Is It Scary/Страшно ли

У Шалтая-Болтая было большое падение... На грани забвения. Так это выглядело бы для любого другого — великий горизонт событий, где остановилось время, где жизнь встретилась со смертью. Именно здесь сейчас стоял Вилли Вонка. Где он приказал эссенциям своих ингредиентов превратиться в изобретение своего разума. Он работал над этим рецептом в течение очень долгого времени, и он сделал ужасные ошибки по пути, хуже, чем обычно. Такие ошибки завели его в змеиную яму лимба гнули. Во вселенной был баланс; порядок, который Вонка научился тянуть и дергать, как глупую замазку, но он по-прежнему требовал сдержек и противовесов, вечных компромиссов. Как бы он ни пытался обмануть его. Он смотрел и вниз, подвешенный высоко над какой-то неизвестной силой. Мадам Роза стояла под ним и в стороне, в комнате, в которой, казалось, не было настоящего пола или стен — была только темная поглощающая пустота. Это было бы воплощением «черной магии» для любого поклонника язычества; мало кто не сказал бы, что то, что он делал, было «неправильным», «неестественным» или «заходило слишком далеко», хотя почти каждый когда-либо рожденный желал именно этого творения. Человек, называвший себя шоколатье, знал, что на самом деле он здесь не стоял, этого места на самом деле не существовало, вернее… оно существовало везде одновременно. Здесь он просто сосредоточился и работал в пределах его части. Идеи, лежащие в основе ремесла, были самыми важными; ингредиенты были почти символическими, но они гарантировали продукт, который можно было держать на ладони. Тем не менее, для пропасти требовался последний предмет, которым он раньше не мог владеть. Ему нужны были сердца тех сопляков, которые умирали на глазах и внутри этого пронзительного крика человека, искренне испугавшегося смерти. Он не мог этого обеспечить, и никто из умпа-лумпов тоже не мог. До недавнего времени Вонка даже отрицал существование смерти, поскольку казалось, что ничто не способно убить его, а его тело едва состарилось. Он списал этот факт на то, сколько качественного шоколада он съел, и остановился на этом. Как и он сам, гномы жили очень долго, как только фабрика была в безопасности. Они глубоко понимали смерть как общество, но больше не боялись ее. Внизу, дальше, чем мог видеть нормальный человек, светились золотые нити света, словно туманности в глубочайшем космосе. Рука мужчины медленно вращала круги против часовой стрелки, как будто он перемешивал гигантскую кастрюлю, и пыльные вены собирались в единую массу. — Они готовы. Позвала мадам Роза из-за его спины. Она почувствовала завершение и должна была удостовериться, что мужчина не уплыл в его разум. До прибытия его наследника она больше всего боялась, что он поддастся этому трансу небытия, чтобы обрести покой, ибо великая суматоха колебалась внутри их лидера, и она это знала. — Я вижу их. Его голос был похож на транс и звучал так, будто исходил сразу из сотни мест. С большой осторожностью он начал вытаскивать самый большой и самый длинный ковш из когда-либо созданных. Предметы извивались в ложке. Без предупреждения человек в цилиндре издал пронзительный "О!" — Что случилось? Что-то пошло не так? Она не оселилась пошевелиться, несмотря на свое беспокойство. — Нет, не здесь, где-то еще… Я… потеряла одну. Его глаза безучастно смотрели вперед, в поглощающую тьму. Мужчина моргнул, закрыв их впервые за долгое время. Чернота превратилась в серый цвет, становившийся все светлее и светлее. Открыв их снова, он остановился на высокой лестнице в пустой, бледной комнате. Стены были украшены загадочными линиями и символами, покрывавшими его от пола до потолка, их видимость поблекла в новом свете. Ковш доставал до дна единственного предмета мебели в узкой, невероятно высокой вертикальной комнате. Мадам Роза снова почувствовала перемену. Теперь было бы безопасно двигаться. Вилли оставался неподвижным, пока она приближалась к дну ложки. Внутри лежал твердый коричневый комок; она убрала затвердевший предмет и сломала его набалдашником его трости. Внутри находилась особая излучающая дробь, которая вибрировала так быстро, что невозможно было различить точную форму. Для создания каждого из этих драгоценных предметов требовалось много времени, материалов и концентрации. Шоколатье работал почти до изнеможения. Она мягко сказала и собрала извивающуюся пилюлю в ониксовую банку. — На сегодня достаточно. Давайте уйдем и отправимся искать недостающую часть, которую вы чувствовали. — …хорошо. Он начал неуверенно сходить с небоскреба лестницы, оставив каскадную посуду привязанной к ее вершине. Он сказал только один раз, осторожно вцепившись в перила. К счастью, назад было немного легче, чем вперед на его ноге. Оказавшись внизу, он вздрогнул, сознание полностью вернулось. Как ни странно, он, казалось, впервые заметил бутылку и ее содержимое. Несмотря на непрозрачный цвет сосуда, свет угрожал вырваться наружу. Это был тот самый мистический вид, который придавали меч катана и кинжал из атама и, в некоторой степени, его собственная кожа. Звуком человека, выигравшего карнавальную игру, он радостно сказал: — Эй, мы сделали это! — Ты сделал это, Спасатель. Я только руководила. Магия слишком опасна, чтобы делать ее в одиночку... Она не скрывала нотку благоговения в голосе. — Это легко. Честно говоря, я не знаю, почему не все могут это сделать. Мужчина небрежно взял свою трость и требовательным движением пальца толкнул лифт. В отличие от своих конфет и своих изобретений, он не любил поднимать шум из-за подобных вещей. Хотя его рабочие сделали это. Ее крошечные руки осторожно сжимали контейнер, пока она смотрела на него. Именно это она имела в виду, когда говорила Чарли, что видит гораздо больше, чем обычный человек. В то время как настоящие лица, нежные тени и язык жестов ее народа были навсегда потеряны для нее - чарующие неоновые огни заменили эти видения и нарушили черноту ее мира. Мадам Розе потребовалось немало времени, чтобы понять, что такое такие вещи, и научиться их истолковывать. Она могла видеть таблетки так, как не мог никто, кроме Вилли Вонки, и она могла видеть шоколатье так, как он отказывался принимать. Она ответила: — Слава Лумпалэнду, они не могут. Это материал наших самых старых легенд. То, что мы рассказывали детям из поколения в поколение, не зная, есть ли в этом хоть какая-то правда. Как обычно, Вонка был одновременно польщен и взволнован комментариями мадам Роз. Его глаза метнулись к ее замершему лицу, затем снова к пустой стеклянной трубке, пока он постукивал ногой. Он заявил: — Знаешь, по крайней мере один из них для тебя. Крошечная старушка недоверчиво трепетала своими лишенными зрачков глазами: — Если ты их не достоин, то я точно не достойна. — Чёрт возьми, ты определенно достоина, хотя бы для того, чтобы продолжать доставлять мне неприятности. В уголке его лица мелькнула легкая улыбка. На более преувеличенные черты у него не было сил. — Кроме того, ты тоже нравишься Чарли. Ее тонко очерченные губы тоже изогнулись в улыбке: — Хорошо, но только один. — И один для шефа. Он дерзко добавил, а затем загадочно добавил: — Мы знаем, к кому идут остальные. Мысли о жизни и смерти заставили ее разум вернуться к более ранним утверждениям мужчины: — Мы потеряли рабочего? Что-то пошло не так? Что-то пошло не так, и это была не смерть умпа-лумпы, это было почти похоже на смерть, но боль была неправильной: пронзительной, не тупой от старости, не уколом чего-то, что ускользнуло, и он мог назад, больше похожее на режущее ощущение внутри его души (при условии, что у него все еще был кусок, который он не продал). Он склонил голову набок: — Я не уверен. Это было не так, как обычно, как будто что-то было… отрезано. Лифт появился в ту же секунду, и обе стороны вошли в него. Вилли заметил, что кнопка секретной комнаты, как обычно, сдвинулась. Его было бы трудно найти, так как он регулярно перемещался. На самом деле, можно подумать, что они читают каждую комнату на фабрике и все равно почему-то пропускают ее. Мадам Роза выглядела глубоко озабоченной. Гораздо сильнее, чем если бы ей действительно сказали, что один из обитателей фабрики умер. Вилли просто хмыкнул, нажимая прозрачную кнопку Комнаты обратного проектирования, где он сказал мистеру Бакету, что нанесет ему визит. Чем скорее он покончит с этим, тем скорее сможет выполнить данное Чарли обещание вернуться в Комнату Изобретений. Вот где действительно был его разум. Конечно, чтобы приготовить что-то на краю вечности, потребовалось много материалов и много времени. Другая душа столкнулась с собственным забвением. Мистер Бакет открыл затуманенные глаза, увидев ослепительно белый свет. Было ли это тогда? Он умер? Мягкий стук каблуков дал ему понять, что по крайней мере здесь есть пол, и он не один. Его разум также сосредоточился на звуке звуков медицинского оборудования. Небеса, вероятно, не имели таких вещей. Он попытался пошевелиться, но обнаружил, что это чрезвычайно болезненно и невозможно. Усталый стон сорвался с его узких губ. Наклонив глаза вниз и в сторону, он увидел стройный торс в накрахмаленной белой одежде, похожей на униформу медицинского работника. Рука в перчатке скользнула по его левой руке без опознавательных знаков, парализованной ограничителями. Когда его глаза увидели большую остроконечную иглу, нацеленную на его вену, он снова оглянулся, чтобы не увидеть, как она вонзается в его кожу, хотя он все еще чувствовал строгий укол. Теперь инженер мог разглядеть рабочую лампу; источник ослепительного света, парящий над его головой в густо затененной комнате. Он также мог чувствовать неумолимую, холодную, твердую поверхность стола под своим телом. Его голос звучал довольно ошеломленно, когда он пытался сосредоточиться на фигуре рядом с ним: — Ч-что… ты делаешь? Где… я? Он едва мог разглядеть смутное изображение темных волос, стриженных под бобом под остроконечной белой шляпой с красным крестом. Полноценная медсестра? Откуда она взялась? Где были умпа-лумпы? Все еще рассеянный, он фантазировал, что это могли быть каштановые локоны его жены в наряде. Нахлынуло опьяняющее чувство: — Мммм… — Сейчас, тебе нужно отдохнуть. Сказал сладкий, высокий голос. На этот раз звук исходил из-под его кровати. Он как можно сильнее наклонил глаза вниз, его голова тоже была чем-то удержана. В поле зрения попала спина медсестры, а также чрезвычайно короткая юбка, из-за которой было видно ее черное нижнее белье и пояс с подвязками. Что это была за больница? Он должен быть в бреду. Вот что он получил за то, что украдкой просматривал те журналы для взрослых, которые его отец приносил домой с работы. Стройная фигура обернулась и, когда она снова приблизилась, увидела чулки. Они были пыльно-фиолетовые и сделаны из латекса. Из всех вещей, подумал он. Последние две ярко-красные пуговицы на короткой униформе были расстегнуты, открывая вид на переднюю часть нижнего белья. Он обнаружил, что его глаза прикованы туда, пытаясь разглядеть что-то в пределах его ограниченного поля зрения. Несколько ограничителей были натянуты, когда тело наклонилось над ним. Другая его рука была скрыта в тени, и он был благодарен за это. Что-то подсказывало ему, что ему не понравится то, что он увидит. Тем более, что он все еще ничего не чувствовал. В глаза бросался глубокий вырез на униформе. Он увидел белый ошейник вокруг горла с еще одним красным крестом. Не в силах использовать какую-либо часть своего тела, его глаза блуждали ниже, пока фигура напевала головокружительную мелодию. Свет отбрасывал тень на чувственную щель на кремовой груди. Однако оно удалялось слишком быстро, чтобы его скромное воображение могло решить, что с ним делать. Снова его сонный взгляд опустился на пах фигуры. Он услышал веселое хихиканье, за которым последовало: — Непослушный мальчик. — Вы частная медсестра или что-то в этом роде? — Ну, я медсестра, чьи интимные места ты пытаешься посмотреть. Это считается? Фигура скользнула одной длинной скульптурной ногой на стол и поверх его тела. Латекс захлюпал, когда вся фигура легла на него сверху, расставив ноги. В этот момент он мог видеть по разрезу короткого материала и тесного нижнего белья, что это определенно был мужчина, одетый в женскую одежду. Наконец его осенила мысль, очень тревожная. Медленно его тяжелые веки поднялись, чтобы встретить лицо и белоснежную улыбку, при виде которых он был окаменел. Как только его угольно-черные глаза встретились с бледно-лиловыми, он крепко их закрыл и издал крик. Руки, покрытые пластиком, гладили его лицо. Когда его протесты не прекратились, острая боль от пощечины пронзила его щеку. Шок от этого заставил англичанина внезапно замолчать. Когда ловкие руки снова начали гладить его лицо, он услышал, как голос мягко сказал: — Не нужно так сгибаться и терять форму. Я просто пытаюсь заставить тебя чувствовать себя лучше. Он был удивлен собственной паузой в словах и жестах. Он никогда не был в подобной ситуации и уж точно никогда раньше не относился так к мужчинам. Ощущение парения снова захлестнуло его. Тяжелое дыхание сопровождало его взгляд вверх и вниз по андрогинной форме. Длинные ноги переходят в сложенные друг на друга сапоги на высоких каблуках, иллюзия бедер, поднимающихся к зауженной талии, длинные перчатки, доходящие до коротких рукавов с манжетами, ярко-красные губы, изогнувшиеся в улыбке Моны Лизы. Его босс всегда был таким красивым? Это было очень запутанным на многих уровнях — В конце концов, вы же не хотите кусать руку, которая вас кормит, мистер Бакет. Музыкальный вздох сопровождал человека, снова соскальзывающего с формы. — Но я знаю, что я не то, что тебе действительно нужно. Не волнуйся, я знаю, что действительно заставит тебя чувствовать себя лучше. Вонка щелкнул пальцами в воздухе, и меньшая фигура в такой же униформе медсестры нетерпеливо подошла и встала у его постели. — В конце концов, мне от этого тоже всегда становится лучше. Он хихикнул. Мужчина быстро поцеловал миниатюрную фигурку, прежде чем поднять ее и положить на мистера Бакета, где минуту назад отдыхала его более крупная фигура. — Привет папа. Сказал простой, веселый голос, когда он сидел, расставив ноги, поперек таза отца. — ...Ч-Чарли..? Ребенок был похож на очаровательную маленькую девочку в крошечном облегающем ансамбле конфетных полосок. Он едва узнал его. Каким-то образом шоколатье надел на своего сына еще более неприятный комплект одежды! Мальчик рассмеялся и наклонился, чтобы подарить отцу долгий поцелуй в губы, затем подтянулся и снова уселся в свою вызывающую позу; полулегкий, как остальная часть его кожи и костей семьи. После секундного колебания мистеру Бакету удалось с некоторым усилием констатировать: — Дорогой… это неправильный способ… целовать своего папу. — Но я люблю тебя. Пожал плечами мальчик. Затем небрежно добавил: — Я люблю тебя так же сильно, как люблю мистера Вонка, и ему нравится, когда я это делаю. Щеки худощавого мужчины вспыхнули, когда он повернулся и посмотрел на шоколатье рядом с единственной кроватью. Он знал это! Но он ничего не мог с этим поделать в этом положении. — Покажи ему, чему еще я тебя научил». — заявила безликая фигура, стоявшая рядом. — Иди, сделай своего папу по- настоящему счастливым. Он это заслужил. Рука в перчатке погладила волосы, выглядывавшие из-под милой остроконечной шапочки ребенка. Милая улыбка с ямочками расплылась, как у домашнего питомца, в прикосновении мужчины. Чарли отвел руки назад, чтобы прижаться к прохладному столу, и начал тереться своим компактным задом о отца. Тут-то мистер Бакет и понял, какой тонкой была ткань его хлопчатобумажного платья; узор, состоящий из крошечных волнистых букв W. Хуже того, мальчик просунул пальцы под край халата и стал поднимать его вверх, где, как он был уверен, не было нижнего белья. Англичанину потребовалось некоторое время, чтобы оправиться от ощущения, чтобы наконец закричать: — Чарли! — Почему? Он сказал очень озадаченный с широко раскрытыми глазами. — Я могу сказать, что тебе это нравится. Мальчик снова начал медленно двигаться и задыхался. Мужчине была противна его собственная непроизвольная физическая реакция. Растирание было настолько сосредоточено под маленькими твердыми мышцами и тугой расщелиной, что он ничего не мог с собой поделать. С недоверием глядя на это зрелище, он заметил маленький розовый бант, который покоился на трусиках мальчика с кружевной отделкой под ультра-мини-юбкой. По небольшой палатке в тени белого шелка он мог сказать, что ребенку это нравится. Возражения мужчины звучали не очень убедительно даже для него самого: — Ммн..нет..а..сын... стоп... Знакомое хихиканье раздалось со стороны кровати, когда он радостно заявил: — Видите мистер Бакет? У нас так много общего. Хотя ваш грех еще хуже моего! Полный, злобный смех прервал звук неохотных стонов. — Э... нет... нет... НЕЕЕЕТ! Звук его крика ударил по его ушам, когда его глаза распахнулись. Он издал огромный вздох. …Это был всего лишь сон. Ужасный! Комната, в которой он действительно лежал, была полутемной, но не такой густой, как в его кошмаре. Он немного расслабился и повернул свою прежде напряженную голову в сторону, радуясь тому, что он действительно может это сделать, пока новое ужасное видение не пронеслось перед его глазами. Это было полурастаявшее лицо огромной пухлой марионетки. — АХ! Он снова закричал. С такими темпами он поседеет еще до конца ночи! Осматривая комнату, он был окружен безжизненными пластическими пациентами в таких же тревожных состояниях. Это была комната кукольного госпиталя и ожогового центра, помещение, которое бросало вызов любой разумной логике, известной человеку. Мистер Вонка был больше озабочен этими безжизненными объектами своего расцвета, чем любым другим обладателем золотых билетов. Пытаясь пошевелиться, он увидел, что действительно привязан к кровати, но с поролоновой подушкой, которая плотно прилегала к его телу. Его ограничения были более типичными медицинскими, чем кожаная веревка, а белая хлопчатобумажная пижама, в которую он был одет, была гораздо менее откровенной, чем платье его мечты с открытой спиной. Прозрачный стеклянный пузырь покрыл все его тело, и он понял, что звук шипения и гудка медицинского оборудования был настоящим. Должно быть, оно просочилось в его подсознание вместе с некоторыми другими ощущениями, которые там исказились. С другой стороны его стеклянной камеры раздался легкий стук. Он посмотрел и увидел что-то еще, от чего ему захотелось закричать, но он сопротивлялся. Это был Вилли Вонка. Великолепно разодетый, а НЕ в униформе медсестры, он стоял, скрестив руки, и с жалобным выражением на скульптурных чертах смотрел на парализованного пациента. Отдаленный, чужой взгляд был в глазах человека цвета драгоценных камней. — Похоже, у тебя была тяжелая ночь. Мистер Бакет промолчал и отогнал остатки своего сна. Почему ему казалось, что шоколатье практически может читать его мысли? Мужчина продолжил, изучая показания на боковой панели медицинского устройства. — Я рад, что ты проснулся. Я сказал семье, что буду начеку, пока ты не придёшь в себя. В конце концов, это моя вина, верно? Он ожидал, что мистер Вонка сделает все, но не возьмет на себя ответственность за это. Длинные тонкие брови вздернулись вверх, и он приоткрыл рот, чтобы заговорить. Звук его британского голоса быстро поглотил устройство. Однако шоколатье легко мог читать по его губам. Устрашающе спокойным и приятным голосом он ответил: — Не волнуйся, они все хонки-дори. Я обязательно позабочусь о них супер-пупер, пока тебе не станет лучше. Ему не нравился зловещий звук этого заявления, как бы любезно мужчина это ни сказал. Когда он собирался выбраться отсюда? Мистер Бакет посмотрел туда, где его левая рука чуть выше локтя была вставлена ​​в гладкую белую коробочку в форме пилюли, прикрепленную к внутренней стенке кровати. Он заговорил, его приглушенный голос снова стал поглощаться. Вонка понимал каждое слово, несмотря на то, что так безжалостно жаловался на Майка ТиВи во время тура. Он ответил таким тоном, что можно было подумать, что инженер был и слабослышащим, и детским садиком: — Ты внутри кислородной камеры. Это максимизирует восстановление тканей и сохраняет клетки. Я придумал это еще в восьмидесятых. Он размышлял преувеличенно несчастным голосом: — Хотя эта рука может быть мертва. Вода хлынула в глаза мужчине, когда он оглянулся на то место, куда была вставлена ​​его рука. Как он сможет жить с одной левой рукой? — О, перестань волноваться. Я придумаю что-нибудь, что можно исправить. Ты знаешь меня и мое воображение. Это справедливо, раз уж ты спас моего умпа-лумпу. Хотя голос звучал менее чем благодарно. Скорее расстроен. Действительно, разум Вилли Вонки отчаянно анализировал всю эту ситуацию с тех пор, как он узнал, что произошло. Похоже, на этот раз судьба сильно ошиблась. Судьба не должна была так поступать, особенно когда дело касалось его шоколадной фабрики. Мистер Бакет с неуверенностью посмотрел на человека, который, казалось, погрузился в глубокие размышления. Его здоровье теперь зависело от кондитера, которого он подозревал в безумии! Ему придется сильно постараться, чтобы поверить в непонятую гениальность сказок дедушки Джо. Глаза шоколатье расширились, когда он переориентировался, он весело сказал: — В любом случае, вам нужно еще немного отдохнуть! Он нажал кнопку сбоку кислородной камеры, и раздался шипящий звук. Мистер Бакет снова почувствовал себя безнадежно сонным, когда последние слова наполнили его уши: — Что бы это ни стоило, мистер Баккет, мы вылечим вас. В доме остальные члены семьи тоже были спокойны, но не угрюмы. Самыми безутешными казались Чарли и мистер Вонка. Миссис Бакет посмотрела на их хандрящих двоих и сказала: — По крайней мере, съешьте немного супа, мальчики. Это томатный алфавит, Вилли. Это ваш любимый. Я даже добавила дополнительные буквы W, B и C. — Спасибо, миссис Бакет. — сказал Вонка с легкой долей веселья. Сегодня вечером мать его наследника выглядела невероятно красивой, потому что на ней было одно из викторианских платьев, которые Пьер сшил для нее. Она как раз примеряла их, когда до нее дошли новости. Вся семья навестила отца, но в то время он все еще был без сознания. Вилли пододвинул свои инициалы к паре инициалов Чарли и проглотил ложку ярко-красной жидкости. — Пожалуйста, перестаньте винить себя, мистер Вонка. Мы все знаем, что это был несчастный случай. — заявил дедушка Джо глубоко сочувствующим голосом. — Умпа-лумпы сказали, что он сделал это, чтобы спасти одного из них. Мой сын решил сделать это, потому что он благородный человек. — с гордостью добавил дедушка Джордж. Его жена, Джорджина, одобрительно кивнула. — И вы оказываете ему самое лучшее в мире лечение. — сказала миссис Бакет своим обычным веселым голосом. — Это больше, чем могла бы сделать фабрика по производству зубной пасты. Бабушка Жозефина чувствовала себя обязанной сказать. Это было верным заявлением, несмотря на все остальное, в чем она не была уверена. Бакеты пережили трудные времена с единством, несмотря на их игривые разногласия друг с другом. Вонка одарил их всех очень слабой улыбкой. Сегодня вечером он сидел рядом с Чарли по просьбе мальчика. Повязка на голову в настоящее время была привязана к руке ребенка, перекрещена между его пальцами и дважды обернута вокруг его запястья. Он сильно натягивал черную полоску ткани, и кожа возле нее побледнела от потери крови. Шоколатье откусил очень маленький кусочек свежеиспеченного медово-пшеничного хлеба, чтобы отвлечься. Это заставило его задуматься, как бы это повлияло на ребенка, если бы отец действительно умер. Ему еще предстояло многому научиться благодаря родственным связям. — Ты выглядишь очень мило сегодня вечером, мама. — сказал Чарли, пытаясь отвлечь внимание от плохих манер мистера Вонки за столом. — Правда? Ты так думаешь? Я чувствую себя немного свиным ухом в шелковом платье. Она смиренно сказала и потянула за оборки возле своего декольте. Ожерелье Богини покоилось на внешней стороне высокого выреза платья. — Вовсе нет. Цвет слоновой кости тебе очень идет. Сказал ее отец, дедушка Джо. — Ты выглядишь как прекрасная леди. — сказал шоколатье с вежливой круглощекой улыбкой, которая напомнила Чарли о том моменте, когда его быстро отшлепали ранее. Как и у ее сына, от всех комплиментов щеки миссис Бакет залились румянцем. Она закрыла лицо руками, чтобы скрыть смущение. Бабушка Жозефина с облегчением увидела, что столь элегантно сдержанные наряды были выбраны мужчиной из эстетических соображений ее дочери. — Знаешь, что было бы хорошим дополнением, дорогая? Почему бы тебе не надеть свое старое обручальное кольцо? За столом повисла тишина. — О, да. Это замечательная идея. Миссис Бакет встала, чтобы взять предмет. Вонка выглядел совершенно сбитым с толку. — Но вы, ребята, не женаты. Ни в каких документах, которые я когда-либо находил. У Чарли отвисла челюсть. Обе пары бабушек и дедушек выглядели униженными. — Это правда? Мальчик недоверчиво посмотрел на свою семью. Его мать бросилась к нему: — Дорогой, женитьба в Англии стоила больших денег. Мы не могли себе этого позволить, но в душе мы женаты. — Ой. Добавлен г-н Вонка. — Я думал, это потому, что вы двое брат и сестра. Дедушка Джордж сердито посмотрел на него: — Нет смысла хранить секреты, когда ты рядом, болтун? Шоколатье выглядел немного обиженный. — Не сердитесь на меня за то, что я доскональный исследователь. Эй, я знал все о том, кто выиграл мои золотые билеты. Особенно когда они оказались на моей фабрики! Он посмотрел на своего пораженного наследника: — Извини, я не хотел проболтаться, но тебе не показалось немного странным, что вся твоя семья носила одну и ту же фамилию Это большое дело. Члены королевской семьи делали это все время. — Дорогой?— нервно сказала его мать, ее угловатые черты лица были как всегда нежными. Чарли молча смотрел на них. Так вот что имел в виду Вонка во время их прогулки на лодке, когда предположил, что у всей семьи есть секреты… даже у него. Мальчик посмотрел на своего наставника с грустной благодарностью за то, что он рассказал ему правду. Он опустил плечи и склонил голову вниз: — Все в порядке. Я думаю, многие вещи не всегда являются тем, чем кажутся. Что действительно важно, так это то, что вы любите друг друга, и это в любом случае не создает семью. Вот почему мистер ... Вонка — член нашей семьи, даже если он не родственник, верно? — Конечно, дорогой. Она поцеловала его в макушку и по-матерински прижала к груди за его понимание. Вилли был глубоко удовлетворен тем, что ему удалось правильно разыграть еще одну карту в своем масштабном плане, особенно учитывая паршивую руку, которую он получил ранее. Что он предполагал делать с этой парой двойных в его ожоговом отделении? К счастью, он всегда держал Джокера в рукаве, и все знали, что Джокеры были дикими на его фабрике. Теперь пришло время для одного из стрит-флеев, которых он ждал. — Знаешь… — криво начал он со знакомым блеском в глазах. — У умпа-лумпов скоро будет один из их лунных фестивалей, и я хотел бы сделать вас, ребята, почетными гостями, так как это будет первый праздник с тех пор, как вы здесь. Семья посмотрела друг на друга, и Вонка добавил еще одну мысль, как будто она только что пришла ему в голову: — Я прослежу, чтобы вы двое поженились на этом мероприятии. Как вам это? Лицо Чарли впервые за этот вечер просияло. Он крепко сжал мужчину: — О, мистер Вонка, вы самый замечательный человек! Шоколатье сделал вид, что совершенно ошеломлен словами и действиями мальчика. Как он скучал по прикосновениям. Чарли стал его новой любимой конфетой. Он начал хихикать и обнял своего молодого любовника. Наслаждаясь тем, что он мог сделать это без проклятых наблюдений мистера Бакета вокруг, чтобы заставить их смущаться. — Я не знаю, хочу ли я, чтобы моя дочь вышла замуж на каком-нибудь лунном фестивале. — сказала бабушка Жозефина, испортив внутренний юмор шоколатье. — Разве это не лучше, чем вообще никакого брака? — возразил дедушка Джордж. — Брака не будет, если мистера Бакета не будет. Старуха в гневе рявкнула. Вонка бросил на нее кислый взгляд и крепко сжал своего наследника: — Тогда я просто должен позаботиться о том, чтобы он был, не так ли? На самом деле, я позабочусь о том, чтобы он стал лучше, чем когда-либо был! Чарли посмотрел на него с огромной благодарностью. Глаза мужчины буквально сверкали блестящей идеей. Он услышал, как он прошептал далеким голосом: — …да. Лучше, чем когда-либо. Все тарелки были убраны, и ночь тянулась. Чарли мылся и переодевался в пижаму (теперь, когда она у него была). Вонка подошел к бабушке Жозефине в ее кресле у огня, опершись локтем на каминную полку. Она отдыхала глазами и вскрикнула, когда они открылись от его глупой ухмылки и изящной позы возле открытого огня. Не испугавшись ее шока, он выпалил: — Ты уже пробовала аромат, который я сделал для тебя? Она плотнее закуталась в шаль из пряжи. — Нет, еще нет. — хорошая попытка, но тебе нужно вставать чертовски рано утром, чтобы перехитрить эту лису. Я не говорил. Ты должена догадаться. Он шевельнул бровями и расширил свою фарфоровую ухмылку. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты очень похож на Чеширского кота? Сказала она, копаясь в карманах в поисках мерзости. — На самом деле, я получаю гораздо больше от Безумного Шляпника, но я могу мурлыкать. Он продолжил демонстрировать свою замечательную способность делать именно это, даже добавив пару очень убедительных «мяу». Бабушка Джорджина перестала вязать маленькое голубое пончо, над которым она все еще работала. Она объявила: — Я думаю, кошка хочет, чтобы ее выпустили. Вонка ответил: — Не волнуйся, Джина, я уже выпустил это из сумки. Все невольно улыбнулись. Старуха с эльфийским лицом продолжала вязать, довольная тем, что о воображаемой кошке позаботились. Она начала делать то, к чему ее побуждала работа, бормоча рифмы: — Сумка, Бэггинс, ведьма, хоббиты, провисание, провисание, отставание, флаг…. — Фаг. Добавил муж со смехом. Вонка поднял бровь в его сторону. — Что? Я имел в виду огонь. Ничего похожего на хорошего бушующего педика. Мужчина сам увлекался словесными играми с тех пор, как их начала его жена. Шоколатье ухмыльнулся его усилиям, не выразив ни одобрения, ни возражения, и снова сосредоточился на бабушке Жозефине, которая наконец-то изготовила кремовые маленькие мерзкие конвертики с отвратительными надписями. Она затуманила его на себе. Пахло совершенно восхитительно; как лежать в настоящем поле ванильных бобов. Ее разум был совершенно пуст, «окутанный» сладким ароматом. Вонка внимательно изучил ее и положил книги, которые держал за спиной, ей на колени. — Ах, твой муж сказал мне, что тебе было любопытно почитать о язычестве. Мне бы это очень понравилось. Вот несколько книг из моей библиотеки. Наслаждайся ими, впитывай каждое слово, хорошо? Он осторожно отошел от нее, когда она медленно посмотрела вниз и взяла первую. Повернувшись к остальным членам семьи, которые почти закончили убираться и устраиваться, он сказал. — Эм, ребята, вы уверены, что не хотите, чтобы я смотрел за Чарли сегодня вечером? У меня есть комната, из которой он никогда не сможет выйти во сне. Действительно, миссис Бакет доверяла шоколатье гораздо больше, чем ее муж. Она была доброй и простой женщиной, которая верила в доброту других, но что-то в том, что Чарли провел ночь вдали от нее, бабушки и дедушки, заставило ее материнские инстинкты проявить особую заботу. — Спасибо за предложение, но я присмотрю за ним. Я чувствую себя намного лучше после того, как сегодня днем ​​вы приказали умпа-лумпам построить частокол вокруг Шоколадной реки. Жаль, что его не было, когда был Август. в гостях. — Дааа. Очень жаль. Мужчина задумался, что еще он мог бы сделать, чтобы хотя бы немного дольше оставаться рядом со своим наследником. Это был второй раз, когда миссис Бакет (или лучше сказать мисс?) отказалась от его предложения. Вспоминая свой замечательный день с мальчиком, он почувствовал вдохновение. — Как насчет того, чтобы я рассказал ему сказку на ночь, прежде чем уйти? Глаза Вонки метались туда-сюда. Возражений никто не высказал. На самом деле это звучало довольно задумчиво и по-семейному. Забираясь в комнату мальчика после того, как семья пожелала ему спокойной ночи. На его лице расплылась широкая улыбка. Он прошептал: — Привет. — Эй, ты сам. — прошептал мальчик, неуверенный, но взволнованный ситуацией. Под простынями он потянул ткань, обернутую вокруг его руки. Шоколатье заглянул в дыру в полу и увидел любопытные глаза матери, выглядывающей из-под него, когда она вытирала тарелку. Он сел на кровать Чарли и начал: — Это история о Драконе и Мышке. Давным-давно жила-была маленькая мышка с… каштаново - коричневым мехом. Ямочки на щеках у Чарли выступили внутрь, когда он коснулся собственных каштановых волос. — Итак, этот Мыш был на холодном зимнем снегу в поисках еды, когда разразилась ужасная метель. Не видя другого выхода, он забрел в запретную пещеру, о которой все существа говорили ему, что она опасна. Мышь, это он! Потому что, хотя он знал, что суппоста опасна, он все равно часто вынюхивал ее. Вонка продолжил: — Подкравшись внутрь, маленькая мышка нашла скелеты, лежащие вокруг входа. Это напугало его до полусмерти, и он чуть не ушел! Вилли продолжал использовать все свои анимационные возможности и жесты в меру своих возможностей, чтобы передать слова, которые он говорил. Ребенку нравилась каждая секунда происходящего, и он закрыл рот и нос одеялом, пока мистер Вонка рассказывал о скелетах. — Мышь, однако, нашла пещеру приятной и не такой уж пугающий. И вместо того, чтобы темнеть, она, казалось, становилась все ярче, когда он направился к главной комнате. У монстра была лампа? его лицо прямо перед лицом Чарли. — ..он встретил ДРАКОНА! — Он смотрел прямо на него проницательными змеиными глазами и сотней острых блестящих белых зубов. Чешуя, отражающая все оттенки зеленого, красного и фиолетового, мерцала вокруг его лица и спускалась вниз по его длинному телу, а тонкая струйка дыма вилась из его ноздри. Дракон заговорил низким, темным голосом. Он сказал: — Позволю вам один вопрос. Стреляйте. Эти слова показались Чарли ужасно знакомыми. Очень похоже на тот, который шоколатье использовал на Большом стеклянном лифте, когда они направлялись к его спальне. Он с сомнением сказал: — Дракон сказал «стрелять», мистер Вонка? — Э-э, да, он, безусловно, знал. Я думал, что нет. Кто вообще рассказывает эту сказку? Мужчина откашлялся, а Чарли захихикал, готовясь издать более звериные голоса: — В любом случае, маленький парень думал, что его наверняка зажарили. Поэтому он задал вопрос своим крошечным бьющимся сердцем: — Почему вы убили их всех, мистер Дракон? — Потому что они пришли охотиться на меня и причинить мне боль. Услышав это, Мышь осмелилась задать второй вопрос: — Все они? Никто из них просто не хотел дружить? Без колебаний и с болью в голосе могучий Дракон ответил и на этот вопрос. — Они только притворялись моими друзьями, чтобы получить мое золото и сокровища. Никто из них мне особо не нравился. Мышь каштанового цвета искренне пожалела массивную ящерицу. — Это очень грустно. Мне ничего от вас не нужно, мистер Дракон. Я искал только теплое место, чтобы переночевать. Если ты позволишь мне уйти, я больше никогда не побеспокою тебя. Дракон был так удивлен искренним состраданием Мыши, что начал его отпускать. — Мистер Вонка наклонил поля своей шляпы вниз. Чарли вздохнул с облегчением. Его немного беспокоил каштановый мышонок с тонким голоском и английским акцентом. Г-н Вонка продолжил предчувствующим тоном: — Маленький Мышонок помолился. Он знал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, что зверь позволит ему уйти живым. Дракон наклонился и осмотрел его глазом больше, чем все его тело. — Ты слишком мал, чтобы причинить мне боль, не так ли? — Э-это д-правда, мистер Драгрон, с-сэр. — И вы слишком малы, чтобы украсть больше, чем золотую монету или один драгоценный камень. — Я бы даже ЭТОГО не сделал, ваше величие! Мышь подумала, что начала понимать, к чему клонит мифическая рептилия. Но будь уверен, он пискнул: — И мне не хватило бы даже мяса, чтобы застрять между твоими острыми зубами. Затем Дракон издал могучий рев, но он не был зол. Он смеялся! — Боже мой, ты знаешь, как давно я не смеялся?! — Нет, сэр. Сколько? У Дракона внезапно появилось странное пустое выражение лица. — … Я не могу вспомнить… возможно, это было вскоре после того, как я вылупился… Мышонок, я приглашаю тебя остаться в моей пещере. — Но у меня нет ничего, что я мог бы предложить за вашу доброту. Ни золота, ни серебра, ни даже меди. У меня есть только моя благодарность и моя компания. Вокруг Дракона была огромная орда имущества, ради которого люди будут путешествовать по Земле до конца времен. Они сияли, как огонь и свет свечи, но были холодны и безмолвны. И ни на что из этого нельзя было купить крошечное лесное существо, предлагаемое так щедро. Все сокровища Дракона принесли ему только неприятности и зависть. Он повернулся к мышке и сказал: — Этого более чем достаточно, дорогая Мышь, потому что свирепому Дракону может быть очень одиноко. Глядя на своего нового друга, пушистый малыш понял, насколько они разные, ведь у него не было ни великолепной металлической чешуи, ни острых как бритва когтей, ни гигантских перепончатых крыльев. Он сказал: — Нелегко быть мышью, сэр. Все хочет съесть тебя или наступить на тебя. Он оглядел большую и очень полную пещеру. — Где я могу спать? Дракон ответил: — Ты можешь спать рядом со мной, если хочешь, потому что тебе никогда не будет причинен вред. Шоколатье положил свое туловище рядом с телом Чарли и обнял мальчика. — Мышь спала самым крепким сном, убаюкиваясь в длинном хвосте Дракона, который был завернут навстречу его теплому дыханию. И вот так очень неожиданная группа товарищей по постели встретила друг друга. Вечно любящий конец. Без ведома всей семьи, эти двое нежно поцеловали друг друга в губы. — Останься. — прошептал Чарли, как Дракон прошептал Мышке. — Я не могу. Мужчина ответил тем же приглушенным тоном: — Я действительно очень устал, и важно, чтобы я сегодня спал в своей постели. Там я в безопасности. Чарли опустил глаза и подумал о гигантской кровати своего друга, наборе маленькой мебели, странных отметинах на полу, подарках и обо всех странных, чудесных вещах в Запретной комнате. — Могу я завтра снова зайти к вам в комнату? Лицо Вонки просветлело. — Хм, похоже, нам стоит потратить некоторое время на учебу. Тебе предстоит контрольная, не так ли? Мальчик кивнул, когда мужчина встал с тихим ворчанием. — Завтра. Я буду любить тебя завтра. Когда он достиг основания лестницы, он был удивлен, увидев, что все Бакеты (кроме бабушки Жозефины) смотрят на него с переполняющим состраданием. Все молчали, как мыши, чтобы подслушать. Он вдруг почувствовал и выглядел невероятно неловко. — Вилли, это было так, так красиво. Где ты слышал эту сказку? Миссис Бакет смотрела на него со слезами на глазах. — Э-э, я… выдумал. Вообще-то, только что. За признанием последовала большая неуверенность и сдавленный смешок. Все бормотали в изумлении, стараясь не потревожить отдыхающего ребенка. — Гений. Я все время говорю вам, что этот человек гений. Нет ничего, чего он не мог бы сделать. Ободрил дедушку Джо. — Интересно, есть ли такая вещь, как слишком умный. Поинтересовался дедушка Джордж. — Нет. — заверил кондитер, надев пальто и взяв трость. — Сладких снов, ребята. Он приподнял атласный цилиндр, надел его на голову и вышел за парадную дверь.