Protégé moi

      – Па! Джунмён устало стонет в подушку, понимая, что не выспался, когда маленькая катастрофа уже здесь, чтобы его разбудить. Он хочет обернуться через плечо и посоветовать сыну обратиться с тем, что ему нужно, к отцу, но, судя по тому, что Сэхун зовёт его, отца уже и след простыл. Доставая из-под подушки телефон, Джунмён бросает взгляд на часы и вздыхает.       – Что? – всё-таки оборачивается он к Сэхуну, обнимая за пояс, когда катастрофа забирается к нему на кровать, чтобы не шлёпнулся.       – А мы будем сегодня просыпаться? – интересуется Сэхун, забираясь следом к нему под одеяло и прижимаясь покрепче.       – Это ты у меня спрашиваешь? – Джунмён хмыкает. – Ты же под одеяло ко мне забрался и досыпать собрался.       – Но сегодня же выходной! – Сэхун довольно улыбается, прижимаясь щекой к его плечу. – А где отец?       – Хороший вопрос. Джунмён хмурится, потянувшись за телефоном снова, и не прогадывает, обнаруживая там сообщение от мужа, который, несмотря на субботу, конечно же, в участке.       – Сэхун-а, твой отец – чёртов трудоголик, – Джунмён вздыхает, вылезая из кровати. – Даже когда я сделал за него всю работу.       – Какую работу? – не понимая, о чём речь, уточняет Сэхун, но ответа на слушает, пользуясь тем, что папа освобождает ему тёплое кубло, и укладывается на его место, зарываясь в одеяло и довольно жмурясь. – Я не буду просыпаться!       – Хорошо. Джунмён снисходительно машет ему рукой, накидывая на плечи халат. Двигает в кухню за кофе, оставляя лежебоку валяться.       – Па!       – А обещал не просыпаться. Джунмён вздыхает, усаживаясь за стол с чашкой кофе и ожидая, пока слонёнок, чей топот слышен и соседям, прибегает к нему.       – Хочу вафли! Джунмён в очередной раз вздыхает – он, вроде как, должен радоваться, что довёл дело до конца. Должен пожинать плоды рук своих, упиваться ими, а чувствует только лёгкую усталость и общее недомогание. А ещё дикое желание действительно весь день лежать в постели. И без маленькой катастрофы под боком, но желательно с большой.       – Сэхун-а, принеси мне, пожалуйста, компьютер, а я приготовлю тесто.       – Я буду сам вафли печь? – с восторгом уточняет Сэхун, видя, как папа двигает к холодильнику с кивком, и спешно слезает со стула, спеша выполнять просьбу. Когда Джунмён получает компьютер, вафельница уже греется рядом на столе и Сэхун в фартуке отца, которым можно раз пять обернуться по всей окружности тела, забирается рядом на стул, чтобы доставать до стола и помешивать тесто, как папа его учил, пока ждёт зелёного огонька на вафельнице. Джунмён проверяет почту, находя задание от своего главреда, и вздыхает в очередной раз за это утро совсем устало, боковым зрением наблюдая, как Сэхун берётся натихоря бросать в тесто из фруктовой пиалы рядом на столе то малину, то чернику, а следом тянется ладонью к вафельнице, чтобы на своём примере проверить, нагрелась ли, хотя папа и предупреждал, что только ждать огонька.       – Хочешь, чтобы сгорело или обжечься? – уточняет Джунмён, поворачиваясь к нему и Сэхун, пойманный с поличным, виновато опускает взгляд. Джунмён прикрывает глаза. Забирает у Сэхуна венчик из рук и спускает со стула, чтобы тот сидел на нём, а не стоял ногами. Лампочка вспыхивает зелёным. Сэхун хмурится, Джунмён печёт ему вафли.       – Я хочу сам, – бурчит маленький обижуля, глядя как быстро и ловко у папы получается. – Сам хочу!       – Сам обожжёшься и сожжёшь кухню – будем жить на улице, – отвечает ему Джунмён, игнорируя его попытки снова дотянуться к вафельнице и слегка хлопая по маленьким ладошкам, чтобы не были слишком близко. – Сэ, это не шутки!       – Но я же должен был сам, ты мне разрешил, – Сэхун хмурится и Джунмён цокает языком, глядя на его недовольное лицо. – Ну па!       – Сэ, ты сейчас останешься без вафель! – предупреждает Джунмён, глядя на него строго, но продолжая. – Жди и не трогай! Джунмён отворачивается всего на пару мгновений, чтобы дотянуться за тарелкой, на которую складывать готовые вафли, когда катастрофа таки дотягивается к вафельнице. Вернее тянет её к себе поближе за шнур, край которого в розетке, и когда Джунмён поворачивается к нему обратно, эта шестилетняя катастрофа как раз пытается вывернуть содержимое вафельницы и её саму на себя.       – Сэхун! Маленький альфа вскрикивает, испугавшись, и сползает со стула, когда Джунмён успевает протянуть руку между ним и вафельницей, следом шипя от боли, когда та, раскалённая, врезается в его ладонь.       – Марш к себе в комнату! Сейчас! Всё ещё испуганный и шокированный, Сэхун спешно слезает со стула окончательно и несётся к себе в комнату. И только, когда подставляет руку под холодную воду из-под крана, из спальни одного непослушного мальчишки слышится плач. Джунмён сгибается в три погибели, прижимаясь лбом к кухонной поверхности, и устало прикрывает глаза. День явно не ладится. В это мгновенье на столе входящим вызовом и знакомой мелодией оживает телефон и Джунмён тянется здоровой рукой, чтобы принять видео-звонок.       – Доброе утро! – Джонин улыбается первые несколько мгновений, но прекращает, когда видит кухню. Перевернутую уже отключенную вафельницу у мужа за спиной на столе, Джунмёна, хмурого и уставшего и кроме шума воды рядом, громкую истерику Сэхуна откуда-то издалека. – Вас что, вообще нельзя одних дома оставить? – уточняет он следом. – Ну что?       – Твой сын пытался меня убить, – бурчит Джунмён, следом вынимая руку из-под воды, чтобы продемонстрировать результат, следом поворачивается куда-то в сторону и погромче: – Сэхун, отец звонит! Иди жаловаться! Проходит пару мгновений, и рыдания вдруг затихают, ещё спустя полминуты обиженный заплаканный маленький альфа приходит в комнату, принимая телефон из рук папы, который вручает ему тот и опускается за стол, доставая аптечку, чтобы найти мазь от ожогов, пока маленькая катастрофа идёт в гостиную послушать, что скажет большая.       – И что мы натворили? – голос Джонина довольно слышен отсюда. Джунмён старается не прислушиваться, но всё равно слушает.       – Я хотел вафли печь! – снова хныкает Сэхун. – Ну папочка!       – Не подхалимничай! – голос Джонина звучит чуть строго. – Папа сколько раз тебе говорил, что с горячим нельзя баловаться, а? Я на работе, кто теперь папу будет лечить?       – Я, – слышно, как Сэхун тянет носом. – Я не хотел...       – Ты не обжёгся?       – Нет, – Сэхун снова тянет носом. – Папа…меня спас.       – Иди папу теперь лечить. Я скоро приеду. И будь паинькой, договорились?       – Да.       – Хорошо. Маленькая катастрофа появляется на пороге кухни уже спустя минуту, глядя совсем виновато в пол, с папиным телефоном наперевес. Кладёт тот рядом на стол, следом забирается на соседний стул, складывая ладошки на коленках и глядя исподлобья на папу.       – Ну что? – Джунмён устремляет на него взгляд и Сэхун, воспринимая это, как зелёный свет, забирается папе на колени, обнимая и прижимаясь щекой к его груди.       – Папочка, извини меня, пожалуйста, – зовёт маленький альфа. – Я не хотел, чтобы у тебя ручка болела. Джунмён выдыхает – этот день его доконает. Заканчивая с рукой, Джунмён откладывает мазь и обнимает катастрофу на своих коленях.       – Ты очень испугался? – уточняет он и Сэхун тут же кивает, всхлипывая, и жмётся крепче. Джунмён чмокает в макушку, обнимая сильнее. – Вот и попробуй мне сказать, что ты не катастрофа!

***

Кёнсу выходит за кофе прочь из кабинета отдела, сворачивая по коридору за угол, когда едва с кем-то не сталкивается, и когда вскидывает глаза, вдруг узнаёт мужа детектива Кима.       – Добрый день, Господин Ким! – здоровается он тут же, чуть кланяясь, и Джунмён сдержанно кивает и, судя по чуть напряжённому лицу, он говорить не настроен, а потому молча обходит Кёнсу и двигает туда, откуда он пришёл – судя по всему в кабинет, где как раз Джонин. Кёнсу провожает его взглядом. Что-то в его лице не такое, как было в прошлый раз. Он словно напряжён жутко и даже немного недоволен. Но одно, всё же, остаётся без изменений – количество эмоций, которое он сменяет друг за другом в течение того короткого времени, что Кёнсу видит его в коридоре. Джунмён входит без стука, тут же узнавая широкую спину в кресле против двери.       – Су, что-то ты быстро! – Джонин, судя по всему, ожидая видеть совсем не его, крутится в кресле и вдруг улыбается. – Любовь, – совсем ласково, протягивая к нему руки, и Джунмён шагает навстречу, опускаясь на его колени, прижимаясь к груди и обнимая за шею. – Ну как ты? Джонин заключает его левую ладонь в свои две совсем осторожно, замечая закрытый пластырем небольшой ожог, целуя осторожно ладонь рядом.       – Жить буду, – отзывается Джунмён. – Но день не очень.       – Отвёз Сэ к деду с дедушкой? – уточняет Джонин, обнимая покрепче. – А он как?       – Тоже жить будет. Джонин глотает смешок куда-то ему в плечо и прижимается губами к щеке, заключая в своих объятиях так, чтобы спрятать в своих руках.       – Ты обещал домой скоро, а уже вечер, – замечает Джунмён следом. – Собираешься тут ночевать?       – Наверное, придётся, любовь, много дел накопилось! – Джонин вздыхает. – А ты хотел забрать меня домой?       – Хотелось бы! – Джунмён тоже вздыхает и стряпает совсем расстроенную мину. Джонин согласно кивает в ответ, обнимая покрепче, прижимаясь носом к его щеке.       – Так и думал, что найду вас здесь! С порога слышится голос Кёнсу и Джонин оборачивается через плечо, посылая ему доброжелательную улыбку, в то время, как Джунмён недовольно хмурится.

***

Бэкхён выходит из своей редакции и тут же сворачивает за угол, решая двинуть в противоположную сторону от автобусной остановки, чтобы пойти пешком. Последний материал об очередном громком убийстве «Карателя» сдан и можно немного выдохнуть, но совсем ненадолго. Джунмёну повезло, как журналисту одной колонки, которая пополняется, чаще всего, в зависимости от конкретных происходящих событий. Бэкхён же, как репортёр, как новостник, обязан охотиться за всеми новостями, благо, редактор обрисовал ему рамки тем и теперь не нужно кататься по всему городу в поисках материалов обо всём и сразу. Именно эта редакторская поблажка даёт ему сейчас возможность пешком прогуляться к мужу на работу, чтобы пообедать вместе, а не сидеть в душной шумной редакции и пытаться сосредоточиться в этом гудящем улике, где обстановка вокруг только и пытается, что испортить настрой. Иногда интершум помогает, иногда – как сейчас, наоборот. В такие моменты Бэкхён завидует интервьюерам и тематикам, у которых свои кабинеты, а не общее рабочее пространство, где они могут побыть в тишине и уединении. В моменты, когда работа пишется коллективная и масштабная, на основе дела или события совсем резонансного, работать всей командой вместе потрясающе – каждый приносит по кусочку найденного им пазла и в итоге всё это складывается в целостную картину. Чанёль по телефону обещает, что дождётся его и никуда не денется, как это иногда с ним бывает, когда он заработается особенно крепко и не контролирует времени. Бэкхён заходит по пути за кофе, которого утром ему не досталось по той самой причине, что дома по утрам обычно дикий ажиотаж. Он дописывает материалы, малые дерутся за то, кто какую футболку будет надевать, муж одной рукой заканчивает завтрак, другой пытается сделать так, чтобы двойняшки не убили друг друга и не разнесли кухню. В таки мгновенье, пока варит им с Чанёлем кофе, выпивать который не всегда успевает, и готовит мальчикам ланч в сад, Бэкхён думает, что ради таких моментов стоит жить. Потому что когда все они, шумные и неугомонные, в одной комнате, и заняты одним и тем же – в их гомоне столько жизни и столько счастья: и ненужной болтовни и, бывает, строгих нравоучений, и детского смеха. Добывая для себя огромный стакан капучино, Бэкхён, в очередной раз оценивая размеры того взглядом, про себя хмыкает – Ёль бы фыркнул, замечая вслух, что пить кофе вёдрами – идея не из лучших; в то время как Джонин бы одобрительно улыбнулся и спросил, как на вкус, такой же любитель огромных порций. Бэкхён успевает сделать только несколько жадных глотков, сетуя на слишком горячий напиток, когда вдруг сталкивается с кем-то на улице, заходя за поворот и просто не видя человека, идущего с другой стороны. Стакан, стукнувшись о человека, в которого он врезается, к счастью не открывается, лишая его неловкой ситуации с тем, чтобы испортить незнакомцу пальто. Но, к несчастью, падает на землю и теперь раскрывается. Бэкхён успевает только интуитивно отшагнуть назад. Человек, в которого он врезается, заметно, рассматривает кофейное пятно, затем свои ботинки, но с места не трогается. Бэкхён вдыхает побольше воздуха, чтобы разрастись извинениями, но когда вскидывает взгляд и несколько мгновений смотрит в лицо напротив, с каждым мигом чувствует, как немеет. Как холодеют у него кончики пальцев и как неприятные мурашки поднимаются вверх по рукам и ногам на бёдра, на плечи, и в итоге он оказывается стоять, замерев, буквально парализованный ужасом, который испытывает, едва в знакомых чертах человека напротив узнаёт собственного отца. Того самого, которого желал бы не видеть больше в своей жизни никогда.       – Бэкхёни! – раскрывая руки и улыбаясь совсем широко, выдыхает альфа, почему-то ожидая, что Бэкхён шагнёт в его руки поприветствовать спустя едва ли не 15 лет, как они виделись в последний раз. И Бэкхён, конечно, этого не делает, а наоборот пятится. – Ты так вырос! Похорошел! – голос отца елейный, но каждое его слово – яд и, слыша комплимент в свой адрес из его уст, Бэкхён сжимается внутри ещё сильнее, желая стать невидимым или незначительным, только бы избежать его оценивающего пристального взгляда, который полощет по телу, словно хлыст. Липкий и вязкий, холодный, страх поднимается откуда-то снизу, и Бэкхён снова испытывает то же, что каждый день на протяжении долгого времени, начиная с десяти лет, когда отец, как он это называл – «воспитывал» его. Всё ещё не роняя ни слова, Бэкхён чисто интуитивно пятится назад, в то время как отец, в свою очередь, осторожно наступает, сужая круги и приближаясь. – Мальчик мой, мы так давно не виделись! Ты даже меня не обнимешь?       – Век бы тебя не видел… – наконец, возвращается возможность разговаривать, но совсем неуверенная и тихая, так, что его голос скорее похож на скулёж.       – Как мои внуки? – продолжает настаивать отец, шагая ещё ближе. – Как мои мальчики? Им уже по шесть, верно? Совсем скоро они вырастут, Бэкхёни. Я бы очень хотел, чтобы мы были с ними близки, как с тобой. От последнего предложения у Бэкхёна волосы на теле встают дыбом. Он выдыхает сбито и ошалело. Следом собирает всю свою волю в кулак и прежде, чем отец успевает сказать что-то ещё, кое-как того обходит и устремляется по улице прочь едва ли не бегом. Не разбирая пути, ничего перед собой не видя, врезаясь в людей, спотыкаясь. Но бежать. Бежать прочь, не оглядываясь. И не позволяя его словам засесть в голове. Не позволяя ему одной встречей разрушить всё то, что Бэкхён строил многие годы на сеансах психотерапии; что строил, учась заново доверять людям; что помогал строить Чанёль. Тот самый, который не знает правды. Которую не знает никто. Бэкхён не замечает сам, как в рекордные сроки оказывается там, куда шёл, как маячит впереди знакомый полицейский участок и знакомое здание лаборатории мужа. Он вскидывает взгляд, сбавляя темп только тогда, когда входит в ворота и вдруг узнаёт напротив в паре шагов Джонина, который смотрит точно на него, видимо, замечая у ворот. И по его взгляду понимает, что он и всё понял, видя испуг на его лице. Не раздумывая, Бэкхён спешно шагает к нему и тут же прижимается лбом к его плечу.       – Что случилось? – зовёт тут же Джонин, обнимая за плечи и мягко качая, чтобы успокоить. – Бэкки, что случилось? Ты бледный, как смерть.       – Я… Мне… – Бэкхён теряется в слова. Лучший друг знает, чуть больше мужа, но всё равно не знает правды о его взаимоотношениях с отцом. – Показалось…показался… Я встретил…       – Отца? – понимает, наконец, Джонин, складывая два и два, и Бэкхён невпопад кивает. Джонин обнимает сильнее. – Ты шёл к Ёлю? – снов кивок. – Сначала нужно успокоиться, Бэкки. Он не должен видеть тебя в таком состоянии. Бэкхён вскидывает на него взгляд, снова кивая, и позволяет лучшему другу увести себя в кафетерий возле участка. А там усадить в кресло, взять ему большой кусок чизкейка, поскольку сладкое успокаивает его, и Джонин прекрасно это знает, и большую чашку его любимого капучино. А сам садится напротив и покорно ждёт, когда Бэкхён немного придёт в себя и сам расскажет. То, что может рассказать.       – Он выбил у меня стакан из рук, – начинает Бэкхён, чувствуя, что становится легче. Он обхватывает свою чашку ладонями и опирается о спинку своего кресла, садясь в него поглубже. – Появился из-за угла. Узнал меня быстро.       – Что говорил? – уточняет мягко Джонин.       – Спрашивал…о мальчиках.       – Ох и дед! – Джонин фыркает недовольно. – Всю жизнь не интересовался, и тут, пожалуйста! Джонин говорит что-то ещё, пытается его успокоить и донести, что волноваться не о чем, и что его плохие отношения с отцом в прошлом, в его детстве ни коим образом не касаются его мальчиков. И что только им с Чанёлем решать, будут ли они общаться, а то, что Бэкхён никогда этого не хотел – очевидный и нескрываемый факт. И пока он говорит, Бэкхён думает о том, что оно и к добру, что ни Джонин, ни тем более Чанёль, и ни одна живая душа кроме него и отца больше не знает правды. Той правды, которую он скрывал и носил в себе столько лет. Той правды, которую он не раскроет никому никогда. Что плохие отношения с отцом, как уверен лучший друг и как считает муж – это в несколько сотен раз приукрашенная версия, которая ничего общего не имеет с той ужасающей реальностью, в которой Бэкхён жил много лет.

***

      – Сэхун-а, отец приехал! Джунмён видит его машину, что паркуется во дворе, и выходит в прихожую встретить.       – Сэ! Джонин слышит его голос из-за двери, нажимая на ручку той, и входит, оказываясь в прихожей. Тут же обнимает мужа за талию свободной рукой.       – Привет. Джунмён ничего не отвечает, только обнимает в ответ за шею да тянется за поцелуем, который муж тут же ему дарит.       – И я, и я! Наконец прибегает Сэхун, тут же прыгая и прося поднять его на руки, и Джонин второй рукой подхватывает его, чтобы он мог прижаться поближе и получить свой поцелуй в щёку и в макушку.       – Папочка пришёл! – радуется Сэхун, обнимая его, и Джонин хмыкает чуть удивлённо.       – Это чем я заслужил? – уточняет, снова целуя пухлую розовую щёчку.       – Он соскучился, – объясняет Джунмён, и следом кивает: – И я тоже. Джонин обнимает обоих покрепче, прижимая к своей груди, и следом вздрагивает, потому, что слишком знакомой мелодией отзывается телефон в кармане джинсов, так, что Сэхуна приходится поставить на пол, а мужа выпустить из объятий, чтобы принять вызов.       – Неужели опять? – Джунмён хмурится, когда после короткого звонка Джонин отвечает парой слов и сбрасывает, устремляя на них с Сэхуном по очереди виноватые взгляды. Сэхун смотрит в ответ глазами огромными, немигающими, пытаясь таким образом уговорить отца остаться, и Джонин присаживается перед ним на корточки, обнимая за пояс одной рукой.       – Солнце, слушайся папу, хорошо? – просит он. – Я скоро приеду, и пойдём кататься на велосипеде.       – Честно-причестно? – уточняет чуть повесивший нос Сэхун, глядя обижено.       – Обещаю. Джонин протягивает ему мизинчик, чтобы дать обещание, и Сэхун довольно принимает тот, проходя вместе с отцом привычный любимый ритуал. Джонин идёт облиться в душе, пока Джунмён варит ему кофе и гладит рубашку.

***

      – За последние пару недель я очень сомневаюсь, правильно ли я выбрал специализацию! – чуть нервно усмехается Джехён, когда весь спецотдел по особо тяжким собирается в своём кабинете в ожидании шефа.       – У нас похищение! Сынги входит в кабинет чуть взволнованный, но при этом решительный, спешно усаживаясь в своё кресло во главе стола.       – Вот пусть отдел похищений и занимается. Минхо хмыкает.       – Он бы с удовольствием, Минхо, – выдыхает шеф, – но похитили его главу!       – В смысле, шеф? – удивляется откровенно Джонин, устремляя на Сынги взгляд. – Как это возможно? Откуда? Когда?       – Всё по порядку, – Сынги кивает, проверяя что-то на своём рабочем компьютере, и следом выводя оттуда картинку на большой экран на противоположной от него стене, и коллеги устремляют туда взгляды, чтобы изучить дело. – Мы работаем с отделом похищений – подполковник говорит, что это может быть акт мести, а потому не исключено убийство. Поэтому мы в деле, – объясняет он, демонстрируя на экране имеющиеся улики, снимки с места похищения. – Су, нужно, чтобы ты сходил в «ОП» с Джехёном за показаниями – может быть, удастся понять, у кого были мотивы это сделать. Также изучите последние дела главы «ОП». Джонин, Минхо, начните с семьи – мы должны как можно скорее найти коллегу и поймать ублюдков до того, как они успеют ему навредить.       – Или до того, как до них доберётся «Каратель»! – замечает Джехён прежде, чем двинуть из кабинета прочь, чтобы выполнять приказ шефа, и детективы переглядываются между собой совсем понимающе.