Насколько глубока твоя любовь

Когда Дебби Галлагер предупреждает Йена о том, что обитатели её двухкомнатной квартирки и без девятого постояльца «живут друг на друге», она не преувеличивает ни на йоту! Фоновый шум от разговоров прекращается только тогда, когда начинаются храп и сонное попукивание. В туалете и ванной круглосуточный аншлаг и по очевидным причинам, и потому что там частенько заседают неотлипающие друг от друга любовницы Дебби и Сабрина или племянник последней, страдающий от подросткового спермотоксикоза. После его посещений комната благоухает спермой так отчётливо, что перед использованием её приходится проветривать. Громоздкие, по шесть с половиной футов в ширину, фрамуги с облупившейся краской в этой обители зла в принципе не закрываются, воздух необходим всем! Йен очень скоро придумывает для своей шестилетней племянницы Френни и одиннадцатилетнего брата Лиама заслуженные прозвища Френникинштейн и Лиамзавр. Дети и сенбернар по имени Пухчо носятся по жилищу лающим и визжащим клубком. Не смотря на размеры среднего пони, Пухчо, можно сказать, щенок. Ему восемь месяцев. Сердобольные родичи Сабрины подобрали этого пса на помойке, когда он был сущей крохой. В размокшей от дождя картонной коробке, среди других малышей он проявил себя с самой громкой собачьей стороны. С тех пор Пухчо никоим образом не меняется. Его вой по вечерам наверняка способен поднимать мёртвых из могил и призывать волков из леса. Мать Сабрины, степенная и почти бестелесная женщина — до того худенькая — вроде бы и не пожилая, длинные чёрные волосы у неё лишь слегка подёрнуты сединой, а шаркает ногами, словно вот-вот развалится. Кашляет она, как чахоточная, даже по ночам. По английски женщина не говорит, но это не значит, что ей неловко выдавать пространные речи на болгарском с таким выражением лица, будто американцы обязаны её понимать! Дебби мама Сабрины зовёт «Дэборра». С двумя «р» и ударением на «о». Дебби, как будто так и надо, отзывается на Дэборру. Ей не сложно. Младшая сестра хвастается Йену, что когда-то мама Сабрины славилась своим кулинарным талантом, и Йен ожидает, что иногда эта женщина будет кормить их разросшуюся семью чем-то головокружительно вкусным. Однако готовит мама Сабрины нечто, что в лучшем случае можно охарактеризовать словом «жратва». Никто не травится её изысками, и на том спасибо! Вероятно, трясущиеся руки, плохое зрение и многолетняя привычка выкуривать по пачке сигарет в день — факторы, которые вносят свои коррективы в конечный результат её труда на кухне. В их с Микки квартиру Йен заезжает только ради ухода за томатными грядками. Как-то Дебби подкалывает Йена из-за того, что тот якобы посадил помидоры на придомовой территории только для того, чтобы вспахивать чернозём по аналогии с мужскими задницами. «И эту гомофобную ересь мелет моя сестра-лесбуха с судимостью за растление малолетней!», — возмущается рыжеволосый садовод. «Она была всего на десять месяцев младше меня и не показывала мне паспорт, ты же знаешь!», — кричит настолько же рыжеволосая родственница Йена. «Не суть, Дебби, не суть. Растлительница-гомофобка!», — дразнит сестру Йен. Дебби скрипит зубами и отколупывает синий лак с ногтей. Она в тысячный раз жалеет, что переспала с той девчонкой. «А, да срать мне. Вот объясни недалёкому человеку: нахрена тебе эти помидоры, на Томатину к Микки намылился?», — переводит тему Дебби. «Томати-что?», — отвлекается от нарезки помидоров Йен. «Томатина это зрелищный испанский фестиваль. На нём люди забрасывают друг друга помидорными снарядами. По улицам текут томатные реки…», — блещет неожиданными познаниями Дебби. «Красава! Посмотрела разок «Клуб путешественников» и корчит из себя умную!», — догадывается Йен. «Сперва попробуй вяленые томаты, которые я заебеню в мультиварке, а потом трынди про «нахрена эти помидоры». Только добавки у меня, болоболка пиздливая, не проси!», — Йен поднимает с доски нож в ошмётках красной овощной кожицы и потрясает им перед собой, дабы подчеркнуть смысл сказанного. Дебби тут же решает, что пора бы ей вывести пса на улицу. Сёстры Сабрины переглядываются и тоже как-то стремительно исчезают из квартиры. Йен понимает, что это шанс, и, бросив готовку, в срочном порядке моет руки, запихивает в смазанный зад анальную пробку и ласкает себя, представляя, как бы это делал Микки. В фантазии Йена муж вылизывает его анус и ритмично вторгается внутрь него языком, чтобы дотянуться до сокровенного, — простаты. Если бы от бесчисленных просмотров их с Микки домашнего порно на телефоне можно было ослепнуть, Йен согласился бы стать калекой, но смотреть бы его не перестал. Периодически Йен открывает эту интимную подборку в кабинках общественного туалета где-нибудь в кафе, в перерывах между работой, и по-быстрому доводит себя до оргазма. Иногда ему достаточно увидеть заставку порноролика с Микки, чтобы его член стал оружием, снятым с предохранителя и способным разрядиться через рекордную пару минут. Само собой, Йену ничего не стоит раздобыть контакты Чина Ли, и он давно мог бы позвонить или написать своему экс-сослуживцу. Однако это смахивает на нарушение договора с Микки, поэтому Йен шпионит за соцсетями Чина в режиме невидимки, а именно с анонимного аккаунта своего младшего брата, Лиама Галлагера. В фейсбуке и инстаграме Чина его попутчик, Микки Милкович, мелькает редко. В основном, там фигурирует размытый профиль Микки, захваченный объективом камеры издалека, или его спина. Также на фоне достопримечательностей и самого Чина можно заметить знойного незнакомца и девушку, очень похожую на него внешне. Эти люди не отмечены на фотографиях, сколько бы Йен ни проверял, поэтому он укрощает своё любопытство и сосредотачивается на сторис объекта наблюдения. В пятницу, как только Йен надевает наушники и нажимает на аватар Чина, апельсиновый сок булькает у него во рту и выливается через нос. Йен без конца шмыгает оттого что у него першит в горле и раздражена слизистая, вытирает слёзы и смеётся, как умалишённый. Сок из стакана проливается на диван. Йен машет на эту неприятность рукой, бросает телефон на стол, а наушники на пол. «Неряха!», — ругается Дебби, войдя в комнату. Ноздри Йена раздуваются, а сам он сереет лицом, что мгновенно остужает пыл Дебби, и девушка пятится к столу. «Котики-хуётики!», — восклицает Дебби, заглянув в телефон Йена. «Чё это за камикадзе тискает Микки?», — тычет пальцем в экран Дебби и подсаживается на пахнущий апельсином диван к Йену. Из динамиков гаджета раздаётся пение «Давай поднииимем бокаалы, ведь я нашёёл того, кто отвезёт меня домооой… Этой ноочью мы моолоды». На видео в сторис взъерошенный Чин льнёт к Микки, и тот ни капли не сопротивляется. «Ёбаная идиллия», — заключает Йен и уходит отмываться от сока. У Йена возникает непреодолимое желание посетить какую-нибудь церковь и помолиться. У этого мужчины всегда имелись вопросы к богу, и он неоднократно обращался к разным религиям за ответами. Он выбирает Кафедральный собор Святой Троицы, в восточной части города. Снаружи здание имеет классический и в некотором смысле строгий дизайн, характерный для православных храмов. Внутри же собор куда примечательнее: там много ярких деталей, красочных икон, росписи стен и отделки предметов культа драгоценными металлами. Йен подходит к алтарю и, сложив руки в молитвенном жесте, склоняет голову. Среди убранства собора он различает взглядом резиновую фигурку курящего зайца-покемона и слышит приглушённый голос блогера, который стоит рядом, снимает игрушку на камеру и насмешливым тоном вещает: «Скандал! Что это животное себе позволят?! Тут запрещено курить!» Блогер одет в футболку с надписью «Я люблю Чикаго» и точно такую же сувенирную кепку. Йен накрывает своё лицо ладонями. «Что я тут делаю?», — думает он. Молиться ему больше не хочется. «Туристы, ёб их мать…», — шепчет Йен и направляется к выходу из собора. А после длительной прогулки, присев на лавку в парке и пристроив телефон на раздвижной штатив, Йен делает дневниковую видеозапись для Микки. — Ты же не обносишь там магазины, а? И… платишь за проезд? Я лишь смею надеяться, что ты в порядке, обормот пиздодельный. Давай, ты ни во что не вляпаешься, лады? Ты ведь не переломишься, если хотя бы в отпуске притворишься законопослушным пиздюком. Ладушки, блядь? Я ебал быть тоскующим мужем сидельца и мотыляться к тебе на длительные свидания каждые три месяца! И воображать, как ты порешь в дупло кого ни попадя в очередной колонии, я тоже ебал! Фух… Полегчало! Кстати, детка, вот Игги в плане соблюдения законов теперь — молодцом. Мне очень в кайф работать с ним. По мере расширения штата мы обязаны выделить ему место в конторе. Хоть секретарём пусть будет, хоть грузчиком. Я бы ему любую вакансию доверил. Без оружия, естественно. Вчера звонила Мэнди. Хвастается своим японским хахалем опять, не затыкаясь. Хиро зовут. Ты вообще знал о нём? Почему не сказал, если знал? Этот Хиро втирает Мэнди, что если бы она начала карьеру модели, а не фотографа, у неё могло бы получиться. Даже в двадцать шесть. Длинные ноги, худоба и всё такое. Рост маловат, но на съёмки для каталогов с таким берут. Йен вырывает травинку, растущую около лавки, откусывает от стебля кусочек, жуёт его и сплёвывает. Травинку тоже выбрасывает. После чего теребит мочку уха, роется в кармане, достаёт оттуда монетку, вертит её в руке и, соцерзая этот процесс, не поднимая глаз на телефон, заговаривает снова. — Я тут вычитал в книге одного учёного, он типа прям светило в антропологии, что, по статистике, если ты о чём-то таком фантазируешь, сексуальном, это нихрена не значит, что ты воплотил бы это, будь у тебя такая возможность. Женщины, например, воплощают свои срамные фантазии в тридцати пяти процентах случаев, не больше. Мужчины — до семидесяти пяти процентов случаев. Это железно доказано на примерах истории человеческой цивилизации. Я это к тому, что мне никто не нужен, Мик. Вон даже признанный во всём мире учёный-антрополог подтверждает это. Я тебя очень жду, милый. У Дебби мне хорошо, но, бывает, я не могу заснуть, потому что тебя нет рядом. Наверное, это как фантомная боль от отрубленных гангстерами за долги пальцев. Ты как бы знаешь, что их не должно быть, пальцев этих, а болит. Со мной такое происходит не потому что мы долго вместе, неа. Мне изначально было тошно без тебя. Я мыкался, как неприкаянное говно, если не мог рассчитывать на то, что ты придёшь, и я прикоснусь к тебе. Сегодня мне снилось, что мы с тобой курага и чернослив. Состарились, скукожились и лежим в пиале рядышком. Оранжевый и чёрный. Знаешь, Микки, а ведь при моём опыте общения с виагроидами ты можешь быть уверен в том, что я всегда буду мацать тебя с энтузиазмом, каким бы дряхлым ты ни стал в старости. Запись прерывается входящим звонком Карла Галлагера. Младший брат-полицейский приглашает Йена в служебный тир, поскольку сегодня у Карла образовалось «окно» в расписании, и его начальством согласован пропуск для посетителя из гражданских лиц. Потому что Карлу нужен совет Йена. Так что братья-Галлагеры могут потренироваться в стрельбе и заодно обсудить шекспировские страсти, бушующие в личной жизни Карла. Йену необходимо выпустить пар и, хотя обычно он избегает высказываться о любовном треугольнике брата, на этот раз всё-таки идёт разбираться в его проблемах добровольно. Первая девушка Карла, Тиш, без его ведома родила от него ребёнка. А когда новоявленный папаша волею судеб узнал о своём чаде, вывернула ситуацию так, что теперь Карл захаживает к молодой маме так же часто, как в магазин за хлебушком. Вторая девушка Карла, Хелен, с которой он сблизился на корпоративной пьянке, почти ежедневно навещает его сама. Порой, дамы натыкаются друг на друга, и между ними разыгрываются травмирующие психику Карла сцены. Что с этим делать, двадцатилетний офицер Галлагер не имеет ни малейшего понятия. Особенно с учётом того, что иногда его этот цирк как будто бы устраивает. Пока братья сурово уничтожают цели в тире, Йен отвлекается от драмы Карла и от собственных тяжких дум. С каждым попаданием в яблочко, тревога отступает. Йен предпочёл бы есть гвозди, а не пытаться заставить любвеобильного родственника поумнеть, но между сеансами стрельбы ему всё же приходится вникнуть в хитросплетения романтических отношений Карла. Эта беседа, по мнению Йена, бессмысленна и беспощадна. Он не может сделать брату пересадку мозга или сердца от более высокоразвитого донора, поэтому обречённо всплёскивает руками и в шутку предлагает Карлу сменить ориентацию. Ведь ни один мужчина от плодовитого Карла, по крайней мере, точно не забеременеет. — Чё ты так прёшься от анала? Ты вообще пробовал вагину? Младший братишка Йена в своём репертуре. Прямолинейностью Карла впору валить вековые сосны, как бензопилой. Йен не вдаётся в подробности, а то не ровен час, этот разговор будет ему сниться в кошмарах. — Было. В глазах Карла загорается подленький огонёк. Он сопоставляет факты. — Ааа, точняк, Лип чё-то такое рассказывал. Это тогда ты зубы чистил шесть раз и чуть ли не блевал после куни? Йен сморщивается, зажимает нос и сдерживает рвотные позывы от нахлынувших воспоминаний. — Тогда. Карл бъёт себя ладонями по бёдрам и заливается смехом. — Ну, ты и жопный угодник! Меня в очко глазированным пряником не заманить. Хотя… раскладываю я, значит, как-то Хелен на диване, и она говорит мне: «Хочешь с заднего входа дам, как тогда?» Я такой: «Шта?! Мы уже делали это?» Она такая: «Ты поддатый был, ошибся отверстием, а я возражать не стала.» Вот я и думаю, Йен: херли мне долбиться в задний проход, если я разницы с передним не улавливаю! Этот вывод кажется Йену весьма логичным. Он подтвержает, что у Карла действительно нет причин идти против своих предпочтений. Карл, осчастливленный тем, что брат его одобряет, делится с Йеном главным аргументом в пользу вагинального секса. — Мне вообще каждая пиздёнка — нормик. Сечёшь? Не было так, чтобы я остался в пролёте. Только импотенты ноют, что у тёлки там ведро после родов. Киска она и есть киска. Можт, у кого-то просто ключ узковат, а замочек тут ни при чём! Йен усмехается и оценивает непомерное количество половых партнёров, прошедших через него до брака, по десятибалльной шкале, где один балл — это «гадко», пять — «приемлемо» и десять — «превосходно». — Каждый десятый, ну, прям ок такой. Деревяшек мало. Чтобы нарваться на стрёмный вариант — это должно сильно не повезти! Везло Йену часто, так что он облизывает губы и ухмыляется. — Это потому что ты актив! От тебя зависит качество траха. Карл глубоко ошибается, поэтому Йен возражает. — Не скажи, пассивы тоже разные. Микки такой пассив, что любого актива укатает, как нехуй делать. В голосе Йена угадывается гордость за мужа. Карлу обязательно надо испортить момент своим замечанием! — Микки же универсал вроде. Йену не хочется это признавать, и всё же Карл говорит правду. — Когда со мной, почти всё время снизу. Но технически да, универсал. Прищурившись, Карл кивает. — Микки всегда казался мне таким простым мужиком… До вашей свадьбы. Это же ахуеть, как он придирался к расстановке столов в зале и цветовой гамме стульев! Смокинги эти тоже… Йен бесконечно благодарен Микки за то, что они с ним поженились торжественно, а не наспех зарегистрировали брак в загсе. Старший Галлагер приобнимает Карла и тянет его обратно в павильон с мишенями. — Да, мой избранник тот ещё стервец. Эти слова Йена Карл уже не слышит, потому что они тонут в грохоте выстрелов. Чуть позже, поражая цели из пистолета модели Глок 21, собственности полиции Чикаго, Йен постоянно выбивает десять из десяти. «И вот Микки», — об этом Йен молчит, но знает чётко, — «Микки и есть мои десять из десяти. С ним каждый раз заебись.» Получив уведомление о публикации поста в инстаграме Чина, Йен нажимает на него, не обнаруживает на фото ничего крамольного и, тем не менее, бледнеет, потому что в сторис по-прежнему веселится приветливый Микки на фоне фонтанов с радужной подсветкой. Карл подходит сзади и кладёт Йену руку на плечо. Он разбирает содержание той самой сторис и сочувственно смотрит на брата снизу вверх. — Чё ты дёргаешься, а? Тебе ли теряться, красавчик? Иди отпидорась кого-нибудь! Того, с кем можно сделать нечто подобное, Йен наблюдает прямо перед собой, — это полицейский, стреляющий в нескольких метрах от братьев-Галлагеров и сверлящий Йена взглядом вот уже добрых полчаса. Белый мужчина лет сорока двух на вид, короткостриженный брюнет, немного повыше Йена, в меру накачанный и довольно-таки массивный, явно любитель поесть без диет, а после поубиваться в спортзале. — Знаешь его? Карл прослеживает траекторию указательного пальца Йена и понимает, о ком речь. — На уровне «привет-пока». Он из другого участка. Тут со всего Чикаго копы потренироваться заходят. Йен закрывает глаза и стискивает пальцами переносицу, чтобы собраться с мыслями. — В «Алиби» бывает? Эту деталь неплохо бы выяснить заранее, так что ответ Йену важен. Карл начинает что-то подозревать. — Никогда не встречал его там. А чё? Йен открывает глаза и вываливает на Карла новость. — Хуй он мой просит в свою жопу, вот чё. Не хотелось бы после пересекаться с ним. Карл закашливается, разглядывая, как ему кажется, несомненно гетеросексуального мужчину. — Погоди, он чё, гей?! Глаза Карла, когда он говорит это, полны растерянности. Йен кивает подбородком в сторону объекта их обсуждения. — Ну, мой радар бьёт без промаха. Полицейский кокетливо закусывает губу и направляется к выходу из павильона, слегка повиливая бёдрами в форменных брюках. Перед тем как выйти за дверь он оборачивается и призывно смотрит на Йена. Карл ошеломлённо присвистывает. — Верю, братан. Верю. Мужчина оказывается поклонником метких стрелков и грубого обращения в постели. Он приводит Йена к себе домой, в лофт на девятнадцатом этаже с панорамными окнами, и сразу выкладывает на журнальный столик смазку с презервативами. Некоторое время любовники толкают и душат друг друга, пока Йен рывком не спускает с копа брюки и не нагибает его у окна, вдавив лицо мужчины в стекло. С размаху шлёпая ладонью по мясистым ягодицам, Йен посасывает складку на мощной шее полицейского, отчего это место становится лилово-синим. Внезапно (на самом деле вовсе не внезапно) память услужливо подкидывает Йену образ Микки. Йен прикрывает глаза, в последний раз ввинчивается в анус любовника на всю длину и тут же кончает. «Стрелял-то я, а попал мне прямо в сердце — ты», — думает Йен и понимает, что в тренажёрном зале, в Вестсайде, по нему горючими слезами плачет боксёрская груша. Через час Йен лупит по ней, как обезумевший кенгуру. В наушниках Йена вокалист металл-группы «Раммштайн», срывая голос, кричит «Те кьеро, пута!» Не надо быть испаноговорящим человеком, чтобы знать наверняка, что именно имеют в виду эти изрыгающие из себя музыкальное пламя духовые оркестра. А также что означают настолько жёсткий ритм ударных инструментов и мелодичное соло электрогитар. В висках у Йена отстукивает пульсом припев «Те кьеро, пута!», то есть «Я люблю тебя, шлюха!», если всё-таки перевести на английский. И вот, когда бархатный бас-баритон Тилля Линдеманна требует у «любимой шлюхи» позволить ему «рыдать между её ног» и «отведать её фрукта», потому что «его вкус так хорош», кто-то трогает Йена за предплечье. Это Брайан, блондинистый сосед Йена и Микки по жилому комплексу. Поправляет свои белые обтягивающие велосипедки и переминается с ноги на ногу. Брайан вымученно улыбается и рекомендует Йену «не брать в голову» обстоятельства их прошлой встречи. «Нам не обязательно ходить за ручку», — говорит он, сфокусировав взгляд на губах Йена и слегка комично растопырив пальцы на активно жестикулирующих руках. «Можем просто трахаться», — Брайан испытующе смотрит на потного собеседника в боксёрских перчатках. Йен считает, что этот парень не заслуживает быть униженным, поэтому извиняется перед ним за то, что ввёл его в заблуждение. Кроме того, Йен объясняет Брайану, что не собирается возвращаться к практике «свободного выгула», находясь в браке с Микки, и просит его пройти мимо, если они когда-нибудь попадутся друг другу на пути. Йен предлагает здороваться (они ведь цивилизованные люди), но никогда больше не общаться. Придя в квартиру Дебби, Йен раскладывает готовые вяленые томаты по банкам, и думает, что даже если бы Микки никогда не существовало, и он встретил Брайана будучи одиноким холостяком, они с ним не стали бы парой. «С моим-то багажом?», — мысленно восклицает Йен и поёживается. «Да все эти дохуя рафинированные мальчики и мужчины постарше относились ко мне снисходительно. Терпели мои причуды, невежественность, ебанутых родственников, как малоприятную плату за использование моего тела. Как неизбежное зло и, очевидно, временное зло. Никто не воспринимал меня всерьёз! Как только случалось что-то экстремальное, они линяли. Кэш не стал бороться за меня, зато бросил жену на сносях и двоих детей ради другого юного жеребца. Не ради меня, наивного молокососа, с кем он тайно путался год! Нед предпочёл мне комфорт своих денег и общественного положения, заменив меня чередой таких же рослых, закомплексованных малолеток, как и я. Сам по себе я Неду нахер не сдался. Калеб кормил меня сказками про взаимное доверие, а сам снюхался с тёлкой за моей спиной, потому что, почему бы и нет? Это же не предательство, если с бабой, верно? Нихуя не так, Калеб! Тревор, кругом положительный херувимчик, весь из себя волонтёр и умница, не смог… даже не так, Тревор не приложил ровно никаких усилий, чтобы совладать с моей болезнью в остром периоде. Вместо чего испарился так быстро, что поминай как звали. Ну, и зачем мне нужны были эти люди? Разве что для заполнения пустоты.» Йен решает записать кое-что для Микки, пока не смалодушничал и не струсил. Он запирается в ванной и тихим голосом исповедуется камере телефона. Рассказывает про сегодняшнее приключение с полицейским из тира, потому что ему стыдно прикидываться святым. Йен говорит, как увидел синяк на шее того мужчины и затосковал по их с Микки дракам, посиделкам на заброшенных стройках и жарким ночам под трибунами школьного стадиона. Йен признаётся, как тяжело ему было, когда семнадцатилетний Микки на его глазах получил пулю в ногу и попал в тюрьму за грабёж. Тогда Йен пару дней не мыл руки и не менял одежду, чтобы запах Микки подольше оставался с ним. Ещё неделю Йен смотрел в зеркало на выцветавший засос на своей груди и мастурбировал. А когда запах Микки выветрился, а засос пропал, Йену не удалось заснуть без снотворного. Сегодня же, после этого полицейского, он трёт себя мочалкой до изнеможения. — Однажды, очень давно, Мик, ты сказал мне, расщедрившись, впервые описывая свои чувства: «Мне нравится твой хуй». А я, не задумываясь, ответил: «Мне нравишься ты, Микки». Я никогда не забуду твои глаза в тот момент. Я поймал тебя! Я успел увидеть любовь! Тебе не было необходимости озвучивать. И ты долго, как же ты долго этого не делал! Годами… Уже после нашего самого первого секса я места себе не находил. Да, ты стал моим третьим, но ни до тебя, ни после, со мной такого не было. Я одержим тобой всё это время, и я рад этому.