Новое утро
О жизнь — как страшно было в ней Зреть лицемерье, фальшь, разврат: Бежать в себя и — что страшней — В себе найти весь этот ад. Эмили Бронте
Как будто сквозь толстый слой снега до моего сознания доносится шкворчание сковородки и визг чайника. Открываю глаза… Собираю непослушные мысли… Я до сих пор не могу отделить реальность от сна. От воспоминаний из сферы «бессознательное» к щекам прихлынула кровь, а к верхним пуговицам ночнушки прикоснулись слегка дрожащие пальцы. Всё застёгнуто… Наглухо… Глубоко вздохнула. С оттенком облегчения или всё-таки разочарования? Какая я всё же нескладная-неладная, кусок недоразумения с бодуна… Патричка бы не насиловала себе мозг, в отличие от меня, она бы не упустила свой шанс и провела время с удовольствием для тела. Но что поделаешь, Пат обыкновенная современная женщина без заморочек и психологических травм, находящаяся примерно посередине в шкале женский типажей. Я же нахожусь с краю, противоположном тому, что занимает какая-нибудь сексапильная секретарша с девизом «Coffee, tea, me?»* Я типа женщины, которая, встретив по дороге из магазина эксгибициониста, выставившего перед ней своё достоинство, подумает: «ёлки, а сосиски-то я и забыла!» Это своего рода отстранение. Психологическая защита твоих невидимых шрамов. Я боялась этого опыта, я боялась пробуждения желания внутри себя настолько же, насколько боялась пробудить его в мужчине. Я прятала голову в песок, как страус, потому что вся возможная палитра чувств, связанная с пробуждением сексуальности, у меня сводилась к страху девушки, чудом избежавшей насилия… Ванная, я, судорожно надевающая на себя бюстгальтер, брюки и пуловер, в страхе жду, что хахаль мамы вот-вот выбьет дверь… Он действительно её выбил… Следующий кадр, всплывающий в памяти: я в душевой кабинке, забилась в угол, сжалась в комок, готова умереть, провалиться, лишь бы спастись от плотоядного взгляда… — Ты такая горячая штучка! Ты не можешь не понимать, насколько ты привлекательна, ты не могла до сих пор не давать парням! Ничего, я сейчас уделаю этих молокососов и покажу тебе, что значит быть с мужчиной по-настоящему!.. — кажется, он ещё не протрезвел после ночной попойки… Вот только быть с мужчиной мне не хотелось… Не с ним, не так, и вообще не хотелось… До сих пор не хочется! Он не прикасался ко мне, иначе я бы точно умерла от стыда, но я чувствовала, что меня раздевают взглядом. Подонок самодовольно-демонстративно начал расстёгивать свою джинсовую куртку, а потом снимать футболку. Я поняла, это единственный шанс и другого у меня не будет, и я со всей дури вдарила ему в неудобосказуемое место ногой, потом оттолкнула, бросилась в свою комнату и заперлась. Пока он, рассвирепевший, взламывал ещё и дверь в мою комнату, я схватила свой походный рюкзак, в котором у меня заранее лежали все мои вещи (в юности я никогда не знала, в какой момент придётся валить из дома и на сколько) и спустилась на улицу через окно по водосточной трубе, благо, был второй этаж. Домой я больше не вернулась, так и жила у бабушки подруги, пока не появилась возможность съехать в свою квартиру. Вообще мне трудно представить, что бы со мной было, если бы не Магдалена с её бабушкой… То, что я работаю в полиции, во многом заслуга последней. Когда-то и она была замужем за полицейским. Так что мне ещё повезло, могло быть гораздо хуже… Но мужчина в моём сердце, в моей голове, снах, постели, вообще в жизни не предполагался. Голубоглазый инспектор сломал мою картину мира, заставив почувствовать что-то, кроме страха. Только вот что с этим делать, я пока не знаю. Одно дело переживать это всё в себе, другое дело открываться постороннему, который уже таковым не является в твоих мечтах… Ладно, хватит философствовать! Я же не хочу опоздать на работу, надо быстренько в душ и завтракать… В душ?! Я покрылась холодным потом при этой мысли… Нет, это глупо, конечно… Бёк не такой… Наверное… Точно… Но я пока только умоюсь… Голубоглазый инспектор с закатанными рукавами светло-голубой рубашки, в моём фартуке, на моей кухне — это фантастическое, но умилительное зрелище… До того умилительное, что засосало под ложечкой. — Тесса, доброе утро! — не оборачиваясь поздоровался Кристиан, занятый сервировкой стола. — И тебе доброе, Кристиан! О, бекон! — настроение стало улучшаться. — Где ты его достал? — Сходил в магазин и купил, — невозмутимо ответил Бёк, — приготовил по маминому рецепту. — Крис, открой тайну, как ты можешь быть таким омерзительно-деятельным с утра? — Омерзительно? — растерялся Бёк. — Для совы — да, — усмехнулась я, коря себя за неосторожные слова. Не умею я общаться с людьми. Вернее, с мужчинами. — И как сове, — продолжила я, — мне просто завидно, что ты пышешь бодростью прямо с раннего утра. Не поделишься запасами энергии? — Сколько хочешь, — ответил Бёк и, мгновенно растеряв всю свою очаровательную застенчивость, с вызовом посмотрел мне в глаза. — Тогда попробуем бекон по рецепту мамы! — живо выкрутилась я. Далее пошла дегустация, пара фраз, пара шуток, непринуждённый разговор, плавно перетёкший в мытьё посуды. Кристиан орудовал совершенно по-хозяйски на моей кухне, как будто был завсегдатаем этого богоугодного заведения, принимавшего знакомых недоалкоголиков. Вот только Бёк на недо и тем паче на алкоголика не был похож. Мистер ходячий позитив, подвижный, энергичный, но немного с ленцой. — Тесса, я не храпел ночью? — он смутился, как мальчишка, при этом вопросе. Эх, Бёк, если бы ты знал, ЧТО ты делал этой ночью в чужой голове, в чужой фантазии, чужом сне. — Даже если и да, я этого не слышала, — пожала я плечами. — А ты часто храпишь? — Иногда, — он почесал за ухом. Может, всё к лучшему? А то пришлось бы ночами слушать его храп… Глупое оправдание трусихи, которая не хочет ничего менять в своей жизни. — Ну что, поехали на работу? — спросила я. — Надеюсь, судьба не подкинет нам сегодня дело типа вчерашнего. Мне до сих пор не по себе… — Мне тоже, — согласился Бёк. Через несколько минут в моей квартире не осталось и следа от пребывания в ней голубоглазого инспектора.***
Утро одинокого комиссара с овчаркой началось с пробежки. В отличие от Бёка и Леманн, Мозер был уже матёрым волком, и такие дела у него не впервой, но и у него это дело вызвало неприятные воспоминания. Если у Тессы они были связаны с детством, то у Рихарда с последним делом, в котором фигурировал маньяк, с делом, в ходе которого он чуть не отправился на тот свет, если бы не Рекс… Патриция Нойхольд была неплохим психологом, достаточно неплохим, чтобы понять, что у инспектора венской полиции случилось что-то вроде перегорания. Рихард устал… Устал от одиночества. Нет, конечно, у него были работа, друзья, верный четвероногий, но то не было пределом мечтаний Мозера. Живым, полноценным, если можно так выразиться, Рихард ощущал себя только при наличии отношений. Ему необходимо было женское внимание и тепло. Поэтому после очередного расставания он искал замену, чтобы заполнить пустое пространство и в доме, и в душе. Недостатка желающих у него не было. Женщины сами посылали ему призывные сигналы. Что в случае с Джиной, что с Соней Коллер, что с той же Патрицией — выбор делали они, а он охотно отзывался на их выбор. Оглядываясь назад и сравнивая одних с другими, Рихард пришёл к выводу, что самые гармоничные отношения у него были с Соней. И как же глупо всё закончилось… Расстаться красиво со всеми тремя не получилось… Хотя разве можно в принципе расстаться красиво… Это иллюзия, наверное… Почему они все ушли из его жизни? Почему ни одна не может задержаться? Надолго, навсегда. Раньше можно было сказать, что всё это работа, что полицейские регулярно пополняют статистические данные по разводам… Но дело было ещё и в Рихарде. Наверное, он никогда не уделял должного внимания своим женщинам, и дело было не только в работе… Память услужливо преподнесла один эпизод: его группа расследовала дело о сектантах. Рихард приютил у себя дома девушку, на которую охотились фанатики, хотящие принести её в жертву дьяволу. Рихард будто только сейчас осознал, что поступил безответственно, приведя в дом эту помешанную на мистике девицу. Того же Штоки, который не раз был ходячим мемом в их отделе, в такой ситуации представить сложно… Он, зная, что за дамочкой следует группа вооружённых и очень опасных, абсолютно чокнутых фанатиков, не привёл бы её в свой дом, рискуя жизнью жены… Нет, Штоки на такое не пошел бы никогда! А он, Рихард, в тот момент даже не подумал о том, что что-то делает не так… А если бы у них с Соней были дети?.. А ведь ему хватило бы ума привести в дом эту девицу, даже если бы таковые были… Рихард не любил проигрывать в той же степени, в какой не любил признавать себя неправым. Поэтому, заканчивая очередные отношения, он не забивал голову рефлексией, а просто искал новых. Но, будучи прикованным к койке долгие, нудные месяцы, он волей-неволей начал анализировать своё прошлое в целом и отношения с женщинами в частности. Предательство Патриции едва не заставило озлобиться на всех женщин вообще, но, поразмыслив, Рихард понял, что такая ответочка не спроста. Патриция запала на него, как на мужчину. То, что он брутальный, эффектный красавец, Рихард прекрасно знал. Мозер вовсе не думал сопротивляться такой лёгкой добыче и даже не понял, что добычей был он сам… Психолог поставила ему шах и мат. Он легко заводил отношения, нелегко расставался, но не признавал за собой вины… А с той же Соней… Она рассталась с ним по телефону, он переживал это в себе, словил грипп, потом снова окунулся в работу. Потом ушёл из отдела Штоки. Ещё большее одиночество, через полгода в отдел пришёл Бёк… Потом на горизонте появилась преподавательница йоги, с которой так и не дошло дело до дела. Уже тогда Рихард почувствовал, что в его систему давно закралась ошибка. Потом снова работа-работа, усталость от всего, от постоянных расследований, от рутины, даже от коллег. С усталостью от работы за месяцы больничного было покончено, а вот с неудовлетворённостью личного характера всё только усугубилось… На днях он познакомился у сосисочной напротив каруселей с очень интересной рыженькой девушкой. Кареглазенькая, худенькая, его типаж. Манерами она напомнила ему Соню. Мягкая, но знающая, чего хочет. И в тот момент она хотела его зацепить. Он вроде и был бы не против, если бы не одно но: не та, совсем не та. Кто такая «та» и откуда она пришла в его сознание, Рихард и сам до конца не осознавал. Девушка была очень похожа на Соню, и он невольно задумался о ветеренарше. Если бы он действительно сильно любил Коллер, отпустил бы он её в Америку? Не поехал бы её перехватывать в аэропорт или не сделал бы ещё какую несусветную романтическую глупость, словно он в плохом голливудском кино, далёком от жизни, как сам Мозер от Голливуда. Нет, на такие фортеля он не способен. Устав от бега, Рихард присел на поваленное дерево и подозвал овчарку. — Рекс, твой хозяин постарел, — и он говорил вовсе не о своей физической подготовке. Он расставался с женщинами нелегко, но всё же беззаботно шёл дальше, зная, что за поворотом будет ждать новая «она». Но не «та», как недавно открыл к своему удивлению Рихард. В кармане куртки зазвонил телефон. Мозер мягко потрепал Рекса за ухом и ответил на звонок. — Шеф, — Леманн тоже никак не была «той», — у нас убийство.