Is It Scary/Страшно ли

«С одной стороны вы станете выше, а с другой — ниже» Чарли не был уверен, что было более поразительным: увидеть мистера Вонка на коленях, как будто он только что сделал предложение руки и сердца, или тонкое золотое кольцо, теперь на его левом указательном пальце, практически подтверждающее этот факт. Острые, ровные черты лица шоколатье, казалось, никоим образом не указывали на то, что он шутит. На самом деле, это было самое серьезное выражение лица Вилли Вонки, которое Чарли когда-либо видел. Это заставило его выглядеть совершенно по-другому, оно превратило обычную красоту его лица в нечто гораздо более мужественное. Мальчик начал делать быстрые, короткие вдохи и поднял юношескую руку к лицу; пальцы вытянуты. На кольце был вырезан какой-то крест-накрест узор, который блестел на свету. — Ч-что это значит? Ошарашенный английский мальчик сумел наконец хоть что-то сказать. Мистер Вонка остался стоять на одном колени на пыльном деревянном полу, изучая Чарли. —Что бы ты ни думал, это означает. Его голос был добрым, но все еще устрашающе серьезным. Его ответ был уклончивым, но провокационным. —Для меня это означает, что я могу тебе доверять… Брови Вилли изогнулись вверх, и он сжал кулак, стукнув им по груди, когда произнес слово «доверие». Затем он закончил словами: —Если ты всегда будешь это носить. Последовала короткая пауза в размышлениях. Ребенок снова посмотрел на символ кольца на своей руке, затем снова на своего наставника; широко распахнутые глаза, их блестящий сине-зеленый цвет подчеркивался новым нарядом, который ему только что подарил кондитер. —Я буду носить его один? Его голос был подобен шепоту, как будто он знал, что находится посреди чего-то тайного, возможно, запретного. Мистер Вонка перевел взгляд вниз, прижимая к себе руки. Он глубоко и судорожно вздохнул, показывая опасение. Он медленно начал снимать тесную пластиковую перчатку с левой руки: странные хлюпающие и скрипящие звуки эхом разносились по тихой комнате. Под толстым слоем латекса виднелась большая элегантная голая рука с такой же люминесцентной и бесцветной кожей, как и на его лице. На его собственном указательном пальце тоже было кольцо, но куда более сложное, чем у Чарли. Направленным наружу было красное рубиновое сердце с маленькой инкрустированной бриллиантами короной наверху, которое держалось между двумя серебряными руками на золотом ободке. На ремешке был выгравирован сложный переплетающийся узор, посередине испорченный отсутствующей полосой материала, где снова обнажалась бледная плоть. —Твой был сделан из моего. Улыбка снова украсила его лицо. —Это прекрасно, мистер Вонка. Кольцо напомнило ему одну из картинок в главе о язычестве, что-то связанное с кельтами, но его разум был слишком затуманен, и информации на эту тему было слишком много, чтобы все запомнить. Это было прекрасное кольцо, несмотря на новое несовершенство, вызванное созданием его крошечного кольца. —Спасибо , это было кольцо моей мамы. Улыбка снова исчезла, сменившись выражением отчаяния; в результате чего глаза мистера Вонки приобрели грустный, потерянный вид. Чарли и остальные члены его семьи знали, что его мать умерла в собственной постели, рожая его. Это был очень неловкий ужин в тот вечер, никто не осмелился снова заговорить о женщине, несмотря на множество вопросов. Вилли начал снова натягивать эластичную пурпурную перчатку. —Подожди. — сказал Чарли. Вонка посмотрел на него с некоторым замешательством. — Я хочу… то есть, могу я… дотронуться до твоей руки? Он сосредоточил свое внимание на своих новых массивных туфлях, особенно на больших пряжках (которые ему нравились), до самого конца вопроса. Мистер Вонка широко улыбнулся. —Ну, раз ты так любезно попросил. И так как я слишком долго простоял на этом проклятом твердом полу… да, да, ты можешь. Помоги мне подняться. Мальчик взял его протянутую руку и сжал ее, а Вонка сосредоточенно и громко выдохнул, стоя прямо. Он использовал всю свою силу, чтобы сбалансировать вес, но старый стул, на котором сидел мальчик, все еще качался от их усилий. Они оба немного усмехнулись на это. Это был столь необходимый разряд напряжения. Чарли все еще сжимал голую руку наставника обеими руками. Было странно, как то, что обычно казалось бы банальным, приобрело такой глубокий смысл у Вилли Вонки. Кожа мужчины была прохладной на ощупь и довольно гладкой, более гладкой, чем его собственная; как прикосновение к большой мраморной статуе. Его кумир был настоящим; плоть и кровь под всей этой одеждой, иногда это казалось невозможным. Тот факт, что он держал обнаженную руку, делал этот факт более ощутимым, но даже в его прикосновении чувствовалось что-то потустороннее. Шоколатье нравилось смотреть на Чарли, держащего его за руку, несмотря на то, что он слегка дрожал от новизны происходящего. Ему также нравился видимый водоворот, который он мог разглядеть в узоре роста на макушке своей маленькой головы. В спиралях было что-то мощное и притягательное, казалось, что он часто в них попадал. Но, возможно, на этот раз он был не один. Осторожным жестом он повернул руку и потянулся вверх, чтобы погладить лицо своего наследника, наклонив его к своему. — Я делаю это только потому, что доверяю тебе. Я не позволю никому во всем мире так прикасаться ко мне. Каждое слово было методично сформировано и тщательно оформлено его сверхъестественно окрашенными губами. Усилие создало именно тот вес, который он хотел, чтобы его наследник чувствовал. Честь, трепет, замешательство и страх смешались внутри него. Почти то же самое он чувствовал, когда выиграл билет, когда впервые встретил Вилли Вонка из сказок своего дедушки, когда тот же самый человек сделал ему невероятное предложение подарить ему фабрику и позволить ему жить внутри нее! Теперь ему нужно было заверить «волшебника» и «шоколадного волшебника», что он намерен сдержать обещание оставаться рядом с ним. Он знал, что ему предстоит узнать гораздо больше, чем он мог себе представить, и что у мистера Вонки есть много секретов, которыми он может поделиться. Чарли хотел услышать каждое из них. —Я не буду его снимать. Голос мальчика все еще был шепотом, когда он упомянул о кольце. Огни плясали на поверхности глаз шоколатье, хотя и оставались прикованными к лицу ребенка. Слабая улыбка пыталась скрыть буйство эмоциональных ощущений, происходивших внутри таинственного кондитера. После небольшой паузы он медленно убрал голую руку обратно в бок и заговорил своим обычным музыкальным тоном. —Давай, сегодня будет веселее, чем бочка с обезьянами. Поторопись и ешь свой завтрак, чтобы мы могли начать. Хотя в тот момент мальчик едва мог есть, ему удалось получить немного сладкого питания в свой организм в течение следующих десяти минут. Было трудно расслабиться; теперь все казалось совсем другим, смутным и непредсказуемым. Он осмелился задать вопрос, который терзал его разум: — Мистер Вонка, вы язычник? Он решил, что прямой подход будет лучшим в данный момент. Последнее слово прозвучало почти табу, он не хотел этого. Вилли снова обшаривал их дом. Ему нравилось это делать. В этот момент он возился с вязальной корзиной бабушки Джорджины, которая стояла на полу у ее дальней стороны кровати. Он изогнулся, чтобы посмотреть на Чарли через плечо. Его губы были сжаты, глаза отведены. Похоже, его наследник застал его врасплох. —А… ну, и да, и нет. Это довольно сложно. Профиль его лица изменился, но больше он ничего не сказал. Тем не менее, он решил встать, отряхнув при этом свои облегающие черные брюки, и направился к мальчику. —Звучит очень интересно! Ты расскажешь мне об этом? Все об этом? Его ямочки снова стали видны. Приятно было улыбаться. Он болтал ногами взад-вперед на неуравновешенном стуле. Сахарный кайф буквально начал сказываться. Мистер Вонка подошел к нему и положил руку на поверхность стола, затем одну на бедро, теперь обе руки были в перчатках. — Я планирую рассказать тебе все, но сначала ты должен закончить свой завтрак. Он сделал паузу, и на его лице появилось отстраненное, веселое выражение. Затем он взял вилку и набил ею большой кусок пышного блина со взбитыми сливками и соусом, поднеся ко рту Чарли. Мальчик рассмеялся и широко открыл рот, принимая все это. Мистер Вонка тоже рассмеялся; он знал, что кусок был слишком большим, поэтому немного взбитых сливок и посыпки попали ему в уголки рта. — Мммм. — сказал Чарли, зажмурив глаза. На вкус блины напоминают орехово-малиновое тесто. — Это хорошо, да? Голос был гораздо ближе, чем секунду назад. Чарли распахнул глаза. Он нашел своего наставника согнувшимся, зависшим перед его лицом, сосредоточив внимание на своенравных сливках и конфетах. Его сердце забилось быстрее, когда язык Вилли извлёк сливки из уголка его рта. Он наблюдал, как шоколатье с большой ловкостью кладет ложку себе в рот, не позволяя ни одной крупинке испортить свое лицо. Это гипнотизировало и будило в нем странные ощущения. Прежде чем мистер Вонка попытался повторить процесс, входная дверь в дом неожиданно распахнулась. «Удивлен» — недостаточно сильное слово, чтобы описать мысли мистера Бакета о сцене, в которую он только что вошел. Хотя Вилли с молниеносной скоростью встал на ноги, у него все еще было ощущение, что шоколатье только что быстро и преднамеренно отошел от сына (с левой стороны лица которого были взбитые сливки). Не говоря уже о новом, очень модном наряде, который, как он был уверен, не был идеей мальчика. А потом встал вопрос о какой-то вечеринке. Он был слишком сбит с толку, чтобы говорить. —Чарли приготовил мне завтрак!Пришло нервное приветствие Вонки. Тощий отец Бакет перевел взгляд с сына на широко ухмыляющегося мистера Вонка. Это заявление не успокоило его нервы. Почему его сын играл домохозяйку для Вилли Вонки? — Ну, умпа-лумпы помогли. Поправил Вонка, все еще неспокойно. Худое, запавшее лицо мистера Бакета еще больше исказилось, отчего он выглядел еще более озадаченным. — Папа, что ты делаешь дома? Все в порядке? Пришли более разумные вопросы Чарли. Бессознательно он сунул левую руку за спину; рука, на котором было новое кольцо. Мистер Бакет несколько раз моргнул при появлении сына — это был очень милый наряд, но все же что-то в нем казалось неприличным, фетишистским. — Я в порядке. Не думал, что кто-нибудь будет дома, просто хотел захватить несколько чертежей, которые оставил сегодня утром. Он решил войти в свой дом, избегая странного ощущения, будто он во что-то вторгся. — Пожалуйста, мы только что закончили. Сказал мистер Вонка, все еще натянуто улыбаясь, пока говорил. Мистер Бакет подошел к тонкой кровати, которую они делили с женой. Теперь по настоянию Вилли они покоились на латунной раме. Ему не должно нравиться чувство подозрения, которое подкрадывалось к нему. В конце концов, неужели он хотел бы, чтобы герой его сына оказался чем-то плохим? С другой стороны, разве не естественно хотеть, чтобы ваш сын считал вас своим героем, а не каким-то старым... пижоном? Мистер Бакет был сыном своего отца, но он знал, что лучше не выпаливать каждую негативную мысль, которая у него была. — Тебе нравится, папа? Чарли был немного позади него. Мистер Бакет обернулся, держа свернутые рулоны чертежей. Мальчик радостно повернулся, чтобы показать новую яркую одежду. Теперь на нем был мини-цилиндр и такие же перчатки. Мальчик сверкнул очаровательной улыбкой: — Мистер Вонка сделал это специально для меня! Конечно, специально, подумал отец, но не сказал этого. — Это ах… так отличается от того, что ты обычно носишь, Чарли. — О, у меня были свитера, и брюки, и жилеты, и другие вещи. Чарли решил надеть это. Я очень взволнован, потому что я хочу, чтобы наши портреты были нарисованы сегодня!» — вмешался Вонка. Были времена, когда отцу мальчика очень не нравилось, как голос мистера Вонки двигался вверх и вниз, как будто он пел музыку, а не произносил слова. Шоколатье, как правило, двигал своим лицом и выражениями таким же образом, чтобы сопровождать это; это было тревожно. Почему он говорил как одержимый манекен в сценическом представлении чревовещателя? Мистер Бакет слегка приподнял одну бровь, проигрывая в своей голове напевный голос Вилли. Его сын действительно решил носить этот кукольный костюм? Идолопоклонство было опьяняющим. Может быть, слишком опьяняющий… — Наши портреты? Чарли просиял. — Да, нам нужно посидеть с мадам Розой. Она рисует все мои портреты! Мистер Вонка уже снова надел пальто, пригладил наманикюренный боб и осторожно поправлял на голове свой горячий цилиндр. Он послал свой взволнованный комментарий Чарли. Мистер Бакет отметил множественное число в этом утверждении и не мог не задуматься над тем, сколько именно картин с изображением самого Вилли, вероятно, было. У Чарли, вероятно, получилось бы неплохое издание, и… он полагал, что кокетливый короткий брючный костюм будет уместно смотреться в этом сценарии. И все же, как Вилли получил размеры своего сына? Почему он сделал все это без малейшего упоминания об этом в их семье и что происходило до того, как он случайно вошел? Это был не первый раз, когда эксцентричный мужчина давал ему повод для подозрений. Мистер Вонка внимательно наблюдал за задумчивым выражением лица мистера Бакета. — Чарли, можешь выйти на улицу и подождать меня там, мне нужно поболтать с твоим отцом, хорошо?Идеальная, непроницаемая улыбка очерчивала его лицо. — О.. ладно. — сказал мальчик с некоторым трепетом. И снова бессознательно он потер левую руку. Что они собираются обсуждать без него в доме? Чарли вышел за дверь, неподвижная улыбка мистера Вонки не дрогнула, пока они смотрели друг на друга. —Давай, Чарли! Покажи умпа-лумпам, что я тебе сегодня дал. Он протянул слово «дал» и опустил ресницы на ерзающие руки мальчика. Чарли был почти уверен, что понял суть, но задавался вопросом, зачем ему это нужно. Кольца еще не видела даже его семья. Мистер Вонка продолжал наблюдать, как его наследник направился к умпа-лумпам. Затем он повернулся к мистеру Бакету, его лицо стало более серьезным. — Так! Он выдохнул. — Как продвигаются планы относительно спутника Вонкавижн ? Мистер Бакет всегда был человеком большой честности. Он стоял в одежде, основанной на той, которую носили работавшие с ним умпа-лумпы. Хотя он отказался носить комбинезон с головы до ног, он согласился на черный глянцевый комбинезон с рубашкой с красочным рисунком под ним. Его очки были на макушке, из-за чего его короткие взлохмаченные волосы торчали вокруг прочной резинки. «Они идут нормально». Фраза была резкой и лишенной каких-либо эмоций, кроме его собственного общего британского акцента. У него на уме было что-то другое. Он прикусил нижнюю губу, сейчас или, может быть, никогда, это был первый раз, когда он и Вилли Вонка были в комнате наедине. Он знал, что его собственная семья не одобрит то, что он собирался сказать, но как отец он должен был это сделать. Мистер Вонка остался у двери, он схватил свою трость, которую он положил у двери утром, и опирался на нее одной рукой за спиной. Его улыбка все еще была на месте, но поза стала более напряженной, готовясь к удару. Он знал, что этот момент рано или поздно наступит, возможно, сейчас, тем более, что он наполнялся уверенностью. Он смотрел, как мистер Бакет сделал несколько шагов ближе к нему, он видел решимость в его глазах. — Мистер Вонка, — начал он. «Пожалуйста, зовите меня Вилли». — сказал шоколатье одним из самых фальшиво-сладких тонов, которые у него были. Его свободная рука сделала изящный приглашающий жест. — Вилли, — с презрением повторил мистер Бакет, — если вы когда-нибудь тронете Чарли пальцем так, как ему это не понравится, если мой сын когда-нибудь скажет мне что-то подобное, Мистер Вонка, вы заставите меня разбираться с этим. — Я ясно выразился? «Ах, вот оно что», — подумал он. Г-н Вонка решил довольно резко сосредоточиться на словах « не понравится» и «говорит мне». Да ведь тогда просьба казалась более чем разумной. Да, вполне справедливо. Он сомкнул губы, но на них все еще была улыбка: — Мистер Бакет, я совершенно точно никогда не сделаю ничего, чтобы чтобы хоть как то навредить Чарли. Лицо мистера Вонка превратилось в преувеличенный шок, когда он прижал раскрытую руку к груди: — За кого вы меня принимаете? — Ч-что я имел в виду… — начал слегка взволнованный отец. — О, это совершенно ясно, что вы имели в виду! Позвольте вам сказать, что я тоже считаю себя опекуном этого ребенка и сделаю все, что в моих силах… — И с этими словами он повернулся боком и сделал широкий жест в сторону (и далее) Сама Шоколадная Комната. — Что-нибудь, чтобы гарантировать, что НИКТО… ледяной взгляд был направлен в глаза мистеру Бакету. Его голос практически рычал в конце заявления. — Не мешал нашему счастью. Умпа-лумпы не перестали работать, но теперь все их глаза были обращены в сторону мистера Бакета; так много темных блестящих глаз, излучающих глубокую преданность шоколатье. Мистер Бакет шумно сглотнул. Внезапно он почувствовал себя довольно неловко. Он сильно недооценил мистера Вонка, действительно сильно. Если бы он правильно подсчитал, то понял бы, что у Вилли явное преимущество. Угрожать человеку, на фабрике которого на самом деле жила вся ваша семья, было плохой идеей. Угрожать кому-то, у кого было бесчисленное количество рабов, с богоподобной преданностью им, было еще хуже. — Что ж, — свирепо усмехнулся мистер Вонка, — как удачно, что у Чарли так много людей, заботящихся о его благополучии. Какой же он счастливый, счастливый маленький мальчик. Думаю, я напишу об этом песню и дам его мои умпа-лумпы чтобы спели». — Мы все здесь закончили, мистер Баккет, или есть что-то еще, о чем вы до смерти мечтали поговорить? Его лавандовые глаза, казалось, светились в орбитах. — Нет, я… я думаю, мы понимаем друг друга. Хотя на самом деле он был совершенно не уверен в том, что именно было сказано и понято. — Великолепно! Потому что я считаю, что у нас обоих много работы, которой нужно заняться. Продолжайте в том же духе, мистер Баккет. Никаких обид, хорошо? С этими словами он вышел из дома, шевеля пальцами в перчатке перед мистером Бакетом, как мог бы сделать пятилетний ребенок. Как только мистер Вонка оказался спиной к мистеру Бакету, его странная веселая ухмылка сменилась явной усмешкой. Сразу трое ближайших рабочих побежали его догонять. Им приходилось идти довольно быстро, чтобы не отставать от своего раздраженного лидера, при этом разговаривая на родном языке, которым полностью владел только шоколатье ; даже самые смешные жесты не имели в этот момент никакого юмора. Мистер Бакет задумался об этом, наблюдая за мужчиной сзади. Внезапно он почувствовал сильную слабость в коленях, поразмыслив над всем происшедшим, и решил сесть. Шоколатье не привык делать то, что ему велят, и не привык не получать желаемого. На самом деле, он накопил состояние, делая именно то, что ему было приказано НЕ делать много-много лет назад. С тех пор, «запрещая» ему что-либо делать, желание сделать это стало еще сильнее. Он также привык к тому, что ему говорят, что что-то невозможно, когда он точно знает, как это можно сделать. Он не страдал от тех же ограничений, что и другие «нормальные» люди. Вилли Вонка в целом был человеком, чей мозг работал на многих уровнях одновременно; такое сложное устройство было его мыслями, что они, как известно, часто пугали его самого, к его собственному удовольствию. На переднем плане мистер Вонка сосредоточился на всех текущих задачах: фабрике, поставках, производстве, продажах, но на заднем плане был молодой Вилли; от расчета, как эта новая игра должна быть сыграна. Мистер Бакет дал ему то, что можно было интерпретировать как предупреждение о его единственном сыне, Чарли. Вилли воспринял это как личный вызов и внутренне теперь хотел того, чего, как ему сказали, он не мог иметь, немного больше. Мысленно он поблагодарил отца ребенка за то немногое ободрение, в котором он нуждался. Кольцо было одно, но завершение их нового преданного союза, теперь это было совсем другое. Его разум блуждал в этом направлении; он ничего не мог поделать, он хотел ВСЕГО Чарли, он хотел всего того, о чем раньше даже не мечтал. Самое главное, он хотел разделить что-то особенное вместе, что никто другой в жизни мальчика не мог дать ему и никто никогда не мог отнять. Мир давно изменился, он это знал, он знал, как люди относятся к таким вещам сегодня — ему было все равно. Они ошибались, как всегда. Наконец он добрался до маленького мальчика, чьи уши уже должны были гореть. Небольшая группа умпа-лумпа, окружавшая Чарли, издала «Ура!» в унисон, когда подошел мистер Вонка, заставив ребенка обернуться. Хозяину шоколадной фабрики удалось мгновенно убрать с его лица всю злобу и злобу, заменив ее невинным любопытством. — Итак, ты сказал им? — спросил Вонка. — Они знали, что ты собираешься это сделать. Это было частично утверждение и частично вопрос. Шоколатье был очень благодарен своим работникам за то, что в последние несколько минут его наследник был мил и отвлечен. Он метнул взгляд на троих мужчин, которые шли с ним в ногу, и быстро кивнул, отвечая Чарли. Эти трое крошечных человечков начали шептаться и жестикулировать тем, кто окружал ребенка. — О, они знают все, иногда даже больше, чем я. Это, наверное, кажется невозможным, но это правда, говорю тебе! Вилли много работал в голове, поэтому его глаза казались немного шире и отстраненнее, чем обычно. В частности, он искал ритм, который не только управляет всей его фабрикой, но и направляет его по жизни. Он знал, что мальчик станет другим, когда узнает, как делать этот трюк. Ему не терпелось научить его этому. Его широко распахнутые глаза снова сфокусировались на Чарли. Ребенок был для него гораздо больше, чем просто маленький мальчик. Он видел весь потенциал, который сделали его работники. Это как-то связано с мерцающей в нем чистотой; настоящая сила, которую можно было использовать. Он больше не беспокоился о том, что собирается погубить его; он просто собирался добавить к нему. Если кто-то и мог улучшить что-то, что уже казалось замечательным, то это был Вилли Вонка. Чарли увидел, как его отец вышел из дома вдалеке. Он направлялся обратно к машинному отделению за водопадом. "ПАПА!" Он крикнул. Мистер Бакет снова надел очки на лицо. Он повернулся в направлении голоса сына в отдалении комнаты. Он не мог разобрать никаких звуков, кроме журчания шоколадного водопада и сосущего звука чудовищной трубы. Вилли стоически стоял рядом с сыном, одна рука на трости, другая на плече мальчика. Это была одна из первых вещей, которую он когда-либо заметил, как Вонка не прикасался ни к кому, кроме мальчика. Чарли счастливо помахал ему, затем поднял обе руки вверх, мизинцы наружу, большие пальцы вниз, обе согнуты вместе, образуя посередине форму сердца. Этому жесту его научили умпа-лумпы, так что в тот момент он казался ему менее чем милым. В его голове прошла безмолвная молитва, что эти темные мысли были только мыслями. Его сын все-таки кипел от радости. Казалось, что каждый прошедший день делал его все более и более счастливым. Он неохотно сжал чертежи под мышкой и ответил жестом в форме сердца. Мы любим тебя, Чарли, подумал он, мы любим тебя так сильно, что все согласились жить и работать с сумасшедшим. Продолжение следует…