Дядя-папа

Глеб стал чаще и больше пить. Вадика это нервировало донельзя. Глеб просил брата отнестись к привычке напиваться каждый вечер со снисхождением, но Вадик ждал понимания только для себя, от Глеба требовалось исполнять желания беременных и утешать их. И Глеб утешал, утешал, но морально был близок истощению. Сегодня, например, Глеб успокаивал Вадика потому, что тот, оказывается, старородящий. Глеб, который был первым любителем пострадать и утащить в тоску другого, теперь поднимал настроение брату. Ему по силам было приободрить отчаявшегося, но длительно так продолжаться не могло. До беременности брат вселял уверенность и надежду, что всё будет хорошо. Смена ролей изматывала, но выхода не было. В крови Вадика плавали женские гормоны, и он при всём желании не мог быть тем, кем был раньше. При мысли о гормонах Глеб зажмурился. Метаморфозы, происходящие с Вадиком, пугали до паники. Его голос стал заметно выше, бедра расширились, половина волос с груди выпала. Не меньше изменений в теле брата страшили роды. Они так и не решили, где рожать и кому довериться. Глеб однажды вспомнил, что забеременевшему мужчине причитается миллион долларов, и братья поначалу радовались возможности "заработать", но чем больше о ней думали, тем сложнее всё казалось. - Миллион долларов - это полная публичность, ребёнка изучат вдоль и поперек, - сетовал Вадик. - Нам нужен совет генетика. - Попросим его решить задачку? - саркастически спросил Вадик, - Какие гены будут у ребёнка от двух пап, если папы - родные братья? - Но мои гены - это твои гены, возможно, их не отличат? Мы просто не скажем, кто отец ребёнка. - Но скажем, что у него есть отец?! Ты будешь счастливый дядя, а меня выставим педиком на весь свет?! Глеб поднял ладони, показывая, что идея была дурацкая. - Никаких двух пап! У ребенка будет мама! Откуда что взялось во мне - не знаем. Случай не просто беспрецедентный, а уровня «чудеса». Физиологически наш ребёнок обычный, пускай изучают, - Вадик кивнул, подтверждая свои слова, но совсем не был в них уверен. В другие дни он был настроен на сохранение полной секретности: - Ну его, этот миллион? Уеду на Камчатку, сделаю кесарево. - На мыс Челюскин, может? Мы не знаем сложности операции, тебе нужны лучшие врачи, Вадик. - Давай в Испанию? Доктора хорошие, от дома далеко, за молчание им заплатим. - Захотят ли врачи променять возможность прославиться на деньги? Хоть испанские, хоть камчатские, - братья ненадолго задумались, представляя, что бы выбрали они - И если да, - продолжил Глеб, - где мы возьмём столько денег? Всем свидетелям рот не заткнешь, да и средств у нас не хватит. Глеб, в двадцатый или двести двадцатый раз за вечер спросивший себя, нужен ли им этот миллион, не будет ли цена расплаты, если откроется их секрет, тысячекратно выше, или рожать в тайне - тогда где, допил остатки алкоголя, перевернул пустую бутылку, вытряс капельки в открытый рот, облизал горлышко и неверной походкой побрёл спать. Привычка каждый вечер проводить с бутылкой ослабляла организм Глеба не меньше переживаний. Утром, когда он проснулся, болела голова, тошнило, хотелось пить. На кровати сидел Вадик, спиной к брату, слегка раскачивался и тихонько скулил. Глеб рассматривал его некоторое время, но окликнуть боялся. Отчего-то стало жутко. Показалось, что Вадик, как в фильме ужасов, резко обернётся, и вместо брата окажется какое-нибудь чудовище, с белыми зрачками и серыми острыми, как у акулы, зубами, оскалится, зарычит и набросится на Глеба. Вадик обернулся. Глеб крупно вздрогнул. - Глеб, - прошептал Вадик с исказившимся от боли и страха лицом, - у меня выросла грудь. И молоко идет. Лучше бы он оказался чудовищем. Вадик развернулся всем телом. Грудь была небольшой, но отчетливо женской. Глеб медленно подполз к брату и обхватил груди руками, помял. Без всякого сомнения, это молочная железа. Вадик с безумной надеждой наблюдал за действиями брата, словно ожидая, что сейчас он скажет, никакой груди нет, и Вадику привиделось. Глеб нажал на сосок - появилось молоко. Он наклонился и слизал. - М-м, как у моей бывшей жены. Вадик вцепился себе в шевелюру и истошно застонал: - Я проклят! Я проклят! Это наказание за наш грех. Только почему я должен расплачиваться один? - Вадик, все нормально, - Глеб отодрал руки брата от головы и силой опустил вниз. В руках Вадика остались чёрные пряди. - Ты беременный. И проходишь все стадии, что и женщины, - Глеб принялся гладить брата по рукам и плечам, - Ребёнку нужно молоко, - убеждал он брата и себя за одним, - Откуда ему взяться в твоем теле? Логично, что выросла молочная железа. - Тебе даже идет, - соврал Глеб и с легким отвращением скосился на грудь Вадика: ему нравились женские прелести, но брата он любил за их отсутствие. - Нормально? - всхлипнул Вадик, - Что тут нормального? Ситуация жуткая. У меня повысился голос, выросла грудь, пошло молоко - что дальше? Отвалится член? Глеб, ты еще не понял? Я превращаюсь в женщину! Внезапное осознание придавило Глеба, как триста атмосферных столбов, комната поплыла перед глазами. Брат превращался в сестру. Единственный мужчина, которого любил Глеб, станет женщиной. Фронтмен "Агаты" будет фронтвуменом. Боже милосердный, что он скажет маме?! Глеб замотал головой, забормотал бессвязно: - Но мама .... все вернётся ... и член... после родов... Агата... и член... грудь... как мама... В газах потемнело и он упал на подушку. Глеб облизал губы. Они были влажные. Наверное, от молока. Он открыл глаза и увидел склонившегося над ним Вадика. Вадик провёл языком по губам брата. Глеб вспомнил, отчего он потерял сознание, и медленно, боязливо прижал ладони к торсу брата. Женской груди не было. - Уф, приснится же. Вадик, сонно и томно взирающий на брата сверху вниз, вопросительно поднял бровь и прикоснулся губами к его шее. - Приснилось, что у тебя грудь выросла и молоко пошло. Вадик издал смешок. - Перед сном думал, чем будем кормить младенца. Напился ещё вчера... Чушь снится. - Младенца? – промурлыкал брат, проводя носом по шее. - Да, младенца. Новорожденные, заешь ли, пельмени с гуляшом не едят, - назидательно заметил Глеб. Вадик перекатился на спину, положил руки под голову - вся его поза выражала негу и расслабленность - и приготовился слушать сказки брата. Вадик это любил. Глеб скользнул взглядом по телу брата, глаза его округлились, на лице отразился ужас. Он провел рукой по животу Вадика: - Что случилось? Где ребенок? - Твой? Или мой? - лениво отозвался Вадик. - Наш! - Наши дети с мамами. - Какими мамами, я спрашиваю, где ребенок?! - Ты про кота, что ли? Глеб закатил глаза, схватил брата за плечи и заорал: - Что ты сделал с нашим ребенком?! - Глебушка, - проговорил Вадик мягким, немного хриплым после сна голосом, - не волнуйся - и с твоим, и с моим, и с нашими детьми всё хорошо. Поспи еще? Тебе надо проспаться, – Вадик ласково провел рукой по щеке брата. - Ты убил его, – горько, обреченно произнес Глеб. - Глеб, – Вадик скинул брата с себя, - это уже несмешно! - Но наш ребенок… - Глеб, ау! Это я, Вадик. Я с тобой сплю, но общие дети у нас возможны только в параллельной реальности. Глеб похлопал глазами: - Значит, у нас не будет ребенка? - растерянно протянул он. Вадик похихикал: - Ты расстроен? Глеб упал на подушку и закрыл лицо ладонями. У них не будет ребёнка. Никакого плода инцеста, неведомых родов, угрозы карьере, мировой шумихи и позора. Всё у них, как обычно - проблемы с алкоголем, нервами, альбомами, долгие туры, бешеные фанты - всё у них хорошо. Это был сон. Но какой реалистичный! - И миллиона долларов тоже не будет? – вспомнил Глеб. Вадик задумчиво посмотрел в потолок: - Ну… это реальнее. Но пока мы столько не зарабатываем. Глеб тоже уставился в потолок. Миллион рублей немного жаль, но какое облегчение узнать, что они с братом не конченые извращенцы. Глеб счастливо засмеялся. Только в глубине души что-то тихонечко скреблось, плакалось, скулило: Глеб не станет снова папой и дядей, а самое главное, у них не будет с Вадиком ребёнка, одного на двоих. Глеб засмеялся еще громче.