Без тебя – никогда

Предрассветный свет пробивался внутрь. Он был сероватым, словно надвигался дождь, но, возможно, просто было слишком влажно или туманно, потому что чем ближе к восходу было солнце, тем светлее становилось. Сяо Синчэнь не видел света, но чувствовал его, и когда серость ушла, заменив всё ярким золотом, Сяо Синчэнь открыл глаза, чувствуя, как его касается солнце. Полоса света падала ему на спину, и на секунду могло показаться, что чья-то теплая рука прижимается к коже, обнимая. Но нет. Сюэ Ян спал рядом, надежно защищенный от света телом Сяо Синчэня. Он спал довольно низко, сопя ему почти в солнечное сплетение, как всегда зажавшийся в комок. Это сопение было самым прекрасным звуком для Сяо Синчэня. Он… очень любил этот звук, угадывая в нем дыхание именно Сюэ Яна. Ему оно очень нравилось, слушая его представлял себе его носик, который ему тоже нравился и который он часто целовал. Ну нравился ему этот нос, он вообще всё в нем любил, даже его миленькие ушки и кончики пальцев. Когда-то бывали моменты, когда он их в шутку даже грыз, на что Сюэ Ян всегда обращал на него шокированный взгляд, изрядно пугаясь, потому что делал это Сяо Синчэнь без предупреждения. Первым делом ладонь легла на лоб — температуры не было. Тогда он потрогал щеки, как всегда поцеловал их и укрыл Сюэ Яна теснее, вставая с кровати. Он старался ступать очень осторожно, босиком выходя из комнаты в ванную, а когда вернулся, то снова прислушался, всё ли с Сюэ Яном хорошо и продолжает ли он так же безмятежно спать. Подобное спокойное утро было довольно большой редкостью, ведь обычно Сюэ Яна мучили кошмары, и чаще всего под утро. Тогда он либо кричал, не просыпаясь, либо просыпался и принимался тормошить Сяо Синчэня, пока тот не проснётся. — Вставай… — сильно тряс его Сюэ Ян. — Вставай! Сяо Синчэнь просыпался, дезориентированный и немного испуганный, а когда Сюэ Ян видел его пробуждение, то ничего не объяснял и просто обнимал. Мокрый от пота, дрожащий, с широко распахнутыми глазами он довольно долго глубоко дышал и не разжимал руки, пока хоть немного не успокаивался. В такие моменты что-то допрашиваться у него, ругать или успокаивать было бесполезно. Попытаешься отвлечь — он начнет раздражаться, станешь ругать — и он начнет вдвое больше кричать в ответ, а то и вовсе подхватится и полуголый умчится либо на кухню, либо на лестничную клетку, порываясь на улицу, а оказавшись в широком пространстве неизбежно начал бы бежать. Поэтому относительно хорошо проведенная ночь и такое спокойное утро были за счастье, хотя Сяо Синчэнь давно уже приспособился просыпаться в такую рань — он должен был раньше, чем кошмары измучают Сюэ Яна, его разбудить и предупредить эти истерики. Но сегодня, похоже, всё было хорошо, Сюэ Ян спал так сладко и крепко, что Сяо Синчэнь даже жалел немного, что тот проснется, ведь проснувшись сладость и нежность улетучатся, а взамен возбодрствует то, что не усыпить поглаживаниями, ласками, теплым словом. Оно будет метаться и бушевать, превратится в вихрь и затянет в себя, а если сопротивляться, то буря лишь усилится. Поэтому… легче всего было не переждать, а поддержать её, дать ей то, чего она хочет. А хотела она обычно агрессии, криков, иногда даже драки… Залезая на кровать, Сяо Синчэнь подогнул под себя ноги и просто ждал, когда Сюэ Ян проснется. Он сидел рядом с ним, слушал его дыхание, порой гладил его по голове. Когда-то, это было очень давно, Сюэ Ян любил спать, укрывшись его ногами. Он подсекал Сяо Синчэня, когда тот уже отдыхал, как всегда лежа на боку, пролезал у него под коленями и вот так укрывался, обнимая его ноги. Чем больше ему было что сжимать, тем крепче и быстрее он засыпал, и редко менял позу, почти не двигаясь и не шевелясь. Сейчас же, когда обнимать было нечего, он сжимался телом, словно экономил тепло, и просто сопел. Его лицо, будучи спокойным и безмятежным во сне, разгладило все недовольные морщинки, губы надулись, распухнув во сне — сейчас, из-за того как он лежал на подушке, они были сжаты почти в трубочку, от чего лицо казалось еще более очаровательным. На щеках слабый, но здоровый румянец, черные брови выделялись на фоне его бледного лица, чуть загнутые ресницы трепетали. У Сюэ Яна были очаровательные ресницы, длинные, но не пышные, но и не редкие, можно сказать именно такие, какие нужно, как у прекрасного ребенка, а ведь у всех детей самые красивые ресницы, какие только могут быть. И у него такие были, несмотря на то, что он не был ребенком. Вообще Сюэ Ян был очень красивым человеком, он был очаровательным и миловидным, но хотя глаза были большими, взгляд их был острым и хитрым, а уж когда он ластился… ну, сердечные капли точно не помогут его трения пережить, он соблазнял так, как не соблазнит и Эдемский змей, а уж когда просил о чем-то, то вообще невозможно было не дать ему то, что он хочет. Вспоминая такие моменты Сяо Синчэнь улыбался, и его пальцы еще нежнее перебирали волосы Сюэ Яна. Он, разумеется, не видел его лица, но само его присутствие наполняло эту тьму прекрасным, теплым и совершенным. Лицо, которое ему никогда не увидеть глазами, он всё еще мог осязать губами, пальцами, языком, собственной кожей. Он касался его лица, очерчивая скулы, линии челюсти, линию носа, век и бровей, целовал всё по очереди, не зная, что Сюэ Ян никогда не закрывал глаза, только если целовали его веки. Смотрел, ничего не говоря, под поцелуи эти подставляясь словно под капли дождя. Поднять лицо и подставить его навстречу дождю — поднять лицо, и подставить его навстречу его поцелуям. Что ж, одинаково, равносильно, одно и то же. Хотя нет, не одно и то же. Дождь с грозой он не любил. Ему хватало и своих слез, и криков. Прошел, наверное, где-то час, прошествие которого Сяо Синчэнь нисколько не заметил. Лишь боль в немного согнутой спине дала понять, что неподвижно он сидит уже довольно долго. Жажда измучила его, поэтому встав он развернулся, но не сразу пошел к двери, а повернул вправо, где в углу комнаты стоял стол. Эта комната, можно сказать, была произведением искусства, точнее её убранство. И дело было не в обоях, ковре или кровати, а именно в этом уголке, где стоял стол. Сама по себе комната была не слишком большая, она вмещала в себя шкаф, несколько тумбочек, кровать, ковер и полки для книг и электрических лампадок. Но в углу комнаты стоял стол, устеленный черным переливающимся шелком, на котором стояли наборы игл, нитей, а в стеклянных баночках, стоявших на изящных подставках, переливались стразы, блестки, бисер, различные декоративные штучки типа бабочек, цветов, пластин из различных металлов, жемчужин и перламутра, шариков стекла, разноцветных камней, золотого песка, полудрагоценных минералов. А в центре, придвинутая к стене, стояла швейная машинка, очень старая, но в идеальном состоянии, еще и реконструированная снаружи, то есть покрытая лаком и с наведенной новым цветом резьбой и надписями. Ей было, если не солгать, очень много лет, она была старше Сюэ Яна и Сяо Синчэня вместе взятых. На стене, где висели полки, были собраны отрезы тканей с великолепной вышивкой, различные ленты, тончайший батист, на котором были вышиты цветы. Ни одной торчащей ниточки, ни одного кривого или неправильного рисунка. На подушечках для иголок были вышиты танцующие журавли и утки-мандаринки, это были птицы символизирующие вечную любовь, а потому и изображены были в период весенней любви. В стаканчиках и на подставках лежали ножницы, браслеты с мягкой серединой для булавок, коробки для иголок, небольшой чемоданчик для швейных принадлежностей из потертой замши, но украшенный бабочками, стрекозами и шипастыми лозами, измерительные ленты и образцы очень дорогих тканей, помещенные между двумя плотно прижатыми стеклами в узкой раме. Вся эта красота была немного покрыта пылью, потому что Сяо Синчэнь не мог вытрушивать ткань и протирать все вещи, ведь у него не было зрения, которое сохранило бы прежний порядок расстановки. Но была одна деталь, делающая весь этот пейзаж странным — к столу не примыкал стул, не было ни кресла, ни табурета, что было странным, учитывая такой набор инструментов. Не было… куда присесть, чтобы заняться такой работой. Иногда Сюэ Ян замечал повернутого в сторону этого угла Сяо Синчэня, и всегда иронично хмыкал, выдавая свое презрение. — Это такой труд… — бывало, задумчиво говорил он, рассматривая пальцами сложный узор. — Да, — соглашался Сюэ Ян, — для тех, кто способен удерживать в руках иглу. Часто Сяо Синчэнь отмалчивался на любую фразу, в которой слово «руки» переплетались с каким-то ограничением в движении. У Сюэ Яна был тремор рук в достаточно сильной форме, и самое большое осложнение всегда давал именно всплеск его эмоций гнева или страха, из-за чего его руки тряслись, а порой дрожь переходила и на другие конечности. Такой симптом, который у него был приобретенным, а не врожденным, довольно усложнял жизнь, особенно нервному и вспыльчивому человеку, ведь он почти не мог работать руками так, чтобы не столкнуться с этой проклятой дрожью. Порой даже открыть пачку сигарет или лапши, открутить туго затянутую крышку или расписаться в чем-то становилось проблемой, и довольно нешуточной. Нервы и так были постоянно растревоженными, и такая беспомощность лишь усиливала их, а заодно и эту дрожь. Не раз и не два Сюэ Ян с криком швырял от себя пачки с печеньем, плитки шоколада, бутылки с кока-колой, потому что дрожь его рук могла перерасти во что-то действительно страшное. И это не успокоить, он даже сам себя не мог обхватить, ведь одинаково дрожали обе руки. И только в контакте с предметами, особенно тяжелыми, он мог угомонить эту дрожь, почему и швырялся ими до тех пор, пока мышцы совсем не обессилят, иногда болезненно замыкаясь. Сейчас Сяо Синчэнь снова «смотрел» на этот стол, но ничего не трогал. Пожалуй, эта комната была единственным пространством в доме, где никогда и ни под каким предлогом, ни по какой причине ничего не ломалось, не бросалось и не выкидывалось. Здесь, в этой спальне, они чаще всего бывали именно ночью, в этой комнате они занимались любовью и спали. Это был крохотный уголок в большом мире, куда можно было сбежать и зажаться в угол, пережидая бурю… Сяо Синчэнь даже не знал, сколько просидел на кухне, пока из невольного транса его не вывел поцелуй в щеку и тепло опущенной на плечи кисти. — Доброе утро, — чувствовалось, что Сюэ Ян улыбался. — Давненько я себя так хорошо не чувствовал. Сяо Синчэнь отмер от этого поцелуя и тут же распахнул веки, моментально ужасаясь. Лента! Он забыл её надеть, а сейчас ведь день! Но к его счастью, в тот момент, когда его веки поднялись, Сюэ Ян стоял к нему спиной, и прислушавшись к звуку Сяо Синчэнь внутренне выдохнул. «Шарится на верхних полках, — думал он, слыша характерный шум усердного поиска среди пачек с печеньем, конфет и шоколада, — не полез вниз, к алкоголю…» Да, иногда утро начиналось с глубокого глотка высокоградусного яда, чаще всего рома, но не сегодня. Сюэ Ян что-то достал, шумно раскрыл и принялся хрустеть. — Ты завтракал? — спросил он. — Я хоть аппетит не перебиваю. — Хм, — Сюэ Ян покрутил в руках пачку, — так это же воздух, всего-то сушеный хлеб с изюмом. Но вкуснотища бешеная, такие сладкие. И он снова принялся громко хрустеть, словно и не смотря на Синчэня. Повязки не было, и хоть веки были опущены, но такой приближенный риск увидеть его глаза обычно конфузил Сюэ Яна, он уже давно должен был подавиться этим хлебцем, видя его без повязки. Но он продолжал спокойно и шумно хрустеть. — Что хочешь на завтрак? — Жареную картошку, — во всю улыбнулся Сюэ Ян. — С корочкой, и хорошо посоленную. — А почему стоишь так далеко? На секунду хрустящий шум прекратился. — А-а, — протянул он, — да я просто не мылся еще, не хочу тебя запахом смущать. — Тогда иди мойся, а я начну чистить. — Синчэнь, я хочу жареную картошку, а не жареные картофельные шкурки. — Если это сейчас была издевка, то в слабое место ты не попал, — спокойно ответил Синчэнь. — Я хорошо умею чистить картошку, ты же её любишь. Правда, раньше ты на завтрак её не просил. — От шоколадок у меня слипается, — развел руками он, — поберегу твои силы и сделаю «там» более мягко и покладисто. — А разве это не моя работа? Сюэ Ян прищурился и улыбнулся. Кажется, настроение у него было отличное, долгий и спокойный сон явно благотворно сказался на его настроении. Обычно они не обсуждали события ночи, какими бы они ни были, и сам Сяо Синчэнь никогда не поднимал эту тему. Да и как можно было, когда Сюэ Ян был в таком прекрасном настроении? — Твоя работа, — сев к нему на колени и обняв руками, Сюэ Ян скрестил ноги и слегка покачал ими, и это елозанье характерно мазнуло по бедрам Синчэня, — это делать то, чего не могу делать я — быть паинькой, моим пряничком медовым. Сяо Синчэнь тихо рассмеялся. — Ну-у, не смейся, я же нисколько не шучу, — его лицо очень близко оказалось к лицу Сяо Синчэня, и поскольку волосы Сюэ Яна упали по обе стороны его лица словно вуаль, то их разговор стал похожим на тайные шепотки. — Я никогда ничего не надкусывал, я искал «то самое», чтобы сразу в него вгрызться и… Он стал еще что-то говорить, попеременно целуя и даже покусывая его губы, они оба стали что-то неразборчиво нашептывать друг другу, а когда Сюэ Ян отстранился, Сяо Синчэнь был красный как мак, и даже запыхался немного. — Ладно, пойду мыться, — сладко пропел Сюэ Ян. — Ты… — только и смог выдавить из себя Синчэнь. — Ты-ы бы хоть штаны н-надел. — Без разницы, я у себя дома. — Но я же голый по дому не хожу! — А зря. Когда есть чем посветить — свети. Как единственный зритель, я буду аплодировать тебе за весь зал. Скрывшись в коридоре Сюэ Ян исчез, а Сяо Синчэнь поплыл на стол. Вскоре донесся шум воды, но пока что ровный, потому что Сюэ Ян рассматривал в зеркале синяки и засосы на своей шее, груди, ключицах, даже мышцах на руках. От этого разглядывания у него встал, и он, который никогда не мучал себя холодным душем, встал под довольно горячий и не сдерживаясь поплыл в известном направлении. Сяо Синчэнь как раз приступил к чистке картошки, когда до него донеслись… звуки, которые даже не пытались скрывать. Что занимаясь сексом, что собой, Сюэ Ян обычно скрывал голос, лишь его глубокие утробные стоны вблизи высших точек обычно были несдержанными и он не мог их контролировать, а тут такое щедрое звуковое сопровождение. Сяо Синчэнь удивился еще больше, но не самой ситуации как таковой, а тому, что она вообще происходила. Неужели Сюэ Ян так хорошо выспался? Быть в настроении — это не про него, в его прогнозе погоды редко бывали солнечные дни, в основном бури и дожди. Сяо Синчэнь даже растерялся немного, аккуратно срезая с картошки кожуру. Он делал это медленно, но хорошо, он срезал её без разрывов, одной сплошной воронкой, пальцы были его глазами, так что он различал, где почищено, а где нет. — Знаешь, осенью классно есть баклажаны, — закончив «мыться», Сюэ Ян, соблаговолив надеть штаны, чистил картошку вместе с Синчэнем. — Запеченные можно и в забегаловках поесть, а дома предлагаю сделать салат. — Какой? — Порежем баклажаны брусочками, пожарим их, замаринуем лук, сварим яйца и порежем их, смешаем, но это в отдельную тару, а когда сядем есть, порежем туда еще и помидоров, польем майонезом и добавим… — Мм? — Лапшу, — закончил он. — Обычную, вареную, быстрого приготовления лапшу. — Хочешь такое? — Очень хочу, — захныкал он. — Это так вкусно, сытнее любого мяса. Но в забегаловку всё же сходим, поедим запеченных. Масло на сковороде разогрелось, и Сюэ Ян бросил туда нарезанную картошку. — Там в холодильнике скумбрия, если хочешь. — Какая? — Слабосоленая, с кунжутными семечками. — Я бы хотел слоеной выпечки с кунжутными семечками. — Что именно? — Закрученный пирог с курицей и грибами. — Тебя так голод разморил? — улыбнулся Синчэнь. — Где же я тебе столько всего возьму? — Я приготовлю это сам, — немного низко сказал Сюэ Ян, перемешивая картошку. — Хлеб достань. Я так есть буду. — Ты и правда очень голоден. — Ну, как видишь, погрызть твоей груди мало, чтобы утешиться. Сяо Синчэнь невольно замер. Это слово так резко выбило его из прежнего состояния радости, словно обухом по голове стукнули, что он едва не забылся окончательно и чуть не открыть глаза. Даже слепому, ему так особенно, было трудно постоянно держать глаза закрытыми, веки поднимались рефлекторно, как рефлекторно зрячий человек напрягал глаза, чтобы всмотреться. Вот почему слепые редко моргали. Они были обречены вечно всматриваться в своей глубокой темноте, где единственной яркой связью с окружающим миром было лишь чувство звука, наполняющего его. «Утешиться…» Он мог иметь в виду и голод, возможно даже имел, но Сяо Синчэнь, имея приобретенную нелегким путем чувствительность к неожиданным поворотам в его настроении понимал, что это могло значить и другое. Говоря «утешиться», он вполне мог иметь в виду и то, что близость его не успокоила, что он не получил то, что хотел, или, что было даже хуже, она лишь усилила его мрачность. Такое тоже бывало, когда после близости чувство отвращения к себе или самому процессу ощущалось так ярко, что просто до дрожи, даже если присутствовал «финал». И такое случалось, и это были худшие ночи, которые только можно представить… — Черт! — выругался Сюэ Ян, когда подцепив пальцами вилку, дрожь в руках не дала ему её удержать. — Агх, да будь ты проклято, чертово железо! — Сюэ Ян, на столе стаканчик с палочками, зачем тебе европейские приборы? — Хочу вытащить твою скумбрию из банки. Сяо Синчэнь и хотел бы встать, чтобы помочь, но уже раздразненный Сюэ Ян наверняка отреагировал бы на это агрессивно. Расставив тарелки с едой и шумно сев напротив, Сюэ Ян выхватил палочки из стаканчика и пожелал Сяо Синчэню приятного аппетита. — Кстати, — спустя какое-то время, с немного набитым ртом сказал он, — эти пару дней я тебе звонить не буду. Сяо Синчэнь остановил движения. — Снова? — Уже задолбался, — вздохнул Сюэ Ян. — Толку никакого, но вынужден проходить через это снова и снова. Плюс еще нужно будет наведаться к тому безжалостному терапевту, время этого визита на подходе. Не могу я уже всё это терпеть, никакой пользы. — Мизинцев всё так же не чувствуешь? — Совсем, — усмехнулся Сюэ Ян. — Будто-бы и нет их вовсе. Даже если отгрызешь, я этого не почувствую. — Зато я почувствую. — Нет, ну ты посмотри на него. Хоть и мясо получит, а всё равно недовольный. — Сюэ Ян! — Да знаю, знаю, просто шучу. Но мизинцев я совсем не ощущаю, я от тебя это даже не скрывал. Хорошо хоть двигать ими могу, а то меня уже не один раз пугали, что «это» может подняться по руке и въесться в нервы. Что я тогда буду делать, если меня совсем парализует? Даже повеситься не смогу, не говоря уже о чем-то другом… Один раз в месяц Сюэ Яну ставили иглы в позвоночник и дважды в обе руки, так он проводил довольно долго времени, после чего ощущал себя очень разбитым и растревоженным, а еще столько же ходил к мануальному терапевту, который приводил его мышцы в тонус и что-то делал с ногой, чтобы уменьшить боли, которые порой очень сильно мучали его. В итоге эти пару дней он почти не вставал с постели, был плох и очень мрачен, потому что болезненные ощущения после процедуры длились еще несколько дней, а ходил он на них два раза в месяц, то есть один раз в две недели. Было от чего взвыть, что он, собственно, и делал. — Почему бы тебе не пережидать эти дни у меня? — Мы уже говорили на эту тему. — Говорили. И? — И я не смогу, даже не проси. Не желаю, чтобы меня обхаживал тот, кому самому нужен надсмотрщик. — Это не так. — Сяо Синчэнь, — он выдохнул через тонкий смех, но голос его прозвучал мрачно, — давай не будем. Мне так хорошо, я сыт, выспавшийся, на мне новое «ожерелье» с расцветкой Магелланова облака, а в душе я изрядно приободрился, вспоминая, как лизал тебе грудь. Не порть мне хорошее утро, ведь меня ждут иглы, а значит и ад. Не решившись оспорить, Сяо Синчэнь молча кивнул. — Какой уродливый стул, — неожиданно проворчал Сюэ Ян и отвернулся к окну. — Когда ты уже избавишься от него? — Он мне нравится. — Чем? — Спинка высокая, дерево резное… — Сидушка мягкая, — иронично протянул Сюэ Ян. — Закажу тебе из IKEA любой другой, только выкини этот неуместный планировке кухни хлам. — Я подумаю. — Кстати, — вытерев тарелку куском хлеба, Сюэ Ян начал меланхолично жевать его во рту, — как насчет того нашего разговора, ну, который мы не закончили. — Ты о чем? — Я о том «госте», который надраивает у тебя полы, — смотря на него так пристально, что даже через тьму Сяо Синчэнь чувствовал это, Сюэ Ян сузил веки. — Потому что я не буду ждать, пока надраивать станут не только полы. — Это глупости, и ты прекрасно об этом знаешь. — Тогда познакомь нас. — В этом нет необходимости. — Вот как? — голос Сюэ Яна имитировал воодушевленность и легкость, но Сяо Синчэнь уже просто не умел не разоблачать его ложь там, где она скрывалась даже очень умело. — Мм, как неприятно… тц-тц. Он поцокал языком и замолчал, словно задумавшись о чем-то. Посидев так с минуту, он поднялся, снова подошел к кухонному шкафу и открыл верхнюю дверцу. — Говорил же, если не хочешь, чтобы у тебя тут был проходной двор из прислуги, возьми веник и научись подметать сам, — немного язвительно протянул он, доставая начатую плитку шоколада, — а лучше просто зови меня тогда, когда идет уборка. — Сюэ Ян… — Мое мнение ты знаешь — я не приветствую нахождение рядом с тобой в закрытом пространстве любого другого человека, если это не я, — немного несдержанно и резко выпалил он, но взяв себя в руки закрыл глаза и неслышно выдохнул из напряженной груди. — А может тебе просто нравится моя вспыльчивость? Ты знаешь, чем это закончится, и каждый раз оно и заканчивается одинаково. Потому что ты даешь повод. Сяо Синчэнь не стал объяснять Сюэ Яну, что, что с поводом, что без него, не избежать ни вспышек гнева, ни разгрома дома после них. Кому это всё убирать? Он сам не сможет, ему нужна помощь… но сказать об этом вслух, еще и Сюэ Яну, он просто не мог. Потому что это в который бы раз подчеркнуло его слепоту и её последствия. А что случалось после он прекрасно знал… — Я буду тихонечко стоять и смотреть, клянусь, — Сюэ Ян вдруг добродушно рассмеялся, — чего ты так боишься их мне показывать, я же их не съем. Просто хочу посмотреть, понаблюдаю немного… чтобы успокоиться. Ну так что, познакомишь? Для Сяо Синчэня возникшая ситуация была довольно сложной, и дело даже не в том, что были все причины поправить Сюэ Яна и напомнить ему, что он далеко не зайка, очень далеко, и что люди, единожды встретившись с ним, бежали со всех ног, порой не забирая деньги и отказываясь за ними приехать. Он же… даже руку на них мог поднять, и поднял однажды, когда другой человек не разобрался, что это не та ситуация, где неправый поймет, что он не прав. Это была ситуация, когда нужно было сразу же уйти, а не пытаться что-то объяснять. Сяо Синчэнь тяжко выдохнул. — Ну нет, так нет, — развел руками Сюэ Ян. Он был само спокойствие. — Рафкажешь ему обо мне пфавду, и он сам по добфой воле уйдет… Он говорил, раскусывая шоколад и довольно постукивая кончиками пальцев по столешнице. Сяо Синчэнь молчал, немного опустив голову. Настроение резко стало подавленным. Он даже не услышал, как Сюэ Ян снова подошел к нему. — Я люблю тебя, — тихонько выдохнув и поцеловав его в щеку, Сюэ Ян устремил взгляд на профиль его лица. — Ты же знаешь об этом, да? — Конечно, — ровным голосом ответил Синчэнь. Сюэ Яну этот тон не понравился. — Всё могло закончиться аж две попытки назад, — выпрямившись, вдруг сказал он, — а лучше всего… чтобы и вовсе не начиналось. Шаги его были тяжелыми, когда он вышел из кухни, и шаг был быстрым, что уже указывало на растущую нервозность. К горлу Сяо Синчэня подступил тяжелый ком, но он тяжело сглотнул, не пустив его дальше. Пустые впадины начинало саднить от слез. — Пиши мне голосовые каждый день, — выглянув из-за угла, уже одетый, сказал Сюэ Ян. — Я буду думать о тебе, когда меня будут протыкать теми иглами. Боже, кто бы мог подумать, меня — и иглами. Судьба явно ненавидит меня, проклятая сука. Всё то, что я любил, превратила в то, что я ненавижу. И, замолчав, вновь чертыхнулся словом «сука», после чего обулся и вышел, закрыв за собой дверь на ключ. Болезненный ком тут же поднялся в горле Сяо Синчэня, расплавившись еще задолго до того, как вытек крупными слезинками, упав на красивую белоснежную скатерть, о цвете которой он даже не знал. Думал, что черная, потому что так сказал ему Сюэ Ян, который её и принес…