Золото и яшма

      Из Долины Скорби Цзинъи вырвался как из-под крышки кухонного котла — там висели низкие тучи и не прекращался тёмный дождь, а здесь, на свободе, была ясная прохладная осень с синим небом и белыми облаками-перьями, холмы стояли не в серо-буром рубище, а в роскошных алых и багряных шелках, и над дорогой летели по ветру искристые короткие паутинки-путешественники, такие же беззаботные, как он. Весь путь из Цинхэ на юг он с трудом сдерживался, чтобы не начать по-детски кувыркаться в воздухе и закладывать виражи — так рад был, что выбрался! но лететь пришлось рядом с Лань-шифу, а тот был мрачен даже больше обычного, и всё что дерзнул на радостях сделать кто-то из их отряда — это исподтишка прокричать по-гусиному, раз уж выстроились клином, как перелётные птицы.       И можно было мечтать, что прежний мир остался прежним, всякие трещины просто примерещились и ничего такого не происходит, и можно весь путь побыть как раньше — надеяться, что буду опять думать и решать только за одного себя, а о всяком важном пусть думают старшие. Будто огромный тренировочный камень наконец-то вывалился из рук и дал дышать спокойно!       И верить, что Сычжуй уже точно дома, и можно будет наконец-то сгрести его в охапку и заорать «где ты пропадал, дурацкий кролик?!», а потом дать тумака — за то, что исчез, ничего не сказав, и даже письма никакого не прислал! а все догадки и опасения окажутся просто надуманными страхами.       Единственное, что чуть-чуть царапало его счастливое сердце в этом полёте, — жалко было расстаться с замечательным главой Ордена Не!       — Молодой господин Лань Цзинъи так хорошо справился, что… — сказал глава Не, но договорил не страшное «оставим его здесь лет на двадцать…», а: — я просто не могу отпустить его без подарка. Лань-лаоши, вы позволите? — и показал на ладони подвеску на пояс в виде головы зверя. — Это орденский знак Не. Молодой господин Лань Цзинъи приложил столько сил, помогая нам, отныне он желанный гость на землях моего ордена.       Лань-шифу кивнул, давая позволение. Глава Не убрал подвеску в маленький нарядный мешочек и протянул Цзинъи.       Получить подарок было приятно. Цзинъи вообще нечасто получал подарки, всё необходимое у него было, об этом заботился Орден, да и сам Цзинъи, если задуматься, принадлежал Ордену, как и его одежда и оружие… А всякое прочее было излишеством и орденскими порядками не одобрялось. Он вовсе не думал ни о каких возможных подарках или благодарностях, когда сопровождал жуткий гроб из Юньпина и когда нёс Почётную Стражу.       — Благодарю главу Не за высокую оценку адепта Лань. — Дедушка Цижэнь говорил вежливые слова, но глаза и голос его были словно не здесь и оттого холодны. — Рад, что хотя бы Цзинъи оказался полезен…       «…в отличие от…» сказано не было, но услышать было нетрудно.       Пока Цзинъи в свою очередь благодарил за подарок, дедушка коротко попрощался, посетовав на необходимость спешить, и повернулся так, что его развевающиеся рукава едва не задели Цзинъи.       Глава Не ещё раз улыбнулся уже ему в спину и неожиданно подмигнул Цзинъи как сообщнику.       Удивительно всё же, каким понимающим и заботливым оказался этот человек! невзирая на собственное горе и занятость всегда находил для Цзинъи доброе слово или несколько минут, чтобы выслушать… а когда перед самым отлётом Цзинъи захотел получше разглядеть подарок, обнаружилось, что красивый мешочек на самом деле цянькунь и полон истинных сокровищ: орехов нетао, отваренных в меду, ореховых печений, булочек с орехами и прочих сладостей. Цзинъи мужественно подавил желание съесть сразу половину — любая сладость становилась вкуснее, если поделиться с Сычжуем. Теперь он взрослый сильный ответственный адепт, он потерпит до Юншена.       Юншен встретил их неизменным и незыблемым, как горы, на которых он построен. Все сошли с мечей у ворот — носиться по воздуху в пределах резиденции запрещалось, во всяком случае, младшим адептам и ученикам.       — Вернулся наконец, — ответил на приветствие Лань Тайжан, дежуривший на воротах, — да с какой стражей!       Цзинъи мысленно фыркнул — он тоже недолюбливал этого Жан-сюна ещё с ученичества.       — Со свитой, а не со стражей! — пришлось устало огрызнуться вместо приветствия. Взрослым переругиваться не пристало… но всё-таки жаль, что Лань-шифу пролетел на мече прямо в ворота и не слышит эту недостойную встречу.       — Мастер Гаохо тебя уже заждался, — продолжал этот часовой-лентяй, — и келья в Погребе готова, рядом с дружком твоим.       «Дружок в Погребе»? Будь это не Тайжан, Цзинъи обязательно переспросил бы и попытался бы узнать что-нибудь о Сычжуе, но…       — А ты, Жан-сюн, продолжай стараться: ещё пара лет и, возможно, тебя всё-таки выпустят за стены! — и поспешил уйти.       С Лань-шифу он заново встретился на дорожке к своему павильону — будто дедушка Цижэнь и не летал ни в какой Цинхэ и просто занимался весь день обычными орденскими делами. Пройти с поклоном мимо не получилось:       — Задержись.       Дедушка Цижэнь хмурился, будто Цзинъи успел что-то натворить, пока шёл от ворот… или он всё-таки что-то слышал?       — Покажи тот знак, что тебе подарили.       Цзинъи нехотя полез в рукав. Тупая бестолочь, ругал он себя, и как не догадался зачаровать все лакомства, чтобы их даже при обыске не нашли! ведь знал же, что могут придраться… но дедушке Цижэню явно не было дела ни до каких булочек и орехов: он разглядывал подвеску, крутил в руках, ощупывал пальцами и только что не пробовал на зуб.       — Почему глава Не вдруг сделал тебе такой подарок? — наконец спросил он, нахмурившись окончательно. — Старшим в вашем отряде был Лань Гунхэн, ему бы и надлежало!       Спросили бы сами этого главу, уважаемый тан-шуцзуфу, чуть не ответил Цзинъи вслух. Он бы вам рассказал, что почтенный старейшина Гунхэн никакими делами не занимался и с главой не встречался вовсе! а я с главой почти каждый вечер всё обсуждал за чаем и мне глава во всём помогал.       — Недостойному кажется, причина в том, что почтенный Лань Гунхэн прибыл в Цинхэ только после церемонии похорон и глава Не был лишён возможности познакомиться с ним так же близко, как со мной, недостойным, который сопровождал главу Не весь путь из храма Гуаньинь. Этот недостойный прилагал все усилия…       — Твои усилия были не напрасны, — перебил его дедушка Цижэнь. — Как часто ты виделся с главой Не? О чём вы разговаривали?       — Глава Не удостоил нижайшего своим доверием, — снова запел Цзинъи, ощущая в своём горле голос Сычжуя, — глава дозволил нижайшему обращаться к нему со всеми важными вопросами, и мы говорили о размещении адептов Лань, о надлежащем питании, о помощи простолюдинам, что работали на священном строительстве…       Дедушка Цижэнь смотрел, будто взвешивал слова, но не перебивал.       — Ещё могу сказать, что глава Не был так добр, что заметил интерес этого недостойного к воинским обыкновениям и умениям адептов Ордена Не и пообещал, что при возможности позволит наблюдать за их тренировками…       — Похвально, — наконец остановил его дедушка Цижэнь. — Ты принадлежишь к главной семье, тебе надлежит заводить полезные знакомства и приобретать полезные навыки везде где возможно. Уведоми меня, когда соберёшься навестить Цинхэ, — и наконец протянул обратно несчастную подвеску на открытой ладони. А прочим содержимым мешочка так и не поинтересовался! — Тебя ждёт старший мастер Лань Гаохо, разрешаю тебе представить ему отчёт в устной форме.       Один орех из заветного цянькуня Цзинъи всё-таки втихомолку сжевал по пути. Перед «устным отчётом» стоило набраться сил.       Командир-наставник и мастер меча Лань Гаохо отправил их с Сычжуем на задание в самом начале осени. «Отдохнёте там от своих приключений» — да, Охота ожидалась совсем несложная, и кто знал, что их так легко захватят в плен… а мастер Гаохо оправданий не признавал!       — Недостойный Лань Цзинъи явился выразить почтение Лань-даши!       Лань Гаохо поднял глаза от свитка, который изучал, не спеша поднялся на ноги и окинул Цзинъи тяжёлым взглядом с ног до головы. Хоть каким взрослым и опытным себя считай, но холодок по спине — точно такой же, как прежде, как в первый раз, когда Цзинъи с Сычжуем только-только поступили в распоряжение мастера, получив звание младших адептов. Оставалось робко надеяться, что в этот раз пронесёт или наказание окажется не слишком суровым.       — Лань Цзинъи! — рявкнул наставник. Не пронесёт, мелькнула тоскливая мысль. — Ты понимаешь, что, позволив пленить себя, навлёк позор на весь Орден и на меня, твоего командира?!       — Недостойный сожале…       — Молчать! — Цзинъи опустил глаза, он и так знал, что лицо мастера Гаохо сейчас пылает от гнева, ни к чему раздражать его ещё и непочтительным разглядыванием. — Да слышал я уже всё и о верёвках, и о сетях божественного плетения, и о запретных мелодиях, запечатывающих ци… — Мастер перевёл дыхание и рыкнул с новой силой: — Адепты ордена Лань не должны попадать в такие переделки ни при каких условиях! Ясно?       — Да, Лань-даши!       Точно не пронесёт: хорошо если удастся отделаться пребыванием в Погребе денёчка так на два, а можно и палками-чжан получить. За то, что не оправдал и опозорил…       — Ты хотя бы упражнялся с оружием, пока болтался неизвестно где?       Ох придётся спину подставлять!       — Недостойный не…       — Лентяй! Если у тебя было время есть и спать, должен был найти время для тренировок!       О том, что есть приходилось на ходу, да и спать толком не получалось, Цзинъи предусмотрительно промолчал.       — Большие Состязания вот-вот, — уже не так громко, но с прежним запалом продолжил мастер Гаохо, — а двое лучших в поколении изволят прохлаждаться — один на похоронах в чужом ордене, второй в Келье Праведных Размышлений!       Ого! Даже не в Погребе? Что же такого мог натворить примерный паинька и образец для подражания Сычжуй?       — Завтра в конце тигра чтоб был на поле сунлян! — хмуро приказал мастер. — Посмотрю, чего ты сейчас стоишь. А в полдень выдвигаемся в патруль на восточную границу.       Что ж, не худшее наказание.       — Да, мастер! — И всё-таки решил рискнуть, ради Сычжуя стоило: — Мастер, я без напарника…       — У Хан Чжанчжи нет постоянной пары, будешь с ним.       Цзинъи изо всех сил постарался не поморщиться: с этим занудным доставалой и ябедником!       — Нечего кривиться! — очевидно, удержать лицо не удалось. — Вас с Сычжуем давно было пора ставить порознь: избаловались, привыкли друг к другу. Выполняй!       Все другие сочли бы такой исход несказанной милостью. Цзинъи почувствовал себя оскорблённым: разве они с Сычжуем не были лучшей парой в поколении?! ну, не точно как Два Нефрита, но всё-таки… Спорить всё же не стал, ведь настоящий взрослый должен быть готов выполнять боевое задание где угодно и с кем угодно.       А ещё настоящий взрослый знал, как правильно нарушать правила.       К ночной вылазке Цзинъи готовился как не ко всякой Охоте: начертил «Лёгкий шаг» на подошвах сапог и «Сокрытие» на синем орденском плаще. Конечно, если он попадётся на глаза кому-то из старших адептов, эти ухищрения не помогут, но от младших и учеников — должны.       Он выбрался из окна в начале часа быка. Ему везло: ночь была тёмной, луна только-только народилась, а ветер гонял по небу частые облака, делая сумрак гуще. Цзинъи отлично знал, где стоят караулы — сам в них не раз стоял, так что осторожно обойти их было не так уж трудно.       Однажды, когда им с А-Юанем было лет семь или восемь, они играли на северном склоне Чжаншань, ну, не то чтобы просто играли — их посылали собирать целебные травы: горную полынь и цветы камнеломки, но при этом было вполне можно представлять себя смелыми охотниками или зловещими лазутчиками, мастерами листвы-и-ветра! Так вот, однажды эти два отчаянных лазутчика заметили небольшую скальную полочку на высоте в десяток чжанов от зарослей — полка была не заметна снизу, зато сверху было видно, что она вся заросла камнеломкой и только два чахлых кустика дикой сливы жались к отвесной стенке. С их тогдашними умениями пришлось попыхтеть, чтобы туда залезть, по дороге они оба успели устать и исцарапаться, но дело того стоило: добравшись, они услышали глухое бормотание, доносящееся из-под земли. Первым желанием было — сбежать, но разве мастера листвы-и-ветра боятся чего-нибудь?! и нужно же было узнать, что за таинственная нечисть появилась прямо в резиденции Ордена!       Они обыскали весь скальный выступ. За одним из кустов нашлась расщелина в стене, откуда и доносился жуткий голос, а когда подошли к ней вплотную, смогли разобрать слова: «Надлежит контролировать свои желания. Разум должен всегда управлять телом…»       Ещё позже удалось узнать, что в Келью Праведных Размышлений был отправлен медитировать один из адептов за «недостойное поведение и ущерб репутации Ордена». Ещё позже и сам Цзинъи сподобился попасть туда, ага, тоже за «нарушение правил Ордена» и драку с ябедой Хан-сюном. А Сычжуй тогда пробрался на полку ночью и ухитрился скинуть в расщелину парочку баоцзы.       «Всё это совершенно неправильно! — бормотал про себя сегодняшний Цзинъи, осторожно пробираясь через рощу. — Это я же всегда попадаю в неприятности, а Сычжуй разыскивает меня и таскает еду».       Последние чжаны пришлось ползти по голой скале. Конечно, получалось проще, чем когда-то в детстве, но спрятаться было негде и Цзинъи наверняка походил на здоровенного нетопыря, цепляющегося за стенку. Вот кто-нибудь повеселится, если увидит! Он сам, если бы довелось увидеть подобное чудище, поднял бы на ноги весь свой отряд и уже нёсся бы сюда со всех ног с мечом и луком наперевес! Но ему продолжало везти — то ли тёмно-синий плащ не так уж и заметен на серой скале, то ли сегодняшнему караулу было не до разглядывания скал, то ли его «Сокрытие» сработало лучше, чем он надеялся.       Расщелина была на месте — никто за эти годы не нашёл её и не замуровал. Скала и куст надёжно скрывали его от непрошеных взглядов. Можно было отдышаться и прислушаться, и услышать: четыре коротких шага, шуршащих по каменной крошке пола, разворот на носке — скрип камешков о пол, ещё четыре шага, разворот… В келье точно кто-то был, и если верить словам мастера Гаохо, этот кто-то — Сычжуй.       Стоило рискнуть.       — Сычжуй, — тихонько позвал Цзинъи.       Камушки скрипнули громче, и шаги прекратились.       — А-Юань, я знаю, что ты здесь и что ты меня слышишь.       Долгая-долгая тишина, десять ударов сердца как десять дней, а потом:       — А-Чжен? — глухо отозвался из-под земли голос Сычжуя.       Впору было запрыгать от радости: живой, и не где-то неизвестно где, а здесь, в Юншене, и если и получил палок, с ног не валится, а что касается наказания — ну, кого же не наказывали, рано или поздно это кончится и всё опять станет как прежде или почти как прежде.       Стоило вознести благодарность богам за милость.       — Ты наконец решил поговорить со мной? — спросил подземный голос.       — Что значит «наконец»?! — От возмущения Цзинъи забылся и почти закричал. — Я вернулся в Юншен на закатной страже! Сперва выдержал допрос от учителя Цижэня, потом получил выговор от мастера Гаохо, потом отправился к тебе…       — Ты действительно вернулся только что и ничего не знаешь?       — Действительно, — передразнил Цзинъи. — И мне ещё повезло, что мастер Гаохо случайно упомянул, что тебя засадили в Келью, правда, не сказал, за что и надолго ли.       — За самовольную отлучку. Я вернулся в Орден в третий день шуанцзян.       — Где ты был? — «Ушёл вместе с Ханьгуан-цзюнем и Старейшиной?» повисло невысказанным. Захочет — сам расскажет… а не захочет — всё равно узнаю.       — А ты? — вместо всякого ответа вернул вопрос Сычжуй.       — Хорошо же мы погуляли порознь! Я всё это время проторчал в Цинхэ в обнимку с гробом и двумя почтенными покойниками… отличное время, да! А ты…       — А я посещал Цишань и Луаньцзан в компании с лютым мертвецом.       Догадки Цзинъи начинали становиться реальностью.       — С Призрачным Генералом?..       — С Вэнь-санцонфу, — твёрдо поправил Сычжуй.       — Значит, те, кто помог нам на Луаньцзан — это была твоя семья?.. — Вот теперь верилось. Все догадки вдруг стали реальностью и оказались не такими уж глупыми.       — Теперь они наконец-то похоронены как подобает. — Сычжуй помолчал. — Ну, теперь ты знаешь, что я по крови Вэнь. Всё ещё хочешь со мной разговаривать?       — Я уже сам почти всё понял! — обиженно возразил Цзинъи. Не один ты, А-Юань, умеешь смотреть и делать выводы из увиденного. — Но с каких гуев мне с тобой не говорить?       — Мои родичи убили твоих родителей. Из-за них ты остался сиротой.       Это было словно удар в живот — перехватило дыхание и потемнело в глазах, но бить в ответ Цзинъи не хотел. Может, и хорошо, что этот разговор был таким, через расщелину в скале: если бы стояли рядом, лицом к лицу, Цзинъи мог бы не удержаться и ударить в ответ — не словами, кулаком.       — А мои родичи убивали твоих. — Слова были горькими и колючими, горло от них немело. — Ты узнал, кем были твои родители?       — Целитель и травница, но…       — А у меня отец мечник и мастер флейты, а матушка лучница и мастер циня — боевая пара. Они погибли, сражаясь против ордена Вэнь. Могло случиться так, что они убили твоих родителей. — Он никогда не думал о той войне вот так близко. — Что теперь? Ты мне враг и убьёшь меня?       Слышно было, как зашуршали по полу камешки, — наверное, Сычжуй переступил с ноги на ногу…       — …нет. — Голос звучал хрипло, словно А-Юаню тоже пришлось только что проглотить что-то очень острое. — Я не…       Цзинъи ещё подождал и наконец заговорил тихо, больше себе, чем Сычжую, впервые произнося вслух то, о чём думал, пока сопровождал страшный груз в долину и пока нёс стражу в недостроенном поминальном храме.       — Сы-сюн, ты же всегда был Вэнь, просто не знал об этом. Вэнь подсказывал мне на уроках, Вэнь таскал мне еду в Келью и в Погреб, Вэнь прикрывал меня на Охотах… и даже когда дрался вместе со мной против А-Сяо и его дружков, ты и тогда был Вэнь! только мы не знали об этом, ни ты, ни я. Тебя всегда ставили мне в пример как лучшего ученика и образцового адепта, ты был всегда самым ланьским из Ланей, и мне хотелось стать таким хотя бы чуточку, но на самом деле ты был Вэнь…       «Вэньский пёс», услужливо подсказала ему детская память. Никак иначе их не называли.       Но подумать так о Сычжуе — да никогда!..       — А сейчас что изменилось? — договорил Цзинъи решительно. — Ты узнал о своём кровном клане. Возненавидишь нас?       Станешь мне врагом, ударишь в спину? он перевёл дыхание и помотал головой.       — Завтра с отрядом ухожу в патруль на восточные земли, и парой мне будет Хан Чжанчжи! — Получилось совсем грустно. — Ты же понимаешь, что я тысячу раз предпочёл бы тебя? и не потому, что ты дерёшься лучше, чем он…       — Не болтай при нём лишнего и не спускай с него глаз, — напомнил Сычжуй, и Цзинъи выдохнул: не возненавидит. — А про то, что изменилось… Я до сих пор почти ничего не помню по-настоящему. Мне кое-что рассказали, да, но сам-то я…       Цзинъи кивнул, будто Сычжуй мог увидеть, и зашарил в рукавах, используя короткую тишину по-своему.       — Ты здесь уже девять дней, да? — Расшитый мешочек наконец-то попался в ладонь. — Я тебе тут принёс, лови! меня в Ордене Не угостили, сам глава! он такой замечательный, я тебе расскажу про него.       Себе он отложил булочку и три печенья и ещё горсть медовых орехов, совсем маленькую; мешочек осторожно протолкнул в узкую каменную щель.       — Он мне даже орденский знак Не подарил! — продолжил он хвастаться уже с набитым ртом. Печенья таяли на языке, ничего вкуснее он не ел никогда. — Мы теперь по его землям можем свободно разгуливать, имеем полное право!       — Мы? — уточнил Сычжуй. Рассердиться не получилось: друг тоже жевал.       — Ну, не захочешь — не пойдёшь, — отшутился Цзинъи и наклонился поближе к расщелине. — Но у них там в горах можно хорошо поохотиться… наверное. Сам-то я почти ничего не посмотрел, от этого проклятого гроба было не отойти далеко, да и сил не было, мы сразу спать валились после караула. И долина эта погребальная вся как вымерла, там точно даже нечисть жить не захочет! Раскажи лучше про Цишань, а? Там тоже страшно?       Сычжуй ответил не сразу. Цзинъи видел точно наяву, как друг собирает губами с ладони крошки, оставшиеся от булочки и от печений. Всегда так делал, даже когда еды бывало вдоволь.       — Там, где мы шли с Вэнь-шуфу, местность похожа на наши горы, но это мёртвые земли. Сухие, обгорелые, даже какие-то обглоданные… Там больше не могут жить люди. Кажется, даже лесные звери и птицы ушли оттуда. Слишком много нежити. Убитых врагов никто не хоронил, и мародёров, убитых нежитью, тоже никто не хоронит. Деревни и города… знаешь, они разные: есть те, из которых жители просто сбежали, те, в которых людей убивали люди, и те, где людей убивала нежить; и неизвестно, которые из них страшней.       А в Долине Скорби наоборот всё время льют дожди, хотел сказать Цзинъи и не сказал. Засуха или вечная сырость — тоже неизвестно, что страшней.       — Я бы не смог пройти там, если бы был один, — продолжал Сычжуй совсем тихо. — И не пошёл бы, если бы не долг. Кроме нас, некому помянуть наших мёртвых.       — Призрачный Генерал защищал тебя? — выпалил Цзинъи, поёжившись от слова «наших». — Хотел бы я посмотреть!..       — Дядя Цюнлинь может увидеть безопасную дорогу, — пояснил Сычжуй и сухо усмехнулся, каким-то чужим смешком. — К тому же он силён, и нечисть помельче просто от него разбегается.       — Он остался в Безнощном городе? — А хотелось спросить «что он будет делать дальше? и что ты будешь делать?», но как-то не спрашивалось.       — Он проводил меня до Гусу и вернулся на Луаньцзан, — отозвался Сычжуй, — там самые важные могилы. — И вдруг спросил громче и чётче, будто вскинув голову к расщелине: — Помнишь кровавое озеро?       — Тот прах, что мы помогали собрать. — У Цзинъи получилось ответить почти шёпотом. — Я помню. Кто она была?       Снова проскрипели камушки: Сычжуй в своей тюремной камере сел на пол.       — Дядя Нин сказал, она была мне бабушкой. Она там всем была бабушкой.       Прокатился тряский удар: Сычжуй стукнул кулаком по стене.       — Я не помню её. Какие-то обрывки — седая прядка в кулаке, тёплые руки. А ведь она растила меня, наверняка закрывала собой…       — Ты вспомнишь, — не слишком уверенно пообещал Цзинъи. — Есть же всякие способы, мы найдём!       — «Мы», — опять хмыкнул Сычжуй, но уже не так сухо и горько. — Тебе следует быть поосторожнее, А-Чжен, эти времена не будут простыми.       — Нашёл кого просить! если я вдруг стану трусом, это буду уже не я! — Не разделяй их скала, Цзинъи точно отвесил бы Сычжую хороший тычок, и плевать на все правила… правила. «Запрещено общаться с безнравственными людьми», это же не значит?.. — Ты про какие сложные времена, А-Юань? Теперь про тебя узнали? Тебя что, собираются выгнать?!       — Глава Лань знал с самого начала, и Лань-лаоши тоже знает. — Этот кролик говорил так легко, будто о чём-то неважном. — Лань-лаоши сказал мне: «Мы отвечаем за тебя и до твоего истинного совершеннолетия эту ответственность нельзя отменить. А после можешь решать сам». То есть через пять лет…       — …и что ты решишь? — перебил его Цзинъи. В голову, как нарочно, лезли хвастливые рассказы о той давней осаде Луаньцзан вперемешку с нехвастливыми, сухими и деловитыми от учителя орденской истории. Невозможно было даже вообразить маленького А-Юаня посреди всей этой битвы! но приходилось воображать. — Сычжуй, ты… ты знаешь тех, кто убивал?       «Ты будешь мстить?» — опять не выговорилось. Невозможно было поставить рядом эти слова — Сычжуй и месть!       Цзинъи вдруг совершенно ясно увидел, как А-Юань готовится к этой последней Охоте. Как тщательно собирает все нужные сведения, чтобы случайно не ошибиться. Как вежливо улыбается тем, кого уже занёс в список. Как, беззвучно касаясь струн, разучивает на своём Шаньфэне запретную мелодию, вызывающую искажение ци… мы ведь знаем теперь, что такая существует, и, может, не одна. И потом готовится напасть из засады — выбирает место и удобный случай, поселяет на поляну приманку… И непременно смотрит в лицо, когда убивает.       Сколько будет лиц? кто они все?       — Некоторых знаю, и ты тоже знаешь: тех, кто хвастался, — не сразу отозвался Сычжуй из глубины скальной кельи. — Но дядя Цюнлинь не хочет никакой мести, а он старший в моём клане. Призрачный Генерал не снимает с себя вины за то, что сделал. Он виновен, и Вэни виновны, и другие Ордены виновны, а я… я просто ничего не помню. Если память вернётся, если я пойму, что и как было на самом деле…       — Тебе было четыре года! — наконец возмутился Цзинъи. — Ты был совсем малышом, и вокруг творилось столько страшного!.. зачем тебе…       — По-другому я не могу, — отрезал Сычжуй. Цзинъи знал, что с таким голосом спорить бессмысленно.       Он ещё поворчал немного, просто чтобы стало как всегда: «я вот тоже своих не помню, ну и что? просто молюсь за них, для ритуалов помнить не обязательно!» Решение принято, он понимал, и заодно понимал, что просто будет рядом, что бы Сычжуй ни решил. Ритуал так ритуал. В диюй так в диюй.       В конце концов, нас обоих защищали алые мёртвые в той пещере. Я им задолжал.       Но лучше бы всё-таки…       — Ну и правильно, — нашёлся он наконец. — Не надо спешить, посмотрим, как всё обернётся. Ведь говорят же мудрые: когда мир меняется — сперва осмотрись! а наш мир поменялся так, что до-олго осматриваться надо. Пяти лет едва хватит, ну, тех, до истинного совершеннолетия! Лучше расскажи, какой сейчас Безнощный город. Похож ещё на крепость или совсем нет?       Небо понемногу начинало светлеть, а Сычжуй стал замолкать всё чаще, когда Цзинъи спохватился: «тебе же поспать надо, и мне хоть немножечко, ещё патруль этот!.. Ты только дождись меня, не делай пока ничего», — боги и демоны, это же Сычжуй всегда уговаривал меня не торопиться, не решать сгоряча, опять всё перевернулось! Спустился со скалы по знакомым скользким выступам, ещё успел забежать к себе за оружием и явился на поле сунлян в указанное время и при полном порядке и встретил мастера Гаохо почтительным поклоном: «ученик благодарен за наставления, Лань-даши!» — «Ты уже не ученик давно», проворчал мастер, нанося первый удар. Удивительно, но после вчерашней дороги, скалолазания и ночной бессонницы руки и ноги не тряслись и поединок был хоть и проигран, но не с разгромом. «Могло быть хуже, но обязано быть лучше, — вынес оценку Лань Гаохо, — в патруле не лови ворон!» — и как нарочно Цзинъи вспомнил вороний крик над пещерой Фумо и обгорелые чёрные камни горы Луаньцзан: мастер был там, в отряде Ордена Лань в первой Осаде, хоть и никогда не хвастался, про него рассказывали другие: «Да я с грозным Лань-даши вместе столько тамошних мертвяков в труху покрошил!» Сколько всего там было заклинателей из Гусу Лань? десять, двадцать, сто? Длинный ли будет список у Сычжуя? В войне Солнца потеряли многих — сколько потеряем сейчас? А из других Орденов?       Я был на землях Вэнь, прозвучал у него в голове голос Сычжуя. Я знаю, как может быть там, где больше нет заклинателей.