Повесть о Сибирской колонии

Апрель. Воинская часть После казармы квартира родителей казалась тихим раем, в котором пахло вкусной домашней едой и чистотой, а не солдатами. Среди вывезенных из деревни жителей оказалось и несколько перепуганных ребятишек. И не все из них вышли с карантина с родителями. Чтобы не создавать микро-интернат, этих нескольких просто разделили между деревенскими и офицерскими семьями. Так что вернувшуюся с дежурства Ларису ждал сюрприз. – Смотри, кто у нас теперь есть! – вместо приветствия объявила её мама, сжимая ладошками щёки худенького белобрысого мальчишки лет семи. – Новый братик! Прозвучало так, словно у Ларисы был когда-то старый братик, и мальчику самое время было бы поинтересоваться его судьбой. – Папа в восторге? – хмуро поинтересовалась Лариса. – Понятия не имею! – мама успела соскучиться по детям, с которыми ещё можно играться, но уже не нужно кормить с ложечки. – Ваня, это твоя старшая сестренка Лариса! В широко распахнутых глазах мальчика вместо интереса она увидела только страх. – Па, что с этим ребёнком? – подкралась Лариса к отцу, припавшему ухом к громоздкому приемнику и безуспешно старающемуся поймать хоть что-нибудь. – Он же в перманентном ужасе. Товарищ майор покрутил ручку. – Его нашли в стайке, прятался за коровой, родители обратились. Ребенок неделю ничего не ел. Что ты хочешь? Нам бы не то что психолога сюда, а психиатра. Степаненко такому не учили… Как деревню вывезли, солдаты осадили медиков: выдай им спирт, чтобы напиться и забыться. Сидят, рассказывают друг другу, какую жуть они видели и кого как разорвали… Лариса зябко натянула на себя плед со спинки дивана, борясь с желанием накрыться с головой. – Хотя если в себя уходят, еще хуже… Эх, с каждым месяцем все больше помех. А ведь вышка рядом... – Па-а-ап, а другие деревни мы эвакуировать не будем? – Будем. Как согласуем, так и поедем. Тоже хочешь? – Эм… – Продуктов надолго не хватит… И сама знаешь – мы должны спасти человечество. – Папа... – Что? Мир рушится, нужно собрать кого только можно, организовать колонию. Если бы Бударин слушал меня, выжило бы больше. Мало ли чего они хотят – спасли бы всех силой. Отец с сожалением отключил бесполезное радио. – Хорошие новости есть? – спросила Лариса. – Будут! Я почти убедил Егора Ильича, что засевать придется. Он все еще боится, что если объявить об этом, то люди упадут духом. Представляешь, кое-кто из наших – не буду называть имен – надеется на возобновление поставок! – Может, и пришлют обоз. Из областного центра, – наивно возразила Лариса. Майор замялся: – Вам еще не объявляли, да? – Что? – похолодела Лариса и села. – Армия оставила штаб округа. Сообщили, что продовольствие заканчивается, ближайшие магазины распотрошили... Мы им передали, что держимся и можем принять. Но сама представляешь, сколько в городе жило человек, и сколько стало… этих… Еще и улицы машинами забиты, надо расчищать. Они оставили на связи дежурных и пошли на прорыв. Четыре дня нам докладывали, что идут бои. А потом доложили, что связь с колонной потеряна. Спокойно так сказали, что какая-то тварь смяла танки. Больше штаб на связь не выходил, – майор покатал карандаш в пальцах, не глядя на дочь. – Думаю, дежурные застрелились. Так что в ПГТ мы пока не поедем. Отложили в долгий ящик. Будем по деревням шуршать... Боюсь, к нам никто не придет. Лариса потрясенно уставилась в стену. «Никто не придет». Никто. – Да, вот так… А что это за кошечка? – попытался перевести тему отец. – На работе выдали? – Ага, – машинально подтвердила Лариса. – Какая славная, – погладил он Мусю по трехцветной спинке. – Не говори пока никому, пусть Ильич сам объявит. Затянет, конечно, но сама понимаешь: самоубийства пойдут. У нас городских хватает. Мысли, опять же, всякие пессимистичные. Решат еще, что все кончено. Лариса перевела взгляд на отца. – А разве нет? – Что ты, глупенькая. Мы же еще не умерли. Повоюем. Ух, времени сколько. Пошел-ка я на службу. Отстраненно Лариса слушала от матери пересказ всего, что случилось в части за полтора месяца. Из хорошего пока появилась только школа. До карантина офицерских детей возили в Верхний Бор. И с момента объявления всеобщей изоляции начались долгоиграющие каникулы, прерываемые игровой муштрой и строевой подготовкой, радующей полковника гораздо больше, чем детей. – Бударина и объявила, что дети больше не могут ждать, и пора учить их самим. Решила стряхнуть пыль со своего диплома, – улыбнулась мама Ларисы. – Она поработала учителем, пока по городам с мужем моталась, будет русский, литературу и мировую художественную культуру вести. Директором назначила себя, открыла набор, с собеседованием! – И много набрали педагогов? – без интереса спросила Лариса. – Какие тут педагоги, главное объяснить тему без матов и «эт самое». Там в расписании физкультуры больше, чем математики… Зато медподготовку ведут настоящие врачи! С музыкой были сложности, но потом уговорили Машу. Лариса подняла брови: старший прапорщик и завскладом Мария меньше всего походила на учителя музыки. – Ты бы слышала, как она поет Высоцкого под гитару! – восхитилась мама. – А с детьми обещала разучить что-нибудь патриотическое. Катя, ну, Бударина, организует концерт в клубе. Кроме Маши, может, кто-то из солдатиков споет или сыграет. Ходил же кто-то в музыкальную школу. И почему мы раньше так не сделали! Мама не могла не знать, что больше нет областного центра, нет штаба, нет столицы. Пока Москва говорила – оставалась надежда, что все наладится. Оттуда шли четкие приказы и надежда: над вакциной работают. Во всех городах, где есть лаборатории, ведут исследования, войска переброшены для их охраны. Войска пытаются удержать стратегически важные объекты: заводы, ГЭС, вокзалы. Станции, передающие сигналы на военные спутники, охраняли особенно тщательно, и они связывали всю страну живой сетью. Но время от времени отец Ларисы приходил угрюмым – станции они тоже теряли. – Голод, – говорил он сухо. – Пайки заканчиваются, люди уходят за продовольствием и не возвращаются. Теперь не стало и штаба, к которому под землей бежали жилы военных кабелей. И все-таки мама не падала духом. *** Ларисе хотелось выть от плохих новостей, от общения с одними только белками и другими патрульными, которые становились все менее разговорчивыми. Мама с головой ушла в воспитание нового ребенка, и Лариса сбежала в штаб на поиски знакомых. С Ирой они особенно не дружили, но поговорить она любила, как все бухгалтеры. В эти трудные времена пропала необходимость подводить дебет и кредит, и Ира перешла на полставки учителем математики, а оставшееся время помогала правильно оформлять на складе документы на реквизированное имущество. Ларису она встретила не душевным разговором, а опухшим лицом. И не только опухшим. – Хм. Ого, – впечатлилась Лариса. На глазах девушки навернулись слезы. На ее лице живого места не осталось от угрей. И не маленьких точечек, от которых страдают везучие представители племени подростков, а здоровенных белых волдырей с алой кожей между ними, словно на девушку напали муравьи. – То есть ты так похудела, – попыталась исправиться Лариса. – Мне нужно к косметологу, в город! – тихо заплакала Ира. – Так каждую весну. Но косметологов больше нет! И крема. И города нет! Ничего нет! И я такой и останусь. – Ну-ну, может, бабки знают? Деревенские. – Да все перепробовала. Сказали: родишь – само пройдет. – Радикально. – Одна пообещала трав набрать. Но летом! – заревела Ира. Лариса погладила ее по трясущимся плечам и шикнула на заглянувшего в кабинет солдата. На месте Иры она бы тоже поревела. «Надеюсь, ее не попытаются утешить словами „женщин мало, все равно мужика найдешь“». – Не только мне туда надо! Здоровых парней же почти нет! Рецептурные лекарства, обследования... Нет у нас такого, ничего нет! – И в ПГТ поди нет, – вздохнула Лариса. – Не поедут туда! Потому что… – Ира спохватилась, вытерла слезы, чтобы лучше видеть, и испытующе посмотрела на Ларису. Та провела щепотью по губам. – Хотя ты, наверное, в курсе. В бухгалтерию заглянула библиотекарь, хищно осмотрелась и скрылась. – Бударина караулит, – промокнула Ира лицо платком. – Прибежала на той неделе: волосы дыбом, в руках книжки. Она теперь вместо гугла. Вычитала, что пора сеять, а то поздно будет. Ходит теперь каждый день. – Погоди. Картошку же на майские сажают? И грядки. Вроде… – Угу, картошку. А рассаду сейчас! Егор Ильич ее выпроводил, так она к выпущенным с карантина бабкам пошла. А бабки знаешь что? «А ничаво не вырастет», – передразнила Ира старушечий говор. – А потом еще пришел какой-то мужик из деревенских и спрашивает: «Начальник, пшеничку сеять будем?». Так что все в панике, – чужие проблемы явно отвлекали Иру от собственных. – По опыту скажу: будут неделю заседать, и еще неделю собираться. Лариса метнулась к календарю и посчитала дни. – Я вам не помощник, как с дежурства приду, на карантин! – сказала она, ужасно этим довольная. – Кстати про дежурство, – вспомнила Лариса. – Тебя какой-то парень искал. – Какой-нибудь солдатик? – деланно небрежно отмахнулась Лариса. – Нет, из деревни, – огорошила ее Ира. – Сказал, ты у него что-то на хранение взяла и не вернула. Ты его в лесу нашла. Ничего такой, симпатичный. – Вот черт, – круглыми глазами уставилась на нее Лариса. – Он не умер. – Ага, – подтвердила Ира мечтательным тоном, подперев рукой голову. – Какая романтичная история: ты, с оружием в руках, спасаешь его от верной смерти… А он… – Требует назад свои вещи! Ира, я не могу ему это вернуть! – Потеряла! – Нет, блин… Армия реквизировала. История о том, как Лариса случайно украла чужую кошку и записала ее на службу, окончательно подняла Ире настроение. – Неудобно как-то. Может он ее любит, волнуется… Ира вытерла уже слезы смеха. – Ларь, это же деревня. Они кошек даже не лечат, в лес отвезут, если заболеет, и бросят. А у тебя с барского стола есть будет. «Поставлена на усиленное довольствие». Лариса попыталась перевести тему. – А какие еще новости? Самоубийств не много? – После некоторых событий – шесть. Сама знаешь, у всех семьи. Хорошо еще с деревнями связи нет, как почта закрылась. Деревенские еще надеются. Только уже началось, – Ира понизила голос и слегка наклонилась к собеседнице, – как Верхний Бор вывезли, солдаты ходят и просят, чтобы в их деревню съездили на помощь. «Тут недалеко, километров двести», ага. Самоволок тьма. И двое, – Ира со значением подвигала бровями, – не вернулись. – А остальных… того? – Да на карантине сидят, олухи. Потом отправятся в штрафроту. Специально для таких учредили. Так они зимой и дошли до дома. По своими же следам вернулись и обратно попросились. Пора на заборе знак рисовать: «бежать здесь». И даже за дезертирство с оружием ругать глупо, без оружия они вообще никуда не дойдут. От разговора Ларисе стало только хуже. Нечистая из-за кражи кошки совесть погоняла ее вокруг штаба: проблему требовалось решить. Лариса вернулась и в коридоре наткнулась на одного из лейтенантов, успокаивающего бьющегося в истерике солдата: – Там мама осталась, мама, понимаете?! – кричал мальчишка, вцепившись в чужой китель. Потом Лариса посидела возле кабинета отца и подождала, пока он успокоит уже самого лейтенанта, по возрасту не намного старшего своих подчиненных. У него тоже где-то кто-то остался, и он точно знал, как с каждой неделей эфир становился все тише. И по спутниковой связи, и по кабельной. Города и отдельные воинские части переставали выходить на связь и просто существовать. Строчки песни «Широка страна моя родная» звучали в памяти насмешкой. – Войдите, – обреченно разрешил майор Смирнов, увидел дочь и слегка расслабился. – Думал, опять что-то случилось. Лариса присела на краешек стула и сбивчиво принялась объяснять – Папа, тут такое дело. В лесу я нашла парня… – Симпатичного? – оживился отец. – Папа! И на КПП он попросил присмотреть за его кошкой. За Мусей. А капитан ее увидел и записал на службу! Вот… Неудобно получается. Вроде как я ее украла. Вернуть ее нельзя, да? – Нет, – отец вытянул листок из пачки. – Как парня зовут? Майор Смирнов размашисто написал несколько строк, расписался и проштамповал. – На, отдай писарю, пусть передаст с кем-нибудь, – объявил он очень довольный собой. – Проблема решена! Лариса пробежала глазами по строчкам: в руках она держала официальное извещение, что кошка по имени Муся реквизирована армией. – Вот блин… *** На раздачу кошек Ларису не позвали, и кому что досталось, она увидела на первом же учении. Зарастающие солдаты (бритвы-то нужно экономить!), нежно держащие на руках котиков, вызывали улыбку. Муся сидела и на руках, и в рюкзаке, и в сумке на плече, и укладывалась спать, как только ее переставали гладить. Так повезло не всем. – Димон, убери своего кошака! Чё он в драку лезет? – А твой чё? – Кошки – территориальные животные, и выясняют, кто тут главный! – назидательно сказал фельдшер Илюша, примеряя запасную сумку с красным крестом на своего тощего кота «поджаристой» расцветки. – Тебе тоже выдали? – подошла Лариса, наглаживая Мусю. – Конечно, я ценный специалист, меня надо охранять. Иди, отдай взводному паспорт своего зверя, пусть проверит. Капитан Климов внимательно изучал стопку листов. – Лучше бы я сам их всех назвал… Что ж вы за балбесы… Илья, какой к чертовой бабушке Сухарик?! – Но он же похож! – поднял фельдшер над головой недовольно болтающего хвостом кота. Половина взвода рассмеялась. Вторая половина тоже страдала хорошей фантазией и засмущалась. – Ларь! – через товарищей пробралась Таня, сжимая в руках меховой «батон». – Смотри, какой! Детский восторг маленькой злой дзюдоистки Лариса понять могла: на руках у нее сидел здоровый, килограммов на шесть, мордатый кот, украшенный шрамами. И смотрел он на человека очень сурово. – Ты не устанешь его таскать? – даже лапы кота казались Ларисе большеватыми. – Вот еще! – хохотнула Таня. – Зато смотри, какой он мягкий! – И брутальный, – наконец подобрала Лариса подходящий комплимент. Кот осуждал ее заминку взглядом. – Как назвала? – Тор! – гордо объявила Таня. – Надо его с Мусей познакомить. – Вы должны добиться доверия животного! – распорядился капитан. – Чтобы оно к вам привязалось и не бросило посреди леса. – Да они с рук не слазят, – хохотнул один из солдат, напоказ пытаясь отцепить кота от брюк. – Деревенские, неизбалованные. Обычная физподготовка у отдыхавших патрульных сменилась тренировкой с котами. Бег с препятствиями для кота выглядел как болтанка в рюкзаке, и их либо укачивало, либо животные пытались сбежать. Как научить их бежать рядом с хозяином, словно собаку, никто не знал. – Нет книг по дрессировке кошек, ну нет! – шипела библиотекарь, выгоняя очередного кошковода. Закрепить кота на теле хозяина не удалось никому: коты и правда оказались «жидкостью». – Мы просто с ними «гуляем», а прикинь, как на зачистке? В одной руке кот, в другой автомат. Веселье закончилось, когда объявили об учениях в заброшенных казармах, на которых годами отрабатывали «захват». Только оставшиеся за плечами годы службы не позволяли командиру патрульного взвода капитану Климову закрывать глаза ладонями, чтобы не видеть этого позора. Его подчиненные роняли то кота, то автомат, путались ногами в поводках и выстраивались в очередь к Илюше. – Что вы за зверей понабрали?! – торопливо бинтовал он руки, основательно подранные даже через перчатки. – Они же летом вас в лоскуты порвут вместе с формой. – Это всего лишь кошки, – снисходительно отмахивался капитан. – Не скажите. У меня знакомый на больничном сидел. Кошак напал, рука распухла – во! – напугал боец, бесстрашно повесив своего кота на шею. – А как зачистка справляется? – Они – профессионалы! – отрезал раздраженный капитан. – Поэтому роняют только котов. А вы – оружие! Глаз б мои не глядели… Попробуем по двое. С разделением обязанностей дело пошло на лад: один человек подбегал к обшарпанному зданию, тряс под окном безропотной кошкой, говорил за нее «пшшш», второй ногой распахивал дверь, вбегал внутрь, стараясь не запнуться о хлам, и стрелял по мишеням. – Вот и зачистка так работает, – признался капитан, выслушав результаты. – Но я надеялся, что вы им носы утрете! Подчиненные неискренне пообещали постараться. – Меня терзают сомнения. Не хотят ли за наш счет латать дыры в ряду зачистки? – пробормотала Лариса. Таня толкнула ее коленом: – Не поняла. Кто у нас шпион? Лариса мотнула коротко стриженой головой: – Информации из штаба нет. С безопасного (от взводного) расстояния посмотреть на бег с кошками и посмеяться собирались все отдыхающие охотники. Из животных они признавали только собак. – Во дела! У нас в деревне не знали, куда котят девать, а теперь паспорт на каждую морду! – Смотрите, что я в Верхнем Бору добыл, – похвастался седой Михайло, трепля по голове печальную лайку. – Настоящая, ученая. – С паспортом? – Ларисе все лайки были на одну умную морду. – Не. Зря не брешет – значит не цепная и не дура, – нежно посмотрел охотник на собаку. – Видишь, грустит как? Знает, что хозяин умер. Но ничего, теперь вместе охотиться станем. Узнаю, на кого она: на крупного зверя или пушного. – На дерево от монстра-то не залезет, это же не кошка. – Кошка… – скривился охотник. – Для монстра у меня ружье есть. Много с ваших-то толку? – Да! – дружно рявкнули расцарапанные патрульные. *** Между тренировками Лариса усиленно отдыхала. То есть ходила по гостям, общалась со всеми знакомыми, носила платья, ела офицерский паек и не брала в руки книг: нигде не читали так много, как на карантине. За несколько дней до конца ее отгулов отец Ларисы пришел домой и с порога объявил матери: – Есть три новости: хорошая, простая и ты будешь кричать. – Ваня, иди поиграй на улицу! – скомандовала мать и убедилась через окно, дошел ли ребенок до детской площадки. – Ну?! – Новая смена едет за семенами в Верхний Бор! – гордо объявил отец. – И Лариса едет? – В первую очередь. Вот ты знаешь, где семена искать? – В шкафу? – неуверенно предположила мама. – А в каком? А где какие семена? Вот и я не знаю. Пришлось обратиться к жителям. Но ты знаешь, брать их туда… Начнут плакать, а искать и возвращаться надо быстро… Вызвалась одна бабушка. Сказала, что всех давно похоронила, самой скоро помирать, нечего плакать. Сказала, все по домам соберет. Там же, – отец пошевелил обветренными пальцами, – нужно не перемешать случайно, а то вырастет одна морковка, – сам он слабо представлял, чем семена морковки отличаются от семян тыквы, поскольку лично никогда ее не разрезал. – А она знает. И затребовала себе пару помощников. Причем женщин. Что-то рассказывала про энергетику, мол, не мужское это дело. То ли суеверия, то ли потому что пальцы большие, то ли она ведьма. Но ты не волнуйся, в селе безопасно. – Точно? – Конечно! – преувеличенно горячо заверил ее муж. Лариса не поверила. – А простая новость? – спросила успокоившаяся мама. – Простая была про Ларису. Еще патруль будет обходить летом только дороги. По четыре человека. Иначе их в кустах съедят, когда листья распустятся. Папоротник же выше человека! В такие группы можно и менее толковых солдат поставить… – Короче. – Патруль переводят на зачистку, вместе с котами. Будем обрабатывать все ближайшие деревни. Всю эту гнусь… Свернувшись в кресле, через закрытые руками уши Лариса слышала, как ее интеллигентная мама ругается матом. Из приличных оказались только слова «у тебя всего одна дочь!», «во внутренний караул ее не мог запихать?!» и «совсем рехнулся». Выдохлась она не скоро. – Вова, ты что, не можешь сделать дочери справку? – тоскливо спросила уставшая ругаться мама. Отец взвился: – Чтобы все говорили, что Смирнова косит?! Что дети старших офицеров какие-то особенные?! А солдаты потом никого не прирежут из-за угла?! И какой пример я подам?! – Ой дурак… – протянула мама. – И ты тоже хороша, не могла на стрельбище промазать? Сказать, что страшно и руки трясутся? Пока мама сооружала компресс на лоб, Лариса на цыпочках сбежала на улицу выстукивать Таню мелкими камешками в окно. – Твоей маме хорошо, она швея. И будет до старости шить. Одежда, она, знаешь ли, снашивается. А я солдатскую форму руками стирать не хочу. Помнишь? В холодной воде, бррр, – Таня спрятала руки под мышки, замерзнув от одних воспоминаний. – Лучше пристрелю кого-нибудь. – За месяц мама остынет, – пробормотала Лариса. – Да ладно, у нее еще Ваня останется. В случае чего. – Ты как-то неправильно подбадриваешь, – скисла Лариса. – Знаешь, когда Верхний Бор зачищали, на меня выскочили коровы – прям днем забор проломили и ушли. Думала, не успею всех положить, разбегутся. Или меня затопчут, здоровые скотины, клыкастые. Но догнала и добила. Полковник хвалил. – Да, я слышала… – Знаешь, как меня потом колотило? А в человека я еще не стреляла, – перебила Таня. – Спорим, в Лощинку поедем? – Там уже нет людей, – неуверенно возразила Лариса. – Наши проверяли. Таня кивнула: – Надеюсь, то, что осталось, не разговаривает. Понимаешь, они же не враги. Не преступники. Не повезло людям. Лариса решила облегчить совесть на случай, если не вернется. *** Воинская часть. Никита Условия проживания в казарме оказались сносные, еда съедобной, и как-то Никита даже обнаружил у себя в тарелке крошечный кусочек настоящего мяса. Странного на цвет и запах. – Что это? Сосед хитро улыбнулся, набрал побольше воздуха для вранья и разочарованно его выдохнул: – За россказни про людоедство дают наряд. – Что это?! – Охотники притащили. Заяц какой-нибудь. Или олень. Не знаю, я не местный. Никита с подозрением поворочал мясо вилкой. – Какие еще охотники? – У тебя дед охотился? – Бывало. – Вот такие. Попросились пожить вместе с семьями. – И их пустили? – не поверил Никита. – Как видишь. Есть и наши ровесники, из деревенских. Но несколько седых уже. Может летом грибочки будут носить, ягоду. Они с патрулем на смену уходят, жрать-то надо. «Люди тайги» оказались незаменимым приобретением. Они первыми побежали из городов, зная, что способны себя прокормить. Бесполезных гражданских среди вывезенных деревенских тоже не нашлось, даже старушек. От них оказалось больше пользы, чем от многих молодых – никакой работы они уже не боялись. И вообще не боялись ничего. Время от времени они заглядывали в гараж, чтобы убедиться, что с осиротевшим Никитой все в порядке. Больше к Никите никто не заходил, и он очень удивился, когда во время работы товарищ крикнул: – Ветров, тут к тебе барышня! Никита заинтригованно выполз из-под зеленого УАЗика, нашаривая тряпку и гадая, кому он мог понадобиться. Желающие починить вещи в обмен на что-то обращались или к первому попавшемуся механику, или к знакомым. А возможности познакомиться с барышнями у Никиты еще не было. Кажется. У входа переминалась одетая по-городскому девушка. – Чем могу? – недоуменно посмотрел на нее Никита. Товарищ закатил глаза, считая себя видным экспертом в области общения с женщинами, и ушел подальше, чтобы не слышать такого разговора. – Вы меня не помните? – сняла она вязаную шапочку со стриженной «под мальчика» головы. – Нет, – уверенно ответил Никита. – Я вас в лесу нашла, – отступила девушка на всякий случай на шаг назад, памятуя, чья кошка с ее рук теперь ела. – Ты! – прищурился Никита. Девушка дернула вверх руки, закрывая лицо. – Мне очень жаль, правда! – зачастила она. – Но патрульную кошку нельзя вернуть, это же армия! Никита засопел. – Но может, хотите с ней увидеться? – выглянула девушка из-за своих рук. – Мы как раз с карантина вернулись. – Хочу, – буркнул Никита. Извинения выглядели лучше сухого письма, полученного им из штаба. Муся, которую он навестил вечером, долго жаловалась двуногому котенку своей старенькой хозяйки на судьбу и некошачьи условия труда. Во всяком случае, так ему показалось. Информация, что кошка – последняя память о бабушке, девушку огорчила и заставила извиниться еще несколько раз. – Вы можете ее навещать… иногда, – потопталась она на месте, явно не решаясь пригласить Никиту в майорские пенаты. – Только украсть не пытайтесь, тут строгие законы, правда. Были с вещами прецеденты. А кошка по документам чуть ли не как автомат проходит. Никита кивнул и коварно задумался о преимуществах нового знакомства. Пообвыкнув, он попытался узнать, что происходит на большой земле, но эта тема словно оказалась для всех табу: рядовые мрачно замолкали, вспоминая свои семьи, сержанты велели не травить людям душу. – Мужики, – Никита решил тогда действовать в обход. – Отсюда позвонить можно? Или письмо по интернету написать? Коллеги зафыркали. – Куда позвонить, в штаб? Сбегать лень? – Нет, в другой город. – В какой еще город? – В Саратов! – Зачем?! – У меня там брат живет, двоюродный, – постарался не огрызаться на насмешки Никита. – Пока свет был, он писал, что у них все… терпимо. – Пока электричество было, в областном центре тоже было «терпимо». Нет связи. Только какая-нибудь военная линия, в штабе. Но тебе вряд ли дадут позвонить. – Так у нас есть свежие новости? – оживился Никита. – Неа. – А… – У старших есть, а у нас нет. Нам тут самоубийства не нужны. Только скажешь, что город все, и начнется… Тогда Никита притих. А теперь у него появились связи, очень провинившееся и близкие к штабу. *** Пока смена Ларисы отдыхала, вторая с котами в руках проверила и окончательно зачистила все подвалы, погреба, подполья и сараи Верхнего Бора. Досками из разобранных сараев заколотили двери и окна пустых пристроек, пока не решили, будут ли еще что-то вывозить. Село решили не жечь, оставили как запасной вариант для заселения. Солдаты судорожно сколачивали ящики под рассаду, а старшие офицеры перекраивали план территории, стараясь не сломать линию обороны. Библиотекарь Альбина Артемовна купалась в лучах славы и востребованности своих знаний и литературы. На совещание ее не пустили, чтобы не перебивала, но на столе высились начерченные ее рукой графики и конспекты. К решающему собранию с ней успели по очереди поработать все. Командир батальона пребывал в мрачнейшем настроении: – Объявим, что поставок и связи не будет – и все. Отчаянье, бунты, депрессии, побеги... – Никаких бунтов, – отрезал заместитель по тылу, – пока мы можем решить проблему! – Да и кто куда побежит? Здесь заборы, оружие, еда. Земля прогреется – возведем вторую линию из проволоки, для надежности. – А что делать, Ильич? Мы все до последнего огурца вывезли, надолго продуктов не хватит. Окруженная колючим забором и заросшая травой территория раскинулась на приличное расстояние. И вся она годилась под огороды и пашню. – С инструментами проблем не будет, – заявил начальник разведки, – в Верхнем Бору остались плуги, комбайны, трактора, мелкий инвентарь… Предлагаю вывезти одновременно с семенами на посадку, чтобы солярку не тратить. – И сено сразу загрузить, солому… Что еще скот ест? Комбикорм? – Может еще вещи вывезти? И одежду. – Формы хватит на десять лет, – отмахнулся полковник и смутился. – Нужно вывезти школу. Правда, подумаем о детях. Неучи вырастут. Офицеры поусмехались, понимая, от какой серой кардинальши исходит инициатива. – И детям форму? – хитро спросил зам командира по тылу. – Это чересчур, наверное… Ладно, узнайте адреса и вывезите детские вещи, немного игрушек… Книжки! Что с сельхоз специалистами? – Мы подняли личные дела, – отчитался Степаненко. – Есть несколько недоучившихся агрономов и один зоотехник. Он клянется, что списал диплом. Косит, явно. Назначен на хоздвор. Деревенских приписали туда же, самые лучшие специалисты! – Надо хоздвор чем-нибудь по земле защитить, чтобы никакая крыса не проскочила. Это в списке что, лошади? Разводить! – Две кобылы и жеребенок. – Раздобыть жеребца! – Есть раздобыть жеребца, – начальник хоздвора, на котором больше нескольких свиней давно уже животности не водилось, пододвинул свой план. – Тут сделаем капитальный птичник… – А вот тут пахать нельзя, – спохватился один из офицеров, – тут кабель. – Толку с него, электричества нет. – Михалыч, это кабель связи. Хочешь нас от большой земли отрезать? – Да настолько глубоко не вспашем. – Для пшеницы и ржи территории все равно не хватит. – Зерновые поливать не надо, за забором возле леса распашем, засеем и уберем. И все. А картошку еще приезжать окучивать, полоть. Мы тут посчитали, сколько человек нужно в наряд на покос, на лесопилку, в хоздвор, на огороды…Гляньте, Федор Ильич. Офицеры передали по цепочке листок и выжидающе уставились на командира. Полковник глянул и прикрыл глаза: – Проходной двор… Еще и эти огородники будут мельтешить, как обед… – Ну-ну, Федор, не убивайся, – не терял хорошего настроения майор Смирнов хотя бы при полковнике. – Зато у нас рабочих рук много. Смотри, как я предлагаю поделить на фермерские отряды, исходя из частоты полива с поправкой на погоду… – С охраной вдоль забора? – И с охраной, и с водой в тачках, чтобы бензин не жечь. Бочки на тачки, солдатиков в тачки, и покатили… – Грядки надо ближе к части, картошку же не поливают, – влез майор Степаненко. Полковник плюнул и подписал приказ сеять семена сразу же, не отправляя на двухнедельный карантин, а инструменты окатить кипятком. Когда все разошлись, Степаненко пошутил: – Не стал уже при Ильиче шутить про средние века: штаб как крепость, вокруг земельные угодья, а Федор – феодал. – А мы рыцари? – развеселился Смирнов. – Спасибо хоть без иезуитов, – политрук проводил взглядом командира патрульной роты. – А то рыщут, ищут… – Не так уж Климов и зверствует. И вообще, личные дела у тебя, допрашиваешь всех потом ты по нескольку раз. Тебе и быть иезуитом. – Ну знаешь, – слегка обиделся Степаненко. Допрашивал он и правда всех новоприбывших с пристрастием, составлял личные дела, а потом вызывал снова и старался поймать на противоречиях. В мирное время никого бы в часть не пустили. И сейчас могла пробраться шпионы: а ну как откроют ворота банде и захватят арсенал! Перед выдачей патронов, Степаненко душевно беседовал с патрульными и охотниками и иногда даже просил нарисовать домик или дерево. Все знали, что рисовать темными цветами нельзя, и шипастое растение тоже, но тертый майор вычислял депрессивных и временно отстранял от дежурств. Благодаря этому с начала эпидемии удалось обойтись всего тремя самострелами, причем два из них были не смертельные, в ноги, из нежелания ехать в Верхний Бор. Зато было несколько повесившихся из тех, чьи семьи остались в замолчавших городах, но, чем им помочь без лекарств, не учили даже на курсе психологии.