Еще не поздно все изменить

Холод был везде, и от него было невозможно спрятаться. Он проникал под кожу, заполнял собою кровеносные сосуды, даже кости ломило от холода. 

На полу подземной камеры возле стены, оперевшись на нее спиной и склонив голову к согнутым коленям сидел человек, тюремная роба которого была уже неопознаваема от грязи. Черные волосы отросли ниже плеч и напоминали один большой колтун, давно не помнящей шампуня и расчески. Он раскачивался из стороны в сторону, периодически размахивая руками, будто отгоняя мух. Он бубнил что-то неразборчивое, вскрикивал. Иногда возносил руки к небу и молился всем известным ему богам. О чем молился? Наверное, он и сам не знал, так как разум безумного сложно назвать чем-то цельным и связным. Тут дверь камеры распахнулась, в помещение начал проникать слабый свет магического светильника, тогда человек на полу камеры закричал. Хотя, эти хрипы измученного горла сложно было назвать криком в полном смысле этого слова. Человек забился на полу, будто в агонии боли, которую ему причинял свет, он закрывал глаза руками, сворачивался в клубок, затем снова переворачивался на спину и извивался.

 В двери показалось лицо, которое кривилось от отвращения. Охранник прикрыл нос рукавом, чтобы скрыться от вони, поморщился от крика, и быстро почистил камеру и узника от грязи. Сам узник, свернувшись комком на полу, вздрогнул от прохлады очищающего заклинания, замер и задрожал, ожидая продолжения. И оно не заставило себя ждать. Из палочки охранника вырвался поток ледяной воды, однако путник только вздрогнул от нее, не издав не звука, дрожа от ужасающего холода подземелий Азкабана. 

Охранник еще раз окинул камеру неприязненным взглядом, задержав его на дрожащем теле на полу подземелья. Он снова скривился, но, покачав головой, крикнул что-то второму охраннику. Через пару минут в узника прилетело тощее рваное одеяло, которое совершенно не могло спасти его от холода подземелий, а старая влажная солома, должная заменить постель, была обновлена.

 Узник даже не пошевелился, когда рядом с дверью на пол поставили тарелку со скудной похлебкой и кувшином с водой. 

 Дверь камеры захлопнулась, однако пленник даже не думал шевелиться. Только когда шаги стихли за дверью, он поднял голову, будто прислушиваясь к чему-то. За дверью снова раздался шорох, тогда узник снова вернулся в исходное положение и замер. Шорох усиливался, а по камере прошелся могильный холод. Дементоры больше не посещают его, так как больше не чем поживиться. Счастья не осталось. Шорох также стих за дверью, а могильный холод снова сменился на привычный, но не менее ужасный холод подземной тюрьмы, расположенной в центре Северного моря. Путник снова поднял голову, прислушиваясь к тишине, однако на этот раз ее ничего не нарушало. Он поднялся на ноги, босые ступни которых уже привыкли к голому камню. Он подошел к жидкой кучке соломы и начал активно ее ворошить, что-то бубня себе под нос. С победным хрипом он поднял вверх маленький заострённый осколок камня так, будто это была самая важная вещь в его жизни. Гарри Поттер, а это был именно он, уже больше двух лет был узником этой самой камеры, которая расположена на самом нижнем этаже Азкабана в царстве дементоров, куда люди практически не заходят. Гарри взял камень и осмотрел камеру. Его глаза уже не щурились от темноты, а давно привыкли к ней. Он мог разглядеть каждую трещинку с каменных стенах. Каждую каплю воды, скатывающуюся по инею стен и, также как и ее предшественницы, замерзающей на них. Только человек, достаточно много времени проведший во тьме, мог разглядеть то, что трещины и царапины на полу и стенах складывались в замысловатый рисунок пентаграмм, в центре рисунков находились пятилучевые звезды, концы которых опирались на окружности. Далее шла еще одна концентрическая окружность, радиус которой был чуть больше первой. А между этими двумя окружностями в данный момент Гарри старательно вычерчивал руны в пентаграмме на полу. Похожие пентаграммы, только уже законченные, находились на трех из четырех стен камеры. Гарри считал их тренировочными, так как то и дело в голове всплывали обрывочные знания, которые могли в корне поменять картину будущего ритуала. Царапать каменный пол и стены осколком этой самой стены было непросто. Каждая черточка отнимала огромное количество сил и времени, однако Гарри прекращал это утомительное занятие только тогда, когда к камере приближались дементоры или, что случалось намного реже, люди. Он всячески отгонял от себя сомнения, которые терзали его, стоило только отпустить мысль в свободное плавание. И сомнения имели повод, ведь Гарри никогда не изучал руны, не имел никакого представления о ритуалах, а вся его безумная затея опиралась на знания значений нескольких рун, а также на маггловские фильмы об ангелах и демонах. И расчёт сейчас был только на его собственную удачу и милость Матери Магии. Встряхнув головой с сильно отросшими за эти годы волосами, будто это могло прогнать сомнения из его головы, Гарри сосредоточился на монотонной работе и на ее конечной цели. Он вновь и вновь прокручивал в голове события двухлетней давности, которые произошли во время последнего испытания Турнира Трех волшебников. Он вспоминал смерть Седрика и воскрешение Темного Лорда. Их нелепую дуэль и свой собственный голос, произносящий Третье Непростительное. Как ни странно, из волшебной палочки четырнадцатилетнего мальчишки легко сорвалось заклятие, столь же смертельное, как и то, что вылетело из палочки Лорда. Вот только мимо. Нелепый побег с помощью кубка, а дальше арест, дознание и суд. Суд за убийство Седрика Диггори.

 Гарри остановился. Раньше он плакал и кричал от одного воспоминания об этом. Сейчас же слез не осталось. Поттер специально каждый день прогонял лица самых дорогих и близких людей в памяти, боясь забыть хоть кого-то. Он снова вернулся к работе, а в голове снова стали всплывать воспоминания. Он уже не боялся их. Лица друзей, которые кривились от ненависти, рассказывая суду о том, что он всегда имел преступные наклонности и жажду славы. Рон, Гермиона, Невилл, Джинни… Все его одногруппники высказались о том, как боялись и ненавидели его все это время. Странно, неужели судья, дорогой министр Фадж, не заметил торжествующих улыбок на их лицах, когда оглашали приговор? Заметил, сам даже не попытался скрыть свою. Дамблдор — главный свидетель обвинения. Он, сверкая своими дурацкими очками, вещал на всю Англию, что Мальчик — Который — Выжил сошел с ума, так как заклятие Темного Лорда повлияло на его разум, вселив идеи его Темнейшества. Гарри Поттер — новый Темный Лорд, побежденный Великим и Светлейшим Альбусом — как его — там — дальше — Дамблдором. Гарри скривился, порезав палец. Еще рано для крови. Он поднес палец к губам и втянул кровь, зализывая рану. Эти воспоминания будоражат его всегда как в первый раз.

 Ему понадобился целый год, чтобы разложить все по полочкам, чтобы вспомнить каждую мельчайшую деталь всего произошедшего, проанализировать ее. И сделать выводы. Прав был профессор Снейп, называя его безмозглым зазнавшимся мальчишкой.

 Безмозглый, да. Не замечал, что его предают все, кто только может. Прощал. Не задавал вопросов. Боялся.

 Зазнавшийся. И правда. Поверил, что кто-то может полюбить такого как он без корысти, просто за то, что он есть. Гарри снова принялся за работу, вычерчивая руну Семья. Это слово всегда было его болью и тайным желанием. Он всегда так сильно хотел иметь семью.
, что позволил себе назвать семьей совершенно посторонних людей, первых, кого встретил в мире Магии. Но мысли снова вернулись к суду. Хотя и вспоминать то там было нечего, одно сплошное предательство, одна ложь. Гарри сосредоточился на именах, боясь пропустить хоть одно: Рон Уизли — друг и товарищ, который не раз предавал его, но которого Гарри каждый раз прощал по своей глупости; Гермиона Грейнджер — подруга и верная соратница, которая всегда была рядом, так он думал, пока не увидел страх в ее глазах, а уже в Азкабана вспомнил всю ту зависть, которая читалась в каждом ее движении, зависть ко всем и каждому, кто хоть в чем-то превосходил ее, зависть черная и непроглядная. И страх. Всепоглощающий страх перед ним; Невилл Лонгботтом — тот, кого Гарри редко видел, но всегда считал близким другом. Новый Избранный, который так явно гордился своей новой ролью во время суда; Джинни Уизли, обвинившая его в изнасиловании; Близнецы Уизли, которые назвались свидетелями его преступления; Весь Гриффиндор, который присутствовал на трибунах и только поддакивал каждому слову обвинения; Все Министерство Магии, которое проигнорировало его права, как человека и гражданина, отказавшись даже предоставить ему адвоката. Дескать, и так ясно, что виновен.

 И еще много и много имен. Однако, что было действительно странно, в списке не было ни одного слизеринца. Они отказались посетить суд. Никто, даже Драко Малфой, не стал свидетельствовать против него.

 И Гарри снова остановился. Последняя руна, руна Жизни. Ее Гарри решил вписать в центр вместе с руной Смерти после одного посетителя. Именно он подарил Поттеру надежду на то, что друзья у него еще могут быть. * * * Гарри чертил свою вторую пентаграмму на стене прямо напротив двери, когда услышал тихие крадущиеся шаги. Они, наверное, были бы совсем неслышными в обычной жизни, но в том месте, где стояла оглушительная тишина, эти торопливые шаги звучали набатом. Гарри быстро спрятал маленький осколок во рту, так как уже не было времени закапывать его в жухлой сырой соломе, и безвольно упал, уронив голову на грудь и скрыв глаза за отросшими волосами. Дверь приоткрылась, даже не скрипнув против своего обыкновения, а в камеру проник темный силуэт, закутанный в черную мантию. Человек, проникший в камеру, прикрыл дверь камеры и зажег свет на кончике своей палочки. Гарри пришлось постараться, чтобы не дернуться от резкой боли, так как даже такой тусклый свет ослеплял привыкшие к кромешной тьме глаза.

 Он заставил себя расслабить каждую мышцу, боясь пошевелиться или вздрогнуть, выдав присутствие сознания в этом теле. В сердце встрепенулась надежда на то, что это кто-то из его друзей пришел его спасти, но жесткий голос разума осадил ее, приказав заткнуться, не пороть чепуху и дать сосредоточиться. Силуэт подошел совсем близко и опустился на колени, сняв свой капюшон, он поднял лицо Гарри и развернул к себе. Поттеру потребовалась вся его воля на то, чтобы не раскрыть рот от удивления и удержать пустоту в глазах. 

Перед ним было лицо Люциуса Малфоя. Мистер Малфой окинул внимательным взглядом все истощенное тело Поттера, бросил взгляд на пустую миску из-под еды и заговорил вкрадчивым шепотом: — Мистер Поттер, надеюсь, что вы меня слышите и понимаете, так как так такого человека как вы не так уж и просто сломать до состояния безвольной куклы, — он перевел дух, и маска на его лице дрогнула, обнажив скорбное выражение лица. — У меня не так много времени. О том, что я здесь, знает только Северус Снейп. Он передает вам несколько зелий, я спрячу их в соломе вместе с парой плиток шоколада. К сожалению, пока мы не можем вытащить вас отсюда. Скажу лишь то, что вы здесь чуть дольше восемнадцати месяцев. Надеюсь, вы все еще там, мистер Поттер. Дети не должны страдать из-за глупости взрослых. Малфой погладил Гарри по спутанным волосам, еще раз окинул взглядом камеру, произнес слабое очищающее, направленное на помещение и самого Поттера, а затем ушел, также тихо, оставив после себя слабое тепло. Хотя Гарри подозревал, что дело тут не только в согревающих чарах.

 Надежда, которая успокоилась и затаилась по строгим голосом разума, снова подняла голову, стала тихо нашептывать шокированному Гарри, что кто-то о нем все же заботится. Однако разум был не так прост, наученный предательством, он снова осадил надежду тем, что зелья и шоколад могут быть отравлены, и на самом деле Темный Лорд уже захватил власть, а это его изощренная пытка. Но и разум, и надежда сошлись на том, что хуже от принятия подарка точно не будет. В худшем случае, смерть наступит несколько раньше срока, а это точно не так уж и плохо. Финальная пентаграмма на полу тесной камеры была готова. Гарри понимал, что это точно совершенно не похоже на один из тех Кровных ритуалов, которые так старательно запрещает Министерство Магии. Это было воззвание к Великим Сестрам, отчаянный крик потерянной и забытой души. И Гарри надеялся, что его услышат. 

Он вложил в свою пентаграмма очень простой смысл: жизнь и душа в обмен на время и силы для возмездия. И работа была завершена. Совершенно кривая, наверняка с десятком, если не сотней ошибок, она была его последней и самой страстной надеждой на спасение, на возмездие. И эту надежду не мог заглушить даже разум, так как именно она стала навязчивой идеей Гарри Поттера, преданного всеми, спасенного теми, кто его ненавидел. Гарри выдохнул, еще раз окинул взглядом камеру, остановив его на куче соломы, которую казалось, совсем недавно обновил один из охранников. Там скрывались флаконы зелий и обмерки от шоколада, которые, пусть и на короткое время, подарили тепло.

 Он бросил взгляд на миску с тюремной похлебкой и кувшин с водой. Пить и правда хотелось, а к еде он всегда был безразличен. Вода была с привкусом грязи, после нее песок скрипел на зубах, однако это было лучше, чем слизывать воду с тюремных стен, пропитанных солью. Он вошел в центр звезды, сжал посильнее в руке осколок камня, и со всей доступной его измученному организму силой полоснул себя по левому запястью. Он хотел также пустить кровь и по правому, но сил уже не хватало, и узник Азкабана упал, обессиленный холодом, голодом и болью, уже не видя, что его пентаграмма засияла холодным белым светом.

 Последней связной мыслью стало молитва Жизни, Смерти и Магии о возмездии.