***
Девочки не говорили. И если Грейнджер поначалу срывалась на громкий плач и истерический смех, то Поттер была до холода в жилах тиха. Северус дневал и ночевал в больничном крыле, чего не скажешь о Минерве. Декан Гриффиндора была, до зубного скрежета, спокойна. Она и подопечную свою навестила лишь пару раз, в то время как Снейп сразу после занятий оказывался в больничном крыле, помогая Помфри, их медведьме, лечить девочек. Конечно же, первым делом были вызваны врачи из Мунго, и Гиппократ Сметвик был в глубоком шоке после диагностики. Пока врача откачивали, он поведал, что в крови Поттер был обнаружен яд короля-змея — Василиска, и что тот был нейтрализован. Раны, следы на шее ясно давали понять, что на девочку напали и пытались убить, но по настоянию Сметвика легилименция была запрещена, чтобы не порушить хрупкое состояние пациенток. Конечно же никто не знал ни о яде, ни о покушении, кроме Снейпа, Помфри, Сметвика, опекунов и невыразимца, что взялся за это дело. Ни директор, ни авроры не были проинформированы. Неделю девочки уже лежали в больничном крыле. Учебный год заканчивался. Гермиона дрожащими руками хваталась за книги, будто в них видела своё спасение, а вот Гарри интересовал лишь пейзаж за окном. Сложно было сказать, находилась ли она здесь, ведь все её мысли были в прошлом. Каждую ночь, как на повторе, она видела рыжие волосы, карие глаза и жажду убийства. Он сидел подле неё, читая очередной пергамент бездарного ученика. Вся работа была списана из книги и не было ни одной своей мысли, мнения. Это начинало надоедать. Декан Слизерина уже наизусть выучил все библиотечные книги Хогвартса за годы преподавания в нём. Каждый ученик из года в год писал одно и то же, как под копирку — всё, что было написано в учебнике. И хотя в мире существовали газеты и журналы зельеваров, где выходили новые интересные статьи, лишь единицы интересовались этой сложной наукой, добавляя в скучный доклад немного красок. Судорожный вдох со стороны отвлёк его. На постели подпрыгнула слизеринка, хватаясь за воздух руками так, словно оборонялась, пытаясь выцарапать глаза невидимому нападавшему. Её взгляд был полон ужаса, светлый лоб с тонкой полосой шрама взмок от холодного пота и чёлка совсем сбилась. Рот хватал воздух отчаянно, неудержимо пытаясь глотнуть хоть немного воздуха, но это казалось тщетным. Она словно умирала в муках. Мужчина откинул пергамент и тот, ведомый магией, плавно опустился на кучу таких же исписанных полотен. Он пересел на кровать, обнимая девочку и прижал её к себе. — Всё хорошо, всё закончилось, ты в безопасности, всё хорошо… — Он повторял из раза в раз слова, проникающие в её тело тёплыми звуковыми волнами его низкого голоса. Медведьма, поспешившая к пациентке, замерла, очарованная невиданной картиной. Мальчик, которого она знала, нелюдимый и грубый, бережно обнимал подопечную, стараясь её успокоить. И выражение его лица было до дрожи в теле обеспокоенное. Поппи поспешила взять успокоительное и протянула флакон зелья преподавателю, который взял его даже не оглянувшись. Рядом проснулась Гермиона от шума, что создала Поттер, и приподнялась на постели, смотря на однокурсницу сочувственно. Ей было жаль Гарри. В отличии от неё, у Гермионы не было того бремени. — Я убила её, убила, убила! — Тонкие детские пальцы в отчаянии драли рукава чёрной мантии. Тело дрожало, а глаза наполнялись слезами. Резким движением Снейп влил в её рот успокоительное и завернул в одеяло, беря на руки и усаживаясь с ней в кресло. — Я убила её… — Голос её из судорожного всхлипа становился ровным и тихим. — Джинни нападала на всех учеников. Она использовала диадему Ровены, чтобы управлять василиском, — голос Гермионы был слегка хриплым от того, что она долго не разговаривала, однако он был полон уверенности. Поппи осела на пустую кровать за своей спиной и прижала ладонь к сердцу, смотря на девочку с ужасом. — Я видела, как Гарри дралась с Василиском, как проткнула его мечом, а потом Джинни стала её топить. Я помню, как столкнула Джинни в воду, как помогла Гарри выбраться из воды и сознание померкло. А когда снова очнулась, то… всё было кончено. — Взгляд её опустился на собственные ладони на коленях. Пальцы мелко подрагивали. Вновь стало тихо. Ночь была тёплой из-за приближающегося лета. Подействовало зелье и слизеринка более не ворочалась, не вырывалась, слушая голос гриффиндорки. Горячая ладонь декана гладила её спину, тогда как вторая обнимала за плечи, прижимая к себе. Гарри упёрлась лбом в изгиб плеча мужчины, судорожно вздыхая. — Я задушила её, чтобы она не задушила меня, — призналась девочка и ладонь её выскользнула из кокона, в который её укутал профессор, и ухватилась за плечо, обтянутое чёрным сюртуком и мантией. — Ты защищалась, Гарри, — ближе подсела Помфри, — в некоторые моменты нам приходится идти на крайность, чтобы выжить. Ты совершенно не виновата в этом. Это просто стечение обстоятельств. Если не ты, то кто-нибудь другой пострадал и, не будь он таким сильным, как ты — возможно мы бы уже хоронили его. — Это верно. Я не такая сильная как ты, я бы умерла. — Гермиона смотрела на неё с некоторой надеждой, благодарностью и ужасной усталостью.***
Карие глаза отражали проплывающие мимо облака. Девочка стояла в коридоре, подальше от купе, в котором резвились дети. Гарри понимала её — ей тоже хотелось оказаться далеко от всего этого ужаса, далеко от всего, что напоминало Хогвартс. Это место было ужасным, да и люди не очень. Не все, конечно, но… Гриффиндорка замечает её и их взгляды встречаются. Обе далеки от счастья, даже облегчения и близко не слышно. Гарри тянется к ней и обхватывает запястье подруги по несчастью, всё ещё смотря в глаза. Не видя сопротивления, слизеринка потянула её за собой и вскоре открыла дверь их купе. Драко поднял взгляд на сестру и перевёл его на Гермиону. Полумна даже не взглянула на них и отодвинулась, освобождая немного места. Взглянув на блондинку, Малфой тоже отодвинулся, но уже ближе к окну, у которого ранее сидела Поттер. Девочки сели рядом, всё ещё держась за руки. Поттер положила на плечо брата голову и сжала его руку в своей, сплетя пальцы в замок. — Я люблю тебя, — тихо шепнула девочка, ведомая своими чувствами. И лишь сказав эти слова, она поняла, что ближе него у неё почти никого не было. Брат был рядом, как и тётя Нарцисса, и дядя Люциус. Это называют семьёй? Люди, которые рядом, когда тебе плохо, которые беспокоятся о тебе, ругаются за тебя. Поттер помнила, как чета Малфоев явились к ней, выставляя вон всех авроров, не разрешая никому подходить без клятвы непричинения вреда. Тётя Нарцисса плакала и ругалась на неё, угрожая проклясть, если она ещё раз будет так рисковать своей жизнью. А ещё они обнимали её, извинялись, что не смогли защитить, обещали, что такого больше не повторится. Она любила их. Он смотрит на неё удивлённо и видит, как по переносице стекает одна слеза. Внутри дрогнуло от волнения и заполнившей его нежности. Лёгкая улыбка легла на его губы и мальчик склонил голову, опираясь щекой о её макушку, сильнее сжимая пальцы. — Я тебя тоже люблю, — отвечает он не в пример тихо. Этого не было слышно, но атмосфера передалась остальным и в купе стало немного тише. Гермиона склонилась к Полумне, читая вместе с ней. Время текло медленно, где-то было шумно и дурно, но здесь, в их маленьком убежище царила гармония.***
— А где Марволо? Уже неделя прошла с их возвращения и Гарри наконец поняла, чего ей так не хватало. Она не могла связаться с человеком, который был ей ближе всех. Ещё с момента выхода из тайной комнаты она чувствовала какую-то пустоту. Это было неприятно. Не настолько, чтобы грызть изнутри, но настолько, чтобы чувствовать неприятное натяжение нервов. — Понимаешь, милая… — Люциус переглянулся с женой. Ну и как объяснить племяннице, что её излюбленный Волдеморт выгнал всех доверенных людей и заперся в особняке? — Он немного занят. И никого не пускает в Слизерин-мэнор. — Объяснение тянуло на троечку, но что он ещё мог сказать двенадцатилетнему ребёнку? Что Лорд разнёс подвал ко всем чертям и заперся в личных покоях, не выходя от туда с того момента, как Гарри пропала, и что никакие попытки с ним связаться не действуют. Серьёзно, даже патронус не проходит через стены. Какая бы магия не действовала на его кабинете — она была чертовски сильной. — А я могу погулять в Слизерин-мэноре? — Взрослые снова переглянулись. С одной стороны смотреть на такую тихую и инфантильную племянницу им было больно, а с другой, разреши они — что с ней произойдёт? С таким лордом они уже встречались. Таким он был вначале своего пути сумасшествия. Но с другой стороны, Милорд никогда не сделает ей больно — это они осознали в прошлом году, когда лорд делал всё, чтобы её защитить и даже усаживал на свои колени и дарил подарки. — Хорошо, — обречённо разрешил лорд Малфой, закрывая глаза и понимая, что в очередной раз не знает, что творит. По-хорошему, ему бы запереть её в комнате для её же безопасности, а ещё лучше — взять семью и переехать куда-нибудь в Китай, в древний лес. Однако он понимал, что не может решать за неё, не имеет права указывать и приказывать, может лишь просить. Он видел в ней личность со своим мнением, с которым он должен считаться. Удивительно, что с появлением племянницы он стал замечать, что сын не имеет своего мнения, а если и имеет — скрывает его. И Люциус изменился, он стал спрашивать у Драко, чего хочет именно он, что он думает, какое у него мнение. По началу для его сына это было дико, Люциус видел это, но они все привыкли. Стали лучше. — Прошу лишь — будь осторожной. — Спасибо дядя, — она улыбается и вскакивает с дивана, подбегая к камину, и бросает в него порох. — Слизерин-мэнор, гостиная. — И пламя, которое становилось перед ним алой стеной, сверкает зеленью вседозволенности. Она его фаворитка. Та, которой дозволено многое, если не всё. И только Марволо может помочь, ведь даже им, её опекунам, Гарри ничего не рассказала о произошедшем. Пламя пожирает её тело, перемещая по каминной сети, оставляя семью в гостиной Малфой-мэнора, где они все сидели вместе. Люциус посмотрел на шахматную доску, в которую играл с сыном, пока жена и племянница вышивали платки. Работа Поттер осталась лежать на обивке дивана рядом с Нарциссой. — Может нужно было отправиться вместе с ней? — Смотря на догорающий огонь, тихо спросила женщина, остановившись и опустив работу на свои колени. — Огонь бы не пропустил. Сама помнишь, сколько бы раз я не пытался, ничего не получалось. Ни у меня, ни у Северуса. Даже патронусы возвращались ни с чем, как и совы. — Мужчина качнул головой и передвинул ферзя, ставя шах и мат сыну, который зажмурился от досады.***
Слёзы молча катились по щекам, где-то внутри она плакала навзрыд и продолжала делать отчаянные попытки проснуться. Холод камеры не отрезвлял, где-то недалеко кричал что-то ей муж, но она не слышала. Она смеялась и плакала, спала, а затем плакала и смеялась. Мир медленно сходил с ума или это она свихнулась? Рука касается плоского живота. Он был округлым, вот только вчера… или это было несколько лет назад? Ледяные стены душили, а дементоры забирали последние яркие мечты о семье. Иногда она видела маленькую девчушку с её бешенными кудрями и голубыми глазами мужа. Она кричала на Судьбу, Жизнь и Магию, спрашивала у них, за что ей это, почему именно она, но всё было без толку. Она даже не смогла похоронить свою малышку. Не смогла подержать на руках, услышать первый вздох, первый крик, первое «мама». А у убийцы родился сын… Сын, который мог родиться у неё. Тёплая кровать, заботливые руки. Она уже не в холодной темнице, где даже воздух пронзает иглами лёгкие. Но она не знает, ради чего жить, какое существование волочить на этой грешной земле. Тело исцелилось, а вот душа… Она видела мужа, то, как он смотрит на неё, но разве может она вновь его полюбить? Им не быть счастливыми. Не суждено. Может, если бы их ребёнок был жив — всё было бы по-другому. Только её иногда здравый смысл помогал понять, что люди не хотели сделать больно, они просто не знают, как реагировать на такие новости. Из множества «Родите ещё», «На всё воля Сестёр», «Ну, молодые, ничего страшного» только один человек, узнав о её потере, присел на колени, заглянул в чёрные глаза и сказал: «Белла, мне очень жаль». Это была единственная тёплая и действительно поддерживающая реакция, за которую она держалась. Её Лорд, Милорд, ради которого она пойдёт на многое. — Здравствуйте, — она разворачивается, переставая пялиться в окно, за которым цвёл сад. Небольшого роста девчушка смотрела на неё…разбито. Сердце женщины дрогнуло в тот же момент. Не было мыслей — откуда этот ребёнок, кто это, может маг под оборотным. Почему-то она сразу подумала, что это настоящий ребёнок и угрозы не несёт. Совсем наоборот, он очень хрупкий и требующий защиты. В горле застревает ком нервов. Красивая девочка с прекрасными кудрями, она бы даже сказала Блэковскими. Каштановый цвет волос и удивительные зелёные глаза. Она впервые видит этого ребёнка, но в нём чувствовалось что-то родное. — Привет, — наконец выдавливает из себя женщина и медленно подходит к девочке, присаживаясь перед ней на корточки, а следом на колени, поднимая руки и обхватывая её предплечья ладонями. — Ты очень красивая. — Слова женщины не пугают. Гарри краснеет от комплимента, отводя взгляд, и улыбается. Настолько очаровательно, что сердце вновь волнительно сжалось. — Спасибо, вы тоже очень красивая. — Поттер сжимает в ладонях тёмно-зелёное платье, которое доходило ей до колен. — А вы можете мне помочь? — Да, конечно, чего желаешь? — Сразу соглашается брюнетка, слегка склоняя голову и изучая лицо девочки. — Можете сказать, где сейчас Марволо? — В удивлении женщина отпрянула от неё. Так фамильярно к лорду ещё никто не обращался, но злиться на ребёнка она бы не посмела. Будь это взрослый волшебник, он бы уже страдал от проклятья. — Он в кабинете. Тебя провести? — пару мгновений спустя всё же решилась Белла. Внутри скрутился клубок волнения. Это ребёнок лорда? Хотя, не будет же его ребёнок обращаться к отцу по имени? — Да, спасибо. — Девочка берёт её за руку. Её ладошка такая маленькая, а пальчики такие тонкие. Сколько же лет этой девочке? Восемь? Десять? Белатрисса улыбается и ведёт малышку за собой. В душе от чего-то легко и все мысли отошли на второй план. На первом было тепло маленькой руки и румянец на пухлых щеках. Уже подходя к кабинету женщина ощущала сожаление. Не хотелось отпускать это хрупкое тепло. — Давно я не была здесь. Уже всё забыла, а эльфы почему-то не отзываются. — Ладонь выскальзывает из её руки и сердце брюнетки колет иглой разочарования и тоски. Но вместе с тем, она слушает девочку и удивляется. Давно не была? Это странно. Девочка робко стучит в дверь и тянется к ручке. Женщина качает головой. Не откроется. Помнится, Долохов использовал весь арсенал Кощея Бессмертного, чтобы подорвать чёртову дверь — ни царапинки. Ручка медленно повернулась и дверь тихо отворилась. В глаза Белатриссы можно было спокойно укладывать праздничную утку — настолько они мысленно увеличились от шока. — Марволо? — Тихое шипение и вовсе вывело женщину на уровень предобморочного состояния. Перед взором предстал едва ли не захламлённый книгами кабинет. Мужчина, чудовищно исхудавший, лежал на софе, прикрыв глаза изгибом локтя. Камин был потухшим и света почти не было, не считая пары канделябров. Лестрейндж бросила заклинание в камин и тот вспыхнул алым пламенем, освещая тело, одетое в рубашку и штаны. Недалеко стоял графин с алкоголем, наполовину пустой. Гарри медленно подступила к мужчине и подняла его руку, обхватив обеими ладонями предплечье. Тонкий нос нахмурился от попавшего на глаза света от огня камина и вскоре веки дрогнули, открывая сонный и бесконечно усталый взгляд голубых глаз. Тонкие губы растягиваются в лёгкую улыбку. Он видел её не единожды. Её красивый образ. Его порождение, его крестраж. Мёртвый крестраж. — Марволо, – улыбается Гарри в ответ, падая сверху на мужчину, отпуская его руку и обнимая за шею. «Какое прекрасное наваждение», — думает он, обнимая девочку, и поворачивается на бок, утягивая её за собой, в углубление между ним и софой. Никогда за это время он не видел такого прекрасного наваждения. Обычно касания были эфемерны. Девочка тихо смеётся, ворочается, ведь он задел её бока, едва щекоча. Краем глаза он замечает постороннее движение и взгляд упирается в Белатриссу — его верную последовательницу, шокированную происходящим. — Белла? — спрашивает он. В наваждении не было её, ещё ни разу. Может это какой-то знак? — Милорд, — спохватившись, она делает реверанс. Прекрасна в своём неизменно чёрном платье. В этот момент Гарри дёргает его за локон волос и боль резко отрезвляет. — Марволо, ты ужасно не побритый. Ты отращиваешь бороду? Тебе не идёт. — Зелёные колдовские глаза сверкают, а его нутро выворачивает наружу. Живая… Он подрывается, ставя Гарри на софу, и разворачивает, осматривая со всех сторон, чтобы видеть, быть уверенным, что она цела. Башмачки пачкают дорогую обивку, а подол тёмно-зелёного платья развивается от малейшего движения. — Ты цела? Что болит? Как это произошло? Я видел, как ты упала во тьму, думал… Я думал, о Мерлин! — он прижимает её к себе, обнимая и ощущая, как тонкие руки обхватывают его шею. Как мог он закрыться даже от своих крестражей? Только сейчас он понимает, что сделал это, лишь бы не слышать причитания Нагайны. Но из-за этой оплошности не мог слышать и Гарри. Какой же он остолоп! — Я почти умерла, — тихо признаётся она, сильнее стискивая его шею, и Волдеморт подхватывает её на руки, усаживаясь на всё ту же софу и обнимая хрупкое тело. Белатрисса, ведомая любопытством, не видя возражений, остаётся. Они сидят так какое-то время, делясь теплом друг друга. Волнение билось в утробе, как и множество других чувств. И тоска, и злость, и радость, и нежность. Всё было так сложно, что даже ураган не смог бы разделить всё это на составляющие. — Покажи мне. Я хочу всё видеть, — брюнет мягко отстраняется от неё, но не убирает рук со спины, поддерживая, чтобы девочка не упала, а сам смотрит в зелёные глаза. Поттер колеблется, но решается и кивает, расслабляясь. Ему она верит, может показать, доверяет. Он единственный, кому она сможет доверить свою душу.