***
– Ух ты, господин Ким, не ожидал вас увидеть! – присвистывает Кёнсу, искренне удивляясь, когда Джунмён вдруг появляется на пороге его офиса в уговоренное время первого сеанса психотерапии, назначенного судом. – Если бы не суд… – подытоживает Джунмён, входя после короткого жеста. – И, может быть, ещё Джонин, – подсказывает Кёнсу, с улыбкой наблюдая, как Джунмён недовольно зыркает в его сторону, пока двигает от двери к вешалке, где оставляет пальто и следом опускается в кресло против стола Кёнсу. – Как настроение? – Надеюсь, вопросов о том, как дела, не будет? – уточняет Джунмён. – Мне кажется, я пришёл сюда по делу, а не на дружеские беседы. – А это вопрос по делу, господин Ким, – замечает Кёнсу. – Поскольку мы работает с вашими эмоциями, большая часть работы заключается в том, чтобы научить вас их идентифицировать и отличать друг от друга. Я посоветовался с коллегами, и мы более точно классифицировали ваш диагноз… – Кёнсу, – перебивает Джунмён, устало прикрывая глаза. – Меня жутко мутит и я не спал всю ночь из-за этого, поэтому оставь свой наигранно учтивый тон и давай к делу. Я готов работать. Я понимаю, что ты разбираешься в своей теме, но меня бесит это наигранное уважение. – Оно не наигранное, – отзывается Кёнсу. – Так я отношусь ко всем пациентам. – Я не совсем пациент, – замечает Джунмён. – Верно? – С чего такие выводы? – Ты – коллега моего мужа, пытающийся подбивать к нему клинья, не так? – Джунмён вопросительно вскидывает бровь. – Джунмён, помнишь, на корпоративе, где мы познакомились, ты высказался по поводу моего психологического портрета «Карателя» в его защиту, когда я сказал, что у него проблемы с самооценкой? – напоминает Кёнсу, откидывая формальности. – Погоди-ка, – Джунмён хмыкает. – Я высказался потому, что ты сказал, словно у меня клинический нарциссизм, а потом заявил, что проблемы с самооценкой, но мы оба знаем, что это абсолютно противоположные понятия. – Ну так вот, – настаивает на своём Кёнсу, продолжая. – Судя по твоей реакции, с самооценкой у тебя действительно проблемы, потому, что уверенный в себе человек, знающий, что муж не посмотрит ни на кого другого, так бы не реагировал. – Это в идеале, в учебниках, Кёнсу, – отвечает Джунмён. – Но нормальные люди ревнуют не потому, что имеют низкую самооценку, а потому, что бояться потерять объект ревности. – А тебе откуда знать про нормальных людей? – уточняет Кёнсу. – Хотя замечено верно. Но давай разберёмся таки с вопросом о твоей самооценке. Ты правда думаешь, что я серьёзно пытался мужа у тебя увести? Ты же только что признал, что я своё дело знаю. И когда демонстрировал это, получил именно тот результат, на который и надеялся! – напоминает Кёнсу о том, как выводил Джунмёна на раздражитель в последнюю их встречу, чтобы добиться от него настоящих эмоций. – Спасибо, – Джунмён горько усмехается. – Теперь у меня панические атаки. – Давай с этого и начнём, – вставая из-за своего рабочего стола, Кёнсу усаживается в кресло и приглашает Джунмёна на кушетку. – Расскажи мне подробнее, пожалуйста, откуда и как появляются эти панические атаки. Что, по-твоему, является триггером для них? Джунмён принимает лежачее положение, прикрывая глаза, и ждёт, пока станет немного лучше, чтобы начать говорить. – Поначалу мне казалось, что триггера нет, – замечает Джунмён вслух. – Думал, они произвольны. Но со временем понял, что они происходят, когда я даю им волю. Вернее не так, – Джунмён глотает слово. – Когда наступает какой-то волнительный, эмоциональный момент, например, в общении с кем-то, и вместо былого ничего всё это…словно вываливается на меня. Я перестаю фокусироваться на том, что вижу и слышу, меня накрывает жаром, я начинаю забывать слова и начинает кружиться голова. Эмоции, как приливы жара в интересные дни, сбивают с ног. – Что даёт тебе понять, что это действительно эмоции? – Я теряюсь, – объясняет Джунмён. – Грудь буквально распирает, я не могу дышать. Чувствую себя одновременно разбитым, потерянным, восторженным. Дрожу и тянет то ли смеяться, то ли разрыдаться. Пытаюсь сосредоточиться на чём-то одном, но чего-то одного внутри себя в такие моменты не нахожу. – И что помогает тебе прийти в себя? – Кто-то, – следует ответ. – Кто-то, кто рядом. Даёт мне точку опоры, я концентрируюсь на том, кто рядом и всё плавно проходит. – Решение этой проблемы довольно очевидное – разобраться в эмоциях и научиться концентрироваться на одной испытуемой, что выступает в роли реакции на раздражитель, как у нормальных людей. Но у данного решения есть два пути – мы можем просто изучать да идентифицировать эмоции, как числа в школе, каждую по очереди. Или же можем рассматривать конкретные случаи из твоей жизни и пытаться идентифицировать то, что ты чувствовал тогда, – предлагает Кёнсу. – Оба варианта подходящие, решение за тобой. – Думаю, на собственном примере будет легче, – Джунмён пожимает плечами. – Но я…не всегда могу найти правильные слова, чтобы описать то, что чувствую. – Это не проблема, – кивает Кёнсу. – Мы с этим справимся! – убеждает он. – Тогда давай начнём вот с чего, – следует предложение. – Расскажи мне, какие мысли и ассоциации вызывает у тебя Сэхун, хорошо? Когда ты видишь его, когда он ластится, зовёт тебя. Расскажи. – Он – милый мальчишка, – Джунмён кивает с улыбкой. – Чудной. – Что в твоём понимании милый? – уточняет Кёнсу. – У него огромные ресницы, – начинает Джунмён. – Но он же альфа, зачем ему такие огромные ресницы? – смеётся он. – А ещё он умеет ими хлопать, научился у отца. Глазки строит профессионально. И он курносый. Его нос как кнопка. Когда улыбается, у него появляются ямочки на щеках и его лицо становится каким-то таким светлым, счастливым. У него заразительная улыбка. И хохочет он жутко заразительно. А когда обижается, у него дрожит нижняя губка, он складывает брови домиком и становится таким… – Каким? – мягко подводит Кёнсу. – Жалостливым? – Точно, – соглашается Джунмён. – Не выдерживаю его взгляда, когда смотрит так. – Почему? Что чувствуешь? – Мне как-то неуютно, словно это я… причина его грусти. Даже если это не так. – Хорошо, – теперь наступает очередь Кёнсу кивать довольно. – А когда он плачет, как ты реагируешь? – Тоже плохо выношу это, – Джунмён пожимает плечами. – Мне…неприятно слушать. Стараюсь побыстрее успокоить. – Тоже чувствуешь, словно причина его слёз – ты? – Вроде того. – А когда он расстроен из-за тебя, что чувствуешь тогда? – следует очередной вопрос. – Мне…не знаю, как это объяснить. Я виню себя за это. – Стыд, – объясняет Кёнсу, кивая. – Это называется стыд. Когда ты чувствуешь вину за что-то плохое, сделанное тобою. А то, что чувствуешь вину за то, что кто-то расстроен или плачет не из-за тебя – это жалость. Ты испытываешь жалость, жалеешь этого человека, тебе жаль, что так с ним получилось, и что он от этого расстроился. Джунмён замолкает, обдумывая слова Кёнсу. – Если я…если мне…Если я… обидел кого-то, и теперь и сам не рад, что сделал это… – Ты жалеешь. Но не кого-то, а о чём-то. В данном случае – о своё поступке. Это тоже разновидность стыда. – Значит…мне жаль…из-за Джонина… – замечает вслух Джунмён, в очередной раз устало прикрывая глаза и хмурясь. – Ты жалеешь, что лгал ему? – уточняет Кёнсу, получая кивок. – Если бы вопрос снова встал так сегодня, ты бы сделал так же? – Нет! – Джунмён тут же распахивает глаза, устремляя взгляд на Кёнсу. – Я бы больше никогда… Я поступил с ним…неправильно. – Вот это называется раскаяние, – снова объясняет Кёнсу. – Когда ты жалеешь о содеянном и понимаешь, что больше никогда так не поступишь. – Мне кажется, я уже запутался, – Джунмён закрывает руками лицо. – Во всех этих видах вины. – Тебе кажется, – поясняет Кёнсу. – На самом деле, когда столкнёшься с одним из этих чувств, ты тут же его узнаешь, потому, что теперь ты знаешь разницу. Интуиция подскажет тебе. Расскажешь ещё про Сэхуна? – Меня успокаивает его запах, – вспоминает, о чём хотел рассказать, Джунмён. – Он пахнет мёдом и молоком, так сладко. Пару раз, концентрируясь на его запахе, мне удавалось успокоиться. А ещё, когда Джонин…узнал правду, он жил не дома и Сэхун приходил ко мне спать. Мы обнимались, и я… Ему было так грустно, что отца нет. Он канючил, хныкал, порою и плакал. Постоянно про него спрашивал. Я обнимал его, и мне казалось, что я такой же разбитый как и он. Он словно…заражал меня этим. Но сейчас я думаю, – Джунмён запинается, устремляя на Кёнсу взгляд. – Что может это я словно заражал его этим? – На самом деле, – Кёнсу снова довольно качает головой, улыбаясь. – Вы делали это друг с другом потому, что сочувствовали друг другу. Это сочувствие, или эмпатия. Ты испытывал эмпатию к жертвам тех, кого судил, поэтому ты наказывал их обидчиков. – Но к обидчикам я этого не испытывал! – уточняет Джунмён. – Это само собой, – соглашается с ним Кёнсу. – Иначе бы ты их не убил. На несколько мгновений повисает тишина. Джунмён прислушивается к своим вдохам, чтобы всё обдумать. – А когда ты видишь Сэхуна с Джонином, о чём думаешь? – О том, что меня бесит, когда ты называешь его по имени! – Джунмён фыркает и Кёнсу вдруг вслух прыскает. – Расшифруешь, что в твоём понимании – бесит? – уточняет он, всё ещё улыбаясь. – Хочется всадить карандаш тебе в глаз, – Джунмён поджимает губы. – Но я утрирую. – И я это понимаю, – всё ещё не прекращает улыбаться Кёнсу. – Пока ревность – это самое сильное чувство, реакцию на которое я у тебя видел, – констатирует Кёнсу. – Вернёмся к нашей теме. Какие мысли у тебя возникают, когда ты видишь Сэхуна с мужем? – Сэхун так на него похож! – выдыхает тут же Джунмён, когда концентрируется на теме разговора, а не пытается дать волю своей ревности. – Не внешне, а в том, как и что он делает. Сэхун губы дует так же, подхалимничать научился у отца. И руки на груди складывает совсем по-взрослому, точно, как Джонин. А нос морщат они вообще один в один. – Тебе нравится эта схожесть? – интересуется Кёнсу. – Очень! – честно признаётся Джунмён. – Почему? – Потому, что… Я не знаю… – Джунмён искреннее растерян, кое-как пожимая плечами. – А я знаю, – выдыхает Кёнсу. – Потому, что тебе все эти вещи нравятся в муже, а потому и в сыне. – Нравятся!... – Джунмён хмыкает. – Нравятся – это как в данном случае? – А как это в случае со схожестью Сэхуна с его отцом? – Ну…мне приятно это замечать, – Джунмён дёргает плечом. – Похоже на то. – А приятно – это что? – Вызывает улыбку, какое-то…мягкое тепло внутри. – Да, ты описываешь верно, – соглашается Кёнсу. – Запомни то, что чувствуешь. Потому, что к этому мы будем ещё не один раз возвращаться.***
– Мён, тебе лучше остаться в машине. Джонин не предлагает и не советует. Он настаивает. Джунмён вздыхает, следом чуть хмурится, наблюдая, как он отстёгивается и прячет телефон во внутренний карман куртки. – Тогда, – зовёт он прежде, чем Джонин успевает выскользнуть из машины. – Я хотя бы могу сходить в кафетерий? – Сходи, – согласно кивает Джонин. – Но никакого кофеина. Джунмён кивает в ответ и выбирается из машины, двигая в противоположную от мужа сторону, пока Джонин двигает в участок, где его ждёт шеф. На улице ветрено и слегка моросит дождь, а в кафетерии с порога пахнет кофе и Джунмён на пороге прикрывает глаза на пару мгновений, наслаждаясь ароматом, следом шагает внутрь. Усаживается у барной стойки и заказывает капучино без кофеина. Это напряжение между ним и Джонином растёт с каждым днём. Джонин молчит, не требуя от него объяснений, или оправданий, или в принципе каких-либо разговоров. Он просто молчит. И сторонится. И только интуитивно шагает ближе только тогда, когда Джунмёну нужна помощь. А сам Джунмён о ней и не просит, даже, когда нужно. Чтобы не смущать и не выводить его из равновесия. Потому что у него оно не менее хрупкое сейчас, чем у Джунмёна. Тишина нагнетает. Джунмён может бы и рад что-то сказать, но не понимает, что именно от него хотят услышать. С этим ещё сложнее: не разобравшись с собственными эмоциями, ему становится сложнее читать Джонина. И одна из причин этого – обычная дистанция, на которой они держатся друг от друга. Та, которую начинает замечать Сэхун, чего вообще, кажется, допускать нельзя было. Хотя как иначе, если сначала Сэхун неделями не видел отца, а теперь – папы. Джунмён пытается собрать мысли в кучу и где-то внутри себя даже серьёзно подумывает поговорить об этом с Кёнсу, не отвлекается, когда от скуки окидывает кафетерий взглядом и вдруг обнаруживает коллег мужа за их привычным столиком у окна. Минхо и Джехёна. Те тоже замечает его следом, неловко переглядываются. Джунмён коротко кивает в приветствии, хотя и не уверен, стоит ли да имеет ли она на это право, и отворачивается к своей чашке лицом, чтобы сделать из неё глоток. – Хён, – и первым, что удивляет и одновременно нет, к нему подходит Джехён. Осторожно заглядывает ему за плечо, ожидая ответного взгляда. – Хочешь сесть с нами? – предлагает Джехён. – наверное, тебе совсем неудобно за барной стойкой на этом маленьком стуле. Джехён пытается улыбнуться доброжелательно, хотя и выходит слегка неловко, следом подхватывает его чашку кофе и подаёт руку, чтобы помочь слезть с высокого барного стула, который обычно ставят у барной стойки. Джунмён благодарит негромко и опускается на диванчик напротив Минхо, обхватывая ладонями свою чашку. Джехён садится рядом и на несколько мгновений повисает неловкая пауза. – Джонин-хён приехал в участок, да? – Джехён снова нарушает тишину, решая помочь с неловкостью и себе, и остальным. – Шеф его вызвал? – Да, – Джунмён кивает. – По поводу «Сказочника». – А, это новое дело… – с понимающим видом выдыхает Джехён. – Хён, как тебе кажется… он… – Джехён-а, не спрашивай о том, чего боишься, – мягко перебивает его Минхо. – Формулировка в материале, хотя написанная и не тобой, очень на тебя похожа! – замечает он следом, устремляя взгляд на Джунмён. – Я прав? – Прав, – Джунмён снова кивает. – Я бы хотел…помочь. – Как? – уточняет Минхо. – Своими глубокими познаниями в психиатрии? – Минхо то ли язвит, то ли интересуется искреннее. Джунмён сводит брови на переносице, пытаясь разобраться. – Рыбак рыбака, Мин, – отзывается Джунмён. – Ты должен понимать, несмотря на твою неприязнь ко мне. – Хён, он не… – пытается вмешаться Джехён, но Минхо не позволяет. – Это правда, – соглашается Минхо. – Я понимаю, несмотря на мою неприязнь. Но последняя вызвана исключительно искренними дружественными чувствами к твоему мужу. Хотя откуда тебе знать о чувствах. – Хён! – повышает голос Джехён, зыркая на Минхо. – Это не наше дело, – напоминает он. – И… – Наше дело – это «Каратель», всё верно, Джехён-а. – Мин… – Джунмён отрицательно качает головой, опуская ту на пару мгновений, чтобы собраться с мыслями. – Какой толк об этом говорить? Я сдался, признался и всё рассказал. Меня будут судить, когда придёт время. Так зачем возвращаться к этой теме? – Логично, – Минхо медлит с пару мгновений, затем соглашается не совсем охотно. – Тогда разговаривать нам больше не о чём. Джунмён согласно качает головой, следом хочет подняться на ноги, но Джехён тоже встаёт, таким образом преграждая ему дорогу. – Хён, не уходи, – просит он. – Пожалуйста. – Джехён-а, я…благодарен тебе, но пойду… – Хён! – Джехён-а, пусть идёт. Нам не о чём разговаривать! – настаивает Минхо. – Как это – не о чём? – Джехён хмыкает. – А как же Джонин-хён? – А что с ним? – удивляется следом Минхо почти искреннее, заламывая бровь. – Кроме того, что он – преданный и обманутый? – Хён… – И я ничего не могу с этим сделать… – Джунмён выдыхает устало и вдруг плюхается обратно туда, где сидел, прикрывая на пару мгновений глаза, следом делая глоток из своей чашки. – Как на счёт извиниться для начала? – предлагает Минхо. – Он знает, что мне жаль, Мин, – Джунмён вскидывает на него взгляд. – Я говорил. Но… Я не знаю, что он ещё хочет от меня услышать. – А как у Сэхуни дела, хён? – Джехён тоже усаживается на своё место, мягко вклиниваясь в разговор. – У него всё в порядке, – посылая Джехёну улыбку, отзывается Джунмён. – Правда. – Правда, куда уж, – Минхо хмыкает с усмешкой, но следом вздыхает совсем горько. – Джонин говорит, он скучает по тебе. Джунмён пожимает плечами. – Я стараюсь проводить с ним столько времени, сколько могу, но чтобы…не надоедать его отцу. – Хён тоже скучает по тебе, – замечает Джехён и Джунмён устремляет на него вопросительный взгляд. – Он этого не говорит, – объясняет младший коллега мужа. – Но мы хорошо его знаем и всё замечаем. Правда, Минхо-хён? – Правда. Минхо снова вздыхает. – В любом случае, он никоим образом мне этого не демонстрирует, – выдыхает Джунмён. – И это, в принципе, понятно. – Мён, ты же не думал, что после, как он узнает правду, между вами ничего не изменится, верно? – уточняет Минхо. – Честно говоря, – начинает Джунмён. – Я никогда не думал, что он её узнает. А потому не думал и о последствиях. Вновь повисает тишина, в этот раз не неловкая, а задумчивая, а потому все трое не сразу замечают присутствие четвёртого, который оказывается напротив столику, окидывая всех взглядом. – Так затихли, – Джонин хмыкает с лёгкой улыбкой, следом чуть напрягается: – Обо мне, что ли, говорили? – уточняет следом. – Конечно, ведь других тем для разговоров у нас нет! – соглашается Минхо, устремляя на него взгляд. – А разве есть? – Джонин вопросительно вскидывает брови. – Я уже закончил, – устремляет он следом взгляд на мужа. – Можем ехать, Сэхун заждался. Джунмён кивает, поднимается, коротко и понимающе переглядываясь с коллегами мужа и, попрощавшись, двигает за Джонином прочь из кафетерия.