Золото и яшма

      — Цзинь Жулань! — Голос дяди Цзяна заполняет весь зал. — Законный наследник Цзинь Гуаншаня, молодой глава Ордена Ланьлин Цзинь!       Цзинь Лин шагает в Золотой зал. Здесь сегодня странный полумрак: всего несколько светильников под изображением Сияния Среди Снегов — будто нужно выхватить середину и скрыть то, что таится под стенами; а таиться там может всё что угодно, включая… нет, не посмеют. Высокие колонны и потолки теряются в сумраке, парадный зал Ордена кажется зловещей пещерой. Рядом с пустующим креслом главы почти-толпа — больше десятка, меньше двадцати. Все они оборачиваются на голос дяди Цзяна. Цзинь Лин смотрит на знакомые незнакомые лица, пока идёт к ним через пустой гулкий зал.       — Приветствую вас, глава Цзян, наследник Цзинь. — Лань Цижэнь кланяется: поклон «равный равным», хоть и обозвал всего лишь наследником. Старый филин вымотан до предела: серое лицо и мутные жёлтые глаза.       Цзинь Лин, чувствуя себя хорошо воспитанной куклой, прижимает руки к груди и тоже кланяется («младший старшему»).       — Ты приходишь позже всех, Лин-эр! — кудахтает золотой фазан Цзинь Гуанбао, вот кто сияет ярче всех светильников. Отчитывает как мальчишку, опоздавшего на урок, да ещё и затрещину отвесил, назвав детским именем! Цзинь Лин стискивает зубы (обойдётся без поклона), а дядя Цзян даже не поворачивает головы.       Прадед Юй, тоже бледный, только на щеках две яркие полосы, делает шаг вперёд и молча обнимает Цзинь Лина. Руки прадеда подрагивают, но его первые слова обращены к дяде:       — Благодарю, Саньду Шэншоу! Вы вовремя, — и потом отпускает Цзинь Лина и кланяется ему как вышестоящему.       Кто-то звучно откашливается, явно в попытке привлечь внимание: Пэнлу Тай, командующий гарнизоном Башни Кои, — выглядит растерянным, но пытается держаться уверенно.       — Теперь, с прибытием главы Цзян и господина Цзинь Жуланя, мы наконец можем провести Совет с участием всех заинтересованных лиц. — Именует Цзинь Лина нейтрально, почти как незнакомого: ещё не решил, ещё не выбрал, на чьей стороне быть.       Нелегко ему: он больше чиновник, чем воин, в войне Солнца не участвовал и вряд ли хоть когда-нибудь командовал отрядом не на смотре, а во время боевых действий.       — Какой ещё там Совет! — знакомый голос. Цзинь Лин помнит «вырвем клану Цзинь их ядовитые клыки!», выкрикнутое ему в спину в юньпинском храме. Глава Яо, старый хуэюхоу! Больше всех рвётся в бой, когда нет войны; но на войне занимался доставкой продовольствия… откуда я это знаю?       — Орден Цзинь опозорил себя! — продолжает верещать эта шумная обезьяна. — Есть кланы, более достойные именоваться великими! а Орден Цзинь надлежит низвергнуть до положения обычного клана!       — Для подобных решений как раз и требуется Совет, — обрывает его Лань Цижэнь, морщась. — Главе Яо не следует спешить с громкими заявлениями. — И дальше скрипит как подобает мудрому филину: — Предлагаю всесторонне обсудить сложившееся положение.       Цзинь Лин, не спавший уже три дня, от подобного плетения словес начинает засыпать стоя.       — Для начала я хотел бы знать, о чём шла речь, пока нас не было, — произносит он. Или сможет проснуться, заговорив… или сможет немного выспаться под занудный пересказ!       — Мы всего лишь выслушали рассказ Лань-лаоши о событиях в храме Гуаньинь, — примирительно воркует фазан по имени Цзинь Гуанбао, — но почтенный учитель не был очевидцем и знает всё только со слов своего племянника… — Когда это Лань-филин успел допросить Ханьгуан-цзюня, успевает удивиться Цзинь Лин, — …который, увы, тоже не беспристрастен! — «Тоже» это значит Лань Сичэнь. Тоже не беспристрастен, вот только к кому! уж скорее он станет выгораживать и оправдывать Мэн Яо, а значит, и Орден.       Но дальше фазан выкурлыкивает вовсе немыслимое:       — Посему, полагаю, необходимо выслушать кого-то из непосредственных участников: вас, досточтимый Саньду Шэншоу, или тебя, Лин-эр.       Дядя Цзян с готовностью делает шаг вперёд. Уж лучше я! решает Цзинь Лин, глядя на лиловые искры. И спасибо мудрому целителю До Сайнану: я уже готов говорить, я потренировался.       — Этот недостойный благодарит почтенного шуцзюфу за разрешение высказаться. — «Называй меня Лин-эр сколько хочешь! всё равно все здесь знают, кто ты и кто я». Конь, ведь Цзинь Лин видит себя конём, встряхивает гривой. Не время фыркать.       — Недостойный повёл себя неосмотрительно, — продолжает он громко, так, чтобы слышали во всех тёмных углах, — и третьего дня после собрания в Пристани Лотоса отправился в Башню Кои к Верховному Заклинателю…       — Это нам уже известно! — обрывает его фазан. — Переходи прямо к храму Гуаньинь!       Конь не позволит себе сбиться с шага.       — …чтобы осведомиться у досточтимого Ляньфан-цзуня о его роли во всех случившихся событиях. — «То есть чтобы посмотреть Мэн Яо в глаза и поискать там хоть искорку совести!»       Он рассказывает всё как помнит, едва успевая переводить со своего языка на взрослый. «Почтенный Ляньфан-цзунь взял этого недостойного в заложники и тем самым вынудил Саньду Шэншоу опустить меч и запечатать ци» — это означает «Шакал едва не перерезал мне струной глотку, и дядя Цзян из-за меня оказался безоружным!..» «Мёртвый пёс Вэнь стал преградой на пути лютого Чифэн-цзуня» — то есть «Призрачный Генерал заслонил нас собой, своим телом, хотя вовсе не обязан был так поступать». И главное: «Ныне же глаза этого недостойного открылись и он обязуется в будущем поступать более осмотрительно и разумно» — а проще говоря, «Каким же я был наивным дураком!..»       — Моего сына… Цзинь Цзысюня проклял именно Су Миншань? — просипел Фазан в наступившем молчании. Похоже, Цзинь Лин зря старался и всё прочее его дедушка попросту прослушал.       — Истинно так, — с глубоким сокрушением произнёс этот недостойный внук. «Да и пусть катятся в диюй они оба!» Су Шэ, серая крыса, извалявшаяся в извести, чтобы стать белой. Цзысюня я почти и не помню, только голос, противный, как у болотной выпи. — Если почтенный шуцзюфу пожелает удостовериться…       — Тело покойного главы Су передано людям его клана, — рокочущим тигриным голосом вмешался Не Фэнлан, — со строжайшим указанием не хоронить эту улику без нашего распоряжения.       Фазан закрыл глаза, пробормотал коротенькую молитву — то ли за непутёвого сынка, то ли за себя самого, — и снова надул перья на груди:       — То дело мёртвых, а живых заботит живое. Теперь послушай, Лин-эр, чего от нашего Ордена хотят эти люди.       «Эти люди» переглянулись; по крайней мере, дядя Цзян и старший адепт Не — точно.       — Не вам бы теперь быть заносчивыми! — снова провизжала старая обезьяна и снова умолкла, напоровшись взглядом на раскинутое крыло учителя Лань.       Я знаю, чего они хотят, ответил сцепив зубы Цзинь Лин и сказал вслух:       — Прошу старейшину Не зачитать документ.       Он слушал, потряхивая гривой. «Ввести внешнее регенство в Ордене Цзинь до совершеннолетия законного наследника», так сказал во дворе храма глава Не. «…Сдать ключи от Архива, всех помещений Мэн Яо и его ставленников, казны и кладовых артефактов для проведения тщательного обыска; сдать малые и большие орденские печати; открыть тайные темницы для осмотра, — читал Не Фэнлан, почти не глядя на бумагу. — Вооружённые отряды не войдут в резиденцию Ордена, но до окончания расследования адептам Цзинь запрещено использовать оружие и покидать Башню Кои». Ещё три дня назад Цзинь Лин не удержал бы возмущённый вопль «да как вы смеете?!». Сегодня оставалось только крепко сжимать узду. Дядя Цзян не подписал бы ничего, идущего мне во вред.       Не Фэнлан высок ростом и широкоплеч — почти как дядя Цзян. Тигры не выпускают свой кусок, единожды ухватив. Но этот человек был правой рукой Не Минцзюэ, сражался рядом с ним во всех боях Войны Солнца, а после его смерти стал таким же верным слугой нынешнего главы Не… его кулаком, его саблей, раз уж нет своей собственной. И никогда не лгал, так о нём говорят, — я помню все разговоры, до самых мимолётных.       Он с трудом удержался, чтобы не зажмуриться. Сколько же мусора в моей голове!       — Все соучастники бывшего Верховного Заклинателя должны быть найдены и наказаны в соответствии с совершёнными деяниями, — произносит Лань Цижэнь. Филин расправляет огромные крылья.       — Все, — повторяет зачем-то дядя Цзян и смотрит в упор на фазана-Гуанбао. Попадись главе Цзян на рога живой Цзысюнь, растерзал бы в клочья.       — Это… это неслыханно! — вопит фазан, словно ему наступили на хвост. — Этому имени нет! Вы… вы! Ещё ничего не доказано, ещё неизвестно, кто был настоящим преступником, а вы уже требуете власти над великим Орденом!.. Лин-эр, почему ты молчишь?!       Цзинь Лин проглатывает всё, что хотел бы сказать, и отвечает коротко:       — Я согласен.       Тени шепчутся по углам. Если там вдруг блеснёт оружие… Посмеют? неужели посмеют?       А фазан тычет золотой лапой прямо в грудь прадеду Юю:       — Ты! Это всё твоё воспитание! Я верил, что ты вырастишь из мальчишки достойного главу, а ты создал мокрую тряпку!       — Мокрого — возможно, — внезапно бьёт копытом наотмашь дядя Цзян, и кольцо у него на руке наливается искрами, — но если кто-то считает Цзинь Жуланя тряпкой, то обращайтесь ко мне, ибо воспитывал его я.       Прадед Юй усмехается в свои кабаньи клыки. Ещё бы не мокрый, тупо соглашается Цзинь Лин, ведь плавать я научился раньше чем бегать.       А дедуля-фазан между тем картинно обмякает в своих золотых одеждах и цепляется за колонну в попытке устоять на ногах.       — Воспитан чужаками и сам чужак, — бормочет он и хрипло пытается вновь возвысить голос. — Если Мэн Яо столь виновен, как вы утверждаете, то и на его влияние мы полагаться не можем. К тому же, в моём несчастном чжисуне, боюсь, говорит дурная кровь моего заблудшего брата. Не кажется ли почтенным собратьям, что настала пора говорить о замене правящей ветви? Род славного Цзинь Шао не оскудел потомками!       У Цзинь Лина темнеет в глазах так, что впору тоже хвататься за… за что-нибудь. Всем известно, о чём мечтает фазан, но чтобы эта золотая курица сказала такое вслух?!       — Отец Цзинь Жуланя себя ничем не запятнал, — в повисшей тишине произносит глава Цзян, и искры вокруг него становятся белыми. — Если вы предложите заменить А-Лина другим наследником, я обвиню Цзинь Цзисюня в убийстве Цзинь Цзысюаня и потребую должного наказания всему его роду.       До седьмого колена, всплывает в захламлённой памяти Цзинь Лина. Семь степеней родства; когда, на каком уроке слышал он этот закон?       Глава Яо улыбается, как обезьяна, нашедшая дохлую дичь.       — Глава Цзян славится своей справедливостью! — возглашает он, и Цзинь Лина опять трясёт от злости. — Не будем же останавливаться на нелепых притязаниях, а лучше вернёмся к документам и артефактам!       — Такие вопросы не рассматриваются на площадях, — снова гудит филин-Лань и добавляет, щёлкая: — как бы на этих площадях ни кричали. Всеми расследованиями должен заниматься люшоу при несовершеннолетнем наследнике господине Цзинь Жулане.       От Лань-лаоши простое «господин» звучит не хуже чем какое-нибудь «-цзюнь», устало замечает указанный Жулань. Тени вдоль стен становятся гуще — и поэтому безопаснее: если бы хотели убивать, здесь бы были считаные воины, а не толпа. Должно быть, адепты понемногу пробрались послушать; знать бы, кто здесь за кого.       Им самим знать бы.       Люшоу — «стоящий позади». Регент, то есть человек, который будет править вместо несовершеннолетнего. Цзинь Лин опять слышит у себя в голове какой-то давний ненужный урок. Обычно такими правителями бывают матери, то есть вдовы правителей, ну то есть ясно, но не для него. Иногда — ближайшие из старших родственников. Дядя Цзян? окончательно взвалить на него второй Орден?! Или прадед Юй — его-то в Мэйшане есть кому подменить. Или, сохраните небеса, досточтимый дед-фазан?.. то-то он так приободрился, едва прозвучало это слово.       Конь нетерпеливо переступает копытами по гладкому каменному полу. Меня всё равно не спросят!       А тигр из клана Не, будто получив сигнал, говорит размеренно и почти не рыча:       — Мы предлагаем включить в регентский совет по одному представителю из каждого великого Ордена. — Бросает быстрый взгляд на распушившегося фазана, уточняет: — Включая Орден Цзинь, разумеется. — И продолжает тем же тоном хорошего глашатая: — А также добавить к этим четверым личного представителя господина наследника.       «По его выбору!» — мысленно просит Цзинь Лин, произнося непроизнесённое в стремительной надежде. Дядя Цзян, конечно же!.. и конечно же нет. Меня уже обвинили в том, что я пляшу под чужую дудку. Не хватало ещё дяде из-за меня драться.       Если бы я был смелым, говорит дальше его усталость. Если бы я и впрямь сошёл с ума от бессонницы — я назвал бы Вэй Усяня. В конце концов, именно Старейшина был когда-то любимым братом моей матушки; да, у моей мамы тоже дурная кровь — потому что дружила со Старейшиной, — так вы шептались. Она была бы довольна. Может быть, и отец согласился бы.       Ну хорошо, говорит его повзрослевшее сердце. Раз не могу выбрать кого хочу я — пусть будет тот, кого хотите вы.       — Вай-цзэнцзуфу, — произносит он, стараясь не улыбаться. — Уважаемый прадедушка Юй, я бы хотел, чтобы это был ты.       Дед-фазан хватается за сердце. Дед-кабан кланяется с серьёзным лицом:       — Если меня сочтут достойным, А-Лин.       — Также мы предлагаем, — снова начинает читать приговор Не Фэнлан, — чтобы церемония гуаньли для наследника Цзинь была проведена через год, когда оному наследнику исполнится шестнадцать вёсен. После же церемонии и до полного совершеннолетия он будет управлять Орденом в согласии со старейшинами, но отнюдь не единолично. Будут ли возражения у почтенных господ?       Возражения находятся, разумеется, у главы Яо: эта обезьяна, не съев один плод, уже хватается за следующий и громогласно требует, чтобы цзиньского наследника после церемонии гуаньли сразу женили — а женатый это и есть совершеннолетний. И теперь Цзинь Лин с плохо скрываемым отвращением замечает, как начинают блестеть глаза не только у Цзиня-фазана.       Но Не Фэнлан откашливается совсем уже по-тигриному, и глаза столь же быстро гаснут.       — Это не должно быть условием правления господина Цзинь Жуланя, — провозглашает он, — и вернуться к этому вопросу Совет сможет в должное время. Прошу почтенных высказаться об именах…       — Прошу меня простить, — вдруг перебивает дядя Цзян и выпрямляется во весь свой немаленький рост, — но после общения с вашим покойным главой ранен и устал не только я один. С каких это пор в Великом Ордене не предлагают гостям сесть и не зажигают ламп в приёмном зале?!       С тех пор, как этой резиденцией больше не командует расторопный и услужливый Цзинь Гуанъяо, шепчет ответ Цзинь Лин и опять чувствует тупую иглу в груди. Кончено навеки; и кто-то другой распоряжается слугами, велит принести скамьи и зажечь все свечи и светильники — кто-то совсем другой.       И никто не усмехается над дядей Цзяном, едва ли не впервые в жизни выказавшим свою слабость.       Потому что никакая это не слабость! а самая настоящая военная хитрость.       Оказывается, под стенами собралась и в самом деле толпа. И состоит она не из любопытных слуг — совсем нет. Старейшины явились едва ли не в полном составе, старших адептов едва ли не два десятка, — кто же тогда остался на стенах и у ворот, одни только младшие?!       Дядя Цзян тоже осматривается — и удовлетворённо усмехается, как сытый буйвол.       Орден Цзинь всё слышал. Орден Цзинь промолчал.       И Цзинь Лин не знает, радоваться этому или злиться.       — Вернёмся к составу регентского Совета, — требует тигр-Не и снимает ладонь с рукояти сабли.       Но, кажется, рано снимает.       В дверях возникает странный водоворот: кто-то пробивается через вереницу слуг, поспешно подтаскивающих в Золотой зал чай и закуски.       — Где Цзинь Гуанъяо?!       Знакомое, но неузнаваемое лицо: глава клана Цинь, с распущенными волосами, в холщовом трауре поверх обычного орденского одеяния.       — Где?.. — повторяет он и безумными глазами смотрит на пустое кресло. — Мне сказали… Он!..       Старший в зале сейчас несомненно филин, и филин-Лань подходит к Цинь Цанъе и берёт его за руку вопреки всем обыкновениям строгого Ордена Лань.       — Уважаемый брат, — тихо гудит он и почти накрывает его перьями, — утешьтесь, ваша дочь и ваш внук отомщены. Их убийца изгнан из мира живых.       Оказывается, под белым траурным чжаньцуем есть и оружие: Цинь Цанъе наполовину вытаскивает меч из ножен.       — Я должен сам! — ревёт он голосом горного водопада, который вдруг откуда-то взялся в этом некрупном теле. — Мой внук! Моя дочь!.. — Он обводит красными глазами всех в зале, словно ожидая, что кто-то посмеет оспорить его слова. — Да, моя дочь, всё равно моя! И месть тоже должна быть — моя!!       Лань-лаоши устало качает головой. Цзин Лин только сейчас замечает, как много седины в его перьях.       — Брат, твой обидчик был наказан столь страшно, что поверь — ты сам не сотворил бы с ним худшего. Твой долг теперь — оплакивать мёртвых и проводить их в путь. Мы принесём им дары вместе с тобой.       И передаёт обмякшего Цинь Цанъе с рук на руки кому-то в сине-серых цветах ордена Цинь… но на пороге зала безутешный глава вырывается снова и на этот раз всё же вытаскивает меч.       — Я говорю всем, кто меня слышит, — чеканит он и режет лезвием собственную руку чуть выше запястья. — Я разрываю все связи с проклятым Орденом Цзинь. Клан Цинь больше им не вассалы!       Когда его шаги затихают, наступает тишина, в которой слышно только дыхание людей и потрескивание фитилей в лампах. Вот бы и мне так, вздыхает Цзинь Лин, ноздри у коня раздуваются на запах крови. Не проклясть собственный Орден и разорвать все связи, нет; так — это уйти из зала. И выспаться где-нибудь.       И чтобы завтра можно было опять проснуться на Охоте с Лань Сычжуем и Лань Цзинъи.       — Так что же касательно имён для Совета? — произносит свои первые слова за сегодня непривычно тихий глава Оуян. Должно быть, этот якана тоже ждёт рыбку.       Не Фэнлан поправляет свои тигриные усы.       — Орден Не предлагает услуги этого недостойного, — он встаёт с подушек и церемонно кланяется поочерёдно Лань Цижэню, дяде Цзяну и золотой толпе вокруг Цзинь Гуанбао. Цзинь Лину он отвешивает короткий военный поклон, но и того достаточно. — Этот недостойный обещает добросовестно помогать в расследовании и в воинском обучении клана Цзинь.       Это вот нам сейчас прилюдно сказали, что мы как боевая единица не стоим ничего, переводит с торжественного Цзинь Лин. И дед-Фазан молчит. Молчит! Кто бы мог подумать…       Вот только думать уже совсем нет сил.       — Орден Лань? — вслед за тем вопрошает Не Фэнлан. Себя он уже считает принятым и одобренным.       Филин-Лань оглядывается на свою немногочисленную свиту. Цзэу-цзюнь, почему с ним нет Цзэу-цзюня?! Один из Ланей кивает, и филин произносит имя вслух:       — Лань Синь.       Самый молодой из старейшин, как на уроке вспоминает Цзинь Лин. Учёный, тратит большие деньги на редкие книги — болтали, что для себя, а не для Ордена. Счастливо женат, дети подают большие надежды. О чём ещё могут судачить в Башне Кои и, ради всех небес, зачем я об этом помню?!       Дяде Цзяну оглядываться и раздумывать не надо:       — Дэн Ай.       Цзинь Лин не верит своим усталым ушам. Дядя отдаёт своего управляющего?! вот теперь я верю, что он меня действительно любит…       — Против имени почтенного Юй Шихао как представителя наследника, я уверен, никто не возражает, — сообщает собранию тигр из клана Не. — Значит, осталось одно имя: представителя Ордена Цзинь.       И это одно имя мы будем обсуждать ещё два дня, обречённо говорит себе Цзинь Лин и как настоящий конь опускает голову к коленям.       Он ожидает разноголосицы, вместо этого в зале стоит напряжённая тишина.       — Тут двух мнений быть не может! — наконец возвещает фазан. — На правах старшего родственника…       — Со всем почтением, — вдруг вмешивается кто-то из толпы, и Цзинь Лин краем глаза ловит малознакомую воробьиную мордочку… из тех воробьёв, что вечно крутились вокруг щедрой руки Мэн Яо, — но разве не будет справедливо выбирать не по возрасту, а по влиянию и заслугам?       Фазан давится собственным языком. Всех заслуг у него — что родил такое сокровище как Цзысюнь.       — Каждому известен достойный Е Нуань! — продолжает воробей, подбодрённый тишиной. — Его неустанными трудами поддерживалось процветание Башни Кои, пока Его превосходительство Верховный Заклинатель…       Один из золотых хорьков за спиной у фазана начинает раскланиваться, скромно благодаря, и Цзинь Лин наконец понимает, о ком идёт речь. Не худший хорёк из тех, кого привёл в курятник дядюшка Мэн Яо… лишнего не сожрёт и перья после еды не разбрасывает.       И уж точно лучше он, чем почтенный Фазан.       — Как можно выдвигать в регентский Совет пособника предателя! — вопит тем временем Цзинь Гуанбао. — Ещё не известно, не замараны ли и его руки кровью и воровством! И как смеет говорить перед нами тот, кто сам может оказаться его сообщником?!       Е Нуань хотя бы подал нам всем чай, чуть не выпаливает Цзинь Лин вслух. И распорядился принести скамьи — а вот ты, драгоценный двоюродный дед, знаешь ли, где в Башне склад со скамьями находится?       Конь фыркает от смеха. Если кто-нибудь сейчас догадается подать нам всем хороший обед — точно этого кого-то и выберут.       — Может ли стать регентом тот, кто сам открыто претендует стать правителем?! — кричит в ответ ещё какая-то ворона. — И даже не постеснялся заявить свои намерения перед почтенными!..       Дядя Цзян допивает чашку и ставит её на стол с громким стуком.       — Постыдились бы! — переводит его движение на человеческий язык Пэнло Тай, о существовании которого Цзинь Лин уже успел забыть; оказывается, начальник гарнизона, как верная собака, всё это время стоял в карауле за спиной у наследника. — И если уж говорить о старшинстве и о заслугах, то как можно не назвать имя Цзинь Гуантоу!       В зале повисает такая тишина, словно невзначай упомянули о мёртвом.       А ведь он очень даже жив, ошарашенно напоминает себе Цзинь Лин. Мой тан-шуцзуфу, всегда державшийся позади Цзинь Гуаншаня… но сплетникам известно, кто занимался всеми мелкими и трудными делами, пока золотой козёл гулял по весёлым домам и плёл интриги. И всем известно — об этом шепталась вся Башня! — что Цзинь Гуантоу после «трагической» смерти тогдашнего главы уступил без боя всю власть бастарду Мэн Яо и тихо удалился от дел… и как же оказался прав в итоге!..       Оказывается, не один Цзинь Лин помнит эту смирную и мудрую соловую лошадь.       — Старый конь дорогу знает, — усмехается дядя Цзян и опрокидывает в рот ещё одну чашку с таким видом, словно это не чай, а вино. — Поддерживаю имя!       — Поддерживаю, — топорщит перья филин-Лань. — Почтенный Цзинь Гуантоу известен своими глубокими познаниями и мирным нравом.       — От Ордена Не выражаю согласие, — кратко рычит тигр.       И…       — Поддерживаю и приветствую, — тявкает хорёк Е Нуань, смиренно складывая лапки на груди. — Имя старейшины Гуантоу достойно всяческого уважения.       Фазан-Гуанбао трясёт хвостом, взмахивает крыльями и с громким «ффрр!» удаляется из зала. Слуги шарахаются на всём его пути.       — Пошлите кого-нибудь пригласить почтенного Цзинь Гуантоу, — распоряжается Пэнло Тай, опередив тигра.       — Если он уже спит, разбудите, — уточняет тигр-Не. — Совет состоится немедленно, ибо расследование откладывать нельзя ни на час.       И впервые Цзинь Лин искренне рад, что у него теперь есть этот дурацкий регентский Совет и можно переложить ночное заседание на их плечи!       Для приличия он остаётся в зале ещё ненадолго — и, зевая в рукав, слушает сообщение грустной белой цапли по имени Доу Вэньян, притащившей целый поднос ключей: «…должен уведомить почтенных, что у бывшего главы имелся ещё и собственный архив, местонахождение которого недостойному неизвестно…» — что там неизвестного, вся Башня Кои помнит, сколько было воплей, когда Вэй Усянь и Лань Ванцзи вломились в тайную комнату Мэн Яо… чёрный волк и серебряная рыба, вот же парочка… а Пэнлу Тай хоть и собака, но совсем не похож на Фею: белый с рыжим, остромордый, поджарый. Сколько же мусора в моей бедной голове, будь проклята эта фамильная память… но оказывается, и из сплетен можно извлечь много полезного, вон как всплывают послушно, едва занадобились… Фея ждёт в комнате, тоже усталая после всей беготни, опастностей и полётов… свалиться в неё лицом, лучше любой подушки, — и пусть кто-нибудь попробует разбудить его в ближайшие два часа!..