Черничный привкус

      Если бы Сириус с самого начала знал, что всё происходящее будет адом, то, возможно, никогда бы в жизни не предложил тот грёбаный ритуал. Он обнаружил свои собственные забытые записи совершенно случайно. Это была уже четырнадцатая годовщина смерти его любви. Первой и последней.       Блэк решился вернуться в дом, который дарил ему счастье и который его в себе похоронил. Авроры и чистильщики постарались на славу: не осталось ни единого следа той роковой ночи 31 октября. Дом был пустым, или вернее сказать, опустошённым. Ранее в нём была магия, слышна трель колокольчиков, песнь фей, а ещё витал устойчивый аромат цветов. Сейчас же не было ни уюта, ни запаха свежеиспечённого пирога с патокой, ни причитаний Лили, ни громкого смеха с подхрюкиванием от Джеймса, ни детского лепета. Его жизнь остановилась здесь — в доме, пустота которого не сравнится с пустотой в его сердце.       Взгляд его голубых глаз прошёлся по открытому с порога пространству. Луна освещала его фигуру и заливала мягким светом всё, до чего могла дотянуться из окна. Ноги зажили отдельной жизнью, ведя его по дому, хотя сам мужчина желал вылететь прочь и более не возвращаться. Было больно видеть вещи, которых когда-то касались родные.       — Что? — Он внезапно остановился напротив плотно закрытой двери. Мало того, что он её не помнил, так ещё и защитная магия сокрытия была его авторства. Магические плетения, подпись и даже запах — всё это принадлежало ему. Да, это была определённо его волшба, но он не помнил, чтобы что-то такое делал.       Блэк коснулся двери и слегка толкнул её. Та сразу же поддалась, явно узнавая хозяина. Открывшаяся ему комната явно была детской и не тронутой временем, находясь под стазисом. Выкрашена в приятных голубах тонах — любимый цвет Сириуса. Просторная кровать с тёмно-синим балдахином и небесным постельным бельём, мягкие игрушки, несколько кукол, магический конструктор и очень много рисунков на светлом столе у окна.       — Не помню, чтобы мы делали ещё одну детскую для Гарри, — тихо пробормотал мужчина, входя в комнату, и сразу направился к столу. — Помню, Гарри была слишком маленькой для того, чтобы рисовать, — вслух рассуждал он, тем временем беря в руки один из рисунков. Рисовал явно ребёнок, ну или Джеймс — из него художник был так себе. Стоит вспомнить, как они рисовали карту Мародёров и всё, на что был способен Сохатый — это макет ботинок, и то, просто отпечаток его туфель, который они перенесли в артефакт. А смотря на детские рисунки, можно сделать вывод, что рисовал точно ребёнок, у которого есть талант.       — Не понимаю, — снова пробормотал он. На рисунке чётко было видно пять фигур. Все были даже подписаны. — МАма, ПаПа, пАпА, Я, сесла, — поочерёдно смотря на три взрослые фигуры и две маленькие, читал вслух Блэк. Он внимательно вгляделся в две фигуры поменьше, так как они были в платьях. Сириус понял, что это девочки. На следующем рисунке снова была вся семья, только теперь «сестра» была подписана как «Гали», перечёркнутая и исправленная на «Гарри».       Сердце тревожно забилось в груди, заставляя его схватиться за область, ноющую от боли. Дрожащими пальцами он стал рыться в рисунках, пока не дошёл до беременной Лили — это было явно видно, ведь у той был округлый живот.       — Да быть не может, — всхлипнул он и резкими движениями стал отодвигать ящики стола, чтобы найти больше рисунков. Карандаши, краски, чистые листы, несколько алфавитов и вот, в последнем ящике, он наткнулся на собственный дневник, запечатанный вновь его же магией. Он осмотрел кожаную книженцию и прошёл к кровати, тяжело опускаясь на неё и пропуская магию через дневник. Тот свободно открылся. Судорожно выдохнув, мужчина принялся читать.       28 июля 1977 года.       Сегодня родилась моя ласточка, моя крошка, моя жизнь. Лили было тяжело. Профессор Макгонагл и Директор скрывали её беременность очень успешно и никто в школе не знал, что наша Лилия была беременна. Джеймс первый взял на руки нашу дочь. Он даже плакал. Хотел бы я знать, почему дети так уродливы и в то же время так прекрасны… Когда я взял её на руки, вся магия, всё во мне было готово отдать за неё жизнь. Она ещё не видела этот мир, но я уверен, для неё он будет прекрасным. С днём твоего рождения, Друэлла Дифда Блэк.       30 июля 1977 года       Моя малышка. У неё глаза Лили, а волосы мои. Они такие кудрявые. Джемс завидует, но каждый день не может удержаться и не намотать редкие волосики на палец. Ох, как кричала на него Лили, боясь, что он вырвет волосы нашей девочке. Сегодня к нам пришли родители. Они все полюбили нашу девочку. Доченька, расти здоровой, мы все так тебя любим.       28 августа 1977 года.       У ласточки колики. Она всю ночь плакала. Джеймс с ног сбился, мотаясь по дому, пока не пришёл колдомедик. Сметвик врач от бога. Пара капель зелья и малышка уснула. Я ещё никогда не видел такого паникующего Джеймса. Он говорит, что я был не лучше. Ну да, я-то сознание потерял, когда вместе с коликами из солнышка вырвалась магия и прибила меня к потолку. Шишка получилась знатная. Моя ласточка будет сильной волшебницей.       3 ноября 1977 года.       И ты снова плачешь, волчонок. У тебя режутся зубки и тебе больно и хочется их почесать. Теперь ты тянешь всё в рот, и Лили приходится убирать волосы. Мы так боимся, что ты чем-то подавишься. Ты ведь едва не подавилась кусочком банана. Малышка, я так испугался… так…       Размытые строки показывали, что он плакал. Сириус поджал губы. На глаза наворачивались слёзы. Он не понимал, почему, что случилось? Почему у Гарри было два имени, ведь они никогда такого не делали. Хотя, понятно почему его девочка решила объединить их, взяв из каждого по одному, чтобы не обидеть обоих отцов. А оказывается у него было две дочери? Блэк пролистал дальше, пропуская несколько лет.       6 мая 1979 года.       У моей дочери дар. Самый ужасный дар, который может быть. Она видит будущее. Сегодня она сказала, что завтра будет нападение на дядю Рега. Надеюсь, Регулус будет в порядке. Нужно будет предупредить его. Джеймс отправится за ним.       8 мая 1979 года.       Это правда. Моя дочь и вправду видит будущее. Если кто-то об этом узнает — она будет в опасности. Мы будем хранить её дар как семейную тайну. Никто не узнает об этом. Я защищу тебя, моё сокровище.       24 декабря 1979 года.       Лили беременна! Моё солнышко сказало, что у мамочки будет ребёнок, что у неё будет сестрёнка. Она была так рада, даря маме куклу на сочельник. Мерлин, она не знает, какой подарок сделала нам на самом деле. А ещё, моя ласточка любит летать. Она не побоялась детской метлы и свободно рассекала на ней по комнате. Лили наругала Джеймса за такой подарок, а наш муж смеялся, сомневаясь, что Дифда от меня, уверяя, что малышка пошла в него.       31 июля 1980 года. Родилась наша Луна, наша Гариэтт. Дифда была права, что они будут похожи — малышки были почти копией друг друга. Только Гарри родилась на полкилограмма меньше. Мы так счастливы.       Блэк пролистал несколько страниц вперёд и сглотнул от напряжения. Следующие строки были пропитаны тревогой и страхом.       2 февраля 1981 года.       Моя дочь предрекла нам смерть. Это было так ужасно. Она ещё не понимает, что своим ангельским голоском разрушает надежду на будущее. Лили долго плакала. Я должен защитить нашу семью. И Джеймс со мной согласен. Мы найдём выход.       12 марта 1981 года.       Моя ласточка, моё солнышко, мой волчонок. Я так благодарен моей дочери. Джеймс додумался спрашивать у Дифды, всё ли получится, если мы поступим так или иначе, и каждый раз понимал, что план не сработает. Дифда предрекала смерть. Мы не можем уехать за границу, не можем скрыться в особняке родителей, ибо там нас подстерегают, нас ждут. Она говорит о предательстве близкого. Кому мы можем довериться? Моя малышка… ты проклятие и спасение для нас.       9 мая 1981 года.       Я нашёл решение, как мы можем защитить наших детей. Дифда не смогла увидеть будущее этого хода событий, и мы решились. Мы проведём ритуал перенесения наших девочек вместе с опекуном. Она будет не одна. Регулус согласился быть опорой для нашего солнышка, я же буду опекуном для Луны.       4 августа 1981 года.       Ритуал… забрал жизнь родителей Джеймса и мою память. Сначала мы хотели, чтобы в первой привязке участвовали они, а во второй Джеймс и Лили, но сейчас… мне страшно, я не уверен. Я боюсь их потерять. Я не помню мою дочь, я не хочу забыть и их. Я благодарен своему решению вести дневник, ведь только благодаря ему я хоть немного узнал, что у меня есть дочь, но это снова забудется со временем. И я боюсь… я трус.       29 сентября 1981 года.       Мы пригласили милорда, чтобы он проверил Гарри. Наша малышка, кажется, умеет разговаривать со змеями. Мои родители согласились быть привязкой в ритуале по спасению Гарри. Джеймс согласился отдать свою память… Я не хочу терять их, почему именно наша семья?! ПОЧЕМУ?       Более записей не было. Мужчина прикрыл лицо ладонью, понимая, пытаясь хоть так сдержать себя, но всхлипы не заканчивались. Плечи содрогались, а из горла вырывался всхлип.       Ночь была слишком тихой. Лунный свет проникал лишь в часть дома, вторая же находилась в полной тьме. Казалось, в этом доме не было ничего живого и никогда не будет. Лунный луч, спустя время, скользнул к краю старого кожаного дневника, валяющегося на мягком ковре, из которого торчал лист пергамента. Опустошённый взгляд тоже заметил уголок пергамента. Его сломленная душа снова надломилась, когда он увидел колдографию счастливой семьи, состоящей из пятерых человек. Отчего-то его взгляд прикипел к девчушке на его руках. Она жмурилась, целуя его подбородок, после чего со смехом отклонялась назад, ведь он тёрся своей щетиной о её щеку. Джеймс бережно поддерживал её спину, чтобы она не упала, а Лили сидела перед ними на стуле, держа в руках младенца, и только закатывала глаза, качая головой, после чего повернулась, указывая пальцем всем, строго говоря вести себя приличней. Картинка повторялась вновь и вновь, а он чувствовал новые слёзы, что грозились пролиться из, казалось бы, высохших глаз.       Он перевернул колдографию и вчитался в несколько строк, написанных явно Лили. «Верни её. Гримуар находится за зеркалом твоей матушки. Мы любим тебя». Блэк подскочил, как ужаленный. Зеркало матери! Это был потайной ход в секретную часть библиотеки Блэков и находилось это зеркало в самом дальнем углу родовой библиотеки.

***

      — Ого, — одновременно выдохнули парни, осматривая помещение, в котором оказались.       — Ага. Добро пожаловать в мой дом, — довольно поприветствовала их девушка, смотря на парней поочерёдно. — Ну, сейчас это и ваше временное жильё. Пока, конечно, не разберёмся с вашими делами.       И пока парни с восхищением осматривали первую комнату, в которой находились, то в другом конце особняка читавший в библиотеке мужчина почувствовал прибытие дочери и, отложив все дела, направился в каминный зал.       — Гарри, — уже при входе увидев дочь, он сразу же направился к ней, ловя в объятия и прижимая к себе, сразу целуя в макушку. — Ты выросла, волчонок. Я так скучал.       — Я тоже, папа, — родное тепло, родной запах и то самое ощущение уюта, которое она могла почувствовать только от Сириуса. Его мягкая магия тёмным, тёплым пледом укутывала её в свои объятия, и от этого на губах появилась счастливая улыбка. Сердце билось сильно и громко, что было усладой для её уха, которым она прижалась к груди мужчины. Как же приятно было ощущать всё это. Она уже думала, что за полгода учёбы совершенно позабыла, как радоваться встрече и реагировать на такое тепло, продолжая отстраняться от других. А оказывается она скучала по этим ощущениям и жаждала их.       — Представишь мне своих новых друзей? — наконец, заметив стоящих истуканами близнецов, что молча пялились на них в шоке, спросил её отец, всё ещё обнимая за плечи одной рукой, когда она отстранилась в сторону.       — Это Фред и Джордж. Они мои вассалы — будущая поддержка моего рода, — Блэк кивнул, принимая информацию, которую ему озвучила дочь. Она не назвала их фамилий, а это значило, что либо те были маглорождёнными, либо отказались от семьи. Парни были её старше и Сириус действительно был рад, что они не смотрели на неё так, как это делал Реддл — с жадностью. Они смотрели с интересом, удивлением и смесью восхищения и подозрения.       — Ребята, это мой отец, Сириус Орион Блэк, регент рода Блэк. Эта информация ещё секретна и не все про это знают. И да, Джеймс Поттер тоже мой отец, а Лили мать.       — Хм… Триада, как…       — …интересно, правда ведь, брат? — Посмотрев друг на друга, продолжили они попеременно. Смотря на них, Сириус почему-то вспомнил близнецов Пруэтт. Те тоже любили дополнять друг друга. И хотя оба были мертвы и детей у них не было, то мужчина вполне логически решил, что эти ребята были сыновьями их сестры — Молли Пруэтт, которую он когда-то знал.       — А вы не знаете Молли Пруэтт? — Решил всё же поинтересоваться он, надеясь, что не прогадал.       — Она наша мать, — кивнул на его слова Фред, подтверждая теорию и догадки, после чего за него продолжил Джордж:       — Хотя теперь носит фамилию Уизли, — при упоминании этой фамилии мужчина нахмурился. Уизли были не самым приятным родом. Особенно Артур, с которым им довелось встретиться. Крайне фанатичный, помешанный на маглах, человек. То, как он убеждал их, что нужно открыться миру простецов, как приставал к Лили с его безумными экспериментами и бесконечными вопросами про мир, из которого она вышла — всё это отталкивало. Да ещё и их история предателей крови.       — Пруэтт? Я, кажется, припоминаю, — в разговорах с Томом проскальзывала эта фамилия. Вроде бы, это был человек с нейтральной стороны, который сейчас ненавязчиво продвигал их идеи в министерстве вместе с остальными.       — Игнатиус Пруэтт дядя Молли. Он на нашей стороне. А ещё у него нет наследников. Возможно, он был бы рад принять в род двух детей, — предложил ей отец. Фабиан и Гидеон Пруэтт были очень даже похожи на молодых людей, что сейчас стояли перед ним. Всё же, Сириус был уверен, что, даже если брат Игнатиуса, почивший в войне вслед за сыновьями, и не принял бы отпрысков предательницы Молли, то нынешний лорд Пруэтт этого не сделает. Да и попытаться стоит.       — Не будем торопиться, — дочурка обняла отца за пояс, отвлекая, и мужчина сразу обратил на неё внимание, кинув.       — Как пожелаешь, волчонок, — он снова обнял её, прижимаясь щекой к макушке. О, как же он скучал по ней. Мужчина зажмурился от счастья, улыбаясь, и потёрся о её макушку щекой, задевая локоны и вороша их.       — Па-ап, — смущённо протянула девушка, не пытаясь сдержаться, и тихо посмеялась, сильнее прижимаясь к нему. — Кричер, проводи гостей в комнату, — появившийся домовик, раболепно поклонившийся ей, взглянул на новых сожителей.       — Идите за старым Кричером, гости хозяйки, — после чего тактичные гости молча скрылись, что было удивительно для таких обалдуев.       Родные же остались стоять в коридоре, делясь теплом. Магия рода радостным волком скакала вокруг них, едва не поскуливая и лая, как заправская овчарка, виляя хвостом. Дом был рад видеть её и он тоже скучал — это девушка понимала. Она видела, как он реагирует на каждого члена семьи. Для Блэк-касла все они были одной стаей.       — Я должен тебе кое-что сказать, — тон, с которым он это произнёс, не понравился Гарри, но делать было нечего и она согласилась сейчас пройти вместе с ним в библиотеку. Удивительным было видеть как зеркальная гладь свободно пропускает отца, а после и её в секретную библиотеку их рода. Здесь фонило магией. Не только тёмной. Магия этого места была разнообразной: она ощущала, как крупицы силы касались её, изучали, ласкали, а некоторые даже кололи, словно кактус. Помещение было вполовину их родовой библиотеки и тут ещё были пустые полки, явно для того, чтобы после их заполнили потомки. Несмотря на то, что стены здесь были отделаны тёмными обоями, внутри было светло. Мужчина подступил к большому столу у одного из магических окон, из которых исходил солнечный свет и на котором лежало несколько исписанных пергаментов и большой талмуд. Книга была действительно очень большой — едва ли не в половину её туловища — и занимала почти весь увесистый стол в раскрытом виде.       — Волчонок, я должен тебе сказать, что у нас в семье ты была не первым ребёнком.       — Ты знаешь? Ты помнишь? — Внезапно воскликнула удивлённая его словами Певерелл. Сириус резко замолчал, уставившись на дочь, которая не только не должна была это помнить, но и знать тоже.       — Откуда ты… ах, — внезапная догадка заставила его горько усмехнуться. Ну конечно же, кто как не Лили и Джеймс могли ей это рассказать. И она молчала, хранила это в секрете, чтобы не бередить его старые раны и изорванную память. И что он за отец такой, на которого нельзя было положиться? — Да, я кое-что вспомнил. Не всё, конечно, но… В общем, её звали Друэлла Дифда Блэк, а ты, как понимаешь, была названа Гариэтт Камелией Поттер, — он тихо вздохнул, опустив ладонь на её макушку и слегка погладив. Да, сейчас он чётко и ясно видел, что Гарри была дочерью Джеймса. Такая же смышлёная, сильная магически и так же прекрасна. Интересно, его дочь была бы такой же или её противоположностью?       — Ну… теперь-то я Гариэтт Дифда Певерелл, — говоря это, она выглядела слегка виноватой, и мужчина сразу спохватился.       — Это прекрасно, волчонок! Это только значит, что вы с сестрой станете ближе, обменявшись вторыми именами. Я уверен, Друэлла была бы рада такому, — он обошёл стол, возбуждённо пролистывая несколько страниц. Взгляд его голубых глаз горел предвкушением и радостью. — В общем, я хочу вернуть её и Регулуса обратно. И ритуал описан здесь же. Мы вернём их похожим способом. Здесь написано: «чтобы вернуть живых обратно, потребуется добровольно отданная кровь единорога…»       — Не получится, — он дёрнулся. Взгляд вперился в строку, на которую показывал его палец, а взгляд затуманился. Да, он знал, что дети бывают ревнивы и даже думал, что Гарри будет против, но всё же надеялся на обратное.       — Гарри, милая, — она вздыхает, опуская голову. Да, для него это было важно — вернуть дочь. Он очень любил Гарри, ведь она была всем, что оставили для него Лили и Джеймс, но и собственную кровь тоже хотелось вернуть, вспомнить, обнять и… — Я понимаю. Я очень люблю тебя, но я очень хочу вернуть…       — Не получится, — второй удар в его и так расколотое сердце. Он жмурится, поджимая губы, и резко поднимает голову, чтобы вперить упрямый взгляд в дочурку, да так и застывает. Ни гнева, ни ревности, ни упрямства. Лишь печаль и жалость. — Не получится. Этот обряд нужен, чтобы вернуть живых обратно. Не получится, — она слегка качает головой. Он выпрямляется, ладонь скользит по талмуду, повисая безвольно вдоль тела.       Певерелл не хотела представлять, что чувствует отец. Лишившийся родных, любимых, дочери и памяти, услышавший, что малейшая надежда, которую он хранил, рухнула и разбилась, словно хрустальный бокал. Отец медленно опускается в кресло за спиной — слишком сдержанно, и от того ей ещё больнее видеть его.       — Какой… какая она? Красивая? — Хрипло спрашивает мужчина, а взгляд его стекленеет. Он понял, почему она так категорична. Совершенно не из-за ревности или упрямости, просто она уже видела и уже знает. И от этого не легче. Девушка подходит ближе и опускается на пол, положив обе ладони на колено отца и опуская на них голову.       — Очень. Она высокая, почти как ты. У неё темные зелёные глаза и волосы волнистые, кудрявее, чем у меня, такие же, как у тебя. Волосы очень мягкие и немного темнее. У неё пухлые губы, как у мамы, и нос, как у мамы и у меня. У неё тонкие запястья, но она немного крупнее меня, — он слегка смеётся.       — Она родилась тяжелее тебя на полкилограмма. Кто бы знал, что это повлияет. Наверное, она пошла в свою прабабушку, — шепчет мужчина, прикрывая веки. Улыбка сходит на нет. Под глазами давно залегли тени, а щёки впали. Не говори он, был бы похож на мертвеца. Наверное, он сейчас очень желал оказаться в том мире, где его ждёт семья; осознание этого больно впилось в её сердце, и девушка сильнее стиснула колено отца.       — Ты не бросишь меня?       — Что? — Его словно окунули в ледяной пруд с головой. Голубые глаза сразу же уставились на маленькую фигуру у его ног. Как? Как мог он вот так показать себя, свою боль этому маленькому человечку? Комочку тепла, самому дорогому что осталось в это мире. — О Мерлин, Гарри, нет! Никогда! — Он резко сгибается, хватаясь за неё, и поднимает, усаживая к себе на колени и обнимая. — Волчонок, нет. Я никогда не оставлю тебя, Гарри. Ты моя дочь, ты моя луна, моя магия. Мерлин.       Дыхание спёрло. И как он мог вот так упустить то, что перед ним дрожащий щеночек счастья, жаждущий его внимания и любви? Она нуждалась в нём и это отрезвляло. Пусть, пусть он не сможет вернуть ничего, что было, но он не должен упускать того, что будет и может быть. Слёзы боли и горечи навернулись на глаза. Да, он потерял многое, но он не должен упустить то, что осталось. И он не упустит.