Бывают же такие странности...

      Лихорадка держалась несколько дней. Мадарамэ пришлось принять реальность в относительно быстром порядке, в бреду Тетис никого не узнавала и не слушалась, только на его голос слабо реагировала и поддавалась манипуляциям специалиста. Не могла спать, постоянно лежала на футоне и сжимала до треска ткани, разрывая их которое количество раз. Мямлила, что бок горит и пылает, металась с бока на бок, чего допускать было категорически нельзя, отбивала кулаком по татами, когда боль и жар тела изнуряли её. Неестественно расширенные щёлки зрачков пугали слуг, потому в поместье быстро распространились слухи о загадочной гостье, приплели даже адептов и йокаев.       Хякубэй иногда болтал с Тетис, когда та могла мыслить здраво.       — Мы вызвали детектива из комиссии Тенрё. Он поможет отследить нападавшего и восстановить хронологию событий, — Мадарамэ отжал ткань, прохладная вода затекла в рукава, вызывая толпу мурашек, отчего его слегка передёрнуло, протёр больной лоб, немного смущаясь, когда та льнула к жидкости, вжимаясь в его ладони через ткань.       — Ладно, если это нужно, — пробормотала она в тряпку и поправила взмокшие локоны, постаралась сфокусироваться на мужчине.       — Врач очень удивился, что Вы живы, но он предположил, что это из-за иммунитета вашего вида и особенности анатомии. Скоро он принесёт особый вид личинок, — советник поморщился и резко вздёрнул нос к верху от ужасных картин, мелькавших в его голове. — Их поместят вам в повреждённую область, где они-они, — он прикрыл рот ладонью, кланяясь в пол, — простите, но я не могу сдержать отвращения к этой процедуре.       — Да не парься вообще, не тебе ж быть сожранным личинками, — ленно махнула рукой девушка и, дотянувшись до ещё согнутого в поклоне Хякубэя, провела по его волосам. — Архонты, а ты такой мягонький, наверное… почему у меня чешуя, а не лапки? Ну ёпрст, — по-детски недовольно цокнула языком, отнимая руку от вскипающей головы, где уши уже чуть ли не исходили паром. — Ара-ра, гомен, Хакубэй-кун~       — Больше так не делайте, — резко разогнулся он, нервно поправляя сползшие очки на переносице.       — Хм, подумаю-подумаю, вдруг это мои последние минуты жизни, и я вот-вот умру! — жалостливо протянула она, вытягивая руку к потолку, как будто тянулась к мистическому свету, и повернула голову в сторону с ехидной улыбкой. Ей нравилось, как невинный инадзумец испытывал и стыд, и дикое смущение от её прямолинейности.       Айка понимала, что её так распирало на странные действия от ранения, и некоторые «заповеди», возводимые ею, упали навзничь, пропуская любую шалость без остановки. Правда, пока что за всех в этом имении отдувался Мадарамэ и изредка Тома, но тот не частый гость, как и Аято.       Мальчишки допоздна в делах, а им еще спать нужно успевать, чтобы «затащить» следующий день. Синяки под глазами камисара, как карта времени или годичные кольца деревьев. Осталось понять, за сколько на молодом личике возникала новая складка. Бедняга, совсем себя на измор вместе с прислугой вёл. И то, что у него часто блестел глаз Бога, говорило о тонизирующем воздействии воды на тело, но не мозга.       Слуги Айку остерегались, пытались сделать все процедуры, отведённые им, быстро, она же старалась не мешать и выполнять инструкции в точности.       У неё отпуск сквозь пальцы утекает так-то, а что с её клумбой, обещанной самой Кудзё, никто не говорил, забылось с новыми проблемами.       Кормили тут очень вкусно, обилие риса раздражало, но, если замешивать всё в одной тарелке, получалось что-то вроде плова, только из всего подряд. Она объедалась, она просила уменьшить порции, но врач ей ясно донёс: «Ешь и не возникай, аномалия из Снежной». Он бесился из-за невозможности найти хоть что-то про её вид, она смеялась и намеренно молчала, ссылаясь на плохое самочувствие.       Сёдзи раскрылись и в помещение вошёл врач с деревянным переносным контейнером. Инадзумцы поклонились друг другу и Мадарамэ подпустил его к её телу. Бинты исчезли с поразительной скоростью, а сам доктор после очистки солевым раствором распределял лиловые личинки внутри раны.       — Это точно безопасно? — прислушиваясь к ощущениям, спросила Айка, нервно размахивая хвостом.       — Ха-ай, это стерильные личинки, выведенные специально для таких целей. Не стоит волноваться, — занятый своим делом, он зачерпывал личинки размером с крупицу соли и наносил их на рану только в ему известной дозе. — Нужно оставить их на сорок восемь часов, они должны выскрести некротические ткани и оставить только живую ткань, которою мы после будем заживлять при помощи лекарственных средств, — доктор отложил приборы и вымыл руки в дезинфицирующем отваре, помог перевернуть Айку на противоположный бок, чтобы личинки не спешили покидать пределы ранения.       Гидра старалась расслабиться, но наличие опарышей в её теле слишком напрягало. Она пока что не чувствовала их, но ощущение присутствия было.       Айка в который раз жалела, что не могла уснуть. Как бы это было сейчас кстати…

***

      Большинство личинок выросли до пяти миллиметров и переливались прозрачным глянцем, стали упитаннее и живее. Подросли… Она заметила это сразу же, как врач стал извлекать их и класть обратно в контейнер. Рана радовала глаза розовизной плоти и отсутствием мёртвой ткани, даже движения легче стали и настроение поднялось.       Самочувствие день ото дня становилось лучше и лучше! Лихорадка спала, температура тела нормализовалась, рану очистили от опарышей и теперь перевязывали тугой повязкой, перед этим обильно промазав каким-то гелеобразным средством. Оно было прохладным и создавало короткий, но приятный контраст, от которого гидра разомлела. Доктор понимающе усмехался, прогнозируя её скорейшее выздоровление, с лёгким опасением говорил, что останется шрам.       Айка лишь пожала плечами и подмяла под себя хвост. Жива и хорошо, а к шраму притерпеться можно. Как-то переживёт что ли?       Частенько стала улыбаться и мечтательно вздыхать, расчесывая длиннющие волосы, уделяла внимание каждому локону и напевала знакомые мотивчики, вводя окружающих в лёгкое недоумение и вызывая на их устах неуверенные улыбки. Знали бы слова… Ха-ха!       Ей скоро позволят принять водные процедуры, очистить тело и побродить по имению до полнейшего выздоровления.       Аято по её просьбе достал идентичную одежду, что была разорвана в неравной для неё борьбе, передал всё, конечно же, Тома, которого она закидала разнообразными комплементами. От души, от чистого сердца, пока такой настрой она не переставала тараторить о всём, что приходило на ум.       В один из дней слуги оградили комнату от футона и разместили огромную деревянную бочку — офуро. Вода была слегка тёплой, практически комнатной. Её тело аккуратно мыли, пока она от смущения мяла бортик руками и иногда поднимала брызги хвостом.       Мозолистыми руками ей втирали в кожу головы масла и наносили травяные маски на всю длину волос. Массировали плечи, старались успеть выполнить все процедуры и не купать её долго, чтобы не пошли осложнения.       На плечи накинули лёгкое кимоно, а волосы просушивали белой хлопчатой тканью, после расчёсывали кудрявые локоны.       Айка, сгоравшая от стыда и стесняющаяся взглядов на своё тело, неторопливо успокаивалась и приходила в себя. Уход за кожей творил чудеса.       Высохшие волосы закрутили в мудрёную причёску и закрепили тяжёлые локоны канзаши. А кимоно поменяли на нечто официальное и нарядное…       — А мой плащ с капюшоном и… — хотела возразить она, с сомнением прокручиваясь у зеркала, но вспыхнувшие глаза служанок в отражении убедили её сомкнуть губы и виновато улыбнуться. Видимо потом. Всё потом.       Девушки выстроились в определённой последовательности, поставили её во главе строя и тихим шёпотом подсказывали путь. Айка послушно шагала, стараясь привыкнуть к жёстким гэта. Таби часто скользили взад-вперёд по лакированной поверхности обуви. Высунув кончик языка, Айка замедлила шаг, старясь удержать стопу в странной инадзумской обуви.       Оказаться на месте и чудом не упасть — цель номер один!