Побочный эффект

Ник прикрыл глаза… Вернее, веки сами собой опустились, будто свинцом налитые. Вырубало конкретно так. Сколько он уже не спит? Скоро вторые сутки закончатся, как Ник на ногах, и когда эти самые ноги можно будет вытянуть, чтобы дать уставшему организму хоть немного отдыха — один черт знает! Не протянуть бы ноги совсем… Попросить, что ли, у этого кузнечика что-нибудь?.. Что-нибудь, от чего глаза перестанут слипаться, а голова начнет, наконец, соображать. Кузнечик Нику попался сговорчивый, не особо пугливый и в то же время не очень-то борзый. Хотя… Хэтэуэй разлепил веки, не без труда, но надо же контролировать ситуацию. Взглянул на мальчишку повнимательнее. Боится! Осматривает рану Ника внимательно, но там, на самом дне зрачков — страх. Ник это видел не раз. И не у таких вот хороших домашних мальчиков, как этот кудрявый, а у людей серьезных, обстрелянных. А уж гражданские — им пушку к ноздре приставь, они и обосрутся. Так что кузнечик еще держится молодцом! Даже руки не трясутся, а это сейчас самое главное — будет держать иглу уверенно, и Нику будет не так больно… Да твою ж!!! С чего он взял, что больно не будет? Совсем башка не варит! В бога мать! Да это не кузнечик, это живодер! - Полегче, пацан! - пробурчал Хэтэуэй и стиснул зубы. - Я предупреждал! - нахмурился аптекарь. - Хотите общую анестезию — поезжайте в больницу. И вообще — я не хирург… - Да, я в курсе. Давай не трынди, зашивай быстрее! Рана огнем горела. Надо было сразу, как только его подстрелили, найти вот такого вот кузнечика, да только времени не было. Ник петлял по Лондону, словно заяц по лесу, заметая следы, путая охотников. Запутал ли? Не факт совсем. Да и охотников что-то больно уж много было на одного Хэтэуэя. Рано или поздно загонят. Хотя… Шанс вырваться, пусть небольшой, но все же имелся. Надо только добраться до ячейки. Но как это сделать? Как? У каждого констебля, что дежурит сейчас на вокзале Ватерлоо, где эта самая ячейка находится, наверняка есть его фотка. А уж люди Макса патрулируют вокзал с куда большим рвением, чем полисмены. Когда Ник словил пулю, мысль о том, чтобы сдаться властям, все-таки промелькнула в его белобрысой башке, да только вот надолго не задержалась. Если надо будет — Макс его и в тюремной камере достанет. Так что один хрен — помирать. Поэтому лучше он пока побегает. Глядишь — еще сбежит. Попытка один хрен не пытка. А тот факт, что Макс ему эту самую пытку устроит, да такую, что мало не покажется, Ник не сомневался ни разу. Макс вообще мужик изобретательный. Как же это он подставился? Этот вопрос Хэтэуэй задавал себе в тысячный раз. Вроде все ровно шло, так какого ж, простите, хера? Или кто сдал? Опять же — кто? О том, кем на самом деле является Ник Хэтуэуй, правая рука Макса Собковски, знали только двое — сам Ник и Бобби. То есть ветеран Службы национальной безопасности Роберт Дауни. Бобби мертв. Его машину подорвали прямо на парковке Темз-хауса. И тогда-то Ник понял — пора валить. Как можно быстрее и как можно дальше. Кто бы ни подложил взрывчатку под днище автомобиля Дауни — люди Макса или кто другой — для Ника это означало только одно: прикрытия не будет. Это было одним из условий сделки. Никто, ни одна живая душа кроме Дауни не должна была знать о том, что Хэтэуэй работает на Правительство. Уж кому, как не Бобби, было известно о том, сколько ушей, глаз и прочих органов в его родной конторе работали на противоположную сторону. На ту, куда перешел однажды Ник. Но Бобби — не будь дураком, а дураков в МИ-5 не держали, - подстраховался. Файлы, где хранилась вся информация об агентах, работающих на Правительство, те самые файлы, зашифрованные так, что не каждый хакер своими шустрыми ручонками сможет их взломать, не содержали ни одного вшивого килобайта информации о Нике. Ни словечка в этих самых файлах о нем не было. Бобби берег своего агента. Поэтому-то и не оформлял факт их с Ником сотрудничества положенным по инструкции образом. Но все ж таки подумал о том, чтобы — случись с ним что — и Ник мог худо-бедно легализоваться. Не доверяя электронным носителям, Дауни решил действовать по старинке. Бумаги — те, которые могли бы объяснить всё и полиции, и федералам, те самые бумаги, в которых английским по белому было написано, кто такой Николас Хэтуэуй на самом деле — вот эти вот бумаги Бобби собрал в тоненькую пластиковую папочку и отнес на вокзал Ватерлоо, положив в ячейку камеры хранения. Код сказал только Нику. Тот верил своему куратору. Больше верить было некому. И не в кого. Разве что в себя самого. Хэтэуэй поначалу даже рассмеялся, когда Бобби рассказал ему о таком вот — на взгляд Ника ни фига не надежном — способе хранения информации. Но пораскинув мозгами, пришел к выводу, что может оно и хорошо? Он сам — если постараться — мог хакнуть базу данных федералов если не на раз-два, то на раз-два-три… Ну, если уж не выделываться, то на раз-два-три-четыре. Но он бы смог. Не даром в Массачусетском технологическом Ника едва ли не за гения держали. Они с Бобби еще поспорили, что может лучше положить папочку в ячейку в банке, но Дауни и тут убедил Ника — банковская ячейка не в пример надежнее, спору нет, вот только чтобы клиента пропустили в комнатку с этими самыми ячейками, потребуется предъявить документы да расписаться во всяких бумажках. А чем меньше Ник будет предъявлять да расписываться, тем для него же лучше. Но это уж в профессии Хэтэуэя было сплошь и рядом — полной и абсолютной безопасности не существует в принципе, а за относительную безопасность приходилось платить меньшей степенью надежности. И так, и эдак — выходило хреново. Но Ник сам на это подписался. Теперь вот расхлебывай. Бобби подорвался — жуткая смерть! Вообще-то Ник не видел ни одну смерть, о которой нельзя было бы сказать то же самое, разве что его дедуля, будучи восьмидесяти семи лет от роду, отошел в мир иной тихо и спокойно — просто закрыл глаза вечером и наутро уже был мертв. Николас не мечтал о такой смерти для себя самого. Не ту дорогу он выбрал, не ту, что привела бы его к такой вот кончине в глубокой старости — спокойной и благообразной. Но сожалеть о том, что сделано, было не в характере Хэтэуэя. Так вот Бобби подорвался. По телеку сказали — к днищу его тачки какой-то обмудок прилепил кусок пластида. Дьявол! И ведь это могла быть взрывчатка из той самой партии, которая прибыла в Ливерпуль неделю назад. Из той самой партии оружия, часть которой Макс планировал передать Фархату. Фархат был сукой той еще! Ник пробил его по всем базам, к которым только смог получить доступ. Он даже в Разведупр армии США заглянул — одним глазком только и потом долго петлял, меня файерволлы и переключаясь между серверами, так, чтобы если вдруг умники в Разведупре обнаружили проникновение — а они обнаружили, к гадалке не ходи — то по крайней мере не могли бы отследить его местоположение. Так вот о Фархате Хэтэуэю удалось узнать… Ничего практически. И это было странно. Подозрительно. Фархат был не пацан сопливый, который для своей шоблы, кошмарящей райончик, решил прикупить парочку стволов. Совсем нет! За Фархатом подвиги числились такие, какие Максу и не снились даже, а вот поди ж ты! Информации на него у спецслужб - как британских, так их зарубежных - воробей чихнул. Но самым странным было то, что от подозрений, высказанных Ником Максу, тот отмахнулся, чего обычно не делал никогда. И тогда-то, в тот самый момент, Хэтэуэй и услышал этот звук — не звоночек даже, а набат. Ему бы сорваться в бега тогда еще. Кто знает, может сейчас Ник не сидел бы перед этим испуганным кузнечиком, который, прикусив от усердия кончик языка, старательно штопал его рану. Ему бы улепетывать, да побыстрее! Но Ник остался. Отголоски набата постепенно утихли, и он попробовал ненавязчиво так поинтересоваться у Эльзы, единственной и любимой дочурки Макса Собковски - с чего бы это её папашка вдруг перестал прислушиваться к словам своего первого помощника? Но Эльза молчала. Пристроив свою хорошенькую головку на плече Николаса, она выписывала тонким пальчиком какую-то абракадабру на чуть влажной от пота груди партнера и улыбалась довольно. А повода быть недовольной после того, как Ник ублажил её два раза подряд и намеревался пойти на третий круг, у Эльзы не было. Но она лишь улыбалась. И молчала. И это тоже был тревожный знак. И если бы Ник был таким дураком, что проигнорировал бы еще и это… Но дураком Хэтэуэй не был. Уж точно не он. Поэтому он на третий круг не пошел. Сделал вид, что получил важное сообщение и, ласково коснувшись нежной щеки Эльзы коротким поцелуем, поспешил попрощаться. Только вот Эльза тоже не была дурой. Не даром отец доверил ей - не много не мало - возглавлять службу безопасности. Соглядатая Ник заметил, когда только отъехал от домика мисс Собковски. Парень и не прятался вовсе. Наоборот, как бы давал понять Хэтэуэю — ты у нас как на ладони, парень. Ты весь наш. И Ник втопил в пол педаль газа, подрезая какой-то старый тарантас и уходя от преследователя красиво так, ну как в кино просто! Выпендрежник хренов — чуть было в столб не влетел, когда машину занесло на повороте. А через два квартала его остановила дорожная полиция. Констебль, взглянув на водительскую лицензию Ника, вежливо попросил того выйти из машины. И Ник все понял. Это не интуиция даже. Черт его знает, что это такое, но ты просто понимаешь: вот она — ситуация. Бобби предупреждал — однажды ты это поймешь. Увидишь нарочито-безразличного констебля, лениво изучающего твои права, и ты поймешь — сейчас на твоих запястьях окажутся браслеты, а сам ты очутишься на заднем сидении полицейской машины, и два амбала по бокам стиснут тебя своими телесами, и ты будешь чувствовать запах их пота и еще бензина. А дальше — только вонь тюремной камеры. И это если тебе повезет, и ребята Макса не достанут тебя в тюрьме. А они достанут — это же Макс! Ник семь лет проработал с ним бок о бок. Макс никогда не прощал тех, кто его предавал. А Хэтэуэй не просто предал Макса Собковски. Чтобы предать, нужно сначала быть преданным. Быть верным. А Ник никогда не был предан Собковски. Он был внедрен в его организацию Робертом Дауни и все эти семь лет только и делал, что сливал информацию федералам. - Я не могу больше, Бобби! - пожаловался месяц назад Николас во время последней его встречи с куратором. - Я уже сам не знаю, кто я. Какой я — настоящий. И Роберт обещал ему, что сделка, которую они проведут с Фархатом, станет для Ника последней. Что после того, как федералы накроют разом и Макса, и Фархата - забодай его арабскую бабушку! - Хэтэуэю не нужно будет больше находиться на нелегальном положении. Роберт обещал, и Ник верил ему, как самому себе. Теперь Бобби нет. И силовики из кожи вон лезут, чтобы поймать его, Ника Хэтэуэя, пособника Макса Собковски. А мальчики Собковски шерстят Лондон с не меньшим рвением, и все для того, чтобы поймать Николаса. Убивать его не станут. Не сейчас. Не так быстро. Иначе сняли бы снайпером. Или как с Бобби - взрывчатку под днище автомобиля, и пока-пока, Никки! А так поцарапали только, да и то потому, что Хэтэуэй первым открыл огонь. Вопрос, на который он не находил ответа, как не пытался — кто сдал? Кто, черт возьми, сдал его Максу? И с чего вдруг его документами заинтересовались полисмены? Как так получилось, что теперь и полицейские, и преступники не то чтобы плечом к плечу встали, но по крайней мере в одну цепь выстроились для того, чтобы добраться до Хэтэуэя? Об этом следовало подумать. Хорошо так подумать, основательно, а не на бегу, когда ты в течение двух суток, без сна, без еды — реально, за эти два дня Нику удалось перекусить лишь один раз - меняешь машины, пересаживаешься из одного вагона метро в другой, оглядываешься — получилось ли сбросить хвост, и едва тебе удается порадоваться, что да, получилось, как тут же замечаешь в толпе человека, который явно интересуется твоей скромной персоной куда больше, чем театральной афишей, которую он вроде как внимательно изучает. И снова — вагоны метро, улицы, подворотни — в одной такой он и схватил пулю — чужие машины, и… Не вырваться! Черт дери — из этого города, раскинувшего паутину улиц на многие и многие километры, ему не вырваться. Разве что попытаться спрятаться, залечь на дно. Но как достать до такого дна откуда бы не постучали наверх, на самый верх, чтобы дошло до Макса Собковски — тот, кого он ищет, сейчас здесь, по такому-то адресу, приходи и бери его тепленьким. Да еще это ранение… Все одно к одному. И если до того, как его подстрелили, был шанс хоть немного отдохнуть, сняв номер в гостинице — из тех, что подешевле. Из тех, где не будут спрашивать документы при заселении. Но теперь, в замазанной кровью одежде — и думать не стоило! Ник набрел на аптеку - чистенькую, немного старомодную с виду, с двумя буквами Эйч в вензелях, - уже будучи на грани отчаяния. Прежде чем зайти внутрь, выждал с полчаса. И правильно сделал — за это время как раз инкассаторы успели забрать выручку. И вошел тоже вовремя — аптекарь уже намеревался закрыть свою богадельню.

***

- Ну вот и все, - с облегчением произнес кузнечик, закончив с перевязкой. С облегчением и с явной надеждой в голосе. Ясное дело, ждет не дождется, когда этот громила с пушкой отвалит. Вот только валить Ник не собирался. Хэтэуэй все еще сидел с полуприкрытыми глазами, пережидая, когда дергающая боль разомкнет свои острые коготки. Но, похоже, зря он надеялся, что боль отступит, как только аптекарь его заштопает. - Рана мне не нравится, - мальчишка глянул на него как-то озабоченно. Как будто бы и впрямь сочувствовал. - Что? Заражение? - прошептал Ник, облизнув пересохшие губы. - Я не очень в этом разбираюсь, - нахмурился пацан. - Я уже говорил… - Да-да, ты не хирург, ты мясник. Ну так что? Плохи дела? - Антибиотики принимайте обязательно, - парень сунул Нику в ладонь пузырек с таблетками и пробормотал себе под нос: - И рецепта нет… Черт, как же… - Что ты там бормочешь? - спросил Николас. - Я говорю, что любая проверка обнаружит, что я отпустил антибиотики без рецепта, - фармацевт покачал головой, вздохнул горестно. - Будет тебе рецепт, не бзди! - уверил его Ник. Состряпать такую бумажку для него — пара пустяков. Черт его знает почему, но Хэтэуэю не хотелось, чтобы у кузнечика были неприятности. Он был славный — кузнечик. Не истерил, как другой бы на его месте, завидев парня с пистолетом. Но и геройствовать не лез — понимал, что себе же дороже станет. Опять же рану заштопал без особых пререканий и в обморок от вида растерзанной плоти не падал. А ведь мог бы — он же и впрямь не врач. И прикасался так… Осторожно… Легко… И даже в самом начале неприятной процедуры, когда игла только проколола кожу, зашипел тихонько, как маленькому: «Тщщщщщ!!!» и подул на рану. Вот же бестолочь! - Так! - Ник поднялся на ноги, постоял немного, пережидая внезапное головокружение. Кузнечик от него не отходил ни на шаг. Поддерживать не кидался, но и не отскакивал в брезгливости или страхе. Просто стоял и смотрел внимательно. «Взгляд у него хороший», - промелькнуло в голове у Ника ни с того ни с сего. Не, пацан был, конечно, стрёмный — худой, нескладный немного, угловатый... кучеряшки эти дурацкие, уши оттопыренные, просвечивают вон на свету... А вот глаза хорошие. Теплые. Смешливые. - Так! - повторил Хэтэуэй, когда голова перестала кружиться. - Пошли! - Куда? - удивился кузнечик. Как его зовут? Ник задумался, вспоминая. Спрашивал же! Черт, да что ж так больно-то?! Как же его… - Ты… Слушай, как тебя… - Том, - подсказал аптекарь. - Ты где живешь, Том? - Тут, на втором этаже… Чегоооо??? - серые глаза распахнулись, в голосе проступили панические нотки, когда Том понял, какую глупость он только что совершил. - На втором этаже? - переспросил Хэтэуэй. - Святые угодники! Да не может быть, чтобы так свезло! - Что вам за дело до того, где я живу? - кузнечик попытался запрятать панику поглубже, да куда там! - Мы сейчас пойдем к тебе, вот что. Мне нужно… Мне нужен день... Перекантоваться… Может два. - Нет! - Том замотал головой и попятился. - Ни за что! Слушайте! Я сделал так, как вы просили. Я зашил вашу рану. Берите лекарства и уходите. Если вам нужны деньги — я сниму с карточки, тут банкомат недалеко. Вы же в бегах, наверняка вам нужны наличные. Я принесу деньги — только уходите! - Ты не понял, Том, - покачал головой Ник. - Мне не нужны деньги. Мне нужна крыша над головой. Пару дней. Не больше. - Нет! - серые глаза сверкнули сталью. Губы сжались в упрямую линию. - Не дури, пацан! - предупредил Хэтэуэй. - И что вы сделаете? - Том махнул рукой как-то обреченно и посмотрел на Николаса с вызовом. - Ну? Что? Пристрелите меня? - Стрелять не буду, - честно ответил Ник. - Но вырублю, найду ключи от твоей берлоги и оттащу тебя на второй этаж. Даже несмотря на ранение. Вот что я сделаю. Так что выбирай, Том. Ты пойдешь своими ногами. Или… Том не говорил ничего. Только таращился на Ника своими глазами-блюдцами. Да уши полыхали — не то от страха, не то от гнева. - Да не бойся ты! - попытался изобразить дружелюбную улыбку Хэтэуэй. - Я не маньяк какой-нибудь и тебя пальцем не трону. - Почему я должен вам верить? - недоверчиво спросил Том. А Ник вновь почувствовал, как аптечный зал плывет у него перед глазами. Ну все! Хватит болтовни! Он устал смертельно, и если этот кузнечик собирается пытать его дурацкими вопросами, то он не угадал ни разу. - Ты не должен мне верить, Том, - тихо произнес Хэтэуэй. - Я бы на твоем месте не верил. Только знаешь, что? У тебя выбора нет. Давай! Шевели булками! Где тут лестница на второй этаж?