***
– Неправда, – Джонин слышит где-то издалека его голос, медленно просыпаясь. – Неправда, Джонин-а, – повторяет он. – Моя эмоциональная кома жутко выбивала тебя из равновесия, просто ты хорошо это скрывал. А затем я делал какую-то очередную глупость, и ты больше не мог на меня злиться. Слыша его голос, совсем привычный, довольно бодрый, осознанный, Джонин улыбается, но не спешит открывать глаз, понимая, что, просидев с ним до позднего вечера, просто задремал рядом на краю кровати. – Это то, чего я действительно не умею – злиться на тебя, – наконец, открывая глаза, Джонин устремляет на него взгляд, не сдерживая улыбки. – Привет, – зовёт мягко, потянувшись свободной рукой к нему, чтобы ласково погладить по волосам, затем по щеке. – Пролежни не належал? – Не уверен, – Джунмён чуть нервно смеётся. – Как он? – зовёт следом совсем взволнованно, указывая рукой на свой живот, и Джонин улыбается шире. – Поймёшь, когда кое-кто решит поздороваться с тобой изнутри, заехав по печени. – О, спасибо, – Джунмён хмыкает с улыбкой, но по тому, как гаснет тревога в его глазах, понимает, что успокоил его. – А мой Ститч? – А твой Ститч так соскучился, что уже месяц спит со мной на твоей подушке! – отзывается Джонин, не прекращая улыбаться. – Месяц? – Джунмён хмурится. – Джонин-а, а…папа? – Он жив. И едва Джонин договаривает последнюю фразу, Джунмён тут же интуитивно дёргается, порываясь встать, и Джонину приходится поймать за плечи, удерживая. – Это нам на руку, что он жив. – Почему? – Потому, что так мы сможем привязать это в твоё дело, чтобы уменьшить твой срок! – Джунмён, выслушав, хмурится на мгновенье, следом выдыхает, недовольный. – Иди ко мне! – но подаётся навстречу, чтобы спрятаться в объятиях мужа, обнимая его, и вдруг в это самое мгновенье понять, как комфортно себя чувствует в его руках.***
– Сэхун-а! Джонин привозит его утром, отпросив при этом в саду до обеда. Маленький альфа несётся пешком, игнорируя лифт и по памяти находит папину палату, входя в ту и тут же плюхаясь в раскрытые папины руки, которыми тот его встречает. Маленький Ститч не отлипает от папы ни на мгновенье, пока здесь, и всё никак не может насмотреться и наулыбаться ему. Сидит у папы под рукой, либо прижимается щекой к животу. Неугомонный. – Не мостись! – Джонин видит, как ближе к обеду маленький альфа собирается уснуть возле папы, и спешит предупредить. – Сейчас в сад поедем. – В садик? – разочаровано выдыхает Сэхун. – Я думал, что буду с папочкой весь день. – Папочке тоже нужно отдохнуть, – уверяет его Джонин, подходя поближе и присаживаясь на край кровати возле мужа. – Я отвезу тебя в сад к Кибому и Джонхёну. – Папочка, можно я останусь? – пользуясь случаем, Сэхун жмётся ближе, заглядывая Джунмёну в глаза снизу-вверх, и тот смеётся. Смотрит на мужа, следом на маленького вымогателя, качает головой: – Меня скоро выпишут и… – И мы будем всегда-всегда вместе? – уточняет Сэхун, договаривая за него. Джунмён вздыхает, но взгляд на мужа теперь поднимать не спешит. Коротко кивает. – Ну хорошо! – деловито и совсем по-взрослому кивая, Сэхун соглашается ехать в сад и, поцеловав папу и братика на прощание, послушно слезает с больничной койки, забирает свой рюкзак и позволяет отцу отвезти себя в сад. Джунмён провожает их взглядом и думает о том, откуда в его груди появилась эта тяжесть, а ещё чувство вины за то, что он откровенно лжёт своему маленькому альфе.***
– О Боже, я что, в ресторане? – Джунмён не скрывает своего восторга, когда муж появляется ближе к обеду после всех его утренних процедур с большим бумажными пакетом, наполненным всевозможными ланчбоксами и судочками. Джонин устанавливает прикроватный столик так, чтобы ему было удобно и, предварительно разогрев всё, что успело остыть в больничном кафетерии, выставляет перед ним, вручая в руки палочки и ложку. – Ты что, в пять утра встал, чтобы всё это приготовить? – уточняет с недоверием Джунмён, вскидывая бровь, но подозревает, что попал в яблочко. – Папина помощь пришлась очень кстати! – отзывается Джонин, ласково целуя его в лоб и плюхаясь на кровать у него в ногах, чтобы не мешать. Рассматривая богатство вкусов на столике перед ним, Джунмён, соскучившись по домашней еде, довольно жмурится, жадно берясь за ранний обед и решая не уточнять для мужа, что ещё даже не завтракал. Джонин с лёгкой улыбкой наблюдает, как он жуёт и как меняются эмоции на его лице, а потому сведённые на переносицы брови замечает сразу. – Ай! – выдыхает Джунмён, откладывая приборы и накрывая ладонью живот. – Джонин-а, что-то ему не по вкусу твоя стряпня, – замечает он вслух, устремляя взгляд на мужа, и тот глотает смешок. – Сына, не буянь, – просит он, следом кривясь от боли, и Джонин ловит себя на мысли, что муж впервые зовёт малого так, – это твой отец готовил. Старался. Снова не сдерживая смеха, Джонин подсаживается поближе, предварительно отводя столик в сторону, и наклоняется к животу мужа, добравшись до него через пижамную кофту и берясь успокаивающе гладить и целовать. И когда маленький человек успокаивается, замечает, что муж снова принимается за свой ранний обед.***
– Так вы были сегодня на контрольном УЗИ? – интересуется папа, когда звонит вечером того дня после, как Джонин привозит своих из больницы и счастливый Сэхун после слов врача, что братик будет буквально в течении недели-другой, не может нарадоваться и наобниматься с папой. – Откуда знаешь? – Джонин хмыкает в трубку с улыбкой. – Не уж то будущий счастливый старший брат рассказал? – Конечно! – папа смеётся. – Сэ там счастлив больше всех? – Больше всех, – соглашается Джонин. – Больше, чем когда папу выписали, – рассказывает он. – Представляю, что тут будет, когда брат родится. Думать страшно! Папа снова смеётся совсем добродушно: – Он смотрит всю жизнь на Кибома и Джонхёна и тоже хочет брата, это не удивительно. А как Мён? – Пытается делать вид, что нормально, – Джонин вздыхает, но совсем не горько, а с улыбкой. – Ты же понимаешь, па, на таком сроке да с его нравом он ругается каждый раз, когда не может нормально наклониться, что-то достать или элементарно с одного бока на другой перевернуться. Теперь наступает папина очередь вздыхать: – Это закономерно, – подытоживает. – Хочешь, я приеду поговорить с ним? – предлагает. – Немного подбодрю его. Может, завтра? – Отличная идея, – соглашается Джонин, бросая взгляд на часы в углу экрана своего ноутбука, на коленях с которым он сидит. – Па, я пойду купать и укладывать Сэ. Созвонимся. – Хорошо, доброй ночи. Джонин откладывает телефон и окидывает спальню взглядом – как хорошо быть дома. На часах скоро девять и Сэхун, как и полагается в его возрасте, уже приготовил пижаму да играется, катая машинки по ковру. Джонин заходит в его спальню и подхватывая пижаму, уходит в ванную. – Сэ, у тебя пять минут! – напоминает оттуда, когда включает воду, чтобы та довольно наполнила ванну. Когда Сэхун прибегает в ванную спустя отведённое время и спешно забирается в тёплую воду с душистой пеной, потянувшись за своими водоплавающими игрушками, Джонин опускается на низкий пуфик возле ванной, давая ему немного времени наиграться. Сэхуну нравится купаться – нравится мылить пушистую мочалку, нравится делать мыльные пузыри из сложенных в замочек пальцев, нравится брызгаться и нравится, как пахнет его шампунь. Когда с пеной покончено и Джонин поливает его плечи тёплой чисто водой, где-то вдали, кажется, на кухне, с грохотом падает и бьётся что-то тяжёлое, и оба замирают. Джонин хмурится, Сэхун восторженный и удивлённый одновременно. И догадка, которую он озвучивает, подсказывает Джонину, что кажется, да, потому, что это первое, о чём думает и он: – Братик? – Сэхун глядит ему в лицо, прекращая дышать. Джонин поднимается на ноги, подхватывает под руки, чтобы вынуть маленького альфу из ванны, и вручает в ожидающие руки полотенце. – Вытирайся и надевай пижаму! – командует, двигая к двери, и Сэхун в спину: – А я что, не поеду с вами в больницу? – Тогда спортивный костюм!