Нет.

— Как-то нечестно, что ты меня полностью обнажил, а сам в футболке и бинтах, — произнес Куникида, вдавленный в кровать. Почему-то танец быстро перерос во что-то новое. Классическая музыка до сих пор доносилась из соседней комнаты. Ох, благослови, Боже, создателей именно таких радио-каналов. Для Доппо это было непривычно быстро. Да, он в принципе сам сказал, что хочет его, под влиянием свежей влюбленной эйфорией. И да, может, надо было беспокоится об этом во время вчерашнего минета, либо еще при первом поцелуе. Сейчас уже поздно. Потому что нависающее тело над ним банально закрыло рот ладонью, и посмотрело леденящий взглядом. — Я их не сниму. Просто замолчи. Не доверял. Не хотел показывать своё тело. Свои шрамы, а может не только. И почему тогда Доппо должен был ему доверять? Это не поле битвы, где всё понятно без слов и где ты уверен, что тебя спасут. Здесь не так. Не понимал, что будет через неделю, завтра. Через минуту. Дазай сел на чужие бедра, время от времени медленно перекатываясь на широкие ляшки, упругие от постоянных тренировок. Прижатый медленно вздохнул. Хотел уж что-то произнести, но его перебили. — Прошу, молчи, — повторил Дазай, прикусывая губу, поклонив голову на бок. Смотрел любопытно, думая, исполнит его просьбу — приказ? — или нет. Куникида послушался. И на его шее сжалась рука, перекрывая доступ к кислороду. Осаму видно всё-таки узнал, что такое асфиксия. Походу инстинкта самосохранения правда не существует. Ведь Доппо особо ничего не предпринимал. Хоть и извивался, открывал рот который сразу затыкали поцелуем, ещё больше лишая воздуха. Куникида ничего не видел, хоть и был с открытыми глазами. Ничего не слышал, кроме биения своего сердца. Да, умирать он не хочет. Ни за что. Он любит жизнь, как бы жестока она не была. Но это чувство, которое возникает только за несколько минут до смерти. На миссии, в кабинете Акико, и теперь тут. Адреналин, смешанный со внутренней истерикой, которая переодически заглушается ненормальный успокоением, долгожданное головокружение и чёрные пятна в глазах, будто он сейчас отключится. Но не успел. Пальцы разжались. Вместе с пришедшим воздухом ушла возможность умереть. Вроде как. Дазай соскочил на пол, с приходящего в себя Доппо, и метнулся в коридор. Вернулся быстро. Даже минуты не прошло. А парень все так и лежал, не меняя положения. Лишь глубоко дышал, будто пытаясь насытится кислородом на несколько лет вперёд. На тумбочку что-то положили. Куникида повернул голову. Упаковка презервативов и смазка. У него в квартире таких вещей никогда не лежало. — Ты серьёзно это всегда с собой таскаешь? — спросил он, обернувшись на Дазая стоявшего перед ним. Даже не понимая, как к этому относится. — Я вроде попросил молчать, — лишь ответил Осаму спокойным голосом. Несколько секунд осматривал чужое тело. Дотронулся кончиками пальцев до живота Доппо, оглаживая пресс. Постепенно спускаясь ниже, к паху. — Хороший. Сексуальный. — резко провёл ладонью к верху, хватая сосок меж двух пальцев. Куникида, который ещё секунду назад, казалось, был разочарован внезапной сменной маршрута, сделал громкий вздох. Дазай, улыбнувшись, наклонился к торсу и задел кончиком языка ту же часть груди. Доппо не понимал, что же это. Те самые бабочки в животе, или просто возбуждение. Ну, по его внешнему ввиду и то, и то. Хоть губы были просто сложены в обычную, не улыбающиеся нить, глаза горели. Хотели большего. И Осаму, видя это, сел меж его ног, закидывая одну на своё плечо. Но больше ничего не делал. Ждал. Только чего? Хотелось услышать его. Ему говорить нельзя, так пусть хотя бы Дазай не молчит. Прошло секунд двадцать. За это время лишь поменялось то, что Осаму стал оглаживать его ногу. И каждый раз пальцы направлялись к внутренней стороне бедра, но каждый раз специально останавливались и направлялись обратно. Дразнит, гаденыш. Даже сейчас. Но сейчас нельзя на него накричать или стукнуть. Только молча, послушно ждать. — Хах. Молодец. Представляешь, как приятно измываться над тобой, но при этом самому не получать? — Дазай наклонил голову и улыбнулся. Как мила и одновременно коварна эта улыбка. Что за ней скрывается, Доппо кажется, никогда не понять. Всегда ясно только одно — если Осаму сделал это, то будет продолжение. Неважно чего. Дазай жестом указал подать ему флакончик смазки, и Куникида дрожащими руками от нетерпения сделал это. — Я хочу чтобы ты кое-что сказал, — произнёс Дазай, всё оттягивая момент. Доппо вопросительно поднял брови, становясь на локти, чтобы приподнять себя. Всё что угодно, блять. Главное быстрее. — Скажи, что хочешь этого. Скажи, что хочешь меня. Опять. Куникида прикусил губу. На и так смущенной розовой коже проступил багровый румянец. — Ну давай. — протянул напарник, гладя его живот. — Будь послушным мальчиком. — Блять. — вздохнул парень, ложась обратно на подушку. — Обойдешься. — Как скромно, — послышался щелчок от открывания упаковки. — Ну ничего, у нас ещё много времени. Терпеливыми нас с тобой не назвать, но, к сожалению, при расстяжке, по другому нельзя. Доппо с непривычки напрягся, почувствовал на коже прохладную жидкость. Опять посмотрел на напарника. — Ты даже сейчас слишком напряжен, — обидчиво сказал Осаму. — Расслабься. — Смотреть на тебя и расслабляться — вещи несовместимые. — Ой, ты сейчас в совершено не в том положении, чтобы язвить, Куникида-кун, — Дазай, добавив больше смазки, начал вводить один палец. — Вздохни и расслабься. Скажи как привыкнешь. И парень так и поступил. Сначала сжал пальцами простыню, не понимая, чего ждать. Но почувствовав, что всё вполне сносно, успокоился. Правда, всё-таки поднял взгляд к потолку, потому что и правда расслабится сложно, когда смотришь на него. У Доппо иногда проскакивали мысли, которые, правда, он не особо хотел слушать. Дазай его напарник. Дазай невозможный мудак. Дазай противоположность его идеалов о людях. А ещё Дазай — парень. И не понятно какой именно факт делал болезненное сомнение в груди, которое, правда, сразу заменяла окрыляющая влюблённость. — Неужели тебе правда не хочется на меня смотреть? — спросил он, пытаясь перевести в шутку, но Куникида понял грустные нотки. — А тебе на меня разве хочется? — Ну конечно. Может, я единственный человек на планете, который видит тебя в таком положении. Дорогого стоит, учитывая то, что ты сексуальнее некоторых популярных актёров. — Значит, по твоему мнению, я ни с кем не спал? — игнорируя комплимент, и опять цепляясь за неосторожную фразу. — А что, я не прав? — любопытно переспросил Дазай. Доппо промолчал, недовольно прицокнув языком. Лишь после оповестил, что готов принять больше. И вот второй палец. Через время третий. Не сойти с ума от скуки, ведь всё-таки Дазай прав — они оба не любят ждать, помогали лишь монологи и шутки Осаму, которые иногда сменялись на неожиданно смущающий флирт и прикосновения к прессу и ногам. — Готов? Доппо кивнул. — Ну наконец-то, — Дазай положил уже затекшую ногу напарника на кровать, и подался вперед, нависая над чужим телом. Смотрит в глаза. Или прямо в душу. — Жаль смотреть на меня не хочешь. Глаза красивые. Будто мрамор, — только не такой холодный, нет. Хоть он почти всегда напряжён либо угрюм, смотрит Куникида тепло. Даже когда злится. Даже когда ругает. Душа заботливая. Светлая. Не то, что у Дазая, где одна тьма. Он чуть коснулся тёплых губ, больше не целуя, а облизывая их. — Ну же, скажи. — протянул парень, касаясь пальцами головки чужого члена. — Скажи что хочешь меня, — проводит по основанию, еле касаясь. Из уст Доппо послышались жалобные стоны. Он точно сойдёт с ума. А Дазай всё продолжал и продолжал мучать его. — Ну давай же. — Блять. — он будто был готов расплакаться от сладостной муки. — Я хочу тебя. Прошу. Выражение лица резко изменилось, на более серьёзное и властное. Дазай довольно усмехнулся: — Вот и молодец. Тело Куникиды резко перевернули на живот, звучно ударяя ладонью по бедру. — Видишь, я исполнил твою прихоть не видеть меня, — процедил парень, наматывая длинные волосы на руку и поднимая чужую голову. И лишь малейшим проявлением нежности стал лёгкий поцелуй, в край губ. Эта боль не должна была будоражить. Эти слова, которые были ответом на его не очень удачную грубость, не должны были возбуждать ещё больше. Этот контраст эмоций Дазая, не мог притягивать. Но все это работало. Хотелось больше. А Осаму всё понимал, слушая с садистким восторгом как вздыхает Куникида. Он отпустил волосы, и вдавил его лицо боком в подушку. Очки неприятно въелись в кожу. И Доппо чувствовал, как напарник размышляет над тем что делать дальше. Продолжать его мучить или наконец-то начать то, ради чего это всё и затевалось. И он выбрал последнее. Молча завёл руку под живот Куникиды, поднимая его на четвереньки. Но голову опять вжал в постель, чтобы он изогнулся. — И когда же ты со мной был таким податливым? — Осаму быстро открыл и надел презерватив, после выливая смазку. Сжал чужую ягодицу, отпечатывая там свои ногти. И сразу же вошёл, на что Куникида издал звучный вздох. И, на самом деле, хотелось возмутится, мол «надо предупреждать, блять», но он не сделал этого. Ведь Дазаю, явно, сейчас на это всё равно. Он ведь просто вдалбивался в него, и Доппо понимал, что если бы их желания не сходились, на них было бы совершено наплевать. Осаму просто наслаждается. Наслаждается, смотря на то, как этот идеалист выглядит настолько неправильно пошло. Как он сжимает простыню, которая ещё недавно было идеально выглажена, как он извивается под ним, прогибается и стонет, то прося быть медленнее, то наоборот, продолжать. И как он при этом до невозможности красив. Только Дазай видит его таким. Только ему позволено. Только ему позволено сейчас со всей силы сжимать его бёдра, пытаясь сделать контакт максимально близким. Хотя, куда ещё больше? И на самом деле было жаль, что его лица сейчас не видно. Хотелось не только слышать, но и видеть то, как он закатывает свои мраморные глаза, и мечется, не зная, куда себя деть. — Блять, Дазай. — еле различимо проговорил Куникида сквозь стоны, и Осаму намёк понял. Прикоснулся пальцами к головке члена, мимолетными движениями поднимаясь выше. После несколько ритмичных движений которые совпадали с толчками. И Куникида кончил, хотя уже свалится из-за дрожащих ног на кровать, но ему не позволили. Дазай сделал ещё пару толчков. Или больше. Он не понимал. Доппо будто отключился на несколько секунд. А когда очнулся, увидел довольного напарника рядом.