Лёгкий ветра вздох — смерти нет.
Тот, кто пламя сам, не сгорит в огне.
Бьётся на ветру, словно знамя, плащ.
Ветер, верный друг, обо мне не плачь…
Рождающаяся из ничего песня вела за собой, кружила и уводила, заставляла видеть появляющиеся и оживающие в огне картины, затягивала и летела вперёд сквозь строки и мгновения.Всё, что было — не было, всё в огне сгорит.
Пламя рыжей птицею к небу полетит.
Имя моё прежнее здесь забудут пусть.
Долг путь в бессмертие — я ещё вернусь*…
Зовущая и манящая мелодия потонула в нарастающем гуле тамтамов. Он заполонил всё, пульсировал в висках и заставлял раскачиваться в такт ритму. И Бильбо не выдержал. Он сорвался с места и закружился в диком вихре вокруг костра, вливаясь в мелодию и становясь её частью. В простой одежде, с летящими по воздуху волосами и горящими безумным вдохновением глазами, он казался олицетворением первобытной древности, будто родился тысячи лет назад, и сама Вечность была ему сестрой. Его руки словно рисовали в воздухе странные узоры, босые ноги переступали по земле, взметая редкие листья, всё тело отдалось танцу и движению, рождённому огнём. И Торин тоже ринулся к огню и вместе с Бильбо закружился в древнем, вечном танце, имя которому — Жизнь.***
Супруги сидели у костра и смотрели в огонь. В тот самый огонь, который всего полчаса назад вёл их в безумном вихре танца. Они не говорили и не обсуждали случившееся. Оба понимали, что произошло нечто сверхъестественное, не поддающееся описанию простыми смертными, но невероятно прекрасное. Бильбо упёрся ладонями в колени и поднялся на ноги. Направился к реке и достал из успевшей остыть воды ту самую металлическую коробку с плотно закрывающейся крышкой. В ответ на вопросительный взгляд Торина он пояснил: — Здесь маринованное мясо. Я подумал, будет здорово вспомнить времена похода и пожарить мясо на костре. Торин коротко кивнул и принял коробку из рук хоббита. Наскоро соорудил шампуры из веток и нанизал на них мясо, после чего вместе с Бильбо, в четыре руки, стал поджаривать на костре сочные кусочки. Вскоре всё было готово. По поляне поплыл восхитительный аромат. Мясо действительно получилось очень нежным и вкусным — Бильбо приготовил великолепный маринад, какого в походе было не достать, а Торин благодаря многолетнему опыту кочевой жизни смог поджарить кусочки до идеального состояния, так, чтобы мясо нигде не подгорело. Покончив с едой, Бильбо и Торин улеглись возле очага. Полурослик положил голову на грудь гному, тот обнял его за плечи одной рукой. — Знаешь, — заговорил Бильбо, — я думаю, это был дар Валар, их благословление. Они открыли наши души и сердца, чтобы мы могли заглянуть за ту грань, что отделяет обыденное от тонкого и прекрасного, и увидеть мельком саму суть огня. — Кто знает, Бильбо, кто знает, — ответил Торин и вновь устремил взгляд в огонь.***
В очаге слабо тлели последние угольки. Мир погрузился во тьму. Сейчас, когда пламя не засвечивало небо, было очень хорошо видно мириады звёзд, мерцающих высоко вверху. И Бильбо, и Торин очень любили звёзды за их загадочность и тайну, за магический свет и невероятную красоту. Оба знали, что свет от звёзд идёт до Средиземья тысячи, миллионы лет, и, глядя на них, они смотрят в древнее, глубокое прошлое. Было очень тихо. Из всех звуков, что заполняли пространство днём, остались только лёгкий плеск реки да дыхание любимого над ухом. Мир был на редкость спокоен и умиротворён. Никто никуда не спешил. Время будто остановилось. Небо осветил серебристый росчерк падающей звезды, заставив влюблённых затаить дыхание от восторга и теснее прижаться друг к другу, стремясь разделить это мгновение на двоих. Но всё же приятная, тягучая усталость взяла своё. Торин и Бильбо уснули, обнявшись, убаюканные нежной колыбельной реки. Росчерки комет над их головами мелькали всё чаще. Начинался звёздный дождь.