Нет.

— Да ты задолбал одеяло забирать, — шепотом выругался Дазай, недовольно смотря на кокон рядом. Куникида ещё секунду назад лежал чуть ли не на нём, закинув ногу на его торс, а сейчас перевернулся, нагло забрав единственное покрывало. Доппо явно не привык спать с кем-то. Но это всё казалось даже милым. Хоть где-то он расслабляется. Как заметил Осаму, засыпает почти мгновенно. От усталости? А вот его самого мучает постоянная бессонница. Поэтому судьба смотреть на сопящего Доппо ближайшие часы конечно умиляла, но не особо манила. Поэтому Дазай встал, пытался аккуратно, но Куникида приоткрыл глаза. Правда очень сонно, и не особо понимающе, что происходит. — Осаму? — раздался тихий голос. Сердце стало биться чаще. По имени назвал. Когда такое в последний раз было? — Всё нормально. Я покурю пойду, — также тихо ответил Дазай, не хотя ещё больше тревожить. Но он стал по сонному непонятно бормотать. — Рядом. лежит. Таблетки. — Чего? — Свет. Тумба… Шкаф. Тумба, — с закрытыми глазами всё повторял Доппо, вытащив руку из-под одеяла и показывая в сторону Дазая. Он догадался включить небольшую лампу рядом и открыть довольно скрипучую тумбочку. Там лежало несколько журналов и газет, а поверх валялось пару карандашей, закладок и небольшая белая банка для таблеток. — Таблетку выпей. Дазай схватил упаковку, на котором было непонятное название, а более мелким шрифтом, написано, что это снотворное. Улыбнулся. Даже сквозь сон догадался. И волнуется? Получается так. Странное чувство. Приятное наверное. И тревожное. Все таки он сходит покурить. Как вообще так вышло, что эти двое уснули вместе? Все просто. Дождь никак не прекращался. И Дазай, состроив жалобную мину, всё приговаривал, что у него слабый иммунитет, завтра выходной, идти далеко, а у него «панический страх такси», и вообще как его можно выгнать. А Куникида противился, будто только для вида. Даже когда Осаму лёг с ним рядом в постель, а не на диване, где ему постелили, он ничего не сказал. Через несколько минут даже умудрился обнять. Его прикосновения обжигали даже через бинты и одежду. Будто каждая подушечка пальцев оставляла ожог, который проходил по внутренностям, и каждый раз пробивался к сердцу. А Дазай холодный, будто мраморная фигура, ощущал это в сто раз сильнее. И это было необычно. В какой-то степени неприятно. Только вот теплом мрамор не разрушить. Поэтому Осаму после просто наблюдал, сев на край кровати. От него несло табаком, который слишком быстро впитался в бинты. Куникида приоткрыл глаза и молча смотрел в ответ. Глаза не выражали ничего, кроме усталости от недавнего сна. Мрамор теплом не разрушить. Особенно, если он сам тянется. Поэтому Дазай и коснулся светлых волос, после перебирая их меж пальцев. Тишина. А Куникида, наверное, ничего из этого даже и не вспомнит на утро. Будто спит с открытыми глазами. — Это не конец этого мира, но… — он начал спокойно проговаривать, немного напевая, колыбельную, которую слышал в телевизоре однажды — Спи, мой любимый. Твоя жизнь прошла. Ты был рождён и ты жил, — зачем Дазай это делал? Просто от желания опять усыпить Доппо? Предупредить?.. Ну для себя это было, чтобы убить время пока снотворное не подействует. — Неужель не споёшь ты мне песню надежды? Навсегда… — голос фальшивит. Хотя это была не неприятная фальш. А наоброт. Просто, которая напоминала, что он человек. — Прими эти слёзы, как слова новой любви. Спасибо тебе за счастливые дни в моих мечтах. Я благодарна за то, что мы встретились здесь. Навсегда…* Куникида опять заснул где-то на середине колыбельной. А другой всё продолжал аккуратно перебирать пряди волос. Цветом будто звезды. Снотворное со временем начало действовать. *** Осаму проснулся. Куникиды рядом не было. А по звукам, издаваемых посудой, можно было догадаться, что он на кухне. Готовит ему завтрак, получается? Он не сомневался, что это для него. Чтобы впечатлить? Ох, Доппо даже не понимает, насколько впечатляет всех каждый раз. Он полежал еще пару минут, ища силы встать. У напарника европейская кровать, а не как у него, футон. Матрац по удобному твёрдый, не пролежавшийся. Простыни белые и чистые, пахнут лёгким цитрусом. Дазай будто в рекламе стирального порошка или акции: «вот, что будет, если перестанете быть алкоголиком». *** — Проснулся, что-ли? — произнёс Доппо, стоя у плиты, даже не оборачиваясь на Осаму, который, кажется, хотел его напугать. — Поздновато ты. — Сейчас девять пятнадцать, — сказал парень, не особо понимая, почему это поздно, а не рано. Куникида лишь пожал плечами. А Дазай продолжил, будто оправдываясь, одновременно с этим заглядывая в сковородку. — Тем более ты ж сам дал мне снотворное, причём довольно поздно. Так что я нормально проснулся. — Я давал тебе снотворное? — удивлённо переспросил, накладывая омлет на тарелки. — Вообще ничего не помнишь? Доппо помотал головой, задумчиво хмуря брови. — Многое упускаешь, не помня ночные похождения, — усмехнулся Дазай, облокачиваясь спиной на кухонный стол. За что сразу получил нагоняй от хозяина квартиры. Парень состроил обидчивую мордашку. — Ну ты же сам в офисе так постоянно делаешь. — Ну вот в офисе и облокачивайся, а моё портить не надо. — Доппо поставил тарелки с завтраком, и ненадолго завис, смотря на омлет с помидорами. — Тебе ведь нравятся томаты? — Да, конечно. Куникида посмотрел на Дазая. Помятый, неумытый. Он даже не понимает как так можно. Жить без режима. Заваривать себе чисто кофе, без сахара, что он сейчас и делает, нагло забрав любимую кружку Доппо. Не то, что он. С утра надо выпить стакан воды. Обязательно душ с рутинным уходом. Кофе с двумя ложками сахара и половиной кружки молока. Так ведь и должен делать обычный человек. А Дазай странный и ленивый. Любящий постоянную горечь. Но как же обаятелен в этом. — Вкусно! — чуть ли не выкрикнул Дазай, пробуя завтрак. Куникида молча улыбнулся, аккуратно кладя кусок в рот. Не знал как начать разговор. И о чем вообще? Ему нравится это утро. Ему нравилась эта ночь. Ирония в том, что не состоящий в отношениях Доппо боится спать один. То ли от своей впечатлительности и латентной верой во всякую мистику, то ли ему не нравилось чувство каждодневного одиночества. А тут он впервые спокойно засыпал. — Знаешь, что ты сделал ночью, помимо того, что дал мне снотворное? — прервал мысли Дазай. Куникида вопросительно поднял бровь, но что другой продолжил. — Назвал по имени. — Всмысле? — В прямом. Так и назвал. О-са-му. — по слогам, протянуто, чуть ли не пропел шатен, — Не «бинтованный», не «суицидник», не «идиот» и даже не «Дазай». А О-са-му. — повторил он интонацию, всё больше расплываясь в довольной улыбке, наблюдая за смущением Куникиды. — Я сонный не особо отвечаю за свой мозг, — попытался оправдаться парень, слишком пристально смотря вниз, в свою тарелку. — Ну это всё равно тебя не оправдывает. — Дазай наклонялся всё ближе и ближе, хитро показывая зубы. — Сначала вытворяешь такое, а потом стыдливо в тарелку смотришь? Как-то неправильно. — Ну что ты пристал? — огрызнулся он, резко поднимая голову, на что Осаму резко откинулся обратно на стул. — Если так волнует, можешь меня тоже один раз по имени назвать. — Назвать по имени? Тебя ведь Доппо зовут? — задумчиво поинтересовался, потирая макушку. — Ты издеваешься? — Да даже не знаю. Имя у тебя такое глупое. Пишется же как «одинокий странник»? Какой родитель вообще назовёт так своего ребёнка? Это ж прямое обречение на вечные муки. — Ну, родители меня не то, что бы хотели, поэтому… Твой вариант звучит довольно реалистично. — пожал плечами Куникида, быстро проглатывая мелкую обиду. Как обычно. Подобных было слишком много, особенно от Дазая, а жаловаться или дуться смысла не было. — Нет, ну правда. Доп-по. Вообще не звучит. Я будто по лестнице падаю, и каждую ступеньку чувствую. — Если не заткнешься, так и будет. *** — Чем ты занимаешься в выходные? — Домашними делами. — Скучно. *** — Умеешь танцевать? — спросил Дазай, включая небольшое красное радио на подоконнике. Одна из немногих ярких вещей в бежево-коричневой комнате. А рядом с ним ещё лежала та роза и салфетки. Куникида её не выкинул. — Не особо, — ответил парень почему-то прислонившийся к стене, а не как другой, сидевший на диване. Это не был способ как-то отвязаться, тем более Доппо понимал, что это бессмысленно, ведь мелодия уже начала доносится. А Осаму встал напротив него, протянув руку, приглашая на танец. — Предупреждаю, я тебе все ноги отдавлю, — промолвил он, подняв светлые брови. Но всё-таки протянул в ответ свою ладонь, которую сразу сжали, и резко натянули на себя. Чуть оба не упали. -Давай, шаг назад, — спокойно сказал Дазай, и одновременно с любовником стал перебирать ногами, делая круги. Одна рука лежала на плече, а другая держала чужую кисть. А Куникида всё нервно смотрел на ноги, чтобы не наступить. Осаму усмехнулся. — Опять все контролируешь. Расслабься, — и поцеловал его. На что парень почти сразу всё-такинаступил на чужие пальцы, и хотел уж отпрянуть, но Дазай не позволил, говоря в миллиметре от губ. — Всё нормально. Продолжай. И опять облизнул чужие губы, продолжая поцелуй. Они ещё умудрялись как-то делать пародию на танец, медленно кружась на одном месте. Тонкая бледная рука перешла с плеча сначала на талию, медленно перебираясь на бедро и сильно сжимая его. Доппо тяжело выдохнул, прижимаясь к телу напарника всё ближе и ближе. Казалось ещё немного, и они станут одним целым. Даже если это всё и ошибка не поддающаяся никаким идеалам и принципам, Куникиде она нравится.