Без тебя – никогда

Ключ в замке провернулся дважды и только после этого опустилась ручка. Дверь открылась, и внутрь, впуская за собой шум, льющийся из квартиры в совсем другом конце коридора, зашел человек, держа в одной руке ключи, а в другой — широкий прямоугольный пакет. — Тц, банка консервная, — недовольно цыкнул он, борясь с желанием громко хлопнуть дверью. — Долбанная помойка… Чтобы добраться до этого огромного дома, который был ни чем иным, как большим общежитием, требовалось хорошо так спуститься в трущобы, после чего свернуть с главной улицы налево, минуя большой покосившийся знак, и войдя в постоянно открытые ворота ты оказывался на распутье: три лестницы вели в разные части этого большого старого дома с множеством квартир, в которых жил контингент людей абсолютно разных, как по материальному благополучию, так и с наличием или отсутствием работы. Семьи, холостяки, близкие к состоянию бездомных, одиночки, геи и проститутки — вот, кто здесь обитал, потому что только это и было им по карману. Впрочем, иметь комнату в этом доме считалось не таким уж и дурным тоном, были правила, соблюдалась чистота и частично тишина, правда очень редко, ведь тонкие стены даже усиливали звук, а не просто его пропускали. В общем, народ обитал здесь разный, и всё же это еще был хороший район и более-менее приличный дом. Для сравнения: по улице ниже, где коптились наркоторговцы и воры, жить было практически невозможно. Но как-то удавалось выживать даже там… — Ау… — тихонько протянул мужчина, держа в руках пакет. — Ты дома? Заглянув за шторку на колесиках в дверном проеме, которая, по сути, служила перегородкой, потому что двери не было, Мэн Яо увидел, что на кровати, спиной к нему, лежит обнаженный юноша и сладко спит, воткнув в уши бируши. Он был полностью голым, его красивая спина была согнута, он обнимал подушку, перекинув через одеяло свою стройную ногу, открывая вид не столько на задницу, сколько на её расщелину. Налитые крепкие бедра тоже хорошо выделялись, приламливая кожу и давая лучше оценить полушария ягодиц. — Привет, злодей-праведник, — погладив его по бедру, Мэн Яо легко заскользил пальцами выше, к ребрам. — А я тебе вкусненького принес, вставай. Сюэ Ян нехотя зашевелился, но глаз не открывал. — Ну давай же, — сняв с одного уха глушитель звука, Мэн Яо чмокнул Сюэ Яна в светлую щеку, — у вас там в конце коридора такой скандал, горы посуды будет перебито. — Не станут, — вяло отозвался он, — там трое детей, а лишних денег нет. — Вот беда, — вздохнул Мэн Яо, — лучше бы не экономили на презервативах, и имели бы лишние деньги, чем лишних детей. — Я сказал не так. — А я — по существу. Буркнув что-то нечленораздельное, Сюэ Ян вновь обнял подушку и зарылся в неё лицом. Он совершенно не стеснялся своей наготы в принципе, и уж тем более перед этим человеком. Это был его давний детский друг, единственный с которым он сохранил связь. Перевернувшись на спину, Сюэ Ян протер глаза, потянулся, доставая кончиками пальцев к стене, выгнулся в пояснице и снова бухнулся на кровать, согнув одну ногу в колене. Он был очень красив, его обнаженное тело источало тепло и изгибы, на которые хотелось смотреть не отрываясь. Он был прекрасно сложен и хорошо об этом знал, вот только… сам себе он был почти безразличен, а потому не мог по достоинству оценить то, чем владел. А вот тот, кто смотрел со стороны… ну, кем бы он ни был, ему бы пришлось сжать волю в кулак, чтобы не сорваться на что-то необдуманное, но страшно желанное. — У тебя рис есть? — Мэн Яо заглянул в холодильник. — Там на полке половина осталась, но надо сварить. — Я нам королевских креветок принес и еще кое-чего. Давай ризотто сделаем? — Это долго. — И всё же. — Вот ты пришел, и я уже есть захотел, — недовольно проворчал Сюэ Ян. — Вот зачем ты пришел?! Теперь голод ни за что не отпустит! — Ты опять всю ночь просидел над своим шитьем? — Мэн Яо закрыл холодильник. — Уже далеко за обед, вообще-то… — Да, я еще и не обедал, и не завтракал. И планировал поспать до вечера. — На голодный желудок ты только страдать до вечера можешь. — Заткнись. Надев спортивки, Сюэ Ян включил настольную лампу и развернул ткань, над которой работал уже больше недели. Огромный рисунок, но всё еще незаконченный, очень сложный, много тонких деталей и игр с цветом. Склонившись и взяв увеличительное стекло, Сюэ Ян придирчиво осматривал работу прошлой ночи, и по напряженному сосредоточенному выражению его лица можно было прочитать, взорвется он сейчас гневом из-за, как обычно, малюсенькой ошибки, или же его придирчивости не за что будет зацепиться. В прошлый раз обнаружив всего одну, одну торчащую ниточку, Сюэ Ян кричал и матерился два часа, два, но так и не сумел успокоиться. Он был так зол, зол на поставщика нитей, потому что это был именно брак нити, а не его работы, что выбросил вышивку в окно, а когда отдышался, кинулся к двери и выбежал во двор, чтобы её подобрать. Благо, что упала она на висевшее на веревке белье, и не пострадала. «Щас опять орать начнет, бедняга», — думал Мэн Яо, поглядывая в его сторону. Он как раз промыл рис и заправил его в рисоварку, а на плиту поставил кастрюлю с водой для креветок. Видя озаренный золотым свечением лампы профиль Сюэ Яна, его цепкий взгляд и нахмуренные брови в паре с напряженно сжатыми губами, парень думал о том, насколько же этот черт красивый даже тогда, когда бесится. Он был таким всегда, потому что у него была весьма тяжелая жизнь и он страдал тревожностью, припадками гнева и стрессом на пару с весьма опасной депрессией, которая в его случае всегда была злой. У Сюэ Яна и Мэн Яо было очень безрадостное, преисполненное бедности и жестокости детство, но по характеру они всё же отличались. Мэн Яо был хладнокровным, а Сюэ Ян наоборот — прямолинейным и горячим. Мэн Яо обладал хорошей памятью, в то время как Сюэ Ян стремился к забвению. Мэн Яо уже выбрал свой путь, который привязал его к теневому миру, в то время как Сюэ Ян делал всё, чтобы из этого мира выбраться. Он жил один, в этом, с позволения сказать, человейнике, в этой комнате, даже не квартире, куда купил, а не украл, утварь, да еще и трудился в поте лица на довольно приличной работе. Черт его знает, как он дошел до такого, но то, что он любил свое дело — факт. Вышивание он ласково называл своей мамой, а потому и стремился делать всё на высшем уровне, заботясь о состоянии вышивки с тем же усердием, с которым, несомненно, заботился бы о своей настоящей матери. Мэн Яо, конечно, не знал, что в гневном припадке отец Сюэ Яна поколачивал его, тыча под нос какие-то обрывки разорванных одеялец, маленьких, таких маленьких, точно чтобы младенца укутать. И на них была вышивка, и на полотеничках, и на носочках, распашонках, даже варежках. Как героиня романа Гюго, мама Сюэ Яна сшила ему ботиночки, как раз на крохотную детскую ножку, вышив на них солнышка и подсолнухи. Вот только не судьба была эти ботиночки ему носить, и когда отец бросался этими вещами в известной лишь одному ему причине, Сюэ Ян собирал эти вещи и прятал, а иногда и плакал над этими одеяльцами и одеждой. Собственно, зная, чьих рук это дело, он решил попытать в этом деле и себя, и неожиданно у него стало получаться так хорошо, что он понял, что даже сильнее, чем стремление делать это потому, что это делала она, Сюэ Ян сам по себе был умелец и находил удовольствие в таком занятии. Это то, чего Мэн Яо не знал, предыстории такого выбора, и вряд ли догадался бы, потому что Сюэ Ян говорил, что женат только на своей работе, то есть, по сути, на своей матери, потому что ласково называл вышивку не женой, а мамой. Но он знал, что, дойди до такого, и он был согласился, прожил бы всю жизнь со своей мамой, делая всё, чтобы о ней заботиться. Он её совсем не знал, никогда не знал, но в его воображении это была красивая и ласковая женщина. И он верил, что это правда, потому что она оставила ему доказательство в виде всех этих вещей. Разве злая жестокая женщина сделала бы такое? Вот только с учетом того, что его мама сама не дала ему шанса узнать, какая она, Сюэ Ян не сможет спросить, почему оставив для него вещи, сотворенные с любовью, она совершила то, что совершила. Это дало ему понять, что он был нежеланным ею, она не осталась для того, чтобы он был её любимым мальчиком. Но зачем она тогда вложила столько любви в вещи, которые создала для него? Ответ был прост — потому что его у неё забрали. Пока они были «вместе», никто не мог отнять у неё её «любимого мальчика», но как только он родился, жестокий изверг и её личный мучитель забрал его, потому что только он и был ему нужен, а девушка — нет. Горе сломило её, тем не менее оставив доказательство любви, такое хрупкое, но ощутимое, и очень тонкое. Поэтому свое рукоделие Сюэ Ян называл не женой, а мамой, и чем сильнее усердствовал, тем, как ему казалось, он был ближе к ней. Со своей придирчивостью и потребностями он всё еще считал, что не достиг его уровня, не зная, что уже его превзошел. Эти воспоминания вызвали на лице Сюэ Яна наплыв плавающих эмоций, а так как в такие моменты он требовал от жизни, чтобы она оставила его в покое и наедине с собой, он машинально обернулся на Яо, уже готовясь гнать его прочь. — Эй! — возмущенно воскликнул он. — Это моё пиво, не трож! — Да тут всего пара капель… — Я тебе эту пару капель ядом в стакан налью, нахлебник! — Прикалываешься?! Я тебе пожрать принес! — Можешь забирать и катиться ко всем чертям! Не тронь то, что я оставил лично себе, ублюдок. — Полегче, давай не будем ссориться. — Ты всегда был таким, — Сюэ Ян полуголым развалился на стуле, поскольку так и не соизволил надеть какую-нибудь кофту, — вечно норовишь прикрысить что-то по-тихому. Тебе было мало, как тебя за это лупили в детстве? — Ты тоже крысил. — Так я хотя бы незаметно, — хмыкнул Сюэ Ян, — а когда на свои деньги пошел, вообще перестал красть. — Ах, ну да, — Яо закатил глаза, — ты же у нас достойный член общества, не чета нам, кипящему в злодействах дну. Сюэ Ян неожиданно тепло улыбнулся. — Как учится? — мягко спросил он. Лицо Яо разгладилось. — Каково это, быть студентом. — Неплохо, — и себе улыбнулся Яо. — Я всегда говорил, что обильные знания приводят к обильным результатам. Когда я стану адвокатом, увидишь, меня будут бояться. Я буду работать только с преступными синдикатами, вытаскивая из задницы отморозков с пухлыми кошельками. Я буду богат, я уже сейчас получаю неплохие деньги, участвуя в некоторых юридических делах. Отжать у кого-то бизнес или имущество оказалось проще простого, если знать законы и умело манипулировать документами. Увидишь, я поднимусь очень высоко. Яо любил бахвалиться, а Сюэ Ян любил, когда он это делал. На Яо был очень хороший костюм, хорошая прическа, хороший кошелек из змеиной кожи, в котором уже плодились немалые деньги. Однако сейчас, когда ты видел эту будущую акулу сурового мира продажной Фемиды хлопочущим у кастрюль и сковородок, пусть на нем и был дорогой костюм, который вливал в эту общую картину контролируемой бедности некой дисгармонии, ты не станешь думать, что человек этот может быть настолько плох, насколько захочет, потому что Яо ты всегда видел таким, каким он хотел, чтобы ты его увидел, не больше и не меньше. То же касалось и его отношения к себе: он был в идеале таким, каким сам себя планировал, и как-то сбить его с намеченного плана, соблазнить изысками или пригрозить меньшинством не вышло бы. С детства он таким и был, хитрым и расчётливым, почти идейным манипулятором, который эмпатию продал за максимальные силы разума, к которому обращался и в любви, и в ненависти, и в мести. — А что это за посылка у тебя на тумбочке? — про между прочим спросил Яо, перемешивая креветки. Кроме масла соли и соевого соуса там больше ничего не было. — Ткани. — Какие? — Хлопковые. Хороший хлопок. — А зачем? Сюэ Ян задумался. — Да вот, думаю рубашек нашить, — он слегка прищурился, задумываясь, — четыре штуки хватит. — А мне что-нибудь перепадет? — улыбнулся Яо, услышав пикающий звук рисоварки. Так, рис готов. — Зачем тебе рубашки, ты же их не носишь. — Это не для меня. Мэн Яо высоко поднял брови. — Крой женский? — бесстрастно спросил он. — На женский крой я бы предпочел блузку, а не рубашку, а это именно рубашка. Рубашки. — И кому ты их шьешь? Он высыпал рис на сковородку и сыпнул туда черного перца. Это было вообще не ризотто, они ради прикола так это звали, но блюдо действительно вкусное. Мэн Яо очень любил морепродукты, а в детстве они жили бедно, очень, так что пожарить рис даже с маленькими креветками, да хоть с парой штук, было уже праздником. Да что там креветки! Приправа со вкусом креветок, добавленная в простой вареный рис, уже было блюдом дня. — Знаешь, — задумчиво протянул Сюэ Ян, — я, наверное… Мэн Яо напряг слух. — Влюбился, — закончил он, когда перед ним как раз поставили тарелку с поднявшимся ароматным паром. Мэн Яо поставил свою напротив и сел, взяв из стаканчика палочки. — Ешь, — сказал он, — стынет. Сюэ Ян молча взялся за палочки. Он всё еще был в своих мыслях, не видя выражения лица Мэн Яо. А тот был очень спокоен, он наслаждался едой. — И давно? — спокойно спросил он. — Не знаю, — честно ответил Сюэ Ян и вдруг улыбнулся. — Чувство, что я только вспоминаю, как сильно я люблю этого человека, потому что… — Так этому человеку ты шьешь рубашки? — перебил его Яо. Сюэ Ян кивнул. — Зачем они ему? — Ему, может, и не нужны, — фыркнул Сюэ Ян, — а вот мне нужны. Хочу сшить эти рубашки, и хочу, чтобы они были белыми, чисто белыми. Я их сошью. Зря, что ли, машинка стоит? — А мне ты никогда не шил рубашки, — буркнул Яо. — Так я тебя и не любил, — заржал Сюэ Ян. — Что?! Засмеявшись еще сильнее, Сюэ Ян, кажется, задел Мэн Яо за чувствительное место, потому что в него тут же полетел рис. Увернувшись, он и сам взял щепотку со своей тарелки и тоже бросил, но на этом всё и закончилось. Они оба росли в бедности, и пусть сейчас выбрались из неё, всё равно не могли позволить себе разбрасываться, тем более буквально, едой. Даже став неприлично богатым, Мэн Яо не изменил своим привычкам и где бы ни был, на фуршете или дома, съедал всё, что было у него на тарелке, никогда ничего не выбрасывая и не откладывая на завтра. Сюэ Ян хранил ту же верность, и даже если в его руках было пригнившее яблоко или простой протеиновый батончик с отрубями, он съедал его, даже если вообще не хотел есть. — Забавно, — когда перебросы словами и рисом закончились, Мэн Яо задумчиво копал палочками рис. — Влюбился, значит… и как ты это понял? Сюэ Ян спокойно сидел на стуле, слегка покачиваясь, и просто смотрел на свой рис. Его выражение лица было спокойным, а взгляд… тихим, мягким и задумчивым. — Не знаю, — он слегка пожал плечами, — не знаю даже, верно ли трактую свои чувства. Просто… — он отвел взгляд, углубившись в свои мысли, из-за чего взгляд его мягко потемнел от увеличившихся зрачков. — Ты когда-нибудь чувствовал себя с кем-то настолько спокойно, чтобы забыться даже от самого себя? — Никогда, — твердо ответил Яо. — Ну, ты преступный паразит, зря спросил, — тихо усмехнулся Сюэ Ян. — Зато ты сущий ангел, — слегка въедливо протянул Яо, прекрасно зная, что человека богаче душой, чем Сюэ Ян, ему не найти. И возможно, что именно для себя. Сюэ Ян не обратил внимание на его колкость и впал в задумчивость еще больше. — Я даже сам не понял, как мы так спелись, — продолжил он. — В смысле… мне хорошо и легко, когда мы разговариваем, причем часами, я чувствую радость, когда вижу его, его улыбка и тихий взгляд будто бы ласкают меня, а его молчание… лишь красит нашу беседу. Он не просто слушает меня — он «слышит» меня, понимаешь? По его сияющему лицу и глазам я вижу, как он заинтересован в том, что слышит, и то, как он на меня смотрит… ну, я начинаю робеть. Начал, с недавнего времени. Мэн Яо впил в него задумчивый взгляд. Вообще Сюэ Яна трудно было назвать влюбчивым человеком, он был скорее въедливым и раздражающим своей дотошностью. В своей жизни он страстно обожал только одно — шить, и отдавал этому все свои чувства и всю свою страсть. Люди его не интересовали, и те отношения, которые у него были, даже толком отношениями назвать было нельзя. Ну а как же, когда девчонки хотели внимания себе, а он их, кажется, вообще не находил интересными. Что спал с ними, Мэн Яо точно знал, а если точнее — подсмотрел. Это было давно, это случилось в городе и это можно было назвать… ну, что-то вроде вписки с небольшой оргией. Квартира с множеством комнат, и только одна была занята лишь одной парой — в ней был Сюэ Ян. Так-то он побрезговал быть на виду, хотя и был частично пьян. Мэн Яо же быстро сделал свои дела и вышел в гостиную, найти пива или даже водки, без разницы, но заинтересовался он другим, так как знал, что его друг тоже где-то здесь дела творит. Он нашел его по звуку из вытяжки в ванной, из-за чего понял, в какой тот комнате. Дверь была закрыта, но зато имелась замочная скважина с проемом внутри. В неё-то будущая акула юриспруденции и подсмотрела, как кое-кто занимается любовью… сексом, если точнее. Мэн Яо даже не скрывал, что то, что он увидел, часто подгонялось его воображением уже под его «личные» делишки, потому что Сюэ Ян был красивым, а у Мэн Яо всегда стояло именно на красоту, а не конкретно на пол или человека. Можно сказать, Сюэ Яна он любил и правда как своего близкого друга и человека, не рассчитывая ни на что большее. Его целиком удовлетворяло то, что Сюэ Ян у него просто был, а смена «напряжения» в их отношениях, по его мнению, не особо бы продвинула эти самые отношения. Тем более, что Сюэ Ян на такое никогда бы не пошел, и Мэн Яо хорошо об этом знал. Он даже сам удивлялся, что совсем ни на что не рассчитывает и настолько довольствуется тем, что они просто вместе, как друзья. По большому счету он понимал, что секс всегда только всё портит, и лучшие отношения между людьми — это открытая во всех отношениях дружба, а секс… это дело нехитрое и проходящее, возможное с кем угодно и как угодно. А вот приносящая удовольствие дружба, тем более долгосрочная… это дело весило уже куда больше и требовало тоже большего. — Ты никогда никого не любил, — сказал Яо, — тебе трудно будет дать оценку своему влечению, если таковое есть. Вот мы, например. — Что «мы»? — Дружим ведь, мы близки. — Ты не понял, — чуть нахмурился Сюэ Ян. — Я… взволнован. Вот здесь, — он положил ладонь на свою грудь. — Очень… трепещет там, колыхается, как пена на волне. — Может, тебе к врачу? — Я тебя сейчас в окно выкину. — Окей, — Мэн Яо выставил вперед ладони. — Это тот самый человек, с которым ты так потешно познакомился несколько месяцев назад? И с которым гуляешь так часто, трындишь бесконечно по телефону, что я не могу дозвониться. Тот наследничек аптекаря, да? И что же в нем такого, что ты так взволнован? Взгляд Сюэ Яна снова упал на тарелку с рисом. — Не знаю, — он взял креветку палочками и поднес к своему рту, а когда пережевал, неспешно сглотнул, — и одновременно уверен, что знаю. Он… неописуем в тех понятиях, которые приняты и понятны. Но скажу, что он… красивый, однако всего его я вижу как-то иначе. Он словно… светится, понимаешь? — Ну естественно, особенно если вы под фонарями за ручки любуетесь. — Не заткнешься — вон вылетишь. — Я тут свою точку зрения излагаю, вообще-то. Мы же должны прийти к истине. — Я не знаю, как её описать, — и тон, и лицо Сюэ Яна выглядели покорно тихими, какими-то смиренными. — Ничто в нем не отвращает меня, я его не отвергаю. Его голос, его глаза… — он поднял взгляд, — знаешь, какие у него красивые глаза? Светло-древесные, но не янтарные, даже не темный янтарь. Такой цвет… удивительный. — Это твои черные глаза удивительны. — Он высокий, — продолжал Сюэ Ян, — его спина всегда прямая. У него тонкопалая прохладная ладонь, его кожа тоже прохладная. Когда он улыбается, его глаза прищуриваются так же, как и мои, но он очень спокоен, очень сдержан. Он тихий и ласковый, но при этом интересный. Но то, каким я его ощущаю, не описать словами. То, что я перечислил, лишь внешняя обертка. Чувствую я его… как-то иначе, но не могу это описать. Он словно… занял в моей жизни давно пустующее место, о представлении которого я и сам не знал. А вот он появился и… всё словно встало на свои места. — Погодь, — Мэн Яо отодвинул свою тарелку. — Пока что я вижу, что тебе просто очень комфортно с этим человеком. Так почему ты думаешь, что именно влюблен? Возможно, он просто очень приятный человек, который красиво терпит твои капризы и твой непростой характер. — Он ни разу не перебил меня, — улыбнулся Сюэ Ян, — и поддержал меня во всех моих жалобах. — Знает, как подлизать, — усмехнулся Яо. — С тобой пересекся, что ли? — Хорошо было бы, — оживился Яо. — Познакомь нас. — Перебьёшься, — тон Сюэ Яна резко стал давящим. Он сошелся глазами с Мэн Яо и взгляд его стал тяжелым. — Только попробуй. — Да сдался мне этот человек, — развел руками Яо, — он же беден, прямо как… как ты! — и тут же вдруг стал серьёзней. — Слушай, конец месяца не за горами. Пойдешь к нему? Атмосфера в комнате резко заледенела, причем произошло это так стремительно, что чужому человеку сразу бы стало некомфортно. Мэн Яо, однако, в лице не переменился, и дрожь по его коже не пошла. — Нет, — спокойно, но через время ответил Сюэ Ян. — Слишком счастливым я себя чувствую, чтобы портить из-за него свое настроение. — Тогда я к нему пойду, — Мэн Яо откинулся на спинку, — навещу дядю. Сюэ Ян стрельнул на него напряженным взглядом. Речь шла… о его отце, отбывающим долгий срок в тюрьме. — Он мне единственное родное существо по крови, — хмуро сказал он, — но это совсем не оправдывает того, что я продолжаю к нему ходить. — Он безумно хочет видеть тебя среди теней, — сказал Яо, — и ведь способен проложить туда дорогу, даже будучи в тюрьме. — Зато я себя там не хочу видеть, — Сюэ Ян встал и взял тарелку, чтобы поставить её в раковину. Став к Мэн Яо спиной, он слегка согнулся, словно на плечи его упал тяжелый груз. — Я бы просто… не смог жить в таком мире, Мэн Яо. Я… из паутины, его паутины, хочу вырваться. И уеду из страны, если до того дойдет, хотя я и так хочу. Не желаю я вашей жизни. Пойми, меня другое… влечет. Трудиться в том, что дорого сердцу, осуществлять свою страсть… дышать с наслаждением, а не с тревогой. — Тебя никто арканом туда не тащит, — обернулся к нему Мэн Яо. — Я всегда поддержу тебя, Сюэ Ян, и всегда помогу. Не волнуйся, при мне по помойкам шастать не станешь, а нитки с иголками я тебе как в коробке, так и в прицепе притащу. Мы с тобой так давно друг друга знаем, и могу смело утверждать, что я знаю тебя лучше, чем родной отец. Мы же… росли в этом союзе, союзе отщепенцев, не нужных своим родителям и тем более обществу. Но сейчас мы уже взрослые мужчины, которые самоутверждаются в этом мире. Я никогда и ни в чем тебя не брошу, ты всегда можешь рассчитывать на меня в чем угодно. Как и доверять, ты же веришь мне? — Верю, — Сюэ Ян тоже обернулся, опершись на столешницу. — Всегда верил. Мэн Яо довольно улыбнулся. — Может тебе золотые нитки подогнать? — он потянулся руками. Дел за день не переработать, хорошо хоть обед выдался сытным и плодотворным на доброе настроение. — Такие, знаешь, с реальным золотым напылением. Как там они называются… — Люрекс. — Тебе пряжу или хлопок? Сюэ Ян вздохнул. — А подгони, — вдруг сказал он. — Я тебе скину марку. В самом деле, пустая рубашка — это скучно. Я вышью узоры… вот только какие? — Вышей золотом квадратик презервативов, — предложил Мэн Яо, — ну, знаешь, чтобы намек стал очевиден, — и вдруг спросил: — Ты же думаешь вкладываться в эту влюбленность? Сюэ Ян на его шутку не отреагировал и по его взгляду непонятно было, услышал ли он последний вопрос. — Сюэ Ян, — Мэн Яо ощутил его сомнения, — ты спать-то с ним планируешь? Вроде как первый парень в твоей жизни, но всё же… раз говоришь, что любишь. Сюэ Ян молчал. Его глаза были неподвижны, но на деле за окошками зрачков происходило сильное движение мысли. И он довольно долго был неподвижен, прежде чем из всего тела шевельнулись лишь его губы. — Я… совсем не уверен в том, чтобы говорить ему такое, — покорно сказал он. — Что именно? — спросил Яо. — Секс? А ты вообще определился с тем, хочешь ли его? Потому что платонические отношения как бы никто не отменял. Сюэ Ян снова замолчал. — Не знаю… — тихо сказал он. — Потому что он мужчина? Потому что вы оба парни? — Нет, — опять покорность, — совсем не поэтому. Просто… он стал так дорог мне, что я безумно боюсь это разрушить. Вдруг… вдруг я отвращу его, вдруг он ко мне ничего такого не таит? Да и должен ли? Должен ли вообще я таить такие мысли? — он поднял на него глаза. — Мэн Яо, я говорю лишь за себя. Это мои… странные чувства, мои противоречия. Мы же… мы же друзья, ничего такого. Это я… запутался в своих противоречиях. Быть может… быть может просто потому что он так добр и нежен, я… — Сюэ Ян, — голос Мэн Яо звучал спокойно, — даже в таких противоречиях нет ничего плохого. Это странно, или, лучше сказать, неожиданно, я согласен, ведь ты совсем не по парнях. Но мне кажется, что к этому вопросу ты подступаешь далеко не из позиции того, что он парень. Ты, кажется, видишь в нем… что-то большее? Потому что, насколько я помню, чужая доброта или сострадание прежде не вызывали у тебя такого наплыва чувств. Да, ты был благодарен, но чтобы оно чувственно растревожило тебя… — Не было, — он стал грустным, — это-то и беспокоит. Это странно, что именно с ним я… так счастлив, настолько, что в голову лезет вот такое. Я даже не понимаю, любовь ли это или я просто… Мэн Яо, что со мной происходит? Неужто дело только в доброте? Или в том, что он всем собой так нежен? Или что мы с ним так хорошо сладились и спелись? Он слушает меня, он улыбается мне, он осторожен, вежлив, учтив… — Сюэ Ян вдруг улыбнулся, смотря в точку в пространстве, — а еще он такой… скучный. Не в плохом смысле. Он такой тихий, что это даже раздражало бы, и он совсем не активный. Он вдумчивый, внимательный, его сердце… словно бы открыто. — Для тебя? — уточнил Мэн Яо. Лицо Сюэ Яна озарил свет. — Да, — тихо выдохнул он. — В этом я… уверен. Потому что он так же одинок, как и я. Он учится, живет с дядей. И он сам говорил, что никогда и ни с кем не был так близок, как со мной. Мы гуляем днями или ночами, мы смеемся, общаемся… он так нежен со мной, так ласков. Он всегда меня поддерживает, всегда слушает. Так слушает… внимательно и с неподдельным интересом. По его глазам я вижу, что он ждет моих слов. Он… ждет меня, понимаешь? Странно, но в этот момент в груди Сюэ Яна всколыхнулось что-то… тяжелое, но далеко не с хорошей стороны. Что-то темное сжало его грудь, что-то очень болезненное. Ждет… и в этом слове Сюэ Яну вдруг почудилась такая невыносимая трагедия, что ему взаправду стало… больно. Но он быстро отмахнулся от этой неожиданной волны в собственной груди и снова вернулся к свету. — Пожалуй, тебе будет трудно, пока ты не поймешь, что и он, возможно, к тебе небезразличен… не как друг, — сказал Мэн Яо. — Но что ты планируешь делать? Будешь как-то форсировать события, ускорять их? — Нет. — Нет? — Нет, — Сюэ Ян посмотрел на него. — Я не собираюсь… рисковать хоть как-либо, пока не буду уверен, что мы чувствуем одно и то же. Но если будет хотя бы малейшая, а в его случае тихая зацепка, — Сюэ Ян посмотрел на Мэн Яо, — я даже сдерживать себя не стану. — Вау, — протянул его друг. — Так ты всё-таки думаешь с ним переспать? — Я думаю лишь о том, что хочу увериться в том, что так меня грызет, — отмахнулся Сюэ Ян. — Я хочу понимать, я обманываю себя или со мной и правда происходит то, о чем я… и желать не смел. Да и не хотел. Но когда думаю о «нем»… то понимаю, что мои чувства к нему сливаются с моими чувствами к шитью. — Тогда это точно любовь, — подытожил Мэн Яо. — Уж если ты подтягиваешь что-то под главную страсть своей жизни… — Я не подтягиваю. Просто… мои чувства к ним обоим становятся неделимы. Он ведь не мое шитье… а шитье — не он. Но по какой-то причине они сливаются во что-то одно. Прежде все требовали внимания к себе, а он… как будто часть моей страсти. Мне не нужно отделять его от неё, мне не нужно перетягивать свое внимание. И она, и он, одинаково равноценны для меня. Я… люблю их обоих. — Шведский дурдом, — смотря на его лицо, нахмурился Мэн Яо. — Да возьми ты и подлезь к нему. Если не попустит, значит «можно». — А если попустит? — лицо Сюэ Яна стало строже. — Да и… не так это важно. У нас и так прекрасные отношения. Я… не гонюсь за сексом, если ты об этом. Я просто очень дезориентирован и пытаюсь понять, что на самом деле чувствую и во что это выливается. — Не ты ли сказал, что при малейшем подтверждении сдерживать себя не станешь? — Сказал же, что хочу разобраться в себе. — Ну а допустим в постели вы не споетесь, больше того: ты вдруг свой интерес весь растеряешь. Не жалко тебе будет парня, вдруг его чувства откровенны, а твои — переходящие? Сюэ Ян так на него посмотрел, что иной бы вздрогнул. — Речь не об ответственности, Сюэ Ян, — прекрасно зная, о чем тот думает, сказал Мэн Яо, — ты никому ничего не должен. Но вместо того, чтобы позволять мозгу рисовать в голове различных чудовищ, возьми и рискни. Не надо сразу объясняться ему в чувствах, тем более что ты в них не уверен. Просто… заведи беседу и плавно подводи к тому, что выведет его на чистую воду. Быть может и ты ему не безразличен, и вы вполне можете попробовать. Не страшись утратить вашу дружбу, ведь если этот интерес есть и у него, то в чем грех создать между вами нечто большее? Это не утрата, а как переход из стадии куколки в стадию бабочки. Может вы сейчас в коконах с этой дружбой, и сами того не знаете, что следующий этап, причем естественным и правильным образом туда ведущий — бабочка. Вы оба как-то… на волне одной сплошной чувственности, это на дружбу совсем не похоже. У вас всё странно пошло с самого знакомства, он бы давно уже тебя послал, как, собственно, и ты. Раз так хорошо спелись, ну так пойдите дальше, в чем проблема? Вам при вашей первой встрече вот буквально всё помешало и всё пошло не так. Сюэ Ян, люди так не знакомятся, и тем более после такого начала знакомства не бегут дружить. А вы вот сдружились. Так спроси себя: если при таком знакомстве вы стали дружить, то разве твое признание может что-то испортить? Он точно тебя не пошлет, он подойдет к этому с понимаем, даже если чувств ответных не имеет. — А ты не подумал, что буду чувствовать я, если всё же окажется, что он не таит ко мне того, что таю к нему я?! — голос Сюэ Яна прозвучал с обидой. — Что я, быть может, уже сейчас обманываю себя и на самом деле знаю, что уже давно люблю его! То, с каким выражением лица и голосом он это сказал… заставило Мэн Яо замереть и даже немного растеряться. Потому что это было не противоречие… это было живое воплощение боли, причем не обычной — сердечной. Похоже, Сюэ Ян думал об этом гораздо больше, чем изначально давал понять. Его чувства… стали похожи на игру света в драгоценном камне. Пока не было света, камень не играл. Но стоило солнцу выйти… как неожиданные открытия поразили глаза, на него смотрящие. Мэн Яо не знал… что этот камень может «так» играть. Знал, что он драгоценный, знал, что никакой грязи и бедности этого не скрыть, во всяком случае от него. Сюэ Яна он знал с глубокого детства, он всё, всё о нем знал, как и его самого… так он думал до этого момента. И осознание сразу стало явным. Да, он в самом деле его знает… но знает только того Сюэ Яна, на который не падал солнечный свет. А такого Сюэ Яна… пожалуй, мог узнать лишь один Сяо Синчэнь. Сюэ Ян не рассказывал Сяо Синчэню историю своей жизни, во всяком случае подробно. Что его мать, по сути, принудили к этой беременности, что после рождения сына она покончила с собой, что его отец преступник, который совершенно не любил свое же дитя и что уже долгие годы он сидит в тюрьме. Сюэ Ян не без причины считал, что такие подробности Сяо Синчэню ни к чему. Потому что… это не могло не шокировать. К тому же… Сяо Синчэнь был очень сострадательным, а жалеть себя Сюэ Ян никогда не любил и тем более чтобы кто-то жалел тебя со стороны. Когда ты растешь в осознании того, что нелюбим, когда вкушаешь плоды бессилия и горькой правды мира, эта пилюля становится либо ядом, либо испытанием. В первом случае ты травишься, во втором… борешься. Когда живешь так, как жил Сюэ Ян или Мэн Яо, очень быстро становится понятно, какой огонь в тебе горит. Мэн Яо, например, «сломался». Как и Сюэ Ян, он вкусил достаточно лишений и издевок, но в отличии от того же Сюэ Яна всё же впустил в себя этот яд. Но не пал его жертвой. Он скорее стал его носителем, заключив сделку с дьяволом, дескать, оставь меня в живых, а я буду сеять твою отраву, однако за это я хочу дары. Мэн Яо затаил зло на всё, что его обижало, и он быстро понял, что самым удовлетворительным для его обиженной души способом вырваться и добиться большего, будет использовать методы своих обидчиков. Он сразу понял, что будет стоять в тени сильных мира сего, а за свою верную, отчасти, службу будет получать то, что хочет. Но Мэн Яо был очень и очень неглуп. Самым выгодным вариантом было влиться в близкий круг обслуживания такой элиты, однако становиться разменной пешкой он не собирался… покуда желал пожить подольше, и пожить хорошо, очень хорошо! Он должен был стать тем, в ком необходимость не заканчивалась бы. Так он и пришел к тому, чтобы выучиться на адвоката, прекрасно зная, что делает это для того, чтобы с помощью легальных законов подтирать жопы тем, кто в неё с размаху залетел. Когда досконально знаешь правила игры, то играть по этим правилам… не так интересно, как пытаться играть, ловко обходя их. Пусть идиоты, рвя себе глотку и тельняшки, открыто нарушают эти правила, дескать «я свободен, я не раб!» Не-е-ет, Мэн Яо таким не будет. Как змея он затаиться и будет выжидать долго-долго, сколько потребуется. Он умел ждать… Сюэ Ян был совершенно не такой. Да, соблазн пойти по кривой дорожке был, и Мэн Яо искренне видел в нем большой потенциал, гораздо больший, чем у себя самого. Сюэ Ян не был того полета птицей, чтобы быть «обслугой»… Сюэ Ян был тем, кто мог бы править. Да, пускай под протекцией кого-то очень серьезного, но это всё же свобода действий, как-никак. Сюэ Ян был умным, хитрым, быстрым и дотошным в мелочах. У него было феноменальное чутье на людей, он умел разглядеть ложь еще до того, как это бы запланировали, а предугадывать шаги противника мог лишь истинный гений. Такого преступника с руками бы оторвали, предлагая свободу и деньги, много денег, взамен на определенные услуги. Но Сюэ Ян не пошел по этому пути. Сложно сказать, что именно его удержало, то ли нежелание походить на отца, то ли более высокие амбиции. И дело было не в том, что он хотел быть именно законопослушным. Сюэ Ян… хотел быть свободным, и диктовать эту свободу он хотел с миром в сердце. Он… в самом деле искал покоя, он желал честно трудиться и получать плоды по трудам своим. Он был по-настоящему одержим красотой вышивки, рукоделие, несмотря на то, как тяжело было нести этот дар, захватило его разум куда большим пламенем, чем преступный мир, где его душа насыщалась бы чувством власти. И Сюэ Ян бы мог… если бы не искал для себя иного. Он как-то сразу понял, чего именно ему по-настоящему хотелось. Проведя детство в холоде, голоде и постоянном неравенстве и бойне, а после обнаружив в себе страсть к рукоделию, он сразу понял, где ему искать то, что облечь в слова был не в силах. Он хотел… утверждать себя в красоте, действительно хотел трудиться и получать за это плоды. Он был жадным, но не к деньгам, хотя значимость и качество своей работы никогда не преуменьшал. Он был… больше страстным, нежели трудолюбивым, он легко терял голову на чем-то и не успокаивался, пока свою жажду бы не насытил. Как видно, такая же черта его характера утверждала себя и в… любви. Но Сюэ Ян никогда не любил. Больше того — не представлял, что это вообще такое. Не мог вообразить, в самом деле не знал. А когда не знаешь, то и цены составить не можешь. Плюс еще и сыграл его затворнический нрав, его отчужденность от людей и даже от эмоций. Не то чтобы Сюэ Ян себя обижал и не умел повеселиться от души. Просто… как раз-таки души он и не находил. Эмоции, плоть… а вот души не было. Ничему он не откликался и ничто не откликалось ему. До сих пор… — Ой… — Сяо Синчэнь вздрогнул да так и застыл с поднятой рукой, которой уже готовился постучать в знакомую дверь. Но дверь открылась раньше, чем он к ней прикоснулся. — Привет. Сюэ Ян расплылся в улыбке, прищурив глаза, и от его сияющего взгляда Сяо Синчэнь и себе растянул губы, причем совершенно непроизвольно. Не то чтобы он не хотел улыбаться… но с Сюэ Яном это происходило раньше, чем он успел бы это осознать. — А я как раз постучать хотел. — Я услышал топотание на своем пороге, вот и выскочил. — Я не топтал. — Ну, значит у меня слух хороший, — и, счастливый, улыбнулся еще раз. — Давай, заходи, а то тепло уходит. — Так лето же. — Не то тепло, — слегка склонил голову Сюэ Ян и тут же стал серьезней. — Обувь снимай в комнате, а то сопрут еще. И, взяв его за руку, так и втянул в обуви в свою комнату. Сяо Синчэнь здесь уже бывал, а потому его встретила привычная обстановка. Первым, что всегда заявляло о себе и что Сяо Синчэнь успел до ужаса полюбить, это запах, который встречал его раньше, чем глаза встречали обстановку. Сюэ Ян шил на определенных тканях, а потому в его комнате всегда пахло именно ими — тканями. Они имели… непередаваемый, но ставший Синчэню таким любимым запах. Еще пахло пылью, солнцем, пахло старым деревом и… самим Сюэ Яном. Входя в его комнату, Сяо Синчэнь никак не мог отделаться от мысли, словно он пришел к себе домой. Но в его доме пахло совершенно иначе, а потому это «домой» имело какой-то практически интимный оттенок. Бывать у Сюэ Яна дома было для Синчэня чем-то, что можно назвать любимым, и он всегда с радостью принимал приглашение, довольно нетерпеливо и даже страстно ожидая его. Тем более, что звал к себе Сюэ Ян нечасто. Он жил в трущобах и очень боялся за Сяо Синчэня. Но Сяо Синчэнь успокаивал его тем, что он так же беден и что живет в условиях старого дома одного старого человека. Сюэ Яна это не переубеждало, однако как только он понял, что Сяо Синчэнь именно «ждет» его приглашений, контролировать себя больше не мог. — Ты хорошо добрался? — Угу, почти. — В смысле? Сяо Синчэнь поймал его тревожный взгляд и спокойно засунул руку в передний карман своей толстовки, достав оттуда… мешочек имбирного печенья. Сюэ Ян мгновенно расплылся в широкой, буквально излучающей свет улыбке. — Небось снова птицы преследовали? — догадался он, взяв свой гостинец. Сяо Синчэнь кивнул. Птицы в трущобах были теми еще хищниками. Синицы и воробьи без зазрения совести и страха влетали прямо в дом, голуби добирались до риса прямо в кастрюле, а вороны так вообще клевать в голову могли, пытаясь отогнать взрослого человека от его снеди. И в этот раз, учуяв печенье, птицы преследовали Сяо Синчэня, который, уже готовый к такому (в прошлый раз его чуть не заклевали, благо что Сюэ Ян был рядом вместе со внушительной палкой) дул в ультразвуковой тонкий свисток, что отпугивало птиц и не давало им подлететь. — Ты был так взволнован по телефону… — Я и сейчас в волнении, — первым делом, когда Синчэнь приходил, а приходил он всегда с гостинцами, Сюэ Ян ставил чайник и доставал красивую тарелку с чашками, чтобы вместе полакомиться и посидеть, — давай, заходи скорее. Сяо Синчэнь вошел в «главную комнату», которая была смещена со спальным местом. Именно спальным, то есть с кроватью, потому что всё остальное было рабочим кабинетом, студией и главной комнатой одновременно. Привычный вид швейной машинки, четыре кресла, одно из которых было креслом-качалкой, два стола, торшер, дополнительное освещение, шкаф с рукодельными принадлежностями… а часть пола была усыпана эскизами, причем от руки — Сюэ Ян сам рисовал или дорисовывал вышивку. Он подрабатывал тем, что даже шил одежду, потому что хорошо управлялся с мерками и швейной машинкой. — Можно? — Сяо Синчэнь был ласков и казался донельзя послушным. Сюэ Ян тоже был спокоен. — Конечно, — кивнул он, наблюдая, как не без какого-то тихого благоговения Сяо Синчэнь садится на его табурет, который примыкал к столу с машинкой. Сяо Синчэню она очень нравилась. Старая, но прекрасно ухоженная, уже заправленная нитью и ждущая, когда её используют. На столе уже лежали ткани и стояла коробка… прекрасная, резная, ручной работы коробка со швейными принадлежностями и стрекозой с бабочками на облицовке. Сяо Синчэню так нравилась эта коробка… а вот стрекоза почему-то всегда вызывала в нем какую-то тревогу, определение которой он и сам не мог дать. Смотрел на неё, она была так безусловно красива… а всё равно печалился. — Можно? — Сяо Синчэнь едва коснулся кончиками пальцев ручного привода. Он знал, что иногда Сюэ Ян подключал еще и педаль, снимая ручку, чтобы быстрее работать, однако сам Синчэнь очень любил именно крутить ручку, и не без причины, ведь с учетом малого опыта скорость была его слабостью. А вот Сюэ Ян крутил педаль так, что та могла задымиться. Сяо Синчэнь однажды видел его в этом процессе. Сосредоточенный немигающий взгляд, безусловный рефлекс на движение пальцев и ступни… на это можно было часами смотреть, не меньше. Сюэ Яна всегда так тешил его благоговейный трепет и страх, словно этот худой, со слабыми руками человек мог как-то навредить столь мощному механизму, который еще нужно было постараться разбить. Ради того, чтобы понимать работу Сюэ Яна, Сяо Синчэнь изучил всё, что только мог. Швейную машинку он разобрал по частям, имеется в виду знания по механизму работы, и по множественным деталям и деталькам знал о ней даже больше, чем сам Сюэ Ян. Сяо Синчэнь знал, как заправить, зарядить и запустить механизм, знал, как распутать застрявшие нити, как вставлять и менять иглы, где смазать колесико, как не допустить ржавчины и как её вычистить. Он знал наименование каждого винтика, каждой защелки, каждой детальки. И всё равно чувствовал, что ему страшно мало, что он… ничего, ну ничего не знает, что всё еще не познал всё. Сюэ Ян откровенно с этого потешался, но остановить Сяо Синчэня не могло ничего. Он был восхищен, он был практически влюблён… — Дать тебе пробный? — Сюэ Ян достал из другой коробки отрезок ткани. — Какое плетение хочешь? — Обратное. — Так сложно? — подивился Сюэ Ян. — Может лучше вместо того, чтобы играть, закроешь мне края? — А можно? — Сяо Синчэнь посмотрел на него испуганным и трепещущим взглядом. — На чем? Сюэ Ян снисходительно улыбнулся и дал ему халат, который как раз дошивал. — Они попросили очень узкие рукава, — стал объяснять он. — Снова заказ для дорамы? — Да достали, — скривился он, — такое мыло снимают, а сколько жопу рвать, чтобы сшить эти костюмы. Знаешь, вот не проблема просто им халатов нашить… но ты укрась их вышивкой, под стиль в их бошках подгони, то есть с залетами и пролетами. Тьфу, гадость. — Но ты же любишь традиционные наряды. — Только не для этого мыла, — сказал Сюэ Ян и язык его будто бы развязался, — вот если бы я шил для тебя, то носил бы ты императорский шелк, не меньше. А выглядел бы он… И замолчал, резко замерев взглядом. Сяо Синчэнь совсем не понял этого, но Сюэ Ян уже ушел к свистящему чайнику. Пока Сюэ Ян накрывал им на стол, Сяо Синчэнь слегка тревожно вдохнул в себя воздух и прижал края рукавов к платформе, покрутив колесико, чтобы поднять иглу. Он не боялся, что что-то испортит, потому что Сюэ Ян давно успокоил его тем, что можно просто распустить швы. Однако жутко хотелось, чтобы до такого не дошло, а потому швейная машинка стала издавать быстрые, но сдержанные звуки. Сяо Синчэнь… шил продольный шов. — Вот это да, — спустя недолгое время Сюэ Ян склонился над плечом Сяо Синчэня, заглядывая внутрь, — как ровно ты всё сделал. Сяо Синчэнь скромно молчал. Смолчав и о том, сколько потов с него успело сойти, пока он закончил этот такой простой, но такой тяжелый шов. — Прелестно, — пальцы Сюэ Яна коснулись шва и слегка повели вперед. Сяо Синчэнь задержал и дыхание, и взгляд, видя, как кончики пальцев ведут по шву. Что в этом было такое… от чего замирало сердце. И, быть может, еще парочка органов. Сюэ Ян был ласков с тканью в той же мере, с которой ласков со своей любовницей любовник, однако так было не всегда. Чаще всего он был просто осторожен и сосредоточен, и если бушевал, злясь, то всегда откладывал шитье и вымещал зло на более незначимых и прочных предметах в своем доме. О такой черте его характера Сяо Синчэнь знал, но не находил её ужасной. Просто… Сюэ Ян так вымещал свои эмоции, что в этом было такого? Ну покричать там мог, бросить что-то, дышал загнано. Но это чаще всего быстро проходило, да и задерживалось ненадолго. — Я молодец? — Сяо Синчэнь с улыбкой повернулся к нему. Ладони Сюэ Яна были на его плечах. — Ты умница, — положив подбородок ему на плечо, сказал Сюэ Ян, — просто замечательно, спасибо. Сяо Синчэнь растаял. Он не слабел к хвальбе, но если добрые слова говорил Сюэ Ян… что-то менялось в его душе, то ли наливаясь, то ли распускаясь. Было… так тепло, так… волнующе. Сердце то ли чаще билось, то ли как-то углублялось внутри, разливая жидкий жар. Сяо Синчэнь улыбался, смотря на проделанную работу, а Сюэ Ян… просто был склонен к его плечу, кажется напитываясь теплом, исходящим от этого человека. — Так зачем ты меня позвал? — напомнил Сяо Синчэнь что заставило Сюэ Яна вздрогнуть. — Ты был так взволнован… — Я и сейчас такой, — с улыбкой он повернул его на себя, поскольку то была табуретка с круглой сидушкой, которая, к тому же, крутилась. Сяо Синчэня развернули так же, как крутится мясо для шаурмы на вертеле. — Быстро раздевайся. Кажется, кровь слишком сильно прилила к ушным перепонкам, что он так резко оглох. — Что?.. — едва разлепил губы, держа хоть и прямой, но донельзя испуганный взгляд растревоженного зайца. — Раздевайся, — лицо его было так близко, а улыбка… это было слишком. — Я тут неожиданно обнаружил, что у меня нет манекена и хочу заказать новый. Манекен на самом деле был… раньше, но по понятным причинам одного буйного нрава его не стало. Пухом ему та помойка, куда его утащили местные бомжи, простите, люди с низким социальным статусом. — Но прежде мне нужно уточнить мерки, а так как манекен мужской… то снимем их с тебя. Не против? Сяо Синчэнь не совсем понимал, но, кажется, речь шла именно о манекене для ателье. Он был только до пояса и чаще всего был женским. Сяо Синчэнь наконец-то пришел в себя, но уже после того, как неосознанно разделся до пояса. Сюэ Ян взял мерительную ленту и приступил к замеру шеи. — А разве так надо? — решился подать голос он. Холодная лента коснулась горячей кожи и контраст вынудил встать на дыбы волосы на руках и… немного затвердеть соски. — Это важно, — был ему короткий ответ, когда, взяв прежде зажатый в зубах карандаш, Сюэ Ян сделал им заметки в свой блокнот. — Так, вдохни-ка, только грудью, не надувай живот. Сяо Синчэнь сделал, как велели, и Сюэ Ян замерял ему грудную клетку. Соски напряглись и затвердели еще больше, это было даже немного больно… но по-хорошему. Сам же Сюэ Ян, однако, не выразил никаких комментариев и просто продолжал делать замер. Сейчас он мерил длину и обхват рук. — Вот так, значит… — едва разборчиво пробормотал он, конспектируя свои замеры, — всё, герой, одевайся. А то, как погляжу, ты чересчур замерз. — И правда как-то зябко, — нисколько не наиграно сжался Синчэнь, надевая свою футболку. — Как для человека с такой малой долей процента жира в теле, летом ты одеваешься слишком легко. — А что футболка с толстовкой не справляются? — Судя по тому, как у тебя встали соски, их на тебе словно бы нет. — Так их на мне и не было. Сюэ Ян ничего на это не ответил, впрочем, не сдержав себя от улыбки. — О чем бы сердце ни пело, сделает оно это с душой, — как-то задумчиво пробормотал он, впрочем, тон его голоса был скорее мягким и мечтательным, нежели потерянным, как это часто бывает, когда слишком думаешь о чем-то. Он двигал глазами на записях, после чего вдруг резко захлопнул блокнот. — Ну что, пошли пить чай? В отличии от меня, он уже остыл. — Что? — Ты идешь? Синчэнь только кивнул и последовал за ведущим его Сюэ Яном. В его комнате больше всего времени они проводили именно на кухне, порой часами болтая обо всем, что приходило в голову. Сюэ Ян очень любил перенимать на себя инициативу в этом деле, а Сяо Синчэнь как раз был не против в этом ему уступить, больше того — делал это не без щекочущего душу удовольствия. Казалось, наговориться они не могли, даже когда солнце склонялось к закату, но Синчэнь никогда не оставался на ночь, стесняясь доставлять неудобство, поскольку кровать была только одна. Он мог бы спать на полу, но тут против выступал уже сам Сюэ Ян. Через две недели, когда Сюэ Ян снова его пригласил, Сяо Синчэнь, долго и придирчиво выбирая американские шоколадки, с радостью шел «домой», предвкушая, как обрадуется Сюэ Ян этому лакомству. Он вообще сладкое безумно любил, но вот шоколад был для него редкостью, а для Синчэня… ну, это был прекрасный повод потратить отложенные на что-то для себя деньги. Он даже не заметил, что тратя деньги на что-то для Сюэ Яна, относится к этому так, словно бы потратил их для себя. Кто сказал, что счастье нельзя купить? Очень даже можно. — Это мне? — улыбка расцвела на губах Сюэ Яна, когда он увидел дорогую бумажную обертку на толстой плитке черного шоколада с карамельной начинкой. — Боги, ну ты и транжир. По миру себя пустишь. Сяо Синчэнь насмотреться не мог на эту улыбку. Она его… словно бы окрыляла… нет! Он словно начинал светиться изнутри, будто бы в его пустую стеклянную лампадку залетел сверчок и… озарил прежнюю темноту своим радостным сиянием. Сюэ Ян не переставал улыбаться, когда с каким-то любовным взглядом неторопливо оторвал кончик и потянул, вскрывая бумагу. Шуршащий звук тянущей полосы был медленным, а оттого казался каким-то… эротичным, словно красивая девушка лениво стягивает с себя капроновый чулок. Треск фольги прозвучал более ярко, и наконец-то добравшись до лакомства Сюэ Ян откусил кусочек шоколада, а когда начал жевать, поднял глаза к Сяо Синчэню. А тот, словно бы и не замечая очевидного, с улыбкой смотрел, как Сюэ Ян жует свой шоколад. Так они простояли, если не солгать, добрую минуту, смотря друг на друга в молчании, пока один ел сладкое, а второй… тоже ел сладкое, только глазами. — Как думаешь, что я приготовил? — Сюэ Ян слегка сощурил взгляд. — А ты что-то готовил? — Сяо Синчэнь повернул голову в сторону кухни. — Не туда, — пальцы Сюэ Яна коснулись его щеки и повернули лицом к себе. От того, как он вдруг прищурился еще хитрее и даже выдохнул в своей широко растянувшейся улыбке, Сяо Синчэню вдруг показалось, что с ним что-то… произойдет. — Раздевайся. Ну да, чутье он имел хорошее. — Манекен пришел? — Пришел, но не манекен. Шумно отломав зубами еще кусочек, Сюэ Ян повернулся в сторону своей комнаты и пошел вперед. Сяо Синчэнь, как обычно, покорно и практически по безусловному рефлексу последовал за ним. — Вот, — положив шоколад и вытерев чистые руки об себя, Сюэ Ян неслышно выдохнул, взял со своей кровати что-то и, повернувшись, приложил к себе. — Ну как? Сяо Синчэнь был застигнут врасплох. Некрепко сжимая пальцами, Сюэ Ян держал в руках рубашку, и не просто рубашку… она была очень особенной. Белая, такая ослепительно белая, но ни по стилю, ни по ткани совсем не похожая на те классические рубашки, которые обычно носят мужчины. Крой был более мягким, воротник не закрывал шею, имел более плавный изгиб, разрез чем-то напоминал славянскую рубаху, но всё же это была не она. Очень, очень красивая рубашка, но не только кроем, ведь на ней была… вышивка. Золотом. Сяо Синчэнь не знал, что в этих нитках было реальное напыление золотом, да и не надо было ему об этом знать. Это вообще не имело значение, с золота там нитка была или нет, а значение имело то, что с ней сделали. А сделали с ней… чудо. Сяо Синчэнь еще никогда не видел подобной красоты и потерял дар речи, когда так близко столкнулся с ней. Изящным вихревым узором был расшит воротник, что-то похожее на солнечный ветер в переплетении ив; расшиты были и рукава, но что то была за роспись… Это были жар-птицы с пышными длинными хвостами, танцующие свои любовные танцы, и вихри пламени, поднятые их хвостами, словно ветер изогнулись, словно волна… из золотого пламени. Дело было даже не в выборе рисунка, а в том, что он был исполнен так детально и так… это же не был большой рисунок, он был ужат до ширины рукавов! Но так был выполнен, так… красиво — с ума можно сойти. Вниз от ворота была полоса, закрывающая пуговицы и тоже была расшита. — Это еще не всё, — засуетился Сюэ Ян, — вот, смотри. Такая же белая, только из батиста-шамбре. Но это уже рубаха, чтобы с пуговицами не морочиться. Я сделал разрез так, чтобы пустить петельки, видишь? Вроде V-образный, но короче и симпатичней, плюс еще и регулируется. Руки шире, но в рукавах узкие, но там не плотная нитка, а тянущаяся. А, и она свободней, здесь необязательно подгонять под талию, только под ширину плеч и грудной клетки. Ну как? Сяо Синчэнь молчал. Он откровенно залип на то, что видел, и просто не находил слов. Потому что знал… какими руками создана вся эта красота. — Ну что ты стоишь? — Сюэ Ян начал заметно нервничать. — Что молчишь? Примерь. — Я? — глупо протянул Синчэнь. — Хочу посмотреть, как будет смотреться. Иди сюда, не бойся. Я шоколадку поел и сразу добреньким стал. — А ты разве бываешь злым? Сяо Синчэнь не лукавил, а говорил настолько искренне, что даже шутить в ответ не хотелось. Сюэ Яна бесконечно поражала эта его чистая откровенность и добродушие. Ему еще не приходилось видеть людей такой широкой и самое главное открытой души. И учитывая, что Сяо Синчэнь не с ним одним таким был, Сюэ Ян мог бы и заревновать, не чувствуя себя особенным… но не ревновал. Потому что чувствовал, что всё же… особенный, что даже эта искренность и доброта в чем-то намного больше даны именно ему. — Не жмет? — он придирчиво касался швов и разглаживал и так наглаженную до скрипа ткань. — Как ощущения, удобно? — Очень, — Сяо Синчэнь всё еще не мог поверить, что эта рубашка коснулась его тела. Но Сюэ Ян был строг и до нервозности придирчив. Он не успокоился, пока не прощупал всё, пальцами «присматриваясь» к тому, как рубашка льнет к телу, чтобы точно быть уверенным, что она удобная. Потом отошел, прижав пальцы к подбородку, и снова сузил взгляд. — Шикарно, — подытожил он и начал качать головой. — Да, безусловно. Даже мне не к чему прикопаться. А это было такой страшной редкостью, чтобы гению его уровня не приходилось страдать из-за самой ничтожной, но всё же допущенной ошибки. Потому что если бы он её нашел, то, как бы Синчэнь ни плакал, а распустил бы все швы и перешил бы. И всё из-за одной малюсенькой торчащей ниточки. — Ты видел, чтобы великие генералы прошлого шли на бой с паленым мечом? — бывало огрызался он, когда его пытались успокоить. — Это не нитка торчит — это стрела в моем сердце торчит! Мне как прикажешь жить с этой торчащей у меня из груди тетивой! Переделать, всё переделать! — Сюэ Ян, — пытались увещевать его, — там же вышивка, такой объем работы! — Переделаю! — всё равно кричал он, даже иногда задыхаясь от гнева. Такой уж он был, не признающий высоты даже на миллиметр ниже той, которую сам себе установил. И в отличии от голословных бездарей, свои амбиции он оправдывал с лихвой, потому что работал так же, как и выживал — как черт, брошенный на угли. Но что удивительно, работая он мгновенно застывал и сосредотачивался до такой степени, что забывал о времени, сне, еде… и о злости. Не успокаивался, пока не сделает так, как хотел это видеть. Ну и, соответственно, был доволен лишь тогда, когда не к чему было прикопаться. Сяо Синчэнь, успев хорошо, даже сказать очень близко познакомиться с такой чертой его характера, послушно замер под внимательным взглядом, и лишь тихая улыбка была единственным движением его тела. Ну, если не считать его колотящегося в непомерном счастье сердца. Надеть на себя эту рубашку… рубашку, сделанную Сюэ Яном, которую он сам сшил, над которой корпел. И Сяо Синчэнь совсем не спрашивал себя, почему это она так подозрительно подходит именно под габариты его тела. — Нравится? — теперь и Сюэ Ян выглядел довольным. — Да, — выдохнул Синчэнь, — очень. Взгляд Сюэ Яна стал глубже. — Она твоя, — просто, так просто сказал он, что Сяо Синчэнь не сразу понял, о чем он. — Что?.. Сюэ Ян чуть склонил голову. — На самом деле, я просто не говорил об этом, но те замеры я делал не для манекена, и эту рубашку я сшил для… для тебя. — Для меня? — лицо Сяо Синчэня вытянулось в удивлении, а зрачки в его глазах стали больше. Сюэ Ян, чувствительный к таким резким перепадам, напрягся. — Не нравится? — он всегда заходил с самых негативных карт, что показывало, насколько же он одержим страхами, сразу же предполагая худшее. Но на самом деле он просто был таким человеком, который хотел знать, через что ему придется пройти, а не уповать на сладкое неведение. Кому как не ему знать, до чего тяжел будет удар в таком раскладе мыслей. Лучше уж знать, что казнят, чем погибать в надежде, что этого не произойдет, всё равно сидя в темнице перед неизбежным приговором. — Очень нравится, — Сяо Синчэнь отмер и лицо его стало возбужденным, — очень, очень нравится! Просто… так неожиданно, я даже предположить не мог, а ты не намекал. Тем более, что мой день рождение уже прошел. — Как жаль, что это случилось до встречи со мной, — вздохнул Сюэ Ян, — мы бы классно погуляли. Я бы тебя споил, торт бы поели… я бы испек его. Сяо Синчэнь заулыбался, представляя себе это. На самом деле он никогда и ни с кем не праздновал своего дня рождения, кроме как с дядей. Не то чтобы не было друзей… просто самого желания устраивать праздник не было. Как человек он был скромным и тихим. А вот Сюэ Ян был порывистым, был резким, бросающимся вперед. И вот с ним Сяо Синчэнь согласен бы был провести этот день как душе Сюэ Яну было бы угодно. Даже не собственной — его душе. Тем более, что день рождения Сюэ Яна они очень активно провели, хотя тот и скрыл, что они на самом деле отмечали. — Ты прям растаял, — улыбнулся Сюэ Ян, — правда так нравится? Я ведь и не старался особо… так, на выходных лишнее время имел, вот и… отвлекся немного на этот пустячок. Врал, конечно, убедительно-неубедительно. Он так потел над этими рубашками, так старался, что был дерганным, сосредоточенным до невозможности, не спал и не выходил наружу, как раз-таки откинув большинство своих заказов, чтобы сосредоточиться на этой рубашке. А потом еще и рубаху дошил, страшась, что, а вдруг Синчэню не понравится? Срочно нужен запасной вариант! Но как Синчэню могло не понравится? Или даже не так: как человеку с глазами могла не понравится такая красота? Нежная, хорошо дышащая ткань, роскошная вышивка, а самое главное руки, которые приложили к этому усилия. «Его» руки… — Просто, — Сяо Синчэнь вдруг мягко обнял себя, — это как будто ты обнял меня… всегда. Куда бы я её ни надел, ты всегда… будешь обнимать меня. Вот почему я так счастлив. Ты сделал её своими руками, и я не смогу не чувствовать их… спасибо. Он подошел к Сюэ Яну, наклонился и… легко коснулся своими губами его щеки, причем сделал это так плавно, словно бы не спешил, однако то был порыв, им не осознанный. Он бы ни за что не посмел… но он и правда растаял, он весь светился от счастья и чувств, определение которым не мог дать. И когда склонился, когда поцеловал… Сюэ Ян не шевельнулся. Лишь глаза его раскрылись чуть шире, а дыхание в груди замерло. И он схватил руку Сяо Синчэня, когда тот отстранился. Сяо Синчэнь пришёл в себя. Сюэ Ян так на него смотрел, словно бы… ждал. Нет, даже не так: он высматривал что-то, чего определенно ждал, выискивал… и, похоже, не находил. Их гляделки были довольно долгими, никто из них почти не дышал. То были взгляды… душа в душу, не меньше. И каждая о чем-то вопрошала. Но всё же Сюэ Ян очнулся первым. Он… выискивал в глазах Синчэня продолжение его порыва, он был готов принять то большое, на что бы Сяо Синчэнь мог решиться, так как изначально спутал его поцелуй с… «намерением». Но то был поцелуй нежности, а не похоти, «отдать», а не «взять». Сюэ Ян думал… что Сяо Синчэнь с другой стороны открывается ему и ждет ответа. И Сюэ Ян ответил бы… если бы прочитал в его глазах желание взять. Сяо Синчэнь же… ни одной непотребной мысли не таил. Но и не мог даже себе утверждать, что то был просто дружеский поцелуй. Он был… от чувств, но не претендующий. Этот поцелуй был, чтобы отдать себя, а не получить что-то взамен. Потому что Синчэнь и вообразить себе не смел что-то большое. Он… всецело был счастлив тому, что было, готовый по указке отойти в их отношениях на шаг назад. Если скажут. Потому что… счастье Сюэ Яна было ему дороже собственного. И он бы не нарекал, останься они лишь друзьями… потому что бесконечно ценил то, что судьба вообще дала ему возможность узнать этого человека. Взгляд Сюэ Яна немного заблестел… влажно, но то была дурная влага, не радостная. Лицо его приняло сложное выражение, в котором тень обиды и легкого страха сплелись в причудливый букет человеческой эмоции. Сюэ Ян разжал пальцы, потому что понимал, что… ничего не будет. Не было… «зова». В этих глазах он видел лишь страх, отражающий его собственный. Потому что Синчэнь начал бояться, не оскорбил ли он его и… не сорвется ли, чтобы оскорбить еще больше. Ведь теперь Сюэ Ян выглядел так, словно бы его… обидели. И это осознание сжало в тиски сердце Сяо Синчэня. — Видно, ты и правда внимательно меня слушаешь, раз запомнил, что в Европе так здороваются, — вдруг хмыкнул Сюэ Ян и накаленное стекло между ними исчезло. — Правда припозднился ты… опоздал немного. И что-то в этих словах так неприятно кольнуло Сяо Синчэня, словно в чем-то, связанным с Сюэ Яном, он… не успел. Это чувство так накрыло его, что он побледнел лицом, а Сюэ Ян, увидев это, решил, что причина тому его собственная грубость. — Да я же несерьезно, — он занервничал, не желая обидеть. — Ну что ты, Сяо Синчэнь… вот. И сам приподнялся на носочках, несколько спешно и чуть более сильно чмокнув его в щеку. Это-то и отрезвило Синчэня, вылив на него ушат… нет, не ледяной воды, а скорее утопив в любовном зелье. Вроде бы и любовь… но слишком много и слишком резко! Увидев его так быстро покрасневшее лицо, Сюэ Ян вдруг так расхохотался, что Синчэнь попросту закрыл лицо ладонями. Более приятная и легкая неловкость вытеснила ту, тяжелую, и с этого момента мир в их сердцах по протоптанной тропе кинулся к сердцам друг друга.