***
– Эй, пропажа! Джонин, слыша знакомый голос, вдруг выпускает телефон из рук от неожиданности, пожанглировав им немного, и всё-таки даёт ему упасть, следом спешно поднимая и пряча в карман джинсов. – Что? – оборачивается он через плечо, глядя на мужа, который каким-то неведомым образом оказывается в середине дня в их кухне дома, обнаруживая Джонина здесь. Джунмён смотрит на его манипуляции с телефоном чуть подозрительно, следом устремляет на него взгляд. – Ты чего? – удивляется теперь уже вслух. – Джонин-а… – подходит поближе, складывая ладони на его плечи, и Джонин непроизвольно вздрагивает, тут же мысленно отвешивая себе оплеуху – нужно держать себя в руках. – Что случилось? – и от Джунмёна это, конечно, не укрывается. – Неважно себя чувствую, любовь, – старается убедительно солгать Джонин, поймав мужа мягко за запястье и потянув ненавязчиво к себе, чтобы усадить на свои колени и обхватить за талию, спрятать лицо у его плеча. – А так всё в порядке. – В порядке? – Джунмён через плечо оборачивается, накрывая его щёки ладонями, следом прижимается губами к его лбу, проверяя на наличие повышенной температуры. – Что у тебя болит? – Голова, – Джонин кивает, – и слегка морозит, – пожимает он плечами, пытаясь объяснить свою неожиданную дрожь. Муж сидит на его коленях сейчас – лёгкий, а ещё тёплый, и выглядит совсем озадаченным и взволнованным. – Дуй-ка ты, дорогой мой, в постель! – Джунмён хмурится, выпуская его лицо из ладоней и поднимаясь, чтобы выпустить Джонина, но тот отрицательно качает головой. – Мне нужно… – пытается возразить, но Джунмён тут же становится темнее тучи. – В постель! – повышает он голос, указывая пальцем в сторону спальни. – Ты в последнее время даже не спишь нормально, только работаешь сутками: и дома, и в участке. Дело уже закрыли, а ты… – Во-первых, его не закрыли, – мягко перебивает Джонин, поддаваясь его волнению, хотя и не в силах сейчас определить, настоящее ли оно, и поднимается на ноги навстречу, подходя к Джунмёну. – Во-вторых… – дальше решает не договаривать, потому что ладони Джунмёна сходятся за его шеей, и он так привычно приподнимается на носочки, чтобы оказаться поближе, на что, как и обычно, Джонин, конечно, поддаётся. Сам льнёт навстречу и накрывает тонкие губы поцелуем потому, что, несмотря на все подозрения, страхи и опасения в его адрес, каждый его вдох, слово и каждая черта его лица и нота аромата – всё ещё до скрипа в суставах любимы. И когда Джунмён отвечает на его поцелуй, прижимаясь ближе, и зарывается пальцами в волосы на его затылке, Джонин выдыхает в его губы и позволяет себе на несколько мгновений забыть обо всём происходящем вокруг него и насладиться этим моментом. А потому сползает ладонями с тонкой талии на ягодицы и следом ниже, чтобы поймать под ними и поднять, посадив следом на край кухонной поверхности рядом. Джунмён чуть разводит колени, позволяя ему шагнуть ближе, и обнимает ногами, куда достаёт. – Па, а что, отец дома…? Голос Сэхуна и его спешные косолапые шаги на пороге кухни обнаруживаются не сразу, а спустя пару мгновений того, как они там появляются. Сэхун от неожиданности ойкает и тут же закрывает ладошками глаза. Джонин спешно отстраняется, шагая прочь, устремляет взгляд на источник смущённого «ой» и следом обнаруживает на пороге кухни своего папу, который появляется из прихожей, и который привёз Сэхуна. – Дома. Соглашается Джунмён, задним числом отвечая на вопрос Сэхуна, и кивает свёкру приветственно в ответ, когда тот с улыбкой так же кивает ему. Джонин двигает Сэхуну навстречу и прежде, чем маленький альфа успевает отнять ладошки от лица, подхватывает на руки. Сэхун тут же обнимает за шею и довольно прижимается щекой к щеке отца, улыбаясь во весь рот. – Папочка, – зовёт. – Ты дома? – и получает очередной кивок в ответ. – Я так соскучился. – И я по тебе, – Джонин чмокает в щёку. – Пойдём машинки катать? – Да! Когда муж с малым уходят, Джунмён, наконец, слезает с кухонной поверхности и жестом приглашает свёкра полноценно в кухню, чтобы напоить чаем. – Что это он дома в такое время? – удивляется папа Джонина, усаживаясь в кресло у стола, пока Джунмён ставит чайник. – У него всё нормально на работе? – Зарабатывается, – отвечает Джунмён, пожимая плечами. – В последнее время мы тоже редко его видим, – Джунмён ставит чашку возле старшего омеги и садится рядом с такой же для себя. – Мне уже снится это чёртово похищение. – Сын своего отца! – вздыхает свёкр. – Трудоголик. И после вечером, перекатав с Сэхуном все машинки и успешно уложив его, вымотанного, но счастливого спать, Джонин находит мужа в кресле их спальни. Джунмён вскидывает на него взгляд и Джонин понимает, что его ждали. Подходит поближе, легко подхватывает на руки, завлекает в поцелуй по пути от кресла к кровати. Опускает на свежие простыни и, нависая над ним, целует снова, нетерпеливыми движениями избавляя от одежды. Следит, оставляя отпечатки пальцев и поцелуи, находит губами каждую любимую родинку да изгиб, ловит его стоны, заглушая своими поцелуями, и когда муж в итоге засыпает на его груди, ловит себя на мысли, что снова жутко колит под рёбрами.***
– Джонин-а, ну-ка взгляни на этих! – Сынги толкает двери кабинета своего отдела, надеясь найти там детектива, но на месте оказывается весь отдел, а потому все их взгляды тут же устремляются на него. Сынги коротко кивает в приветствии, но подходит к Джонину, вручая ему папку с документами, что принёс. Тот кивком благодарит, принимая, и берётся изучать. – Шеф, – подаёт голос первым Минхо. – А что, наш детектив Ким работает над чем-то особенным? – Да, – решая не юлить и не скрывать, согласно кивает Сынги. – Но над чем именно – мы сообщим вам позже, когда картина немного вырисуется, а сейчас прошу вас его не отвлекать и с расспросами на настаивать. Минхо, помедлив, кивает в ответ, Джехён хмурится, но молчит, Кёнсу, выслушав, продолжает заниматься своими делами. – Этот! – Джонин находит среди документов необходимое досье и кладёт перед шефом на столе, когда тот занимает своё место во главе стола. – Уверен? – Сынги вскидывает на него взгляд, когда детектив приносит дело того человека, который сыграет роль наживки. – За ним небольшие грешки, конечно, и амнистировать его будет не сложно, но он должен справиться со своей ролью. – Уверен! – Джонин указывает в досье на нужное место, где сказано, что выбранный им человек – несколько лет водил за нос как гражданских, так и полицию, умело мошенничая, и Сынги понимает, что да, Джонин прав. – Он справится и кажется мне убедительным. На него вполне можно клюнуть, и он горазд на то, что мы на него повесим. – Хён, мне страшно, – подаёт в это мгновенье голос Джехён, наклоняясь к Минхо. – Что они задумали? – Джехён-а, отличительная черта детективов нашего отдела – терпение, – напоминает ему Сынги, слыша его вопрос, и Джехён втягивает шею в плечи, смутившись, и тут же садится ровно, бросая попытки что-то выведать. – Джонин, если ты решил окончательно, можешь поделиться с отделом, – даёт он добро. – Но прежде, чем вы накинетесь с вопросами, я сразу предупрежу вас – над этим делом детектив Ким работает один. И это не подлежит обжалованию. Нам не нужна толпа в таком щекотливом вопросе. Я надеюсь на ваше содействие и понимание, а ещё на то, что вы хорошо отыграете свои роли. – Какие роли? – чуть подозрительно уточняет Кёнсу, когда шеф жестом просит его присесть к остальным за стол, и оборачивается к Джонину, позволяя говорить. – Шеф поможет нам сымитировать жестокое убийство во время ограбления. Убийства на самом деле не будет, а убийца будет подставной. Мы создадим полную видимость настоящего преступления и посмотрим на реакцию «Карателя». – Взять «Карателя» на живца? – присвистывает Джехён, не скрывая удивления. – Для начала нам нужно понять, откуда он добывает информацию. А ещё проверить, чтобы в полиции не оказалось «крысы», – объясняет Сынги. – Кёнсу, как думаешь? – Я очень сомневаюсь, что «Каратель» настолько глуп, что позволит нам взять себя с такой наживкой, – отзывается Кёнсу. – Но на самом деле, план неплохой. Так мы хотя бы подберёмся к нему поближе. В конце концов, он может действовать не один. Это тоже нужно проверить. Если всё сделаем грамотно и максимально естественно, есть вероятность, что он поведётся. – Погодите, дайте разобраться, – подаёт, наконец, голос Минхо. – То есть вы хотите нанять человека, который отыграет роль убийцы для «Карателя»? – уточняет он и Джонин вместе с шефом в унисон кивают. – А как «Каратель» на него выйдет? – Вот это мы и проверим, – Сынги кивает. – Информация будет, по сути, только у нас, и если его источник информации – это полиция, нам станет понятно, что либо он как-то с ней связан, либо есть «крыса». – Нет, я не об этом, – Минхо отрицательно качает головой. – Как обеспечить этому подставному убийце безопасность? Как вы собираетесь проверить, кто это: сам «Каратель» или информатор, при этом не взять его, но гарантировать этому, так сказать, актёру, безопасность? – Я его спугну, – отзывается Джонин. – Когда он подберётся совсем близко. – А как ты будешь знать, когда наступит это самое «близко»? – переспрашивает Минхо. – Носиться за актёром всюду и всегда ты не сможешь – это будет подозрительно и заметно. Су сам сказал: «Каратель» – далеко не дурак, не думаю, что это будет незаметно и непонятно для него. – Мы создадим благоприятную почву, условия для того, чтобы он показал себя там, где нам нужно. А Джонин будет там его ждать. – Теперь и мне кажется, что всё пропало, – вздыхает Джехён, глядя на хёнов виновато. – То есть, он же столько раз опережал и обводил нас вокруг пальца, ему ничего не стоит сделать так и в этот раз. Мне кажется… – Вы его недооцениваете, – понимая, о чём говорит Джехён, договаривает за него Кёнсу. – Верно. Я согласен. Поймать его в такую очевидную ловушку будет сложно, хотя план изначально неплохой. – Есть идеи, как его усовершенствовать? – уточняет Сынги. Джонин, слушая в стороне, вдруг понимает, что коллеги правы, и больно закусывает щёки изнутри, отворачиваясь на несколько мгновений к окну и крепко зажмуриваясь. Если тем, кого они ищут, вдруг окажется муж, пути назад уже не будет. – Быть может, не нам нужно создавать эти условия, а непосредственному тому, кто будет играть роль потенциальной жертвы, – предлагает Кёнсу. – Но он должен быть внимателен и смотреть в оба. Когда поймёт, что на крючке, даст знать Джонину. – А я должен буду каким образом в течении короткого времени оказаться там, где ему нужно? – уточняет Джонин, поворачиваясь к Кёнсу, и тот, в отличии от коллег, слышит в его голосе и видит на его лице не только раздражение, которого он не скрывает, но также и тревогу – явную и слишком заметную для него. – Тогда нам нужно заманить его туда, куда нужно нам, – предлагает Джехён, и все взгляды тут же устремляются на него, отчего он тушуется. – Что? – уточняет следом. – Снова недооценил? «Каратель» гораздо умнее нас, да? – Идея неплохая, – соглашается с ней Кёнсу. – Шеф, как думаете? – Это ты мне сажи, – Сынги вздыхает. – Поведётся? Это перекликается с тем, что предложил ты, что потенциальная жертва сама создаст условия для своей поимки. – А Джонин-хён будет ждать на месте! – добавляет Джехён. – Джехён-а, ты отлично соображаешь! – хвалит его Минхо, следом потрепав по плечу. – Думаете, правда клюнет? – чуть смягчается Джонин, глядя на каждого по очереди. – Знаю, я предложил это, но… – А мы постараемся приложить для этого все усилия, – уверенно отзывается Минхо, глядя на него. – Вы уже выбрали, кто будет нашей потенциальной жертвой? Джонин молча протягивает другу досье, и тот кладёт его на стол перед собой, чтобы изучить, и Кёнсу с Джехёном подсаживаются с двух сторон поближе, чтобы тоже взглянуть.***
Джонину кажется, что он тонет. Уходит всё глубже под воду каждый раз, когда пытается вдохнуть. Тонет без возможности всплыть и это именно груз на его плечах, словно камень, тянет его сквозь непроглядную толщу воды ко дну так верно, что надежда на спасение тонет рядом вместе с ним. Захлёбывается. Джонину кажется, что он тонет каждый раз, когда семимильными шагами двигается в направлении продуманного им и его отделом плана. Падаёт в воду, разбиваясь о её поверхность, когда они с шефом в совершенно секретных условиях встречаются с выбранным человеком, и они посвящают его в дело, информируя, что если постарается, заработает себе пару амнистий. Его зовёт Им Вонхи, он мошенник и вор в отставке. Камнем идёт ко дну, оставляя на воде круги, когда Кёнсу советует обратиться к физиогномистам и с целью последующей защиты изменить его внешность – прибегнуть к пластичному гриму на случай, если всё пойдёт вверх дном и спасать его от «Карателя» придётся уже не по плану, а по-настоящему. Выпускает весь воздух из лёгких, когда они с отделом тщательно планируют будущее убийство так, чтобы оно выглядело естественно и никоим образом не могло привести ни к истинной личности Вонхи, ни к полиции, иначе большая рыба сорвётся с крючка и уже вряд ли когда-то туда попадёт. Захлёбывается водой, позволяя ей наполнить всего себя изнутри: залить глотку, уши и глаза, утопить лёгкие и смешаться с кровью, когда посреди ночи продуманным заранее звонком его будит рядовой, сообщая об обнаружении в Тондэмунгу тела молодого беты на улице. Сэхуна, который спит с ними в ту ночь, Джонин осторожно перекладывает поближе к мужу и ласково целует в щёку, убирая волосы с лица. Джунмён, сонный и лохматый, в халате, находит его в прихожей у порога, где Джонин уже обувается, и взволнованно интересуется, что случилось. Джонин коротко отвечает, что вызов, обещает закрыть их на все замки и целует на прощание перед выходом совсем жадно и почти отчаянно. Неизменно сонный, Джунмён уходит к Сэхуну под бок, пока Джонин снаружи прижимается спиной к закрытой двери, прикрывая глаза, и понимает, что отчёт пошёл. Первым, что даже немного его удивляет, звонит Бэкхён, просит дать комментарий, и Джонин рассказывает то, что может рассказать и то, что рассказать должен. Муж звонит в обед, предлагая вместе пообедать, но комментарий в итоге ему даёт Минхо. Уже совсем привычно. Джонин спрашивает, как им спалось, и не капризничал ли Сэхун, а Джунмён говорит, что его утро началось со звонка редактора после, как появился первый полицейский отчёт. Джонин знает, отчёт на сайте управления полиции опубликовал он лично. Минхо, приходя за кофе, находит их за любимым столиком и подходит поздороваться. Джунмён спрашивает, как у него дела, и тут же следом тянется за диктофоном, прося комментарий, который Минхо, конечно, ему даёт. Джонин делает это крайне редко, чтобы ни его, ни мужа не обвинили в предвзятости. Когда Джонин провожает его к машине, чтобы отправить в редакцию, то обнимает за плечи на прощание и смотрит в глаза несколько мгновений совсем внимательно, отшучиваясь на его вопросы об усталости. Усталость – это меньшее из всего, что может произойти с ним дальше, и чем больше он об этом думает, тем больше уже, кажется, совсем привычно болит где-то под рёбрами от каждого вдоха и каждого стука сердца о рёбра. Эта боль за несколько дней становится неотъемлемой частью его и больше всего Джонин в какой-то момент начинает бояться, что она больше никуда от него не денется – врастёт и закрепится. Возможно, усилится, но ножом между рёбрами будет теперь ощущаться всегда. Вонхи прячется несколько дней, как и задумано по плану, давая «Карателю» возможность узнать и разведать о нём, приготовиться к собственному плану и, с огромной надеждой, на деле попасть в сети чужого. Этого дня Джонин боится более всего в жизни – того, что или кого он может увидеть. Ещё больше он боится, что может чего-то не увидеть и сомнения сожрут его живьём. Обе эти стороны одной медали вызывают в нём буквально животный страх. Но не перед тем, кого он увидит, а от того, как он сумеет увиденное осознать, воспринять и в принципе жить с этим в случае, если всё окажется так, как бы ему меньше всего хотелось. Утро того дня, когда дело должно двинуться с мёртвой точки, выходит каким-то совершенно не таким по ощущениям, как любое до этого. Джонин просыпается раньше будильника и рассматривает залитую солнцем спальню, привычные вещи на своих местах, обстановку и спящего на соседней подушке мужа. Бесшумно встаёт, двигая в спальню к Сэхуну, чтобы взглянуть на маленького соню. Тот обнимает любимого огромного Ститча во сне, буквально лёжа на нём, и улыбается во сне совсем счастливо. Джонину думается, что, наверное, ему снится, как необычный щенок Ститч, являющийся на самом деле пришельцем, появился на пороге его дома. Кое-как приседая на кровать рядом, Джонин смотрит на него спящего, мягко гладя по волосам, чтобы не разбудить раньше времени, и гонит прочь мысли о том, что будет с его маленьким мальчишкой в случае, если правда, возможная и невообразимая одновременно, пугающая, невероятная и ужасающая, выплывет наружу. Потому что вероятность того, что Джунмён замешан во всём происходящем, ровно такая же, как и та, что он нет. И когда предполагает первое, боль под рёбрами усиливается до такой степени, что перекрывает дыхание; а когда думает о втором, чутьё внутри звенит колокольчиком совсем настойчиво и даже глушит. Это как медленная пытка, дыба, словно обстоятельства тянут в разные стороны, пытаясь разорвать, и ощущение того, как трещит кожа, суставы, мышцы и кости – слишком настоящее. – Доброе утро, – голос Джунмёна звучит над ухом шёпотом, и муж складывает ладони на его плечи, съезжая ими по груди и прижимаясь щекой к его щеке, тоже глядя на спящего Сэхуна. – Я сварю кофе, а ты поднимай его. Джунмён целует в щёку, получая такой же поцелуй в ответ, и Джонин коротко кивает, соглашаясь. Очень маловероятно, что сегодня он сможет выдавить из себя хотя бы пару слов. Муж уходит на кухню. Джонин провожает его взглядом и тянется к пушистой макушке, чтобы слегка ту потрепать, следом так же плечо и ласково чмокнуть босую розовую пяточку. Сэхун ворочается, следом распахивает глаза, просыпаясь и, выпуская из объятий своего Ститча, переползает на колени отца, чтобы обнять теперь его и несколько мгновений ещё доспать в его сильных горячих руках, точно зная, что отец позаботится о нём. К моменту, когда Джунмён увозит маленького альфу в сад, Джонин остаётся сидеть один за кухонным столом, рассматривая кухню и чувствуя, как солнечные лучи греют кожу. Красивая ложь или отвратительная правда? Утонет или всплывёт? Шеф приезжает за ним спустя час, и они совсем понимающе переглядываются – Сынги предвкушает успешную охоту, Джонин боится дышать от боли. День Вонхи расписан по минутам – он ведёт себя как человек, совершивший убийство во время грабежа; как человек, который скрывается от закона, но при этом самоуверенный настолько, чтобы заниматься какими-то своими повседневными делами. Джонин, сидя за своим рабочим столом и обхватив стакан кофе ладонями, бездумно глядит вперёд перед собой, пока телефон, лежащий перед ним на столе, отображает местонахождение Вонхи с помощью маячка. Преступление, которое якобы совершил Вонхи, Джонин, ища «Карателя» девять лет, продумывает до таких мелочей, чтобы это смотрелось максимально естественно, что учитывает даже способ мести. Того, как «Каратель» всегда даёт своей жертве почувствовать то, что тот делал со своей, вкусить и разделить, так сказать. И если Вонхи, судя по сценарию, «пасёт» от банкомата и убивает молодого бету на улице, удушив шарфом со спины, чтобы завладеть его имуществом, то «Каратель» обязательно напомнит ему, как это – задыхаться без воздуха. А потому прятать маячок в цепочке на его шее – не вариант, это слишком заметно. Прятать его в ремне брюк тоже – тот отлично пришёлся бы кстати всё с той же целью задушить, или, на крайний случай, зафиксировать руки. Поэтому Джонин решает спрятать маячок в пуговице на рукаве его рубашке – современный и незаметный, туда, где он будет в относительной безопасности и поможет легко отслеживать Вонхи. Разрабатывая план в течение нескольких недель, Джонин учитывает, что «Каратель» обычно долго не ждёт и, обнаружив, уничтожает жертву сразу. А поскольку Вонхи несколько дней прятался, а сегодня выходит впервые с момента обнаружения полицией тела и объявления его как подозреваемого, возможно, что и «Каратель» выходит вместе с ним, с той только разницей, что не проветриться, а на охоту. Но он должен быть уверен, что Вонхи – действительно тот, кого он ищет. Настоящий убийца. Но об этом Джонин тоже позаботился. На месте преступления остались отпечатки и следы, поскольку подозреваемый – совсем не убийца и убил только из нужды скрыть преступление. Он не продумывал деталей убийства и не планировал его, всё случилось спонтанно: и оставшиеся фрагменты его кожи на шарфе, которым якобы задушили жертву; и его нечёткий, но всё же силуэт на камере возле банкомата. И сегодня, когда впервые за несколько дней Вонхи, скрываясь от полиции, окажется на улице и будет ходить исключительно теми маршрутами, чтобы нигде ей не попасться, Джонин очень надеется, что он где-то попадётся «Карателю». К вечеру, как стемнеет, он должен двинуть к заброшенному бассейну на окраине Мёндона, чтобы заплатить за свои поддельные документы, по которым попытается выехать из страны. И только на этот вечер все надежды. Вонхи нарочно не бродит по тёмным и злачным местам до наступления сумерек, хотя прячется в капюшоне и за кепкой. Его фотография, как подозреваемого, уже с пластическим гримом, обновлена во всех возможных государственных базах на тот случай, если «Каратель» решит проверить. На этих новых фотографиях он совсем другой, носит другое имя и даже имеет другую биографию. Джонин наблюдает за его передвижениями весь день и только молча переглядывается с коллегами. Мало говорит, пьёт много кофе и пытается как-то максимально настроиться на то, что может его ждать этим вечером, хотя головой понимает, что невозможно быть полностью к такому готовым. Кёнсу говорит, что у психопатов, которые убивают, наступает точка невозврата – это момент, когда они чувствуют себя настолько мастерами своего дела, неуловимыми да искусными, что из-за такой глупости допускают роковые ошибки. Джонин надеется, что это именно тот случай. Потому что кроме надежды ему ничего и не остаётся больше. Джунмён звонит ему ближе к концу рабочего дня и Джонин смотрит на экран телефона, где входящий вызов, и не спешит принимать его. Медлит до последнего. – Да? – Джонин-а, – его голос звучит чуть возмущённо. – Чего так долго? – Много дел… – выдыхает он и следом словно исправляется, добавляя: – …любовь. А ты как? – А я уже домой скоро, – отзывается он. – Только закончу статью. Сэхуна забрал твой папа – у них сегодня вечер кино втроём, так что он сказал, если они задержатся допоздна, малый останется ночевать у них. Как удобно! – Хорошо, – кивает Джонин. – Джунмён-а, я ещё не знаю, когда буду дома, – признаётся честно. – Весь отдел тут со мной, работаем вместе. Есть зацепки, – осторожно роняет он, прислушиваясь к голосу из трубки. Он должен поторопить. – Может получится взять этого гада уже на утро. – Ух ты! – восторженно выдыхает Джунмён с улыбкой. – Было бы здорово! Даже опередили бы самого «Карателя»! От этого «самого» Джонин снова ощущает острую боль под рёбрами и чуть хмурится. – Будет видно. Так что если Сэ не будет, ложись без меня. Я приду, как только смогу. – Утром созвонимся? – уточняет Джунмён. – Конечно! Джунмён желает ему удачи, просит быть осторожным и сбрасывает вызов. Джонин думает о том, что если закрыть глаза на то, что он сейчас говорил с мужем, и представить, что говорил с «Карателем», какова вероятность того, что он действительно его поторопил, дав понять, что если хочет успеть сделать свою работу, то должен сделать её раньше того, как полиция сделает свою? В указанное время экран телефона, где отслеживается место нахождения Вонхи, наконец, показывает, что он двигает в нужном направлении, правда очень долгим маршрутом, и Джонин надеется, что «Каратель» не перехватит его раньше, хотя маршрут Вонхи и проложен таким образом, чтобы постоянно быть среди толпы, прятаться в толпе. Шеф просит быть осторожным, смотрит ему в глаза совсем уверенно и коллеги провожают как в последний бой, обещают, что они на связи и всегда готовы прийти на помощь. Каждый из них надеется, что всё выйдет как задумано, и что расстояние позволит Джонину видеть достаточно, а ему страшно настолько, что пальцы рук, спрятанных в карманах, мелко дрожат. Он на такси добирается к нужному месту. Помещение заброшенного зимнего бассейна давно используется, как место встречи для многих, кто добывает или избавляется от чего-то нелегального или нелегально, и несколько раз в неделю тут дежурит патрульная машина, но, конечно, не сегодня. Джонин осматривает помещение бассейна, понимая, что на самом деле здесь на так много мест, чтобы провернуть то, что собирается провернуть «Каратель». Но есть огромный плюс у этого места – здесь давно ни одной камеры наблюдения, а у одного из укромных мест в зале для инвентаря, у которого осталось лишь полторы стены, большой старый прожектор, единственный источник света здесь, да именно он заживлён от старого генератора позади здания бассейна. Джонин надеется, что «Каратель» выберет это место, но не слишком доверяет удаче, а потому вместе с маячком снабжает Вонхи также камерой, которую помещает в пуговицу его рубашки на груди с надеждой на неё. Камера, о которой не знает даже Вонхи, подключена непосредственно к его телефону да используется в разведке, как аппарат, способный передавать изображение ночью в режиме реально времени, а так же отображать звук. Потому, что если не разберётся сейчас, Джонин знает, он не осмелится потом ещё раз. Просто не сумеет пропустить через себя всё это снова. А потому решает перестраховаться. В конце концов, того, кого увидит сегодня Вонхи, увидит лишь он, его камера и больше никто. Едва начинает сереть, Джонин проверяет, где Вонхи и уже на месте занимает место, которое должно обеспечить ему хороший ракурс и вообще возможность хоть что-то увидеть. Патрульные были здесь вчера, а потому те, кто обычно использует это место для своих дел, вряд ли явятся сюда сегодня в страхе, что полиция может вернуться. Джонин натягивает на голову капюшон своей чёрной худи, выкручивает яркость телефона на минимум и скрывается в темноте, надеясь, что «Каратель» последует за своей жертвой сюда, понадеявшись на укромность и заброшенность, и когда Вонхо оказывается совсем близко, Джонин вдруг понимает, что сердце в груди гремит так сильно, что даже глушит. Но прежде, чем увидеть переднюю фару велосипеда, на котором приезжает Вонхи, Джонин видит кого-то ещё, понимая, что его опережают. Человек, что прячется за капюшоном и кепкой, оказывается перед зданием бассейна у заднего входа. Джонин видит его силуэт с помощью единственного прожектора и, глядя в телефон, чтобы найти Вонхи, понимает, что тот тоже здесь, но с другой стороны здания. Джонин спешно сменяет приложения слежки на камеру и прикрывает глаза, чтобы замедлить дыхание, а с ним и пульс, чтобы не выдать себя никаким из способов, но сердце не слушается и проверенные техники самоконтроля помогают не сразу. А когда таки помогают, человек, чей силуэт Джонин снова находит взглядом, обходит здание и Джонин следит за его тенью, что двигается вдоль восточной стены – разбитые ныне, а некогда панорамные окна во всю стену позволяют ему беспрепятственно наблюдать. Вонхи в это время в слабом свете прожектора, который установлен посреди здания бассейна и бросает свет, как на северный, так и на южный входы, крутится вокруг своей оси, якобы ожидая кого-то, смотрит на часы на своём телефоне и переминается с ноги на ногу. – Ёнмин? – зовёт он по имени того, кого якобы должен ждать, когда из темноты справа показывается силуэт. – Паспорт привёз? Если ты с пустыми руками, то проваливай! Джонин слышит лёгкий страх в голосе Вонхи и только надеется, что его не слышит тот, кто вырастает из темноты напротив Вонхи. Но когда человек искусным ударом в лицо кулаком, а затем локтём отправляет Вонхи в обморок, Джонин понимает, что не прогадал, и что вероятность того, что это именно «Каратель» – скачет до неба. Вонхи грузом валится на землю и человек несколько мгновений смотрит на него, оценивая. С такого расстояния Джонин видит только его очертания и, несмотря на то, что Вонхи удачно падает на землю, сейчас камера на его груди демонстрирует только верхние кроны тополей, которыми порос парк вокруг здания бассейна. Человек, кажется, вынимает из-за пазухи верёвку и связывает своей жертве ноги, затем тащит куда-то внутрь здания и Джонин чувствует, как холодеет всё внутри. Если его сейчас застанут и придётся рвануть в погоню, он будет бежать до последнего вдоха для того, чтобы поймать того, кто попытается скрыться, кем бы он ни был! Человек затаскивает бессознательного Вонхи внутрь и, оказавшись к нему уже ближе, Джонин видит, как он крутится по сторонам, осматривая этот угол здания в поисках, видимо, удобного для себя места. И когда находит то в тени, куда свет старого прожектора достаёт уже не очень хорошо, развязывает ноги Вонхи, берясь разбираться с верёвкой. Джонин дышит через раз, понимая, что человек оказывается в поле его зрения довольно рассмотримо, и что бледный свет прожектора прячет их с Вонхи не в кромешной тьме, по крайней мере, не для Джонина. И когда человек заканчивает мучиться с верёвкой и наклоняется над Вонхи, надевая ту ему на шею, сложенная и связанная в узлы верёвка вдруг напоминает Джонину петлю. Человек, используя высокую балку турника у старого бассейна, перекидывает свободный край верёвки через него, создавая рычаг, и тянет за верёвку, поднимая следом за собой Вонхи, который, наконец, начинает приходить в себя. Его руки связаны за спиной, но петля затянута не настолько сильно, чтобы удушить его сразу или сломать шею, и Джонин понимает, что у него есть шанс узнать и увидеть побольше. А Вонхи, отсидевший уже пару небольших сроков, бывал в разных ситуациях, и пообещал играть до конца, до того момента, пока его жизни не начнёт угрожать непосредственная опасность и детектив Ким не включится в игру, чтобы спугнуть «Карателя». – Очнулся? Голос двоит. Джонин слышит его и в реальности, и в правом ухе, где спрятан наушник, а потому точно идентифицировать его сразу не удаётся. Понадеявшись, что лучше услышит его не на записи микрофона, а своими ушами, Джонин осторожно, стараясь не издавать лишних звуков, вынимает наушник из уха, отключая и пряча тот. – Ты кто такой? – выдыхает Вонхи, начиная дёргаться, когда понимает, в какой позе подвешен. Он хрипит в силу позы, хотя всё ещё может дышать. – Ну, – тянет человек. – Это с какой стороны посмотреть. Чужой голос звучит низковато и с лёгким эхом, и Джонину вдруг кажется, что голос неестественный, и что его занижают намеренно, особенно если учесть, что человек говорит в полголоса. – С какой ещё стороны? – фыркает недовольно Вонхи. – Отпусти меня сейчас же, ублюдок! Вонхи снова чуть дёргается, от чего раскачивается на верёвке, перекрывая себе дыхание, и в это мгновенье происходит то, что происходит. Человек, стоящий напротив, вдруг смеётся, и у Джонина волосы на руках встают дыбом, потому что этот смех вдруг кажется ему каким-то подозрительно знакомым. Джонин вынимает телефон, чтобы взглянуть на то, что показывает камера, но человек стоит чуть поодаль от Вонхи и попадает в кадр только по шею. Проклятье! Ещё бы один шаг ближе и он мог бы увидеть. Благодаря качеству камеры Джонин видит, что на нём короткая болоньевая чёрная куртка от «Nike», и пытается понять, видел ли он эту или похожую куртку раньше. Судя по всему, человек значительно ниже Вонхи, хотя тот немного ниже самого Джонина. – Отпусти меня, ублюдок! Ты слышишь? Немедленно! – Чем больше ты дёргаешься – тем хуже себе делаешь! – отзывается человек. – Кто ты такой, а? Что ты за маньяк такой? – Вонхи перестаёт дёргаться, пытаясь совладать с собой и, слыша и без камеры, как он тяжело и сбито дышит, Джонин понимает, что где-то в этот момент заканчивается игра и начинается реальная жизнь. И реальный страх. – Маньяк? – уточняет человек и вдруг, видит Джонин, шагает к Вонхо поближе. Джонин затаивает дыхание, понимая, что человек появляется в поле его зрения, но тот, проклятье, в огромно чёрном капюшоне худи и в кепке, а ещё, кажется, в маске. – А ты уверен, что маньяк здесь – я? Вонхи наблюдает и, видит со своего убежища и Джонин, человек расстёгивает на себе куртку, вынимая из внутреннего кармана той пачку купюр номиналом в одну тысячу вон. – Ты задушил мальчишку ради этого? – и бросает пачку купюр Вонхи в лицо. – Ради этого, чтобы болтаться теперь здесь? – Кто ты, сволочь? Что тебе нужно? – Они называют меня по-разному, – человек шагает ещё ближе, и Джонин всматривается в экран телефона, пытаясь разглядеть хотя бы что-то – черты, жесты, движения, повадки. – Но для тебя я буду просто «Карателем». Руки, что держат телефон, берутся заметной дрожью, и Джонин понимает, что ему стоит нечеловеческих усилий, чтобы не выронить телефон, выдав себя таким образом. Ещё никогда в жизни он не был к нему так близко и от этого кровь стынет в жилах, когда он, уверенный, что жертве не выжить, просто себя называет. Но Вонхи, мошенник со стажем и, на самом деле, большой подонок, не был бы собой, если бы, даже предполагая, что может умереть по-настоящему, не предпринял бы попытку забрать или попытаться забрать с собой на тот свет кого-то ещё. Поэтому, когда человек подходит ещё на полшага ближе, для того, чтобы представиться, Вонхи делает следующее: он сгибает ноги в колени, чуть толкая человека в грудь, а затем, жертвуя воздухом в своих лёгким подаёт тело вправо так, чтобы крутануться на верёвке, и поднимает связанные руки вверх в момент, когда крутится, сбивая с человека и кепку, и капюшон. Джонин вскакивает на ноги с корточек от неожиданности, пользуясь созданным шумом, и подносит телефон поближе к глазам. Человек бьёт Вонхи в живот, заставляя того застонать от боли, и наклоняется, чтобы поднять кепку. – Тебе так не терпится взглянуть в лицо своей смерти? И дальше он делает то, чего от него не ожидают ни Вонхи, ни тем более наблюдающий из темноты с помощью камеры и видя своими глазами, Джонин. Он снова шагает ближе, оказываясь в обзоре камеры, и тянет с уха маску прочь, полностью открывая лицо и вскидывая взгляд на Вонхи. Джонин, не дыша, словно в замедленной съёмке, смотрит, как медленно поднимается чужое лицо, сантиметр за сантиметром. Смотрит на точёный подбородок и тонкие губы, ровный нос и ясные карие глаза, красивое лицо, обрамлённое копной тёмно-каштановых прядей. Смотрит и не узнаёт. Не узнаёт в этом лице и капли былого, что видел раньше на протяжении девяти лет. Не узнаёт, где на нём были улыбки, где на нём был смех, и волнение, и разочарование, и нежность, и забота. Смотрит и чувствует, как валится с ног. Голова берётся кругом так сильно, что он зажмуривается, но через мгновенье снова распахивает глаза, рассматривая совсем внимательно, на экране своего телефона, что подключен к скрытой камере на пуговке рубашки потенциальной жертвы «Карателя» лицо мужа. Узнавая каждую черту, каждый сантиметр, изгиб губ и бровей, и одновременно с тем не узнавая вовсе, потому что это совсем не его лицо, так, словно он надевает маску, или наоборот снимает её. В его глазах тёмные дыры пустоты, и они зияют так рьяно, что даже не верится, что он может смотреть с таким глубоким холодным и жестоким равнодушием, с каким смотрит на Вонхи. Джонин снова зажмуривается, уговаривает себя оторвать взгляд от экрана телефон и взглянуть своими глазами, по-настоящему, потому что света достаточно и ракурс подходящий, но страшно настолько, что снова колит в груди. Так, словно экран телефона лжёт и это не может быть Джунмён. Джонин прикусывает щёки изнутри до крови, вновь зажмуриваясь, и, наконец, поднимает голову. Но когда он распахивает глаза и смотрит вперёд точно на мужа, почему-то ничего не меняется. Потому что это именно его он видит напротив Вонхи. Именно он назвал себя «Карателем» несколько мгновений назад. Именно он пытается убить невиновного, на деле, человека. Джонин пытается распахнуть губы, чтобы сделать вдох, но ничего не выходит. Распахивает их вновь, чтобы позвать его по имени из темноты. Пытается хотя бы выдохнуть, но понимает, что его словно парализовало. В груди колит с такой силой, что немеют кончики пальцев, и Джонин вдруг думает о том, что если у него сейчас в это самое мгновенье остановится сердце, это будет достойным окончание всей той боли, что волной ледяной воды окатывает его. Голова снова кружится. Он больше не слышит, что ещё говорит муж, плохо видит и плохо понимает, что происходит, только где-то на задворках сознания бьётся мысль о том, что сейчас он должен спасти Вонхи. Потому он сползает на землю по опорному столбу, о который опирался, и находит рукой в темноте на земле первый попавшийся камень. Затем, кое-как размахнувшись, бросает его куда-то в противоположную от себя сторону. И темнота.