Нет.

Сколько прошло времени с их воссоединения с Дазаем? На самом деле, Куникида уже перестал считать. Несколько месяцев точно. Но это такое расширенное понятие. Три месяца? Полгода? Ну, определённо меньше, чем двенадцать месяцев. Они перестали говорить с Ёсано об этом. В принципе перестали как-либо упоминать Дазая в своих разговорах. И Куникиду это устраивало. Не было гложущего волнения из-за осуждения. Да и он как-то смирился с тем, что все знают про их отношения. Может, Дазай действительно прав, и так оказалось проще. Теперь скрывать ничего не надо. Врать же Доппо не любил. Ну, по крайней мере другим. И Куникиду искренне радовало, что он засыпает и просыпается вместе с Дазаем. *** — Вот блин, — Доппо приложил кровоточащий палец к губам, который он порезал об банку открытого консервированного тунца. И он был рад тому, что Дазаю не всё равно. Осаму достал аптечку. Но пока ничего не предпринимал, ведь кровь ещё не переставала течь. Куникида лишь подставил палец под струю прохладной воды. — Теперь у нас будут онигири с кровью? Это уже уровень ресторана, — улыбнулся парень. Он всё-таки аккуратно взял его палец и приложил к губам. Что-что, а царапина на пальце Куникиду никак не волновала. Но эта небольшая забота тепло протекала по сердцу. И даже на то, что на него льют жидкость из аптечки, которая щипала больнее, чем сам момент пореза, он не обращал внимания. Доппо ждал именно этого от Дазая? Обычная готовка с шутками и милостями вдвоём, а не в серьёзном и давящем одиночестве. Хотя, физически один он не был давно… Но всё равно вспоминалось это чувство. Куникида слишком не любил одиночество. — Черт, да как ты умудряешься даже с травмой готовить так вкусно, — говорил Дазай, одновременно с этим жуя готовые онигири. Так неаккуратно, слизывая прилипшие рисинки с пальцев. — Мы вместе готовили, — ответил Доппо, лишь мотая головой на такое поведение Осаму. — Ешь аккуратно. — Да расслабься хотя бы дома, — протянул с улыбкой, чуть тыча в плечо. — Меня раздражает грязь. Разбросанные вещи мне не сложно убрать, я понимаю, что это нужно только мне. Но буквальная грязь меня нервирует. Это же несложно… Дазай, казалось, внимательно слушал. Но внезапно коснулся полу съеденным онигири в щеку парня, с усмешкой, оставляя небольшое блестящее пятно на коже, с парочкой обвисших рисинок. Выдался нервный вздох. Сам Доппо не понимал, сжались у него кулаки или нет. Это всегда происходило бессознательно, на рефлексах. Но как сжались, так и разжались. Только хмурые брови продержались дольше. Куникида только твёрдо и болезненно, как он понял по небольшому выкрику Осаму, ткнул ему пальцем в плечо. — Не смешно. — А как по мне, надуваешь губы ты смешно. На это Доппо ещё сильнее обидчиво поджал их. Опять раздражённо вздохнул, хватая чужую кисть руки и сильно сжимая, до побеления костяшек. И своих, и чужих. Из пореза показалась небольшая капля крови, которая размазалась по чужой бледной коже. Осаму смотрел прямо в его глаза. Куникида опять не может понять то, что он чувствует… Что выражают его глаза? И неважно. Доппо резко поцеловал его в губы, отдавая всю внутреннюю злость. А Дазай даже на секунду не опешил. Также рвано отвечал, обвивая свободной рукой шею, заставляя прижаться ещё ближе. Почему Доппо это делает? Настолько любит его? Конечно, как же иначе. Ведь он разрушал жизнь расписанную в блокноте ради него. Но сейчас что происходит? Агрессия, которая раньше выражалась криком и ударом, превратилась в это? *** Но не только Куникида был странным. Хотя, в агентстве постоянно пребывают подобные персонажи. Работа воспринималась будто проще, чем обычно. Может потому, что теперь Дазай делал немного больше своей же? Но ключевое слово «немного». Поэтому, скорее всего влияло отношение напарника к нему. Особенно то, что он себе позволял коснуться его руки или вообще поцеловать его прямо на рабочем месте. Куникиду это очень смущало, но, на удивление, не злило. Было что-то нервное в том, что он заместитель директора, но позволяет такое себе на рабочем месте. Успокаивало то, что это почти никто не видел. Кроме… Акико. Куникида только через неделю понял, что Дазай лезет к нему только когда Ёсано к ним подходит. И та молчит. Но по лицу всё ясно. Она недовольна. Её это раздражает и злит. Кажется, выражение лица даже иногда становится грустным. Но зачем Дазай это делает? Просто, чтобы позлить? Что-то вроде неприятной шутки для девушки? Или что-то более извращённое… Куникида не знал. И к своему удивлению, не собирался спрашивать. Ему было всё равно, что испытывает Акико. Он не пытался оправдаться перед ней. Незаметно для себя же, Доппо стало неинтересно с ней. Они не ходили в бар как раньше. Даже особо не общались. — Ты хоть к Катаю ходишь? — внезапно спросила врач каким-то разочарованно-грустным тоном. Доппо не понимающе поднял глаза от бумаг: — Разумеется. Про него невозможно забыть больше, чем пару дней. Учитывая, что Куникида — это единственное живое общение Таямы, то второй сам начинает писать, когда парень слишком долго не заглядывает. Неосознанно, в основном из-за работы. Её количества, или… тяжёлых происшествий. — Но реже, чем раньше? — Чем когда? — ещё более не понимающе сказал парень, поднимая и брови. — Черт, да ты… — Акико так сжалась, будто раздражение было на пределе. — Ну допустим, чем пол года назад. — Наверное, — дёрнул плечами Куникида, мгновенно теряя к этому разговору интерес и возвращаясь к бумагам. Опять Акико начинает… — Раньше бы ты такое себе не позволил. — Катай не маленький ребёнок, тем более, у него есть домработница. Я просто хожу к нему как друг, в чем проблема? — Доппо уже не поднимал взгляд. Говорил, одновременно просматривая рабочий текст. — Не волнуйтесь, он меня не стесняется уже лет десять, сказал бы, если что не так. — Куникида, ты. — Ёсано-сенсей, я уже три дня жду от вас медицинский отчёт, — перебил тот, протягивая пустой, очевидно не совсем нужный, лист бумаги. — Сдайте до обеда, я вас прошу. Та, со вздохом, быстро его вырвала. Кажется, хотела что-то ещё сказать, раз несколько секунд просто стояла около стола. Но ушла. И Куникида сразу же забыл про этот инцидент. И про то, что это был первый разговор с Ёсано за несколько дней. Потому что Дазай. В мыслях Дазай, Дазай, Дазай. Ну, и работа. Куникида иногда всё равно оставался до поздна. Иногда, Осаму сидел вместе с ним. Спал или слушал музыку. Но иногда куда-то уходил. И это и было объектом беспокойства Доппо. Где он? Чем он занимается? И главное — с кем он? Самое ужасное, что звонки парню не развеивали эти страхи. В основном, он просто не отвечал. А если это делал, говорил кратко и обобщённо. Вот и сейчас. Взял трубку только один раз и сказал, что всё хорошо. По звукам, Дазай был на улице. Потому Куникида и думал о нём. Постоянная тревога, когда Осаму нет рядом. Невозможно спокойно перебирать бумаги в архиве и печатать отчёты. Но он не уходит. Доделывает всё, что должен и что нет. Прокручивая в голове рабочие моменты, то, что завтра нужно сообщить Фукудзаве, что опять проблема с счетами и все возможные вариации времяпровождения Дазая. И с каждым разом паника нарастала. Поэтому, когда работа была закончена (относительно, Доппо всегда находил что-то новое), парень обеспокоено, быстрыми шагами шёл то ли домой, то ли в другое место, опять пытаясь дозвониться Осаму. Походу, Куникида устал от проявления собственного страха, что остановился возле парапета и закурил. Правда, опять звоня. Но через несколько секунд послышался выкрик: — Куникида-кун! Доппо сбросил входящий вызов. Дазай… Живой. На одну тревогу меньше. Прибежал, видно, в поднятом настроении. Показывает в руках небольшой пакет и что-то говорит. Перегаром пахнет. — Ты пил? — перебил Куникида напарника, выдыхая сигаретный дым. Дазай закатил глаза, но ни капли не расстроился: — Вообще меня не слушаешь… Я вообще-то пирожные купил, — он выхватил сигарету из чужих рук и улыбнулся. — Я и твои любимые успел взять. — Какие нахрен пирожные? — неожиданно прикрикнул Куникида, смотря на парня. — Я тебе сколько раз звонил? — Я же тебе ответил… — Дазай посмотрел на тёмное небо, устало, с неинтересом вздыхая. — Потом звук отключил. — Где ты пил? Дазай дёрнул плечами: — В баре, как обычно. — С кем? — Один. — С кем ты был? — Куникида будто и не слышал парня. Тревога, которая казалось спала с появлением Дазая, опять молниеносно нарастала. — Почему ты в который раз на звонки не отвечаешь? Тебе совсем на меня поебать, я не пойму? Почему ты пил? Почему ты вообще мне ничего не говоришь? — он схватил напарника за плечо, тряся. Кричал. Глаза блестели то ли от будущих слез, то ли от злости. — Ты опять мне ничего не говоришь! В который раз уже! Опять решил молча слить меня? Было страшно озвучивать такие мысли в слух. Куникида до сих пор не мог себе позволить напрямую сказать про страх измены и полное недоверие. Он вообще никому не мог рассказать про это. Ни Катаю, ни Акико. Ну, во-первых, потому что у них сейчас вообще почти общения не было. И потому что Куникида не хотел. Не видел в этом нужды. Ведь обсуждение этого равно признание своего поражения. Сколько он доказывал себе и другим, что Осаму можно доверять. И получается, Доппо не может поверить самому себе? Но тут Куникида резко замолчал, одергивая руку. Что-то сильно обожгло запястье. В руках Дазая потушенная сигарета. А на коже Доппо круглая, небольшая рана. — Протрезвей, — теперь Осаму был серьёзен. Он кинул сигарету под ноги, наступая. — Я не буду проводить с тобой сто процентов времени. Мне нужно быть одному. И я был один. Поверь наконец. Хватит так бояться, — он сжал обожженную руку, приближаясь к лицу с красными веками и хмурыми бровями. — Я никогда тебя не брошу. Никогда. Запомни. Парень и правда будто проснулся. Сейчас почему-то не было этого страха. Не то, чтобы он верил Дазаю. Сейчас он не испытывал ни этого чувства, ни противоположного. Ему только было стыдно, что так вспылил. — Спасибо за пирожные, — произнёс Доппо, опуская взгляд на сигарету под ногами. Надо будет её потом поднять. — Там шоколадные есть… Пойдём домой. Ты же устал. Опять допоздна засиделся.