Хроники одиноких вечеров

      На моих ресницах дрожжит лунный свет, а руки в лёгком треморе от волнения — я впервые так близка к нему. Господин в эту ночь вернулся страннее обычного, но я сейчас не в праве так долго глядеть, так что спешно опускаю голову, продолжая возить мокрую тряпку по полу. Я ощущаю, как он непрерывно наблюдает за мной, за каждым моим движением, и от этого кажусь себе нелепой. Доума-сама элегантно обмахивается острым веером из золотых пластин, и в умелых руках такая вещица легко могла бы стать опасным оружием. В воздух поднимается тонкая струйка дыма от чаши с благовониями, и от них немного покруживается голова.       В Культ я попала недавно, по воле счастливого случая — меня купила у бывшего хозяина какая-то женщина, а затем рассказала всё о Вечном Рае. Она же и привела меня в этот храм месяц назад. Моё сердце стучит чаще, стоит подумать о том, что я сейчас рядом с тем, кто может даровать настоящую благость! Нужно только быть усерднее, чтобы доказать Доума-сама, что я достойна его милости!       Помню, как впервые его увидела — в первый же вечер в Культе, после захода солнца. Господин почему-то не сводил с меня глаз, как и сейчас, и я поклонилась ему, еще не зная, кто он. Но его высокое, стройное тело, повадки аристократа и выразительная внешность влюбили бы в себя кого угодно! Меня в том числе… Конечно, среди его последовательниц я не первая такая, поэтому стараюсь вести себя потише, чтобы не прогневать Доума-сама. И любуюсь я им лишь изредка, когда этого никто не заметит — на еженедельной проповеди, либо же при случайном задании. Как сейчас.       Мне пока почти не дают важных поручений — в основном, я делаю уборку или чищу овощи на кухне. Иногда Господин выбирает кого-то из нас, и тогда мы готовим эту девушку к Раю! Обычно, это девушки — Доума-сама говорит, что женщины чище, и нас в Рае принимают охотнее. Счастливицы… Когда мы подготавливаем их, то они целые дни проводят в отдыхе, питаясь только лучшей едой, наряжаясь в лучший шёлк, и иногда сам Господин остаётся с ними наедине и посвящает в тайны Вечного Рая!       В зале, где Доума-сама обычно восседает, полы запачканы какой-то подсохшей, тёмной грязью — мне не позволено зажигать свет, так что убираться приходится в потёмках. Я слышу шорох за спиной, но значения не придаю — должно быть, это мне принесли новую тряпку, чтобы протереть мрамор насухо. Но беззаботно обернувшись, едва не утыкаюсь носом в алую ткань одежд Господина. Я…       Я не сразу смогла сориентироваться, так что сейчас смотрю на него снизу-вверх и понимаю, как он ко мне добр! Доума-сама всегда так снисходителен к прихожанам, вот и сегодня днём, заметив меня в коридоре, кивнул одной из приближённых, и меня направили мыть полы к нему в главный зал! Его ладонь с длинными, белыми пальцами осторожно придержала меня за локоть, хоть я и не планировала падать: — Аккуратнее, милая, пол мокрый. Не хочу, чтобы ты упала и ушиблась.       Его голос тягучий, как струйка терпкого мёда, стекающего с ложки — хочется слушать ради того чтобы слышать, и моё сердце пропускает удар. Только в этот момент я в полной мере осознаю, что его глаза не просто переливаются, а ещё и светятся мягким перламутром. И рука Господина — он всё ещё прикасается ко мне… — Как зовут такое чудное создание? — Т/И…       Я выронила тряпку из рук, и она с глухим хлюпом упала на пол. О нет, я совсем забылась! О чем я думаю, я же должна сейчас закончить уборку, не мешая Доума-сама, как учили… Но его пальцы вдруг поднимаются к моему предплечью, и я окончательно теряюсь, вглядываясь в изящные черты его лица. Он говорил, что в Вечном Раю мы сможем всегда оставаться юными и прекрасными, поэтому туда берут лишь молодых. А меж тем, его рука скользит выше, уютно устроившись на моём плече. Я не знаю, как реагировать — меня попросту не учили, но его прикосновения столь заботливы, что я забыла про наставниц! — Посмотри-ка, ты немножко запачкалась, — он осматривает меня с головы до ног, остановившись на моих коленях, и я вновь опускаю голову — Нехорошо получается, ведь теперь тебе придётся сменить платье. Не будешь же ты так ходить по нашей славной обители, правда? — Простите меня, Доума-сама, я такая неуклюжая! — я действительно вижу большое, бурое пятно на подоле своей голубой юкаты — Простите, сейчас же пойду и переоденусь! — Ты действительно хочешь выйти от меня в таком виде? — Господин словно бы удивлён, но затем ласковая улыбка растягивается по его лицу — Т/И, тогда я бы хотел потом подарить тебе новое кимоно. Что скажешь? — Это большая честь для меня… — он снова берёт меня за локоть и чуть тянет, ведя за собой — Но я ведь не домыла полы! — Меня восхищает твоя любовь к нашему Культу, — мне показалось, что он сглотнул, ещё раз оглядев меня — Ты мне очень напоминаешь одну женщину. Правда, она уже давно в Вечном Раю…       Лунного света достаточно много, чтобы проливаясь на землю, он освещал нам каменные тропы сада. Если бы моя юката не была запачкана, то наша прогулка выглядела бы куда уместнее. Я замечаю, что он невесомо поглаживает меня по спине, расправляя мои смольные волосы, и вновь замираю. — Что случилось? — Господин жалостливо склоняется надо мной — Ты хорошо себя чувствуешь? — Да, все в порядке, просто… Я хотела поблагодарить вас за то, что даёте каждому шанс приблизиться к чему-то высшему! Особенно нам — женщинам. Знаете, вы первый, кто так хорошо говорил о нас… — Какое милое дитя, — он продолжает вести меня, придерживая за спину — Т/И, знаешь, я бы хотел, чтобы ты сегодня же заняла своё место в Вечном Раю. — Правда? — я неожиданно запинаюсь, но он успевает подловить меня — Ой, простите! — Такая красота не должна познать земной грязи… — не знаю, почему его когти довольно острые, но то, как он ведёт ими по моей шее вызывает мурашки по всему телу — Посмотри на меня…       Я послушно заглядываю в его лицо и понимаю, что сейчас он отражает мои глаза — его склеры играют изумрудными бликами, похожие на витражную мозаику. Позволив мне выпрямиться, Господин нежно оглаживает мою талию и сглатывает, а я не знаю, как уместить в себе всю радость. Мне не позволено этого, но всё же — я кладу ладонь на его грудь и вдруг осознаю, что под алой тканью совершенно холодное тело: — Доума-сама, вы совсем замёрзли! — Глупая… Разве ты встречала божество с тёплой кровью?       По правде, я впервые видела перед собой настоящее воплощение божественного, и слепо поверила его словам. Его глаза вновь играли всеми цветами радуги, и стоило мне моргнуть, как мы оказались в полной темноте. Только глаза Доума-сама продолжали быть моими светочами, и я вдруг ухватилась за него, нащупав его тело во мраке: — Господин, мы в аду? — Т/И, ты же всю жизнь была в аду, разве забыла? — он вновь обнимает меня за талию, и я чувствую резкий, морозный запах мяты — Мы всего лишь на пороге Рая.       Он щёлкает пальцами, и тусклый, холодный свет постепенно разгоняет темень вокруг нас. И вот я уже вижу, что прижимаюсь к его груди, пока Господин гладит мои волосы. Они ему нравятся? Доума-сама улыбается, прикасаясь к ним: — Сколько тебе лет? — Полных восемнадцать. — Как жаль… А я было уже подумал, что это Котоха вернулась ко мне. — Котоха? — я приободрилась — Та, на которую я похожа? — Я решил, что в Вечном Раю тебя будут звать этим именем, — он неожиданно наклоняется ближе ко мне, ещё обнимая и довольно уверенно развязывая оби за моей спиной — Котоха, я скучал по тебе… Позволь помочь тебе переодеться?       Только немного оглядевшись я понимаю, что мы с Доума-сама находимся посреди большой спальни, стоим возле постели с балдахином, по форме напоминающей челнок. Пояс сосказльзывает с юкаты, и моя талия теряется в складках ткани, но для Господина это не важно — он раскрывает мою одежду, и она стекает с плеч шумным ворохом, словно бы перья с крыльев птицы. Бурое пятно на юкате, оказывается, было темно-алым, но это не важно. Я доверяюсь ему, зная, что Доума-сама приведёт меня в Рай, и лишь поэтому не стыжусь свего вида в неглиже.       Нижняя рубаха белеет на фоне постели из красного дерева с красными простынями, и Господин снимает свой головной убор: — Котоха любила, когда я видел её обнажённой. — Да, Доума-сама… — я развязываю и стягиваю с себя остатки одежды, пока мой Господин наблюдает за мной, присев на постель — Что дальше? — А дальше — твоё посвящение. Ты кажешься мне такой знакомой, что даже не хочется тебя отпускать. Но придётся… — он легонько облизывает свои губы, разглядывая моё обнажённое тело — Иди ко мне! Ближе, Котоха…       Я послушна, я прилежна, а потому делаю шаг навстречу мужчине. В эту секунду мне показалось, что его вид какой-то… Голодный? Доума-сама неожиданно притягивает меня к себе и этим вынуждает сесть к нему на колени. Почему-то Господин всё ещё не согрелся, и его тело ощущается ледяным, но таким элегантным! Он опускается к моей шее и вдыхает, так сладостно выстанывая: «Ты будешь Вечной…»       Смутившись, я осознаю, как приятно потянуло внизу живота. Позволив себе наглость, я кладу ладонь ему на щёку, и Доума-сама замирает. Неужели, я сделала что-то не так?! Но переживание рассеивается с лёгкой усмешкой Господина. Он так красив, и черты его лица так идеальны, что мне не верится, что он человек. А он ведь и не человек — божество, которое меня спасёт! Холодный язык оставил влажный след на моей ключице, и я не прикрываю ни грудь, ни низ живота. Разве в Раю кто-то стыдится наготы?       Рваная боль разрывает мои возвышенные чувства, превращая их в несвязные комки мыслей — я вижу, как капля крови стекла сначала меж моих грудей, затем по животу, огибая пупок, скатилась ниже. Это моя кровь — Доума-сама медленно вогнал зубы в моё плечо, но теперь чуть отстранился, слизывая багровую жидкость со своих губ. И его глаза — они уже куда ярче обычного! Мне больно, меня начинает тошнить и трясти, и все порывы сводятся к одному — бежать отсюда! Но я остаюсь недвижима, лишь вижу его, теперь уже безумную, улыбку и острые клыки. Но Доума-сама ведь знает, что делает! Должно быть, такое оно — посвящение?       Он почти не удерживает меня, да это и не требуется. Я интуитивно понимаю, как хочу сейчас, чтобы он меня поцеловал. Ведь когда я буду в Раю, то больше никогда не увижу его! Боль продолжает усиливаться в месте раны, и уже все плечо пульсирует в такт частому сердцебиению. Я понимаю, что плачу, но его пальцы вдруг стирают слёзы с моей щеки, а затем он облизал подушечку своего мизинца: — Кровь и слёзы одинаково солены. Ты уже как никто знаешь об этом, верно?       С новым укусом из моей груди вырывается крик, но я почти не дёргаюсь. Укус глубокий, и Доума-сама пьёт мою кровь — наверное, это жертва божеству? Мутнеющим зрением вижу, как содрогается его спина, пока Господин пьет меня, и понимаю, с какой благодарностью смею обнять его голову. Волосы Доума-сама жёсткие и светлые-светлые, как первый снег. Даже слегка серебристые.       Я запускаю пальцы в старательно уложенные пряди и притягиваю мужчину к себе. Да, скоро я отправлюсь в Рай, но сейчас он мой и только мой! Пусть я хоть немного смогу быть близка с ним как ни с кем до этого! Поглаживая, плача, я не могу забыть боль, которая разливается в плече. Но вдруг понимаю, как Доума-сама отбрасывает мои руки со своей головы, и я обескровленым мешком падаю на алые простыни. Наверное, потому они и алые — чтобы реже приходилось менять?       Вижу уже очень слабо, лишь основные очертания его лица, но понимаю, что Доума-сама проронил слезу, которая упала на моё бедро. Он навис надо мной как ворон, подобравшись к лицу, и осознав, что я едва его вижу, прошептал у самого уха: — Ты что, обнимала меня, Котоха? — Хотела подольше быть рядом с вами, Господин… — Вот как.       После и говорить сил не осталось — я просто смотрела на то, как его силуэт резанул золотым веером по запястью, а затем холодная жидкость пролилась на мою кровоточащую рану. Это наша последняя встреча — я проснусь уже в Раю, но без него. И зачем мне тогда этот Рай? Теперь всё меркнет, но его лицо серьёзно. Я ещё никогда не видела его таким сосредоточенным…

***

— Омойте свою Госпожу и оденьте как подобает! — демон стоит посреди спальни, залитой кровью, и приглушенно командует несколькими прибывшими по его зову женщинами — Она вновь принесла любовь в этот храм.       Сходство этой девушки с Котохой поразительно, и Доума берёт её хрупкую ладонь в свою, уже понимая, на какой шаг решился — прежде, он не обращал своих последователей. Но девушка, что обнимала его так же, как и Котоха пятнадцать лет назад, могла умереть, а Доума совсем не хотел вновь с ней прощаться.       Крови он дал совсем немного, и этого ей должно хватить лишь для поддержания вечной жизни, так что и конкуренции девушка ему не составит. Но её верность похвальна, и теперь Котоха навсегда останется рядом! Только её кровь уже не будет ему интересна, ведь рваная рана на плече уже почти затянулась…