Насколько глубока твоя любовь

Чин и Микки узнают, что гостиничные сталкеры прибыли из провинциального норвежского городка с невыговариваемым названием. Живут одним днём, изучением иностранных языков себя не утруждают. Гугл-мэпса и гугл-переводчика в путешествиях им достаточно. На родине трудятся на ни к чему не обязывающих работах. Зачем-то получив специальное образование, карьеру всё же строить не спешат. Йонас бармен, ему двадцать два. Фрея хостесс в спортклубе. Варг продавец-консультант массмаркета. Фрея и Варг родились двадцать четыре года назад у одних и тех же родителей, то есть они близнецы. Это бросается в глаза, если внимательно посмотреть. И теперь Чин и Микки имеют такую возможность, со всех ракурсов. Парни, конечно, глазеют: Йонас будто и вправду 3D-распечатка фотографии Йена. Крепкий, стройный, осанистый, ростом шесть футов. У него те же пальцы пианиста, чувственный розовый рот, неровные брови, зелёные глаза с длинными густыми ресницами, немного выгоревшими на солнце, изящной формы ноги, по-медвежьи скошенный лоб, аккуратный нос, длинные огненные пряди волос на затылке, ёжик по бокам и сзади… Разве что челюсть симметричная. Варг и Фрея примерно по пять футов и восемь дюймов ростом. Смуглые, широкоскулые, с мягким овалом лица, каким-то палестинским разрезом умных светло-карих глаз, высокими лбами, широкими густыми бровями, крупными аристократическими носами, чувственными губами, ровными зубами, богатой исчерна-каштановой шевелюрой и маленькими милыми ушками. Оба со средним размером ступней и кистей рук. Оба широкоплечие, плотные, но каждый выглядит гармонично в своей половой принадлежности. Варг с ярковыраженными бицепсами, роскошным трапецевидным торсом, мощной шеей, икрами бегуна, крепкими узкими бёдрами и выпуклыми ягодицами. Серебристый индастриал в ухе, циркуляры в сосках и стрижка под укороченный горшок делают его притягательным настолько, что этого парня хочется трогать без разрешения. Фрея, по сути, тот же Варг, только мышцы оформлены по девичьему типу. Тонкая шея, хрупкие запястья, огромные дизайнерские кольца-сердечки в ушах, вишнёвая помада, молочный маникюр и педикюр, копна прямых волос аж до крестца, уверенная «троечка» в бюстгальтере и добротная женственность бёдер. Норвежцы выводят Чина с Микки на улицу и, галантно подталкивая, увлекают в противоположную от моря сторону. «Термоядерное солнце. Тепловой удар. Ожоги», — объясняет синтезированный голос гугл-переводчика. Фрея с видом всезнайки указывает пальцем на небо и морщит нос. Микки дергает плечом и бормочет: «Как скажешь». С сангрией ему пока и без пляжа нескучно. Чин заливается краской и чуть ли не выпрягивает из трусов, потому что Варг по-хозяйски наминает его предплечье. Йонас пощипывает пальцами нижнюю губу и стреляет короткими взглядами в Микки. Держится на расстоянии. Даёт к себе привыкнуть и заодно изучает объект своего интереса. Потому что, очевидно, объект этот колюч и абы кому не сдаётся. Компания минует свой отель, прилегающую к нему четырёхзвёздочную гостиницу, несколько ресторанов, ночной клуб и аптеку, после чего упирается в автовокзал. Это конец улицы, и здесь ребята сворачивают на одному норвежскому богу известную тропку. Четверть часа петляют между зданиями, сувенирными лавками, фонтанами и памятниками, чтобы в итоге обнаружить себя в благословенном теньке скамеек у входа в продуктовый рынок. Тут тебе и хамон, и креветки в соусе алиоли. Всё, что угодно американским душенькам и оплачено норвежскими воздыхателями. Карманы Микки и Чина греют возвращённые отелем евро, желудки обласканы угощениями. Освежающий лёгкий ветер с моря убаюкивает. Оттого слушают они новых знакомых внимательно и водить за ручку себя позволяют безропотно. Сперва ребята, раздевшись до плавок, валяются на мягком пледе в сквере под трёхсотлетним дубом. Там таких целая роща, и на каждом — табличка с годом посадки. Подобное уважение к истории и природным ресурсам вызывает у Чина желание записывать одну сторис за другой. После, когда адская жара отступает, компания перемещается к скалам на берегу, где люди всех возрастов загорают в костюмах Адама и Евы. Сморщенные коричневые женщины с грудью до пояса курят, как паровозы, и, перекрикивая чаек, ссорятся друг с другом. С ног до головы татуированные деды плещутся в прибрежных волнах с внуками, мотыляя седыми мошонками. Юные испанцы и испанки с прелестями на любой вкус увлечённо играют в пляжный волейбол. Микки не может расслабиться. Он не сбегает, но плавает как можно дальше от полностью обнажённых Йонаса, Варга, Чина и Фреи. Схема работает, пока Микки не выходит на сушу, чтобы обтереться. На этом он может забыть о покое. Бликуя солёными каплями, стекающими по мускулистому телу, на брюнета стремительно надвигается рыжая катастрофа. Зрачки Микки покидают пределы радужки, а рот самопроизвольно открывается. Нет, он не хочет подглядывать, только нельзя не заметить интимных подробностей, если они выставлены напоказ, как на рекламном баннере. Подробностей, которые всплывают у Микки в голове, когда Йонас уже одет и стучится в их с Чином номер в одиннадцать вечера, чтобы повторно пригласить их в клуб. Микки прожигает возмутителя спокойствия взглядом, делает неподдающийся расшифровке жест рукой и закрывает дверь. — Ли, у меня на лбу не написано «люблю пялить рыжих, с веснушками и блядской бледной кожей, как у ёбаных пришельцев»? Чин показательно задумывается, подперев подбородок кулаком. — Хм, нет. Хотя на груди явный укус конопатого вампира. Микки трёт место повыше соска, где красуется кустарная тюремная татуировка «Йен Галогер», и обречённо куксится. — Лажа. Моей целью был матадор за полтинник. Чин прикрывает глаза и лениво потягивается. — Коррида — завтра, Микки. Что тебе мешает оторваться в клубе и потом подснять матадора? Чуваки обещали оплатить вход и все наши хотелки. Микки сдаётся. — Ладно. Только ни звука о том, как этот крендель похож на Йена! Напомнишь о Галлагере до конца отпуска, я тебя стукну. Чин хихикает, отвернувшись лицом к окну, чтобы Микки не заметил. — Ты первый заговариваешь! Я молчу. Микки рассекает указательным пальцем воздух и направляет его на Чина, как меч джедая. — Вот и молчи. Используя перегородку на балконе, Чин договаривается, что в клуб они выходят в полночь. Американцы слегка укрощают волосы пастой для укладки и начисто сбривают щетину. Ночью на улице прохладно, так что они решают выбрать что-то позакрытее футболок, шортов и сланцев. Чин надевает жемчужно-серый трикотажный оверсайз-логслив с V-образным вырезом, свободные голубые Левайсы с изрядно подранными штанинами и высокие кеды Конверс красно-белой расцветки. Микки называет его азиатским Куртом Кобейном и просит дать автограф. Сам Микки принаряжается в белую футболку с красной нашивкой на груди, расстёгнутую песочную рубашку в стиле сафари с красной же отстрочкой, чиносы болотного цвета и чёрные, неплотно зашнурованные Тимберленды. Чин комментирует этот наряд Микки как «не полностью безнадёжный», на что получает от товарища два средних пальца и «я передумал на счёт автографа, Курт». В ожидании норвежцев мужчины закуривают. — Думаешь, Варг оденется гендерно нейтрально или подчеркнёт, что он топ? Брови Микки взлетают до середины лба. — Господи боже, Чин! Я не настолько гей для таких разговоров! Скептичный взгляд карих глаз Чина заставляет Микки смутиться. — Может, если бы ты был геем чуточку больше, тёлки перестали бы путать тебя с натуралом. Как ты вообще умудрился окольцевать мужика? Микки расправляет плечи и стряхивает с них несуществующую пыль, поочерёдно с каждого. — Просто у меня там не дырка, а ёбаное кольцо всевластия! От этого заявления Чин давится смехом и на минуту теряет дар речи. Успокоившись, парень оглаживает лицо руками и вдруг замирает. Между бровями у него пролегает морщина, глаза стеклянеют, а уголки губ горестно сползают вниз. Наконец Чин вздыхает и решается быть с Микки откровенным. — На самом деле я немного завидую, бро. Моя задница, видать, не такая волшебная, как у некоторых. Я ни разу не влюблялся в кого-то стоящего. Не представляю, с кем я мог бы отправиться к алтарю. Всё, на что хватает моей уверенности в себе, это, ну, знаешь… не начать переодеваться прямо сейчас, потому что, мало ли, в этом прикиде я не понравлюсь Варгу… Микки легонько пихает Чина локтем в грудь. — Вы видели друг друга голыми на пляже. Кому не похуй, чё с себя снимать, чтобы перепихнуться! Чин плюхается на постель и накрывает своё лицо подушкой. Он кричит в неё, а потом отбрасывает от себя, поднимается на ноги и начинает ходить взад-вперёд по комнате. — От меня, наверное, отчаянием за милю несёт. Так-то я в норме. Только это грустно, если обезличенные поебушки — мой предел. Мне бы хотелось однажды зациклиться на ком-то, и чтобы этот кто-то зациклился на мне так же сильно. Однако двадцать пять грёбаных лет по нолям… Чин снова в бессилии опускается на кровать. Он берёт свой айфон и включает первый попавшийся видеоролик со смешными животными. Микки пинает Чина по лодыжке и садится рядом с ним. — Ты сюда ныть приехал или нижний этаж проветривать? На планете почти восемь ярдов человек, около половины из них писают стоя. Минус половая некондиция в виде детей и стариков с недержанием равно примерно два с половиной ярда. Из них ебабельных — одна вторая. Допустим, в твоём вкусе — четверть. Убираем всё лишнее, незаднеприводное, поговаривают, нас таких десять процентов, получаем нехилые шестьдесят два с лихуем миллиона пидоров в самом расцвете сил! Сколько из них подставляет жопу и сколько вдувает — в душе не ебу, но кто-то в этой толпе явно способен тебя осчастливить. Хотя в пизду эту математику, тряпка! Продолжай убиваться и ни в коем случае не смей получать удовольствие от ебли со случайными типами! Чин хватает воздух ртом, как аквариумная рыбка на мокром ковре в окружении стеклянных осколков, и, придя в себя, начинает говорить. — Микки, меня в жизни никто так не мотивировал… Благодарности Чина не суждено быть высказанной до конца. Микки перебивает его. — Не привыкай. Чин мотает головой. У него нет таких планов. — Не думай, что я буду приседать на уши. Просто на днях похоронил бабулю, которая меня, по сути, воспитала. В художку ходить заставляла, сопли мне подтирала после драк со школьными утырками… Пока мама с папой на работе упарывались. Из-за похорон я отпуск и взял. Ну, и недосып у меня сегодня. Расклеился. Микки молчит о том, что его собеседник вряд ли знает, как могут «упарываться» мама с папой и что такое хронический недосып. Брюнет запускает руку в картонную пиалу, стоящую на тумбе, хрустит кукурузными чипсами и неряшливо обсасывает пальцы. Еда во рту никогда не стояла между этим парнем и его желанием высказаться, поэтому Микки и не останавливает себя. — Я пидоросенсорикой не владею, но бабуля твоя на облаке, чую, вряд ли одобряет проёбанные поездки в Испанию. Так что или ты паркуешь свою смуглую жопу на хуе норвежца с порнушным пирсингом, или это делаю я. Чин не верит, что Микки лишит его Варга, и всё же, на всякий случай, торопится с репликой. — Спасибо, Микки. Я справлюсь. На минуту Чин зажмуривается, а когда наконец размыкает веки, ощущает себя другим человеком. Готовым к приключениям и оргазмам. «Убер», — доносится из-за перегородки. Чикагцы сгребают со столика зажигалки, деловито проверяют наличие презервативов в карманах и покидают отель. Чин запрыгивает в Volkswagen к Варгу. Микки достаётся Renault с Фреей на переднем пассажирском сидении и Йонасом на заднем. Микки не собирается портить интим товарищу, да и близость вкуснопахнущего скандинава приятно будоражит. Йонас не прикасается к Микки в пути, только приглашающе держит колени широко расставленными и непроизвольно теребит свои губы пальцами. Воздух между мужчинами становится вязким, наэлектризованным, и при выходе из такси Микки чувствует, как предательски тяжелеют его шары. К услугам брюнета в клубе много подходящих кандидатов на перепихон в уборной, но было бы ложью сказать, что Микки не любопытно, актив ли Йонас. Не проходит и получаса, как Микки начинает ёрзать на барном стуле. Его уже не забавляет абсурдное убранство клуба в виде понатыканных повсюду предупреждений «Но фумаре!» наряду с изобилием пепельниц. Микки безэмоционально наблюдает за Фреей, восседающей на рослом худощавом немце, с которым она только что познакомилась. Он немного жалеет, что немец этот играет за другую команду. Микки раздражают неизвестно откуда вернувшиеся в зал помятые Чин с Варгом и нервирует рыжее совершенство, плавно извивающееся на танцполе. Его не развлекает оплаченная Йонасом выпивка, и за неимением лучшего варианта Микки вливает в себя очередной шот, прихватывает за филейную часть парнишку, некоторое время раздевавшего его взглядом, и со словами «Пиздец тебе, капкейк!» тащит его в туалет. Американцу невдомёк, что для норвежца его выходка — сигнал к атаке. Ведь Йонас до сих пор не знал наверняка, совпадают ли у них вкусы. Неприступный ворчун вполне мог оказаться по девочкам, да ещё это кольцо обручальное… Так что Йонас врывается в туалет со скоростью пули, выпроваживает незадачливого визави Микки, вталкивает брюнета в кабинку и, хищно скалясь, кладёт ему руки на грудь. Большие тёплые ладони с лёгким нажимом гладят Микки поверх футболки, перемещаются на плечи, сжимают мясистые предплечья и смачно щипают соски, одновременно оба. «Попался», — думает Микки и поддаётся инстинкту, — принимает ласки норвежца. Считывая сопротивление Микки, Йонас не целует его. Вместо чего довольно грубо берёт брюнета за челюсть и поворачивает его лицо в сторону, чтобы тут же пройтись по незащищённой шее партнёра зубами, широко раскрыв рот и возбуждённо дыша. Без внимания не остаётся и нижняя часть тела Микки. Милкович натурально столбенеет перед этим дерзким самцом, пока тот сжимает сквозь штаны его эрекцию, захватывает яйца и после углубляет нажим в районе ануса, заявляя свои права на оный. Воля Микки просто парализована, его глаза полуприкрыты, ресницы трепещут, щёки полыхают, губы закушены… В какой-то момент он осознает, что длинные пальцы с его челюсти исчезли, слышит звякание пряжки и звук расстёгивания молнии. Неумолимая веснушчатая ладонь берёт Микки за локоть и устраивает татуированной конечности саутсайдовца встречу с увесистым членом и рыжим, коротко стриженным лобком. Микки не может не сматериться сквозь собственный стон, распахивает глаза и наслаждается тем, что видит. Йонас красив, как Аполлон. На нём однотонная белая рубашка с двумя расстёгнутыми пуговицами сверху и подкатанными рукавами, которая до начала их игрищ была вправлена в тёмно-фиолетовые джинсы-скинни, чёрный ремень из матовой кожи с золотистой кованой пряжкой и таким же кончиком ремня, чёрные замшевые низкие кроссовки с золотой вышивкой в форме дракона. Массивный браслет из чёрной замши, переплетённой с дутыми металлическими деталями цвета золота, украшает левое запястье. Ни рубашка, ни джинсы не сидят на норвежце «в обтяжку», однако выгодно подчёркивают анатомические особенности этого божества. Микки заводят и стиль Йонаса, и его очевидная роль в предстоящем сексе. Самообладанию Микки не способствует и участок бледной кожи с рыжими волосками, виднеющийся в вырезе рубашки. Твёрдый, как камень, и торчащий из ширинки ствол другого мужчины в милковической руке вызывает у американца повышенное слюноотделение и заставляет стремительно перебирать в уме варианты. Ты нагнёшь меня или вываленный хер типа предложение отсосать? Просто дрочить эту боеголовку — пустая трата спермы. Кстати, я дал бы тебе обкончать меня, будь мы не тут. Самодовольный упырь! Знаешь, как заставить меня скинуть портки! Бля, габариты, конечно, как раз по мне. Я б на таком прокатился, не то что по-быстрому на толчке обслужил. Ну, шедевральный фаллос, надеюсь, ты стоишь того! Вслух же брюнет лаконичнее. — Тебе лучше отъебать меня до полусмерти, блядский Тор. В отель, живо! Микки выволакивает норвежца из укрытия, на ходу поправляя одежду. Неоновый луч гуляет по залу и делает видимыми поцелуи по углам. Микки ловит себя на мысли, что целоваться ему хочется ничуть не меньше, чем насаживаться на член. Они с Йонасом протискиваются между потных танцующих тел и натыкаются на Чина, бедро которого наглаживает Варг. — Микки, дорогой, да ты шалил, проказник! Добродушно хихикающий Чин отрывается от любовника и пытается заключить Микки в пьяные объятия. — Съебался, Чин. Не видишь, хуй дымится! Взвинченный Микки отталкивает от себя товарища и устремляется к выходу. Но никто не обижен, ведь кореец успевает оценить причину спешки. И у брюнета, и у рыжего глаза горят, ширинки оттопырены и ноздри раздуваются, как у астматика в припадке. Микки не отдаёт себе отчёта, как попадает в такси, а после и в номер Йонаса. Там Микки бесцеремонно заваливают на кровать, насилуют языком его горло и освобождают парня от рубашки. Губы Йонаса упругие, умелые. Язык творит чудеса, перемещаясь то на шею брюнета, то на его ключицы. Микки хватает мужчину за волосы и удовлетворённо вдыхает. От Йонаса пахнет кедром, здоровым потом и сигаретами. Микки звонко ударяет его по щеке и широким движением гладит покрасневшее место. В ответ мужчина рывком седлает милковические бёдра и кусает его губы, зарывается в них своими. Микки смеётся в поцелуй, наслаждается зеленью глаз напротив, и целует, целует. Руками партнёры крепко сжимают друг друга в районе талии. Их члены рвутся в бой сквозь одежду, а бёдра ритмично сталкиваются. Хоть ему это и не свойственно, Микки вручает инициативу любовнику. В конце концов, вокруг не тюрьма, где страшно прослыть сучкой, и даже не Чикаго, где он долгое время не был готов подставиться ни перед кем, кроме Йена. Поэтому Микки отдаётся моменту и медленно приподнимает таз, чтобы рыжему было удобнее стягивать с него чиносы. Как только член Микки высвобождается из трусов, норвежец подкладывает под поясницу брюнета подушку, разводит его бёдра в стороны и лижет заветную дырку с таким довольным мычанием, как будто она смазана Бейлисом . Микки запрокидывает голову, гладит свою грудь и отрывисто дышит. Его диафрагма ходит ходуном. Помимо очевидного, он благодарен любовнику за немногословность. Вот только сам Микки не в состоянии отреагировать молча на погружающийся в него длинный палец. «Йен», — хрипит он еле слышно и мгновенно трезвеет. Микки с досадой хмыкает, мягко спихивает с себя норвежца и вполголоса ругается: «Перебьюсь, блядь». Йонас смотрит на Микки с отчаянием и лепечет на своём языке наверняка что-то вроде: «Хорошо же было, почему уходишь?» Ластится к брюнету, мнёт его плечи, бока и бёдра. «Передумай! Ты хочешь этого», — мысленно переводит его слова американец. Будучи в шоке сам от себя, Микки поджимает губы и зачем-то говорит Йонасу, пристально глядя тому в глаза: «Я тебя не знаю». Как будто ехал не за сексом с незнакомцами. Йонас хмурится, мотает головой и явно недоумевает. Не обращая на него внимания, Микки одевается и покидает номер. Чин ещё не вернулся из клуба, тем не менее эякулировать в душевой Микки кажется более удачным вариантом развития событий, чем рисковать быть застигнутым с членом в руке. Через пару минут его одежда кучей свалена в раковину, ботинки заброшены в угол комнаты, а сам он стоит под тёплыми струями воды и всовывает себе в зад баллончик антиперспиранта с раскатанным поверх него презервативом. Попутно Микки неистово передёргивает свой затвор. Его ресницы подрагивают, рот приоткрыт, так что брюнет представляет собой убийственно пошлое зрелище. Однако более жаркую картину рисует его воображение. Как же ты в подкорку мне просочился, Йен блядский Галлагер! Роковуха злоебучая. Бесишь пиздец, но крышу сносишь, падла, аж закорачивает… Первым шахту мою распечатал и, походу, намерен последним стать. Как залез на меня мелким дрищом с хером своим убийственным наперевес, так слезать не планируешь. Чё, думаешь, когда разбегались с тобой, я не ебал посмазливее, разной масти? Да я всех расцветок перебрал, до того отвлечься хотелось! А с рыжими фонтанировал, как поехавший. Нету у меня на тебя пунктика, эт просто типаж такой. Нравится мне, когда джойстик девять дюймов, толстый, чтобы пальцами не обхватить. Веснушки даже на ободке жопной дырки. Пожар на башке и нефтяные глазюки. Никакая порнуха в сравнение не идёт даже с первым нашим трахом, когда ты, ублюдочный тощий кадет JROTC, припёрся со мной попиздиться. Правда, махач закончился в койке. Распластал ты меня под собой, пока мой батя нацист-гомофоб храпел за стенкой, и выебал из меня всю душу. Лишил анальной девственности, сам того не ведая. Тогда я давился стонами в закушенный кулак, лишь бы никто не спалил. Ухал по-совиному, кряхтел и плакал, стараясь не трястись от кайфа. Только про себя орал «да, да, да, да, продырявь меня, продолби насквозь, чтоб сидеть на этой сраке не смог, это идеально, ебанарот, как ты это делаешь, тварь, засади ещё, растяни меня, сожми мои яйца снова, почему ты раньше не пришёл, козлина, бойфрендом сеструхи моей заделался, оооо, сюда, сюда, да, да, да, блять, да, сломай кровать, распни меня, схвати за жопу и мни, вот так, конопатый боец, о, да, какой охуенный, почему так круто, блядь, никогда не вынимай из меня этот хуй!» Тут-то я и пропал. Микки кончает с ноющим ожогом, который освещает его изнутри. Бурные потоки спермы украшают клеёнчатую занавеску. Микки сползает по кафелю на поддон, аккуратно вытягивает из себя баллончик в презервативе и, кажется, целую вечность остаётся под душем. Потоки воды смывают с брюнета послеоргазменную слабость и ощущение, будто его только что поимели, причём не в лучшем смысле этого слова. Выходя из ванной, Микки спотыкается о чиновские кеды. На кровати в позе эмбриона, лицом к окну и спиной к приятелю, мирно посапывает голый кореец. Простынь валяется на полу, как и вся одежда Чина, включая серые транки. — Думал, ты стринги носишь, говнюк. Чин шевелится. — Мгмм, Микиии, ээээта, уу, ффссф прос-ти! Ммм псс… — Добро, хоть один припиздовал! Чин переворачивается на спину и пытается разлепить веки. — Варг ткой класссный! Ууумм… Микки прочищает горло и поднимает простыню с пола. — Окей, давай прикроем твоё седалище. Погоди-ка, сучонок, я часом не в чужую кончу ложусь? Чин поднимает руку и машет ей, выражая протест. — Неее, не, это койка маево броо! Микки кивает. — Заебись. Значит такой у нас стилёк. Когда спишь с бро, не испытываешь неловкости. Микки раздевается, забирается под вторую простыню и тут же проваливается в сон.