***
Джунмён слышит ещё из ванной, как кое-кто маленький начинает хныкать, не обнаруживая его рядом под боком, и спешит вернуться в спальню. – Ну чего ты кричишь? – видя, что муж тоже проснулся, зовёт с порога довольно громко маленького омежку, чтобы тот понял, что он рядом. – Ну я же тут, никуда не делся! Но прежде, чем успевает, наконец, к нему подойти, Джонин садится, по пояс обнажённый, и вынимает маленького плаксу из колыбели, устраивая на своей руке и примостившись полулёжа. Джунмён замирает напротив, плюхаясь на пуфик у своего туалетного столика, чтобы пару мгновений понаблюдать отсюда. Потому, что Мёнсу в руках отца абсолютно крошечный, но вместе они такие гармоничные. Маленький омежка смотрит на него заинтересованно, тут же прекращая хныкать, и пару мгновений спустя, баюканый его низким голосом, уже начинает засыпать. И Джонин, полулёжа на белых простынях, широкоплечий и сильный, с сыном, который помещается отлично на одной руке, буквально отбирает дар речи. Джунмён ловит себя на мысли, что словно жаждущий, не может напиться, не может насмотреться. – Чего ты? – муж замечает его взгляд, поднимая на него глаза. – Красивые. Джунмён вздыхает и поддаётся, когда муж манит рукой к себе и следом хлопает рядом по кровати, приглашая. И, примостившись на его плече, прижимаясь к нему щекой совсем привычно, Джунмён наблюдает за маленьким соней, который морщит нос во сне, и не сдерживает улыбки, ласково погладив и следом чмокнув маленькую розовую босую пяточку. Если он должен это потерять – значит сейчас, пока ещё есть немного времени, он должен насладиться этим сполна!***
Джонин не понимает, как и почему время пролетает так быстро. Мёнсу не успевает вырасти и набыться с папой, Сэхун не успевает свыкнуться с мыслью об этом, а он сам просыпается утром его последнего дня дома и устало прикрывает глаза, жалея, что нельзя перемотать время вспять. И весь этот день дома он абсолютно такой же, как и всегда, только некоторые совсем заметные детали выдают его скорый уход. Он раскладывает вещи Сэхуна после стирки в комоде по цветам, как тот любит, и забивает комод Мёнсу всем необходимым. Так же наводит везде порядок, забивает холодильник и доводит до ума, погладив абсолютно каждую его рубашку в их шкафу. А ещё он складывает свои вещи по коробкам и прячет в большом шкафу внизу, чтобы не мешали, так, словно они ему больше никогда не понадобятся. И когда Джонин входит вечером того же дня в их спальню и через открытые двери ванной видит, что он так же прячет ненужное в коробки, вздыхает. – Джунмён-а, – зовёт, – любовь, что ты делаешь? – Убираю лишнее. – Любовь! – Джонин не выдерживает, входит к нему в ванную, усаживаясь рядом на пол и забирая коробку из его рук. – Зачем ты всё спрятал? – Чтобы… – он чуть растерянно реагирует на его вопросы. – Что бы – что? – мягко настаивает Джонин. – Не пытайся создать видимость твоего отсутствия в этом доме. – Какую видимость? – Джунмён хмурится, устремляя на него взгляд. – Я не хочу, чтобы ты просто вычеркнул себя из нашей жизни на неопределённый термин, – настаивает Джонин. – Сколько бы он не продлился. – Я думал… – он теряется ещё больше, наконец, понимая, о чём говорит муж. – Думал, так будет лучше… – Мы хотим жить в иллюзии, что ты дома, что ты с нами. Что всё это ненадолго, – убеждает Джонин. – Хотим видеть твои вещи на своих местах так, словно ты и не уходил. – Почему? – он абсолютно по-детски распахивает удивлённые и искренние глаза. Джонин в очередной раз вздыхает и тянет за плечи к себе, чтобы прижать к своей груди. – Потому, что мы тебя любим. Джунмён выслушивает, вскидывая на него взгляд, следом прижимается покрепче, перебираясь к мужу на колени и обнимая так крепко, как может. В комнате у Сэхуна горит ночник и сам он, уже выкупанный, в пижаме сидит поверх одеяла на своей кровати, обнимая одного из своих Ститчей в ожидании папы, который его уложит. Джунмён входит в его спальню, закрывая за собой дверь, и Сэхун тут же схватывается на ноги, дождавшись. Помогает папе откинуть одеяло и забирается в кровать, двигаясь в сторону и освобождая папе место. Джунмён мостится рядом, поднимая руку, и Сэхун забирается под неё, прижимаясь щекой к его плечу. – Сэхуни, – зовёт Джунмён, устремляя на него взгляд, и маленький альфа отвечает своим. – Нам с тобой нужно серьёзно поговорить. Сэхун вздыхает, но кивает, по глазам Джунмён видит, что он прекрасно понимает, что происходит. – Родной, ты дождался братика и теперь тебе нужно становиться ответственным старшим братом. Помогать отцу присматривать за ним. Слушаться. Мы договорились? – Договорились, – Сэхун согласно кивает. – Папочка, а ты? А где будешь ты? Почему ты говоришь так, как будто тебя не будет? – Помнишь, отец рассказывал тебе, что я наказывал преступников, которых он ловит? – Помню, – Сэхун кивает. – Поэтому, я пошёл в другой садик, чтобы никто не обижался на тебя и на меня. – Всё верно, – соглашается Джунмён. – И помнишь, отец тогда же говорил тебе, что я очень сильно, по-взрослому их наказывал? – уточняет он и Сэхун снова кивает. – Из-за этого, Сэхуни, теперь я буду наказан. – Наказан? – уточняет Сэхун, вскидывая на него удивлённый и расстроенный взгляд. – Как наказан? Зачем? – Потому, что если делаешь что-то плохое – после этого следует наказание. Поэтому отец и учил тебя не делать того, за что потом ты можешь быть наказан. – Но папочка, ты ведь не делал ничего плохого, – Сэхун теряется ещё больше. – Ты ведь наказывал преступников. Они злые и делают плохие вещи. – Понимаешь, солнце, – Джунмён чуть мнётся. – Я ни у кого не спросил и наказывал их сам, а этого нельзя было делать! – Получается, ты тоже делал плохие вещи? – уточняет Сэхун и Джунмён теперь кивает. – За которые теперь ты будешь наказан? – очередной кивок. – Но папочка, ты ведь не плохой! – Джунмён прячет нос в его макушке и улыбается туда, следом целуя. – Может и неплохой, – соглашается. – Но делал плохие вещи, – подытоживает. – Всё ведь должно быть честно, правильно? – заглядывает он в маленькую моську. – Правильно, – неуверенно соглашается Сэхун. – Папочка, кто-то наругает тебя и поставит в угол? – уточняет он и Джунмён снова не сдерживает улыбку, лохматя по волосикам. – Тебе запретят гулять на улице и не будут давать сладкое? – Не совсем так, солнце, – Джунмён мягко ему улыбается. – Взрослые и детские наказания немного отличаются. Мне нужно будет пойти в одно место, где… – и когда доходит в своих объяснениях до этого места, Джунмён понимает, что абсолютно не знает, как ему это растолковать. – Тебя там будут обижать? – Сэхун усаживается ровнее, чтобы взглянуть в его глаза, и Джунмён понимает, что видит на его лице тревогу и страх. – Папочка, тебе там будет плохо? Джунмён жуёт губу ещё пару мгновений, следом закусывая щёки изнутри, чтобы как-то найти в себе силы. – Родной, мне нужно будет пойти в одно место, где ни ты, ни твой братик, ни отец…не сможете быть со мной. Сэхун удивлённо моргает: – Как это – не быть с тобой? – уточняет. – Ты пойдёшь туда один? – Один, – соглашается Джунмён. – Малыш, мы…мы не сможем видеться, – договаривает он, прижимая маленького альфу к себе по крепче. – Не так, как...когда мы с отцом поссорились, помнишь? – Никогда? – Сэхун охает от своей собственной догадки. – Я не знаю, – Джунмён качает головой. – Не знаю, малыш, это навсегда или просто очень надолго! – у Сэхуна глаза стекленеют от слёз, Джунмён стойко держится, чувствуя, как защипало в уголочках глаз, и обнимает покрепче, сгребая в охапку, стараясь успокоить до того, как у него начнётся истерика. – Мы с отцом постараемся сделать всё, чтобы хотя бы иногда вы могли приходить ко мне. Но я не знаю, получится ли, солнце, поэтому обещать не буду. Поэтому ты остаёшься за старшего! – Джунмён щёлкает по кончику носа. – Ты должен будешь помогать отцу с братиком, помнишь? Мы же договорились! Сэхун разворачивается в его руках и укладывается на его грудь, обнимая, куда дотянется. – Папочка, но я не хочу без тебя быть! – И я не хочу без тебя быть, – Джунмён обнимает в ответ, целуя в кончик носа. – Без вас! Но так нужно, малыш. По-другому нельзя. Сэхун всхлипывает, пряча лицо на его груди, и Джунмён берётся гладить худую спинку и лохматую макушку, чтобы немного успокоить. – Папочка, а когда тебя заберут? – интересуется он чуть позже, когда слёзы сходят на нет и он снова может дышать. Джунмён вздыхает. – Завтра, родной. – Так скоро? – Сэхун заметно вздрагивает. – Я буду скучать очень сильно. – И я, – Джунмён снова целует в лоб, следом тянется к большой цветной книжке на тумбочке. – А теперь укладывайся поудобней, посмотрим, на чём вы с отцом остановились в прошлый раз.***
Его последний день дома начинается в пять утра. Джунмён встаёт по будильнику, оставляя телефон на беззвучном, и осторожно выбирается из кровати. В ранней утренней звенящей тишине мир кажется другим – он словно заколдован, полон тонкой магии, которая бывает только дома в то время, когда все ещё спят, а ты один на ногах. Кухня, залитая светом, потрясающе уютная и домашняя даже в совсем ранее утро. Джунмён варит себе кофе и в тишине пьёт его, сидя на кухне и подпирая щёку кулаком. Ему думается о том, как муж садил его на край этого стола и целовал совсем жадно. Как Сэхун за этим же столом перевернул вафельницу и Джунмёну только чудом удалось перехватить её, чтобы маленький альфа не обжёгся. Как он разбил о деревянный пол стакан с водой в момент, когда почувствовал тяжесть внизу большого живота и понял, что пора. Входная дверь в прихожей по пути из кухни в гостиную – едва ли не единственный свидетель всего, что с ними происходило. Джунмён топтался у неё, нервно ожидая мужа с выезда; измерял прихожую шагам, волнуясь о том, каким и с чем он вернётся. Провожал его у неё, позволяя прижимать к ней лопатками или подхватывать на руки. И, вздрагивая, слушал, как он ею хлопал, уходя. На диване в гостиной Сэхун засыпал перед телевизором за просмотром «Лило и Ститч» столько раз, что уже и не сосчитать. Джунмён едва ли не всю свою боль от ухода мужа после, как тот узнал правду, переживал на полу гостиной у этого дивана. Он рассказывал здесь про Сэхуна; рассказывал, как тяжело было справляться со своими настоящими эмоциями, когда они встречались, и помнит до сих пор, каким горьким был на вкус джин, который они пили здесь с Бэкхёном. А пару недель назад, вернувшись домой после очередного сеанса с Кёнсу, застал, как Джонин на этом самом диване в гостиной учил Сэхуна держать брата на руках, поддерживать головку и баюкать его. Этот момент глубоко отпечатался в его памяти. Ститч как обычно в три раза больше не то, что самого Сэхуна, а даже кровати. Стоя на пороге и наблюдая оттуда, Джунмён беззвучно смеётся в кулак, рассмотрев, что в силу мохнатости и размеров Ститча Сэхуну на самом деле так жарко с ним спать, что на того надета его пижамная кофта, пока сам Сэхун, по сути, накрывается им, одетый в одни штаны, хотя Джунмён чётко помнит, что укладывал его в пижаме целиком. Мёнсу сладко сопит в своей колыбели, умостившись на боку, и Джунмён беззвучно опускается в кресло с противоположной стороны, откуда видно и маленького омежку, и спящего мужа. Маленький сопун курносый и щекастый, он одет в совершенно очаровательный мягкий комбез с медвежатами, который выбирал для него брат. Он сухой и спокойный, ему тепло и безопасно, ведь он знает, что его любят. Как столько любви может умещаться в таком маленьком человеке? Джунмён смотрит на его крошечные розовые ладошки и маленькие пальчики, тут же непроизвольно вспоминая, как он пытается улыбнуться, когда их целуешь. Он такой смешной и непосредственный в этих своих попытках делать что-то впервые и от этого, наблюдая за ним, даже спирает дыхание от восторга. Просто сидеть и смотреть на него, держа на руках – может длиться часами, потому, что на его маленькой моське все зачатки эмоций проявляются так ярко. Особенно ярко, когда Джунмён прижимается к его животику, чтобы понюхать, или целует в макушку, или, едва касаясь, топает по маленькому носу, от чего Мёнсу совсем очаровательно фыркает. А ещё вот так во сне Джунмён видит, как маленький соня особенно похож на отца. Время в запасе ещё имеется и, выбираясь из пижамы в ванной, Джунмён забирается под душ, включая воду, в надежде смыть с себя всё, что сделал или сказал не так за прошедшие годы. Не так сделал или не так сказал ему. Потому, что если бы выпал шанс прожить свою жизнь так же и снова прийти в этот момент, Джунмён не отказался бы от неё. Не отказался бы из-за него. Чтобы не потерять. Чтобы не упустить. И когда чувствует прикосновение его пальцев где-то между лопаток, ощущая, как касания сползают вниз, Джунмён оборачивается через плечо и разворачивается полностью, чтобы взглянуть ему в глаза. Вода свежая, но приятная, дождём льётся сверху, а его ладони и грудь – как раскалённое железо. Он ловит кончиками пальцев за подбородок, чтобы податься ближе и затянуть в поцелуй. Джунмён покрывается приятными мурашками, когда его ладони по-хозяйски сбегают по лопаткам на талию, крепко сжимая, и понимает, что чувствовал это каждый раз с тех пор, как Джонин так впервые обнял его – желание чувствовать себя в его руках как в самом правильном месте. Его ладони сползают на бёдра, Джонин мягко теснит к стене, прижимая к ней лопатками, и кафель той кажется ледяным, но приятным на контрасте с тем, как ощущается его кожа. Его поцелуи отчаянные, сладкие, но с привкусом горечи, и Джунмён отвечает так же, обнимая широкие сильные плечи и прижимаясь к нему всем телом. И когда Джонин всё так же мягко разворачивает его спиной к себе, накрывая ладонями его бёдра, и припадает губами к шее, Джунмён расслабляется окончательно, позволяя ногам больше его не держать, и закидывает руки ему за голову, путаясь пальцами в мокрых от воды из душа, что всё ещё льётся сверху, волосах. И каждое прикосновение его губ к шее, и каждый глубокий плавный толчок отзываются истомой где-то внизу живота, и Джунмён млеет каждый раз, когда он вырисовывает только ему известно что кончиками пальцев по его животу, пока держит бережно и крепко. Чувствуя, как тонет в его нежности, Джунмён непроизвольно вспоминает их первую близость с тогда ещё не мужем – он дёргался от каждого прикосновения Джонина, но не потому, что боялся или был неопытным, а оттого, что каждое из них вызывало такие реакции и эмоции, которые доселе ему известны ни были. Закидывая голову назад на его плечо, Джунмён оборачивается, чтобы позволить затянуть себя в поцелуй, и кончает следом за мужем, выдыхая и блаженно прикрывая глаза, когда Джонин заключает его в тесное кольцо рук, пряча в своих объятиях. Просто прячась в его руках так, словно это его самое надёжное убежище, молча в комфортной тишине проходит несколько долгих мгновений прежде, чем Джонин не нарушает её. – Любовь. – Ммм? – Я пойду готовить завтрак, а ты долго не мёрзни тут, ладно? – Угу. Теперь вода пытается смыть с него не прошлые грехи, а отпечатки пальцев и поцелуев мужа, и Джунмён спешно выключает её, чтобы оставить их себе. В кухне Джунмён обнаруживает Сэхуна, тот сидит за столом, опустив смиренно голову и внимательно слушает отца. Джонин, пока заканчивает с завтраком, пытается уговорить маленького альфу не вешать нос и обещает, что сделает всё, чтобы у него и брата была возможность видеть и обнимать папу хоть иногда. – Я покормил Мёнсу, он снова спит, – Джунмён подаёт голос с порога кухни, чтобы не отвлекать от разговора и не смущать, и Сэхун тут же вскидывает на него взгляд. – А у вас здесь как успехи? – Папочка! – и едва Джунмён садится за стол в своё кресло, Сэхун тут же перебирается к нему на руки, обнимая и прижимаясь к его груди. – Как дела, мой Ститч? – зовёт Джунмён. – Ты хорошо поспал? – но Сэхун не отвечает, прижимаясь крепче, и следом вдруг тянет носом. – Солнце моё, ну не плачь! – Джунмён вздыхает, целуя лохматую макушку. – Сэхун-а, а помнишь, что я тебе про брата говорил? – подаёт голос Джонин. Сэхун молчит несколько мгновений, борясь со слезами, следом вдруг кивает и садится ровно, утирая лицо рукавом. – Если я буду грустить, братик почувствует и тоже будет грустить, – выдыхает он. Джунмён целует его в щёку. – А он совсем маленький и может заболеть, если будет много грустить, – рассуждает вслух Сэхун. – Но отец, – зовёт он следом, всё ещё обнимая Джунмёна, но выглядывая из-за его плеча на Джонина: – Разве он не будет грустить и сам от того, что будет скучать по папе? – Будет, – Джонин разводит руками, с сожалением кивая, и приседает рядом на корточки, чтобы быть поближе к маленькому альфе. – Поэтому мы должны стараться, чтобы ещё больше не расстраивать его. Сэхун снова плюхается в папины руки, вновь прижимаясь щекой к его груди, но глядя на отца совсем понимающе и вздыхая совсем тяжело. Джонин лохматит по волосам и поднимается: – Усаживайся нормально и будем завтракать, – просит маленького альфу. – Скоро деда с дедушкой за вами с братиком придут. – Отец, а ты? – интересуется Сэхун, переползая на одну коленку к папе, чтобы доставать до стола. – А я отвезу папу. Джонин вновь поворачивается к столу, замечая, что Сэхун не пересаживается в отдельное кресло, а остаётся сидеть у папы на колене, и в очередной раз вздыхает, расставляя тарелки по столу. И пока жуёт свой завтрак, маленький альфа периодически срывается на слёзы, но тут же пытается их проглотить, когда папа, на коленях у которого он сидит, чмокает в макушку или гладит по спинке. Когда с завтраком покончено, а свёкры сообщают, что выехали и скоро будут, Джонин просит Сэхуна помочь с уборкой после завтрака, а Джунмён уходит, чтобы переодеться из домашнего и взглянуть на Мёнсу. Маленький омежка, наконец, проснулся и как раз рассматривает комнату, в которой находится, когда папа приходит к нему. Подхватывает на руки и обнимает как может, утыкаясь носом в маленький тёплый животик. Мёнсу молотит ручонками, прикасаясь то к лицу, то к волосам, но молчит, словно понимает, что папе просто нужно запомнить его запах, запомнить его, набыться с ним немного дольше, хотя это никогда и не компенсирует того, что он пропустит его первые шаги, слова и улыбки. Джонин находит его безмолвно замершим с сыном на руках в их спальне и несколько мгновений не может заставить себя прервать эту маленькую идиллию, которая тут же рушится, едва он сильнее давит на ручку двери, и та скрепит, заставляя Джунмёна обернуться на него через плечо. – Я иду, – убеждает он и Джонин кивает согласно. – Полминуты. Едва снова скрывается за дверью, Джунмён смотрит в маленькую моську и ласково целует в нос, отчего Мёнсу кивает. – Ты не будешь таким, как я, – зовёт, обращаясь к нему. – Брат будет оберегать тебя, и деда с дедушкой будут рядом. А ещё отец будет холить тебя и лелеять. А я буду любить на расстоянии. Сэхун держится за руку деда, когда Джунмён выходит в прихожую, чтобы уложить Мёнсу в люльку, что в руках у папы Джонина. И едва тот двигает прочь за двери вместе с ней к машине, Мёнсу, теряя папу из виду, тут же начинает плакать. Растерянный Сэхун бросает взгляд через плечо на брата и тянет носом, едва сдерживая слёзы. – Иди ко мне, – Джунмён присаживается возле него на корточки, раскрывая руки. – Будь умницей, договорились? – Да. Сэхун прижимается щекой к груди папы, обнимая так крепко, как может. – Люблю тебя, мой Ститч. – И я тебя, папочка. И когда дед за руку тоже уводит Сэхуна к машине, Джунмён отворачивается прочь от открытой двери, чтобы не видеть, не смотреть, и прижимается лбом к плечу мужа, который стоит на пороге рядом и крепко держит его за руку. Звонкий плач Мёнсу стоит в ушах до того самого мгновенья, пока машина на уезжает из двора, и следом виснет гробовая тишина. – Я не думал, что это так… – Джунмён глотает слово, пытаясь подобрать нужное, всё ещё сложив голову на плече у мужа. – Я знаю. Джонин целует его в макушку, прижимаясь к ней носом, когда во дворе слышится негромкий тормозной писк шин приехавшей машины и Джонин устремляет на неё взгляд, поднимая голову. Джунмён тоже это делает, но оборачиваться не спешит, выжидающе глядя на него, пока муж не отвечает на его взгляд. Одними глазами кивает и вздыхает следом. Джунмён кивает ему в ответ, наконец, разворачиваясь лицом к двери, и выходит во двор, где у машины мужа ждёт так же и патрульная. В машине тихо. Джунмён смотрит в окно, когда муж сжимает его пальцы в своих. Он не говорит ни слова, но его взгляд такой красноречивый, Джунмён всё прекрасно видит и различает в его тёмных глазах, мягко, едва заметно улыбается ему в ответ уголком губ. Джонин сжимает его пальцы в своих на каждом светофоре, когда у него есть такая возможность. И когда машина подъезжает к необходимому зданию, Джонин чувствует, как сбегают по спине неприятные холодные мурашки. Паркуется, устремляет на него взгляд, но прежде, чем успевает что-то сказать, Джунмён выбирается из машины. Рядовые сопровождают и внутрь, передают охране, которой так же вручают и заверенное решение суда о дате и времени взятия под стражу. И когда охрана обыскивает Джонина, проверяя его бейдж, и просит Джунмёна доставать всё из карманов и снимать цивильную одежду, наконец, приезжает Кёнсу. Он демонстрирует своё разрешении присутствовать здесь и сейчас по решению суда и после обыска шагает следом. – Ты не говорил, что приедешь, – зовёт его Джунмён шёпотом, пока они идут по длинному коридору в нужный кабинет. – Шпион. – Так нужно, – Кёнсу кивает. – Ты – не обычный заключённый. – Он ещё не заключённый! – напоминает из-за плеча Джонин и Кёнсу снова согласно кивает. – В твоём случае необходимо присутствие судебного психиатра, – напоминает Кёнсу. – Поэтому я здесь. – Позитивный расклад! – подытоживает Джунмён и когда они, наконец, оказывается возле необходимой двери, Джунмён, наконец, понимает, что это совсем не дверь, а скорее калитка или ворота. Дальше за дверью коридор, ведущий в два разных крыла здания, построен буквой «П», и больше напоминает корабельный мосток с выходом на открытый воздух, и когда рядовые охранники шагают ближе и ловят под руки да один из них указывает Джонину на соседний мосток, Джунмён понимает, что это конец. Кёнсу шагает на шаг вперёд, но постоянно обёрнутый к нему и едва муж делает пару шагов параллельно, прочь от него, голова берётся кругом. Джунмён хочет успеть позвать по имени, но набирая в лёгкие воздуха, вдруг обнаруживает, что не может дышать. Буквально не может дышать от того, как больно становится в груди. Распахивая в удивлении глаза и губы, но всё ещё шагая с ним параллельно по двум разным мосткам, Джунмён пытается выговорить хоть слово, но снова не может вдохнуть, и в это самое мгновенье Кёнсу перехватывает его взгляд. Без каких-либо слов по его взгляду и распахнутым губам, которые не могут сделать вдоха он всё без слов понимает и замирает на секунду, чтобы едва заметно глазами кивнуть. А дальше, дальше Джунмён уже не думает, что он делает. Он толкает одного из охранников всем корпусом в сторону, затем бьёт локтём в бок и сбивает подножкой с ног. Другому руки выкручивает за спиной и роняет на колени, а затем, легко переступая, рвётся обратно к развилке коридоров-мостков со всех ног, пока не поймали, не догнали или не прислали подмогу. Джонин так же рвётся навстречу и буквально на лету ловит, подхватывая под бёдра: – Сумасшедший. Но вместо того, чтобы ответить что-то на это, Джунмён, обнимая его за шею, прижимается носом к его носу и, глядя ему в глаза, выдыхает в губы: – Я люблю тебя. Сердце Джонина в груди совсем ощутимо пропускает несколько ударов, чтобы следом забиться гораздо быстрее с новой силой. Он не сдерживает совсем счастливой улыбки. – И я тебя люблю, Джунмён-а. И пока Джонин целует его, Джунмён концентрируется на мягкости его губ и полностью игнорирует спешные шаги охраны в их сторону.