса. Человек, не способный совладать с собственными эмоциями, не способен совладать и с чужими, чтобы быть в состоянии хладнокровно отобрать жизнь. Третий оказывается вполне адекватным молодым человеком, но Джунмён видит идеальный порядок в его гостиной, куда его приглашают присесть на диван. И этот порядок проявляется не в отсутствии пыли, или идеально отполированной мебели – кроссовки, которые Джунмён оставляет у порога в прихожей, хозяин квартиры четыре раза ровняет по струнке смирно, чтобы они, по его скромному мнению, стояли ровно и правильно. Пульты, карандаши, блокнот и книга на кофейном столике имеют свою последовательность и лежат предмет к предмету. Такой человек оставил бы и труп в таком виде: идеально сложил бы одежду рядом, не говоря уже о теле. И он, честно говоря, такими «грязными» делами и не занимался бы. Обсессивно-компульсивное расстройство личности и встроенный в него чрезмерный перфекционизм просто не позволили бы. Между четвертым и пятым Джунмён выбирает дольше, чем он делает это обычно, но чутьё подсказывает, что он двигается в верном направлении, когда к номеру 5 по списку он приезжает в четвертую очередь. Небольшой светлый чистый и уютный частный дом, идеальная зеленая лужайка, велосипеды во дворе, а также баскетбольное кольцо на подъезде к гаражу. Папа Чон Ёнсу открывает спустя 3,5 секунды, как Джунмён звонит в двери. – Добрый день, чем могу помочь? – отзывается с порога добродушной наружности лет на 15 на вид старше него омега, но довольно ухоженный, а оттого кажущийся гораздо моложе своего возраста. Джунмён поправляет на носу очки, которые не носит, но сейчас надел лишь для того, чтобы соответствовать фотографии удостоверения, и протягивает то старшему омеге, представляясь и в приветствии кланяясь. – Я – дежурный психиатр в клинике, где наблюдается ваш сын. Мы сейчас обновляем контактные данные медицинских карт. Коллеги делают это по телефону, а я по старинке наведываюсь к пациентам. Многих снимают с учёта после решения проблем или исчезновения симптомов. Вы не обращались уже более полугода! – Джунмён пожимает плечами, так же добродушно улыбаясь омеге в ответ. – Позволите войти? Это займёт буквально пять минут. – Конечно, проходите. Старший омега шагает в сторону, пропуская. Интерьер дома как в лучших традициях идеальных семейных комедий – порядок, чистота, уют, множество фотографий. На стенах дипломы и грамоты, поделки, коллажи из фото. Джунмёна приглашают сесть в кресло в гостиной. Он открывает нужную карту на экране ноутбука и устремляет любознательный взгляд на родителя подозреваемого. Внутреннее чутьё кричит ему, что он по адресу, но удостовериться обязательно. – Ваш сын – Чон Ёнсу, 15 марта, 1999 года рождения, 23 года, верно? – уточняет он – Да, всё верно. На самом деле Ёнсу действительно гораздо лучше. Джунмён хмыкает, но скрывает сарказм за покашливанием – конечно, ему лучше, ведь он нашёл выход по-своему. – В его карте я вижу асоциальное расстройство личности на ранней стадии, как проявлялись симптомы, не напомните? – Конечно, – омега сплетает пальцы на коленях чуть взволновано. – Знаете, он всегда рос тихим, спокойным и очень хорошим мальчиком. Джунмён в этот раз усмешку глотает. В тихом омуте… – Был отличником в школе, ходил на все кружки, обожал спорт. У него было много друзей в детстве, а как начал взрослеть – пошёл пубертат, мы с его отцом заметили, что он начал их сторониться и вскоре растерял их всех. Очень переживал на этот счёт. Особенно не ладилось с противоположным полом – мы никогда не давили на него. Мы с его отцом – истинная пара и всегда были у него на виду, как пример. У нас очень доверительные отношения, он всегда говорил мне, что хотел бы, чтобы у него было как у нас с отцом, но отчего-то ему попадались всегда падшие омеги: то гулящие, то те, кто вешался на шею из-за состоятельности его семьи или положения в университете. С этим ему никогда особо не везло. На третьем курсе университета он очень замкнулся – перестал следить за собой, бросил спорт, чуть не бросил учёбу. Отцу с трудом удалось уговорить его взяться за голову. Мы просили его держаться за учёбу – он поступил туда, куда всегда мечтал и учёба всегда нравилась ему, это единственное, что держало его на плаву. Мы ходили к психологам, разговаривали, ему диагностировали несколько раз раннюю стадию клинической депрессии – он потерял аппетит и интерес ко всему вокруг него, в университет ходил как на каторгу. Выписали антидепрессанты. Пропил два курса по полгода. Затем наступило затишье – мы наблюдали и к врачам не обращались. И вот пару месяцев назад мы, наконец, увидели результаты – он, кажется, снова стал собой. Начал интересовать внешним миром, говорил, что омеги начали обращать на него внимание. Он сменил стиль одежды, сменил причёску, снова стал ухаживать за собой, своим внешним видом и здоровьем. – С тех пор симптомов вы не наблюдали, я правильно понимаю? – уточняет Джунмён и взрослый омега согласно кивает. – Хорошо. Дайте знать в клинику, если симптомы вдруг снова появятся, и обратитесь к специалистам в случае чего, а пока я сниму вас с учёта. Закрывая личную мед карту Чон Ёнсу, Джунмён прячет компьютер в чехол и поднимается на ноги. – Благодарю за уделенное внимание и желаю Ёнсу оставаться здоровым. Улыбаясь совсем широко, Джунмён кланяется на прощание улыбчивому старшему омеге и спешит уйти. Прячется в машину, отъезжает на соседнюю улицу и выдыхает, снимая очки и выбираясь из халата, чтобы спрятать те вместе с удостоверением и снова взглянуть на имеющуюся у него информацию. Симптомы исчезли! Конечно! Как легко обмануть людей, которые ничего в этом не смыслят. Зажатый тинэйджер, а затем и юноша, неуверенный в себе, едва ли не боящийся противоположного пола, который никогда не имел от него достойного внимания, с депрессивными настроями вдруг взял и сам исцелился. Антидепрессанты – о, великое плацебо! Всё в жизни начало ладиться: и турник, и модная куртка снова начали быть по вкусу, а ещё омеги вдруг начали укладываться штабелями, как же за таким красавчиком не укладываться – он ведь стрижку поменял и стиль одежды. Другой человек! Разница в том, что омег укладывать он начал сам – ножевыми в спину и грудь после, как насиловал, ублюдок! Жизнь наладилась! Счастливые родители обалдели бы от того, по какой причине их чадо вдруг обрело уверенность в себе. Уверенность и абсолютную власть над своим разумом – ведь не имея сострадания, Джунмён знает по себе, жалости, лишить другого жизни так же просто, как нарезать овощи в салат к ужину. Потянувшись за телефоном, Джунмён быстро находит в телефонной книге необходимый номер и без раздумий набирает тот. Гудки привычно долгие, но это, знает Джунмён, из-за особенностей профессии: просто телефон не реагирует на прикосновение пальцев в резиновых перчатках, как обязательного атрибута рабочей формы. – Джунмён-а, привет! – отзывается в трубку Чанёль после вереницы гудков. – Ты по делу или поболтать? – Я по делу поболтать, – отзывается Джунмён. – Занят? Я ненадолго! Только хотел спросить, нет ли каких-то анатомических особенностей у обеих жертв, которые изнасилованные и с ножевыми ранениями. – Из лесопарков? – уточняет Чанёль и Джунмён слышит, как клацает мышка – Ёль проверяет в компьютере. – Нет, кажется. А что? Какие именно тебе нужны? – Может у обоих… я не знаю, узкая талия и аппетитные бёдра? Красивые пальцы? Какие-то особенные родинки? – Ты сейчас Бэкхёна описываешь? – глотает смешок, уточняет Чанёль и Джунмён фыркает, но совсем не зло. – Единственное, что могло бы их связать, наверное, это скорая течка. – У обоих? – переспрашивает Джунмён. – Была или собиралась? – Собиралась, – отзывается в трубку Чанёль. – Вот-вот, на пороге, запах уже изменился. Возможно, это его, гада, и привлекло. – Спасибо, Ёль. Я перезвоню, если понадобится что-то ещё. Не дожидаясь прощания от крёстного Сэхуна, Джунмён спешит сбросить вызов, чтобы скорее открыть необходимое приложение в своём телефоне. Бинго! Едва проверяет свой собственный календарь, где отслеживает интересные дни, спешит набрать теперь другой номер из телефонной книги, где вызов наоборот принимают быстро. – Пожалуйста, скажи, что ты по поводу нашего пикника, потому что я уже не выдерживаю на работе! – выдыхает вместо приветствия Бэкхён в трубку, взмолившись, и Джунмён усмехается довольно. – Да, Бэк, – соглашается он. – Я нашёл отличное шале с пикниковой зоной для ночёвки – в городе, но рядом с природой. Забронирую с субботы на воскресенье. Сбрось список, что нужно взять и приготовить.***
– Поверить не могу, что ты уговорил меня на эту авантюру! – Джонин всплеснул бы руками, если бы не был за рулём. Сосредоточиться на словах мужа всё ещё тяжело, потому, что Сэхун в своём кресле сзади радостно напевает песню из какого-то мультика – он обожает большие пикники с ночёвкой, а ещё обожает двойняшек крёстного да их игры. – А иначе бы ты съехал верхним этажом, – Джунмён кивает для убедительности и тянется, чтобы поцеловать в щёку, когда Джонин закатывает глаза, но с совсем наигранным возмущением. На самом деле, он тоже едва дожил до конца недели. – Будем считать, я тебя спас. – А от меня ты себя спас? – Джонин паркуется, притормозив и, отстёгиваясь, подаётся к нему, чтобы так же как муж, поцеловать в щёку, и следом прижаться носом к его шее. – Пахнешь как рай! – Потерпи пару-тройку дней. Выбираясь из своего кресла, Джунмён открывает задние двери, чтобы помочь выбраться Сэхуну, потому что в другом конце двора у машины родителей его уже ждут, переминаясь с ноги на ногу в нетерпении, Кибом и Джонхён. И едва Сэхун оказывается ногами на земле, все трое несутся на всех парах навстречу друг другу, чтобы наобниматься и напрыгаться. – Ну вот, хоть кто-то рад кого-то видеть! – подкалывает улыбчиво Бэкхён, когда родители Сэхуна подходят к ним. Ключи от шале всё равно у Джунмёна, ведь бронь на его имя. Пока обнимаются и здороваются, Джунмён находит те. – Это ты что, задумал всё это, а видеть нас не рад? – удивляется наигранно Джонин, обнимая в ответ, когда лучший друг с университетской лавки приподнимается на носочках навстречу, чтобы тоже обнять его. – На самом деле я спасаю себя и тебя от трудоголизма, – заговорческим шёпотом выдыхает Бэкхён, следом отстраняясь и оборачиваясь к малышне, что во дворе. – Карандаши, разобрали свои рюкзаки и марш выбирать себе комнату! Небольшое, но до жути уютное оббитое и внутри тоже в дерево шале, как в лучших традициях горных курортов у подножья Намсана, который играет роль полноценной горы, окружён садом и двориком, где пару качелей и даже бассейн. Сэхун с двойняшками занимают одну из детских комнат, где гамаки-кровати, и довольно высыпают содержимое своих рюкзаков в центре комнаты, чтобы обменяться и поделиться игрушками, а затем двинуть с выбранными во двор. – Думал, эта неделя никогда не закончится! – Бэкхён, наконец, расслабляясь, плюхается возле Джунмёна рядом на уличный диван среди подушек и тянется к подлокотнику за своим бокалом холодного Просекко. – Бесконечная. – Знаю, у меня тоже. Джунмён кивает, отпивая из своего, и они с Бэкхёном несколько мгновений наблюдают за альфами впереди чуть поодаль, которые уже расчехлили мангал и во всю заняты стейком, бургерами и, конечно, зефиром. – Как твой материал на среду в колонку? Готов? – подаёт голос Бэкхёна спустя несколько мгновений комфортной тишины. – Почти. Но ещё на написан. Займусь этим в понедельник. – отзывается Джунмён. – Шеф отстал от тебя с этим маньяком? – Отстанет он, гляди! – Бэкхён хмыкает. – Я подговорил Джонина, – посмеиваясь, рассказывает Бэкхён. – Что буду первым, кто узнает, когда они его поймают. Повезло, что у меня не целая колонка как у тебя. – Хорошо, побудь хоть в чём-то первым! – Джунмён хмыкает и следом смеётся, когда Бэкхён пихает его локтём в бок. – Слушай, как ты это делаешь? Собираешься сесть и пригубить весь материал за понедельник? – вдруг уточняет он ранее заданный вопрос. – А что не так? – удивляется Джунмён. – Я не люблю растягивать – спокойно напишу, сдам, во вторник исправлю редактуру и сдадим вечером в печать на утро. Бэкхён хмыкает добродушно, но ничего не говорит – Джунмён знает, что он наоборот удовольствие любит растягивать. Малышня забывает про зефир совсем, когда их зовут за общий стол ужинать, потому что свежепожаренные бургеры огромные и пахнут совсем здорово и только в праздники родители разрешают совсем вредной, но такой вкусной содовой, три вкуса которой обязательно нужно смешать в трёх стаканах и потом подраться, где чей и у кого вкуснее. Джунмён чувствует себя расслабленно и легко, пока прижимается щекой к крепкому плечу мужа, лёжа рядом с ним на уличном диване после ужина, когда неугомонные двойняшки во главе с Сэхуном, наконец, отправлены спать. Чанёль с Бэкхёном и Джонин о чём-то переговариваются, но Джунмён не слушает. В ушах звенящая тишина – внутри не дрожит ни одна струна или мысль. Спокойствие едва ли не гробовое. Для кого-то, но явно не для него. Чутьё приспано, но не потому, что внимание рассеяно, а наоборот – сомнений нет вообще: ни в том, кто, ни в том, когда и как. Джонин дышит спокойно и размеренно – его вдохи и выдохи успокаивают ещё больше. Джунмён чувствует тепло его кожи через рубашку щекой и думает о том, сколько эмоций внутри него, у него под кожей. Каждая из них отражается на его лице, пока он говорит, или смеётся, или жестикулирует. Поэтому в плену у эмоций он и каждый из здесь присутствующих, и каждый человек на земле, или почти каждый – заложники своих эмоций. Они живут, повинуясь им, те диктуют их настроение, их состояние, их равновесие или его отсутствие. А не иметь эмоций – быть свободным. И к сожалению, тот мелкий ублюдок, который судя по частоте его выхода на охоту, сделает это и сегодня ночью – это понимает. Его эмоции не подавлены, раз он спешит доставить себе удовольствие, пусть и таким способом. Ему чего-то не хватает и он стремится получить это всеми доступными и недоступными способами. Его эмоции не мертвы, но некоторые из них – заморожены. Спутаны в один ком и он различает концы только тех, которые ему нравятся – вожделение, радость, удовольствие, гордость, упоение своей властью, вседозволенность. В нём спит сочувствие, сопереживание, поэтому он убивает. Джунмён мог бы сказать о себе так же, но в нём спит всё – он не видит и не ищет концов, чтобы распутать клубок эмоций. Но в этом между ними разница – его разум чист и ясен, на нём нет розовых очков, что надевают эмоции, он видит мир и людей вокруг такими как есть, легко различает фальшь, ложь, лицемерие. Потому что на самом деле сам ничего из этого не умеет. – Любовь, не засыпай. Голос Джонина прорывается откуда-то сверху и, судя по всему, муж зовёт уже не первый раз. – Устал? – уточняет Джонин и прежде, чем кивнуть, Джунмён бросает взгляд на циферблат его наручных часов. Бэкхён тоже сонный, но по-настоящему и, пожелав друг другу доброй ночи, альфы расходятся по своим спальням, забирая каждый свой тёплый сонный груз. Джунмён имитирует, что он засыпает, до последнего, пока на самом деле не засыпает Джонин, укладываясь возле него в постель и сгребая в охапку во сне. Время, на самом деле, ещё и не такое позднее, но на самом деле субботняя ночь только начинается. Выбираясь из-под руки мужа, Джунмён окидывает комнату взглядом в поисках своей одежды и приседает, босой, у своего рюкзака, чтобы открыть тот и проверить наличие всего необходимого внутри. Шале идеально для всех его планов. Джунмён знал это ещё на этапе бронирования, когда понял, когда запланировал, когда заказывал. Выходя через заднюю дверь, он пересекает двор, обходит машину и сворачивает прочь с территории шале в чащу лесопарка. Чтобы его нашли, он должен не просто бродить среди деревьев – готовясь к убийству, у убийцы всегда есть сценарий в голове, как должен выглядеть кадр, сцена, чтобы он принял в ней участие. Обнаруживая у беговой тропы лавочку, Джунмён садится на неё, доставая из бокового кармана рюкзака маленький прозрачный флакон, напоминающий парфюм, и снимает колпачок распыляя на обнажённую шею и на левое запястье, чтобы следом потереть запястья друг об друга. Муж бы уже решил, что его интересные дни начались, но Джунмён ловит в свои сети сейчас совсем не мужа. Далеко не его. Дальше выдавить на руку немного белесой жидкости и хорошенько распределить по всем ладоням, словно перчатки. Пряча рюкзак под лавку, чтобы не привлекал лишнего внимания, Джунмён складывает ладони на коленях и закрывает глаза, абстрагируясь и сосредотачиваясь на своих ощущениях – отключая мысли и отголоски эмоций, с которыми у него и так проблем нет. Инстинкты обостряются, не подчинённые эмоциональному фону, а потому служат куда лучше, чем в иных ситуациях. Чьи-то уверенные шаги на расстоянии Джунмён улавливает спустя 18 минут сидения не подвижно, когда, кажется, что в состоянии лёгкого коматоза, словно перед тем, как заснуть, замедляется даже пульс и дыхание. Шаги приближаются. Джунмён продолжает сидеть неподвижно, слушая внимательно – у жертвы не должно возникнуть ощущения, что жертва тут – именно он. Об этом знает только Джунмён и будет знать до последнего, пока всё не будет закончено. А ещё, возможно, на утро узнает полиция. Но этого нужно ещё дождаться. Шаги слышатся совсем близко. Джунмён распахивает давно привыкшие к плохому освещению глаза и ждёт. Каким будет его следующий шаг? Попытается ли он напасть со спины или попытается выстроить кадр так, чтобы отыграть в этой сцене главную роль? Если это влияет, а это влияет на его самооценку, разве не должен он как-то попытаться заманить жертву в свои сети? Заинтересовать её? Привлечь, как паук бабочку искусно сплетённой блестящей узорной паутиной. – Добрый вечер. Бинго! Джунмён не скрывает усмешки. – Добрый. Отзывается коротко, продолжает держать ладони на коленях. – Не страшно в таком месте и в такое время одному? Что он хочет услышать? Подыграть ему? – Я не один, – Джунмён имитирует совсем очаровательную, насколько её можно рассмотреть в темноте, улыбку. – Вы ведь тоже здесь. – Ёнсу. Самолюбие приятно щекочет в груди, Джунмён снова не скрывает довольной усмешки, больше напоминающей хищный оскал. Бинго! – Джунмён. Он протягивает юному альфе, который младше его почти на десять лет, руку, представляясь. Каждый из них уверен, что жертве можно назвать своё настоящее имя, ведь до утра с ним в памяти она не доживёт. Но на самом деле действительно прав только один из них. – Так что тут делаешь один? Альфа смелеет, садится рядом на лавку, по-хозяйский закидывает руку ему на плечо – тестостерон, а ещё усилитель запаха на Джунмёне делают своё. Ртутный столбик его самооценки уверенно ползёт вверх. Ртутный столбик Джунмёна – терпение, в свою очередь, стремительно по шкале опускается. – Люблю ночной лес, – отзывается он, чуть меняя позу, чтобы, якобы прижаться чуть ближе к чужой груди, но на самом деле проделывая манипуляции, которых альфа даже не улавливает и не понимает. Джунмён занимает удобную для себе позу для последующих действий. Садится ровнее, упираясь ногами в землю, чтобы быть более устойчивым в случае уверенного рывка в сторону и вверх, чтобы вовремя встать. – Это романтично – Точно! – подхватывает альфа, решая, что жертва сама добровольно бежит к нему в руки. – Звуки леса восхитительные: такие разные, будоражащие, опасные. Каков поэт! Джунмён бы расхохотался вслух, если бы это было уместно. Кто только ведётся на эту чушь? Неужто у омег в двадцать с хвостиком ещё ветер в голове и романтичная аура опасности всё ещё является для них привлекательной? Как в дурацких подростковых сериалах. – И мне так кажется, – Джунмёну вдруг кажется, что он звучит чуть неправдоподобно, со всем соглашаясь. – Тебе тоже нравится ночной лес, да? В пору только ресницами похлопать! Муж бы увидел – рассмеялся бы этому ребячеству вслух! – Да, и то, что он скрывает. Альфа кивает и улыбается довольно обаятельно, как замечает Джунмён. – Это что же? – уточняет он, понижая голос и заставляя юного альфу придвинуться чуть ближе к его шее, где аромат уже начинает кружить голову и вот-вот начнёт толкать его на конкретные действия. – Меня. Драматичнее быть просто не может! Джунмён не скрывает разочарованного выдоха, но это и вовремя. Самое время! В свете фонаря, что в нескольких метрах от них, Джунмён замечает тугую связку белоснежной верёвки в чужой свободной от обнимания его руке. Наконец-то! Альфа прижимает к себе крепче, словно пытаясь удержать на месте, и Джунмён делает, что собирался, подаётся влево и вперёд, сильно толкая юнца плечом в грудь так, что тот навзничь падает на лавку, расставляя руки и роняя верёвку, которую из его ладони Джунмён подхватывает на лету, замирая напротив. И в это самое мгновенье хищник и жертва уверенно меняются ролями. Альфа пытается встать, отобрать верёвку, свести всё на шутку – Джунмён все это, ещё несказанное и не сделанное, видит по выражению его лица и тому, как эмоции масками сменяются на нём одна за другой. А потому, поднимает ногу, упираясь той в лавочку между разведённых коленей альфы, и благодаря позе, в которой стоит, наклоняется к лицу горе-маньяка поближе. – И что дальше? – интересуется он прямо. Выбрав следующий кадр, альфа снова выдаёт всё, что намеревается сказать и сделать, выражением своего лица, и Джунмён кивает. – А что дальше – решать буду я. Он легко перекидывает верёвку юнцу через шею, затягивая словно петлю галстука и давит до того момента, пока опешивший от такого хода событий альфа не начинает съезжать по лавочке, теряя сознание. Джонин бы сказал, что неожиданность отлично на него сработала. Как и обычно, в прочем! Узлы вязать учили в лагере в детстве – такие, чтобы легко могли выдержать большой груз вроде взрослого человека. Так ли чувствовали себе те омеги, когда он связывал их по рукам и ногам, чтобы предоставить себе беспреградный доступ к телу, а после, кроме открытой груди и спины, ему не оставалось ничего, кроме как воспользоваться доступностью этих участков, чтобы покончить с жертвой. Когда узлы надёжно закреплены и альфа оказывается лежать на лавке, Джунмён достаёт теперь уж свою верёвку из рюкзака, фиксируя её на ногах того, а другой свободный край перекидывая через ветку рядом растущего клёна, под которым находится лавочка, создавая таким образом рычаг. Выдыхая, чтобы чуть собраться с силами, Джунмён вынимает из заднего кармана джинсов рабочие перчатки, надевая те, чтобы во время надусилий не стереть те, восковые, что он наносит на руки ранее, словно крем. Подстраховка никогда не помешает, особенно с его работой. Проверяя, хорошо ли закреплены перчатки и ещё раз выдыхая, Джунмён хватается за верёвку по другую сторону ветки обеими руками, потянув на себя. И следом даже повисает на ней всем своим весом, полностью, поджимая ноги, чтобы груз поддался, рычаг сработал и связанный альфа, привязанный к другому краю его верёвки, соскользнул с лавки и повис на ветке вверх ногами. Закрепляя свободный край верёвки, Джунмён вздыхает чуть устало, оценивая взглядом дела рук своих. Тут горе-маньяк, наконец, начинает приходить в себя после лёгкого удушья и когда понимает, что связанный весит над землей, начинает извиваться как червяк на крючке спиннинга перед ловлей. Джунмён ждёт несколько мгновений прежде, чем он чуть успокоится. – Что ты делаешь, сумасшедший? Отпусти меня сейчас же! – выкрикивает альфа, глядя на него вверх ногами. – Я-то? – Джунмён хмыкает, цепляясь за слово «сумасшедший». – А мне казалось, это ты, Ёнсу, омег ловил, насиловал и резал здесь и в соседнем парке, нет? Юнец молчит с пару мгновений, затем снова начинает извиваться и берётся кричать, звать на помощь, но делать вверх ногами хорошо это не получается – кровь приливает к голове, сознание мутнеет, голос становится сиплым, а дышать становится трудно. Когда силы покидают его на этот раз и он снова замирает, прекращая извиваться, хотя ещё в сознании, Джунмён подходит поближе, раскрывая на нём куртку в поисках орудия убийства во внутреннем самодельном кармане под молнией, и судя по очертаниям предмета, его обнаруживает. Рассматривает простой охотничий нож, крутя в пальцах. – Туповат, – замечает, глядя альфе в глаза и снова усмехаясь. – Но это не страшно. И прежде, чем перед его носом блестит в блеклом свете фонаря лезвие, успевает только вдох сделать, когда лезвие, как по масло, легко полощет горло. Джунмён вовремя отступает назад, когда вслед за вспоротой, как консервная банка, шеей оттуда тут же просится наружу водопад крови. Алая жизнь заливает лицо юнца полностью, и он бы вполне мог ею захлебнуться или в ней утопиться, если бы ему было чем. Джунмён спокойно прячет перчатки обратно в задний карман джинсов, снимая те, чтобы избавиться от них позже, да забирает рюкзак, отправляя на плечи, и оборачивается напоследок. – Передавай привет всем в аду. Джунмён салютуют на прощание, и двигает обратно в чащу в поисках тропинки, которой сюда от шале и пришёл.***
Джонин сминает одной рукой подушку под своей головой, другой потянувшись к мужу, но рядом вдруг того не обнаруживает. Мгновенно просыпается, как по армейской привычке, приподнимается на локтях над кроватью и окидывает пустую спальню взглядом. Встаёт, двигая к окну, распахивает то, выглядывая во двор и замечая Джунмёна, который, кутаясь в его рубашку, в пижамных штанах двигает в дом, обогнув тот справа. – Тебя где носит, пропажа? – интересуется он вслух, когда скрипит негромко дверь и муж оказывается в спальне. – Не спится, был у бассейна, – отзывается Джунмён, подходя к нему и обнимая за пояс со спины, прижимаясь щекой между его лопаток. – Не хотел тебя будить. – Меня будить? – уточняет Джонин, накрывая его ладони своими. – Это чем же? – Собой. Джунмён приподнимается на носочки, чтобы дотянуться, и оставляет поцелуй на устье его шеи, ожидая, пока муж развернётся к нему лицом, не выпуская из кольца рук. И Джонин, порою такой предсказуемый, делает так, как от него ждут, и тут же заключает его лицо в ладони, потянувшись за поцелуем. И Джунмён с удовольствием отвечает, поддаваясь, прижимаясь к его груди, следом легко вытряхивая его из футболки и позволяя снять с себя его же рубашку. Потому что после горячей влаги крови всегда до смерти хочется горячей влаги его поцелуев. И когда он ловит под бёдра, чтобы донести до кровати и уронить на неё; когда подминает под себя, не разрывая поцелуй; когда добирается кончиками пальцев до обнажённой кожи; когда до краёв заполняет собой, Джунмён вдруг, наконец, чувствует, что живой. Потому что это едва не единственное, что он действительно может не только чувствовать или испытывать, но и идентифицировать. Желание, страсть, удовольствие. Большее, чем когда отбирает жизнь. Большее, чем что-либо испытуемое до этого или в будущем. Потому что с ним по-другому. И как бы дурацкие врачи это не называли – истинностью или абсолютной физической совместимостью, в момент, когда чувствует на себе его вес, когда сжимает его в себе и прогибается в спине навстречу каждому движению его бёдер, навстречу каждому толчку, Джунмён забывает о том, что нужно мерить маски, подбирать эмоции под ситуацию и постоянно держать себя в ежовых рукавицах под эгидой самоконтроля, дабы не выдать. В такие моменты он абсолютно расслабляется и абсолютно раскрывается, оставаясь перед Джонином нагим во всех смыслах этого слова и не боясь показаться неуместным, или неправильным, или неискренним. И каждая эмоция, если это они, что отпечатывается на его лице, в такие мгновенье принадлежит не ему самому, а исключительно Джонину.***
Хлопок его рубашки, которую, как в дурацких фильмах, Джонин надевает на него разнеженного, засыпающего после близости, чувствуется на коже здорово. Джунмён, чуть просыпаясь, понимает, что чувствует себя великолепно, и переворачивается на другой бок, намереваясь улечься на чужое плечо, но плечо, почему-то, вдруг шевелится и куда-то исчезает. Джунмён распахивает сонные глаза, глядя на мужа, который спешно одевается. – Джонин-а, куда? – зовёт. Муж садится на кровати рядом, погладив его по волосам, и подаётся ближе, целуя его тёплые со сна губы и следом лоб. – «Каратель» снова убил. Здесь совсем рядом, – объясняет он и Джунмён, чуть помедлив, кивает, что понял и принял к сведенью. – Я вызвал патруль – они отвезут вас домой. Ёля вызвали в лабораторию. Будь на связи. Люблю вас. Джонин снова целует в лоб. В его движениях и взгляде заметны тревога и волнение. – И мы. Джунмён кивает невпопад и плюхается обратно на подушку. До приезда патруля ещё можно немного понежиться в постели. Муж уходит, хлопает за ним дверь и Джунмён переворачивается на спину, складывая руки под головой и довольно улыбаясь. Не убил, а наказал того, кого должно было!