Вдали от обезумевшей Конохи

      На подходе к дому Каори услышала какой-то треск и крики Масамэ, доносящиеся со второго этажа. В панике она забежала во двор, вскочила на порог, сдвинула створку и сделала два шага в освещённом пространстве среди панелей, как вдруг к ней подскочил Изуна и спрятался за спину, вцепившись в её кимоно. — Предатель! — кричал Масамэ, слетев с крутой лестницы, и уж было замахнулся боккеном, как увидел Изуну за спиной Каори и остановился. — Ты худший брат во всём мире! Чтоб тебя демоны загрызли! — проорал он и кинул палку под ноги своей матери. — Объяснись, Масамэ! Что на тебя нашло?! — сдвинула брови Каори, прикрывая рукой сына. — Ничего! — зло проорал он, всё так же глядя на запуганного брата, а потом развернулся и в миг поднялся на второй этаж.       Каори выдохнула и, обернувшись к Изуне, наклонилась. Положив руки на тощие плечики в сером хаори, спросила: — Что уже случилось?       Изуна, потрясённый действиями Масамэ, незамедлительно поднёс руку к её лбу, и его голос прозвучал в женской голове: — Брат узнал, что у меня будет тренировка с ото-сан завтра утром. — А не должен был? — Я сам рассказал ему, но… — он покачал головой и отнял руку ото лба матери.       Каори погладила мальчонку по спине и затем крепко обняла со словами: — Со временем он изменит своё мнение о нём, а потом вы помиритесь. Вот увидишь. — Опять подрались? — в открытые входные створки вошла Амари, разуваясь на ходу, держа в руках небольшой мешок риса. — Надеюсь, всё в доме целое, и мне не придётся щепки собирать? — она с укоризной посмотрела на мальчика, на что тот вскинул голову и помотал ею, а затем с виноватым видом подобрал деревянное орудие и спрятал за спиной.       Каори со вздохом подошла к входным сёдзе, чтобы их закрыть и, снимая обувь, обратила внимание на заколотые волосы Амари — обычно распущенные, крупные локоны, подпрыгивающие от каждого шага. — Новый гребень? — она взглянула на изумрудное украшение, поблёскивающее в каштановых волосах. — Коичи подарил, — смутилась девчушка и опустила взгляд. — Вот же хитрец! Таки ослушался меня! — улыбнулась Каори и добавила: — Будь осторожна с ним — юношеские ухаживания могут быть весьма порочными, особенно от парней, которые никого не слушают, — и на это девчонка стыдливо улыбнулась, несмело кивнув. — Мадара уже дома? — Нет, госпожа, мне передали, что будет только через час. Так что я только начинаю готовить.       Каори с лёгкостью выдохнула, потрепала по макушке маленького свидетеля взрослого разговора, а затем сопроводила Амари в угол дома с ирори, чтобы возглавить процесс готовки. Каори любила это место — уютное из-за открытого огня и треска дров в нём, компактное по своим размерам, где помимо угловых створок, настежь открывающихся в летний период, подвесных полок и столешницы с панелями были ещё и увлекательные разговоры с Амари то о местных новостях, то о молодости Каори, то о возвышенных и нематериальных вещах. А сегодня к их компании присоединился Изуна, не смевший подняться к себе в комнату после недавней сцены. Заботливая мама озадачила его нарезкой овощей, усадив за низкий квадратный стол, и мальчонка ответственно подошёл к делу: высунув от усердия язык, измерял симметричность каждого куска морковки. — Сегодня ужинаешь с нами, Каори, — бросил фразу Мадара, не входя в пространство, а затем удалился, не дожидаясь ответа. — Серьёзный разговор? — спросила Амари, помешивая кипящий бульон в подвесном казане. — Не имею понятия, — вздёрнула брови Каори, продолжая толочь в ступе пасту мисо, чувствуя, как напрягается от такого поворота событий: женщины могли участвовать в трапезе только в качестве прислуги, но никак не делить её с мужчинами, и поэтому Каори терялась в догадках, о чем вообще пойдет речь за ужином.       Позже в комнате с росписью персиковых ветвей на белоснежных панелях, плотно закрытых во избежание сквозняков, зажжённых фонарей с квадратными абажурами и столом, нагруженным тарелками с горячей, ароматной едой, собралась вся семья, хоть Масамэ и протестовал против этого как мог, однако согласился поучаствовать в процессе после угроз Каори лишить его сладостей. Никто не смел притронуться к еде, пока глава семьи первым не возьмёт в руки палочки, а Мадара тянул, скрестив руки на груди, сурово посматривая на мальчишек, понуро сидевших напротив него. Каори также не решалась нарушить тишину, послушно опустив голову, устремив взгляд на колени в предчувствии сложного разговора. — Дети даймё не деревенские сорванцы, с которыми вы привыкли общаться, — начал Мадара. — К ним нужно обращаться на «вы» и вести себя уважительно.       Масамэ незамедлительно фыркнул: — Эти разодетые в шелка попугаи не могут клинок ровно держать, а я должен перед ними пресмыкаться? Ещё чего! — он закатил глаза. — Проще с ними вообще не общаться! — Всё наоборот, Масамэ, — улыбнулся Учиха. — Их уровень ниндзюцу на порядок выше твоего, так что это им решать, общаться с тобой или нет. — Наверняка они старше меня на несколько лет, — предположил мальчик. — Не мудрено, что больше умеют! — Ты бы так же умел, не будь таким ленивым, — ещё шире улыбнулся Мадара и вытащил главный козырь: — Я слышал, ты поспорил с одним мальчуганом, что одолеешь меня, — мужчина считал удивление с лица Масамэ и взялся за палочки. — Как ты собираешься это сделать, если отлыниваешь от силовых тренировок?       Масамэ заёрзал на месте, недовольно скривился и тоже ухватился за палочки. Каори прикусила губу, чтобы сдержать улыбку: кого-то поймали за хвост. — Я сам разберусь, — буркнул малец и принялся набивать рот едой, чтобы избежать ответов на компрометирующие вопросы.       Изуна бесшумно захихикал, принявшись за трапезу: ему явно нравилось то, как брата загнали в угол. — Может, заключишь пари со мной? — хитро протянул Мадара. — Я единственный из твоего окружения, кто может обучить тебя техникам клана Учиха. А без них тебе меня не победить, — он вскинул бровь, размешивая пасту мисо в бульоне. — Предлагаю сделку: ты исправно тренируешься под моим контролем, изучаешь то, что я тебе говорю, и тогда, так и быть, я приму твой вызов.       Малец вдруг застыл с набитым ртом. Быстро прожевав и проглотив пищу, оторопело проговорил: — Как это? Ты можешь его не принять? — А ты думал, я вступаю в схватку по первому же зову? — хохотнул Мадара. — Такую честь ещё нужно заслужить. В противном случае я скажу тебе не позориться и идти домой, — он снова с хитрым прищуром посмотрел на сына, — и ты пойдёшь… Чтобы поплакаться в подол матери и рассказать, как тебя незаслуженно обозвали сопляком. — Я не слабак! — выпалил Масамэ, подпрыгнув на плотной подушке. — Так докажи мне это, — мужчина ткнул палочками в сторону мальчика. — Докажи мне завтра утром на рассвете, что годишься на что-то и вовсе не безнадёжен, как кажется на первый взгляд.       Изуна с ликованием посмотрел на брата, выжидая его поражения. Масамэ же, заливаясь краской, нервно вдыхая воздух, стыдливо склонил голову и кивнул в знак согласия, а затем взлетел с места и, чуть не споткнувшись, выскочил из комнаты. Каори в изумлении посмотрела на самодовольного Мадару: ему удалось то, чего ей не удавалось в последний год — договориться с Масамэ и как-то на него повлиять. Такой поступок был достоин самого искреннего восхищения, и она прониклась им, хоть давно и не испытывала к Учихе ничего подобного. — Ты распределила обязанности по приёму гостей? — Мадара вновь вернулся к равнодушному тону и своей тарелке, заправив прядь волос за ухо. — Да, всё будет готово в срок, — кивнула она, припомнив унизительный разговор в штабе. — К чему здесь моё присутствие?       Мадара мельком посмотрел на Каори, затем на Изуну, усердно жующего лепёшку, и вздохнул: — Масамэ не так нервничает, когда ты рядом. Да и в целом ведёт себя сносно, — сухо произнёс он и настороженно обернулся к открытой после Масамэ панели, за пределами которой слышались торопливые шаги Амари. — Мадара-сама, там… — показалась она в поле зрения, но не успела договорить: мужчина подскочил с места и, не дожидаясь окончания фразы спешно покинул помещение, направившись ко входу в дом. — Что там, Амари? — Каори махнула рукой, чтобы подозвать девчушку. — Там Мацусима-сан с какими-то скверными новостями. Не могу знать какими.       «А ещё вчера он бы отчитывался мне» — с досадой подумалось Каори, и она краем глаза увидела Изуну, который, прихватив с собой ещё одну лепешку, уже спешно покидал комнату. — Это надолго? — в растерянности произнесла Амари и ступила на татами в помещении. — Когда мне воду в бане греть? — Я не знаю, — честно созналась Каори и поняла, что потеряла всякий аппетит. — Может затянуться на час, а может и до утра. В любом случае, теперь я не усну, чтобы, в случае чего, не пропустить вестей похуже.       Она со вздохом встала с места и начала собирать полупустую посуду со стола. Едва начатую порцию Мадары также прихватила с собой, вспоминая насколько проще всё было пять лет назад: не нужно было гадать, когда накрывать на стол или греть воду для купания, ложиться спать со спокойной душой или же прислушиваться к началу сигнала общей тревоги, планировать что-то хотя бы на неделю вперёд или вовсе не ждать наступления завтрашнего дня — всё в те времена было предсказуемым и степенным, а сейчас превратилось в бесформенный хаос.       Спустя час Амари нагрела воду для мальчишек, которые всё так же не разговаривали друг с другом, отчего принимали банные процедуры по отдельности, а после Каори уложила их спать в одной комнате, несмотря на протест Масамэ: он всё ещё считал брата предателем, аргументируя свою позицию тем, что его, несчастного, шантажом вынудили идти на тренировку, когда как Изуна с нетерпением и особым трепетом её ожидал, и поэтому должен был спать отдельно от людей, не отступающих от своих принципов и взглядов. Каори быстро нашла выход из ситуации, сказав Масамэ, что может забрать младшего к себе, однако Мадаре придётся спать на месте Изуны, — и, заслышав это, мальчишка тут же передумал выселять брата, а затем молча лёг, укутавшись с головой в одеяло, и тем самым дал понять окружающим, что его паршивый день на этом закончился.       Ещё час спустя Амари пожелала Каори спокойной ночи, при этом искрясь особой улыбкой, в которой женщина безошибочно распознала признаки влюблённости. Разговорив подопечную, Каори выяснила, что одним гребнем ухаживания на сегодня не ограничились, и Амари несколько часов назад передали записку, содержащую романтическое хокку. По нескладности метафор в стихотворении Каори догадалась, что парень сам его придумал, но от критики воздержалась, боясь ранить Амари своим цинизмом и насмешками. И снова взяла с неё обещание не торопить события и получать знаки внимания на большом расстоянии от кудрявого парниши.       Ещё через пару часов, когда время укатилось за полночь, Каори разложила и застелила в своей спальне два футона, а затем ушла греть воду для хозяина дома, прихватив для него чистую одежду, надеясь на его скорое возвращение, чтобы самой поскорее лечь спать. Хоть и не было слышно взрывов, воплей и паники, Каори знала: где-то там за горами разворачивались кровавые события, и несмотря на то, что Мадара не взял с собой ни оружия, ни обмундирования, он участвовал в них, и с его помощью всё могло закончиться гораздо быстрее.       Наконец, когда Учиха вернулся в раздражённом, взвинченном состоянии — обычном для мужчины после активных боевых действий, — и, громко хлопая створками на своем пути, молча направился в баню, таща за собой шлейф из дивного аромата гари, Каори позволила себе затушить свет в доме и со стоном усталости лечь на футон, на котором её уже подстерегали мысли, что она полдня так настойчиво гнала прочь. Повернувшись на бок и закрыв глаза, Каори открыла дверь в лабиринт своих измышлений, и пустилась искать выход из тянувшейся горьким мёдом дилеммы: бежать с Мацусимой или сознаваться в их предательстве? Ей очень хотелось соблазниться идеей безболезненного существования вне границ контроля проклятого шарингана, однако… «Неужели я настолько пала, что готова идти по пути вероломства в угоду своим прихотям? А как же мальчики? Как мне им сказать, что мать предала отца? И как после такого в глаза-то смотреть?» — лезли в голову Каори мысли, тормошащие совесть, и они тут же подтолкнули её к самому тёмному коридору лабиринта: всё-таки нужно идти с поклоном на исповедь, предварительно отмолив грехи перед духами предков, чтобы те не так гневались, когда её душа к ним присоединится.       Только она сочинила половину речи для своего покаяния, как услышала тихий шум створки, пару неспешных шагов к футону, шорох хлопка, который снимали с тела, и глубокий вздох высоко над головой. Она не шелохнулась и не открыла глаза, когда Мадара забрался под её одеяло, пренебрёгши своим, и обдал дыханием её ухо, а затем явно улёгся на бок и подпёр рукой голову. Она чувствовала, как он смотрит на неё — то ли в раздумьях о её скверном характере, то ли в мыслях о только что произошедших событиях; как неторопливо гладит пальцами плечо, и сквозь тонкий шёлк ощущалось тепло его руки, как изредка глубоко и шумно вздыхает, и как его влажные волосы щекочут её щёку.       «Самое время всё рассказать» — вспыхнуло в женской голове, и Каори тут же придушила эту мысль, содрогнувшись в ужасе. — И всё-таки ты что-то скрываешь… — протяжно и звучно раздалось над ухом. — Иначе бы так меня не боялась… А ты боишься, судя по твоей внезапно возросшей чакре. — Не ты причина моих опасений, — буркнула она самым скучным тоном. — А приписывать чужие страхи исключительно своей персоне — весьма дурная привычка.       Глухой смех послышался над её ухом, затем смолк, после чего Мадара строго выдал: — Старайся тщательней, Каори. Скоро меня затошнит от твоей нелепой актёрской игры, и я начну разговаривать с тобой по-другому.       После этих слов он поцеловал женское плечо и, дёрнув на себя одеяло, повернулся на другой бок.       «Пусть Мацусима уходит один. Может, он только обещает, что всё всем расскажет, а на самом деле это притворство? Вот и проверим. Может, и каяться не придётся» — вынесла вердикт Каори и с облегчением выдохнула, натянув до подбородка оставленный ей клочок одеяла.