Давай просто будем

Это была обычная квартира в старом доме, находящемся в центре Парижа. Мебель выглядела измученной, на шкафах с трудом держались ручки, стены требовали покраски, стулья отчего-то шатались, а матрас, расположенный на двуспальной кровати, казалось, изжил себя полностью. Возможно, именно поэтому собственник сдавал квартиру по цене, которая была ниже, чем цены на другие квартиры в этом округе. Но вид из окна был прекрасным: тихая зеленая улочка, а где-то вдалеке – Эйфелева башня. Себастьену однозначно не нравилась эта квартира, однако его девушку она чем-то покорила. Лали говорила, что чувствует здесь особый дух. Парню, как обычно, пришлось согласиться с ней. Сегодня хозяин отдал им ключи, и вот уже полчаса Лали ходила по квартире и во всех подробностях рассказывала Себастьену, какой ремонт она хочет сделать. Она была вдохновлена своими идеями, глаза её горели, губы расплывались в мечтательной улыбке. Но в какой-то момент девушка резко приземлилась в серое обшарпанное кресло и вдруг произнесла: - Не хочу я здесь жить. Себастьен вопросительно посмотрел на неё. Ему казалось, что он давно привык к этой сумасбродной девчонке, но каждый раз ей удавалось его удивить. - Почему? – медленно спросил он. - Потому что хочу жить в комнате общежития с Элен и Джоанной, ждать встреч с тобой, лазить по водосточной трубе к тебе. Хочу, чтобы всё было, как раньше. Настроение изменилось. Карие глаза смотрели с необъяснимой детской тоской. - Это уже невозможно. - Почему? – капризным голосом спросила Лали. - Понятно почему, - снова удивился Себастьен. – Мы уже не студенты. Нам дали возможность пожить еще неделю в общаге, а дальше – если мы сами не съедим, то нас просто выгонят. И Джоанна улетает послезавтра. - Элен с Николя тоже скоро уедут. А может еще и Кристиан полетит в Техас. Хотя, наверное, не полетит, - Лали кулаком ударила кресло. – Они все думают только о себе. А о том, как плохо мне, не думает никто. Всем наплевать. - Им сейчас хуже, чем нам, малышка, - Себастьен продолжал оставаться спокойным. - Не хуже, потому что они уедут, а мы останемся. Мы останемся, - повторила Лали. – И каждый день этот город будет напоминать о них, а каждая дорога, по которой мы когда-то ходили – разрывать сердце. Поэтому нам будет хуже, а не им. - Прости, но я не могу тебя понять, - Себастьен стоял весь разговор и только теперь опустился на грязный матрас кровати. Комната с запахом старой мебели казалась ему еще мрачнее, чем раньше. – Это нормально, что всё меняется. - А я не хочу, чтобы менялось. Это несправедливо, - Лали снова ударила кулаком по креслу. - Несправедливо! - Ты жалеешь только себя, - Себастьен начинал уставать от этого разговора. - Жалею?! – Лали поднялась с места и близко подошла к Себастьену. Теперь её глаза не выражали детскую тоску, они горели яростной решимостью. – Даже не мечтай! Эта квартира в ужасном состоянии. Я знаю, что она тебе не нравится. Мне тоже в ней неуютно, но у неё есть особый дух, особая атмосфера, до которой нам с тобой далеко. Но мы дорастём, если захотим. Я сделаю для этого всё. Через месяц тебе начнёт нравится эта квартира, потому что мы сделаем в ней классный ремонт. А потом ты её полюбишь. Я тебе обещаю. Мы будем работать, а вечером пить на кухне малиновый чай и смотреть на звёзды. Иногда я буду говорить про несправедливость, иногда я буду плакать, иногда ворчать, иногда обиженно надувать губы. Но я всегда буду тебя принимать. Веселым и грустным. Скучным как сейчас. Любым. До тех пор, пока ты не сделаешь что-то такое, что я не смогу принять. Надеюсь, что не сделаешь. И мне сейчас обидно, потому что я имею право на любые эмоции. Если тебе так противна эта квартира – скажи, и мы найдем другую. Лали замолчала и снова опустилась в кресло. - Я ничего не понял, - честно ответил Себастьен. – Я не хочу другую квартиру. Мне хочется сделать здесь ремонт. С тобой. - Тогда проводим всех в их Штаты и Австралию и начнём создавать тут уют? - Согласен. - А сейчас пойдём. Мы должны быть с друзьями. Через пару минут на ключ закрылась входная дверь. Лали и Себастьен вышли на красивую узкую улицу. Парню сразу стало уютно. Он бесконечно любил июньский Париж со всей его переменчивостью, юностью и дерзостью. Не всегда понимал, но любил.