Повесть о Сибирской колонии

Апрель. Верхний Бор, Лариса – Все, доча, – объявил майор Смирнов за несколько дней до начала дежурства Ларисы, – в этот раз на работу выйдешь раньше, в другой раз дольше отдохнешь! – А… – А за семенами пора ехать. Уже машину тебе приготовил, коробки. – А… – А с вами большой отряд поедет. Технику надо вывезти, чтобы пахать начать, пока земля сырая, – козырнул он новыми знаниями. – Ты не волнуйся, все проверено. А если что – у тебя Муся есть, слушайся ее. И если в Бору увидишь дикую кошку – и ее хватай, у нас дефицит. С мамой только не с похоронным лицом не прощайся, а то она мне плешь проест за этот месяц. Перед рассветом свежая, но заспанная смена патруля заступила на дежурство. Кроме вооруженных кошками солдат у КПП неорганизованно столпилось несколько человек в промасленных робах. Среди них Лариса узнала Никиту. – Это, – объявил построившимся подчиненным капитан Климов, – наши временные товарищи из автороты. Им велено всю технику, особенно тяжелую, на месте отремонтировать и пригнать. Заодно найдут нам грузовые кареты. Жить все будем в деревне. Солдаты вздрогнули. – По машинам! – скомандовал капитан. – Кроме вас двоих, – он ткнул пальцем поочередно в сторону Ларисы и Тани. – У вас свой наряд, за семечками. – Все сами не слузгайте! – донеслось в спины напутствие товарищей. Солдаты принялись слаженно утрамбовываться в «таблетки». В село отправили только машины с людьми. На КПП в ЛУАзе рядом с водителем, сложив морщинистые руки на клюке, уже сидела сухонькая старушка. На подошедших девушек она посмотрела строго, как на опоздавших, хотя до намеченного отправления еще оставалось время. – Лишь бы солдатики там все до нас не перетрясли и не повыкинули, – посетовала она. – Мы сперва по стариковским домам пройдемся, что там брать-то. А семена все аккуратно лежат, по полочкам. Вы-то, внучки, городские поди? – Да, наверное, – смутилась Лариса. – Мы в части выросли. Если старушка и разочаровалась в их профпригодности, то виду не подала. Заменяющий стены и крышу кузова тент почти не грел и защищал разве что от чужих взглядов. Оружие девушки из рук не выпускали, и от окон не отрывались. Мало ли какой зверь мог выйти на шум моторов. – Проваливается немного, – пробормотал сам себе водитель. – Потеплело. Успеть бы вывезти. Весеннее солнышко уже начало пригревать и подтапливать снег. В деревне баба Груня, как она велела себя называть, указала дорогу к собственному дому и уверенно вылезла из машины без помощи водителя. – Как давно дома-то не была... У себя-то я знаю, где что лежит, – засеменила она к старой, сильно ушедшей в землю избе. – Вы, девоньки, найдите пока в кладовке и на печке ящики и коробки под семена, мало с собой взяли. Мешочки полотняные захватите, с семечками. Изба выстыла за месяц, стены изнутри отсырели: морозными ночами они наверняка покрывались инеем. Мебель стояла в доме, хоть и крепкая, но такая же старенькая, как и его хозяйка. Такие столы и буфеты можно было найти разве что в антикварных магазинах. Наверняка что-то из них бабе Груне дарили еще на свадьбу, а громоздкий телевизор с пультом привез кто-то из родственников. На обледеневших подоконниках с укором желтела засохшая и смерзшая рассада. Пока привязанные к дивану коты намывали на нем друг другу уши, более высокая Лариса лазила на печь, с непривычки перемазавшись известкой, а Таня гремела ящиками в кладовке, бабуля шмыгнула в спальню. К возвращению помощниц, она невозмутимо сидела посреди «гостиной» на внушительном узле. Таня поворчала, не осмелившись высказать ценному консультанту претензии за использование служебного положения, боясь вернуться без семян. И не прогадала: запрятаны они оказались на буфете, в буфете, в буфете за тремя коробками, в которых до рейда хранились лекарства, в сундуке, за печью, в шкафу, в кладовке, в шкафчиках на летней кухне (в другом доме!) и даже в спрятанном под клеенкой выдвижном ящичке старинного стола. Пока запарившаяся и скинувшая куртку Лариса козой скакала по мебели, маленькая Таня методично подписывала и упаковывала конвертики и пакетики по ящикам и таскала в машину. – Передохните чутка, внучки, – баба Груня с удовольствием наблюдала, как молодежь работает. – Сейчас к подружкам моим поедем, а там и сами научитесь, потихоньку. Бабушка старенькая, всю деревню не обойдет. – А откуда у капусты семена растут? – с интересом спросила Таня, вертя в руках конвертик. Баба Груня закхекала. – В ведро земли кочанчик посадим, он и зацветет. Таня обиделась, решив, что над ней издеваются. – Не веришь? Я тебя летом позову. Надо капустку посадить и бураки. На следующий-то год сеять. Лариса кашлянула в кулак и озвучила официальную «антипаникерскую» версию: – Мы надеемся, что за год все наладится, и лекарства начнут развозить. – Может и наладится, – не стала спорить старушка. – Но война войной, а хлеб сей, – наставительно поделилась она мудростью, которую только что и придумала. Всю деревню не обошли за раз и две молодые женщины, и им пришлось провести несколько дней в холодном доме бабы Груни, придвинув к двери шкаф и от усталости не слыша могучий старушечий храп. Выполнив свою миссию и на прощание потрепав «внучек» по спинам, бабушка-добытчица отправилась с одной из машин на карантин. Девушки остались обходить село по периметру, следя, чтобы из леса ничего не прибежало. Это оказалось скучнее, чем бродить среди деревьев – белки не ругаются, кукушки не кукуют, вспархивающие из кустов птички до инфаркта не доводят. За белок частично справлялись солдаты, таскающие доски и бочки с комбикормом к добытым грузовикам. В воинской части опытные огородники посеяли добычу и принялись ждать всходов. Ящики расставили на южных окнах везде, где только смогли: в медпункте, офицерских квартирах, казармах, превращенном в школу клубе и даже штабе. Прямо в кабинете полковника. *** Апрель. Верхний Бор, Никита – В первую очередь беритесь за новье, – раздал старшина указания механикам. – Ключи ищите в домах. – На морозе копаться… – похлопал рукавицами старший механик. – До тепла бы подождали. – Грязи будет по оси, какое тепло? Тут тебе что, асфальт?! Сейчас патруль проверяет деревню, затем становится в дозор. Вы делитесь и идете по адресам, – старшина раздал схематично начерченные от руки карты. – Проверяете технику и докладываете. Потом остаетесь чинить, что не на ходу. Ночуем в барских хоромах, самых крепких. Вопросы? – А если на нас нападут? – Значит, вывозить дрова начнут не завтра. Работайте тихо, будто нас тут нет. Со стороны деревня выглядела мирно, будто ничего страшного в ней никогда не происходило. Ставни и заборы целы, никаких красных пятен на снегу. Даже калитки оказались прикрыты. Только в переулках чернели остатки костров, и Никита с трудом сглотнул. – Можно я к себе домой зайду? – попросил он разрешения у сержанта. – За инструментом. Тот понимающе кивнул. – Отряд, стройся! – услышал Никита, как солдатам раздают приказы, и обернулся. Выглядели они намного увереннее, чем он себя чувствовал, и ровно держали спины. – …Инструменты, проволоку, листовой металл, доски, бочки… Гвозди, шурупы… Алюминиевые тазы, ванны… Мотки веревки, тросы… Список ценных материалов расширялся. В первую очередь Никита пошел не в пристройку, служившую гаражом на время их посещений бабушки, а в дом. Дверь он решился открыть не сразу, но внутри все оказалось в полном порядке. Насколько могло быть, когда хозяева болеют и боятся лишний раз выйти во двор, а потом солдаты ищут в доме продукты. Птицу и мелкий скот из сенцев забрали. В доме пахло прокисшей едой и сыростью. Никита постоял немного в комнате, смаргивая слезы, потом осторожно обошел открытый подпол, выдернул из шкафа сумку и запихал в нее семейный фотоальбом, любимую бабушкину иконку и свою одежду, сколько влезло. Бабушкину «кубышку» с накопленными «на похороны» деньгами он поискать даже не пытался, сомневаясь, что на деньги теперь можно что-то купить, даже если удастся доказать, что это наследство: командир пообещал жестко наказывать тех, кто станет затягивать погрузку в надежде поживиться. Никому из участников прошлой зачистки не хотелось задерживаться в деревне лишнюю ночь. – Эй, деревенский! Тебя сержант ищет! – окликнули Никиту с улицы, когда он тащил к машине уже ящик с набранными в «гараже» инструментами. Никита похолодел, однако проблема оказалась не у него. – Покажи, где стоят комбайны, – велел старшина. Никита задумался и осторожно ответил: – В другой деревне? – В смысле? – опешил старшина. – Так колхоза больше нет. Техники много в Полноводном и, вроде, Ивановском. Они сеют и собирают… какое-то зерно, – попытался вспомнить Никита семейные разговоры и промывание косточек тем, кто это колхоз настойчиво разваливал. – И трактора. Тут только личные. Еще там какие-то сеялки? Веялки? Что-то такое. – Да не пройдет по снегу комбайн, провалится к чертям, дорогу перекроет, – влез старший механик. – Такая бандура. До осени пригоним и ладно, когда просохнет. Трактора бы забрать. Штуки три хватит. – Гоните сперва трактора, – распорядился командир по рации, боясь, что апрельский снег может не выдержать и заполненные дровами грузовики. – Лишь бы тепло не жахнуло, утонем, – сплюнул напарник Никиты и повел двух солдат снимать жесть с крыши стайки. – Машину забирать или только бензин слить? – спросил Никита у сержанта. – Легковую в гараж загони и пока оставь. Если внедорожник – забирай. Никита с тоской погладил руль отцовского автомобиля и оставил ключи на водительском сидении, не став закрывать дверь. Из соседнего двора выехал грузовик с гикающими коллегами. Радовались они, как захватившие судно пираты. Несмотря на удлинившиеся весенние дни, две полноценных ходки вместе с погрузкой машины сделать до темноты не успевали. Но Никита раньше никогда не видел, чтобы люди так быстро работали. – В прошлый раз еще быстрее бегали, – посмеялся сержант во время перерыва на обед. – Человек пятьдесят согнали носить, еще столько же охранять. Боялись, что бабайки из погребов полезут. В этот раз из погребов они действительно не полезли, а устроили засаду на лесной дороге, привлеченные шумом. Огромная медвежья туша вышла из-за деревьев и попыталась напасть на осторожно движущийся грузовик. Зверю поменьше, может, и удалось бы выиграть немного времени, пока люди бы решали, насколько он опасен. Но бегущий на вооруженного человека даже здоровый медведь вызывал единственную реакцию. – Тише, тише, – отобрал автомат у солдата капитан Климов, прибежавший к деревенской околице на звук выстрелов. Руки молодого бойца прыгали. – Сижу в кузове, тут он… А я его… Думаю – все! А нет… – стучал он зубами, хотя у медведя всего-то оказалось четыре пасти. На ночь солдаты разместились в самых крепких домах. В том числе большом доме главы сельсовета. Никита попытался заснуть, лежа практически на голых досках, но тоска давила такая, что впору было вязать петлю. В голове все кружились воспоминания о людях, которые совсем недавно жили здесь и по соседству. Всех их Никита знал с детства. Многие приходились ему родственниками и всегда гостеприимно его привечали, не давали уйти, не выпив чаю и не взяв с собой гостинцев с огорода. Никита старался не думать, как умирали его родители и бабушка. А где-то далеко-далеко молчал город, в котором давным-давно умерли все его знакомые и друзья. «Ника, это страшно». За работой Никита даже не заметил, как с улиц пропала половина патрульных.