Хроники одиноких вечеров

Звёздное небо похоже на продырявленную иглами, тёмную ширму, через которую смотрят на солнце. Свет на этой веранде давно погас, и лишь лунные лучи отражаются от снежного покрывала. Юная девушка выдыхает облачко пара на ладони — пальцы уже совсем замёрзли, но уходить в дом не хочется. Она уврена, что дождётся его, не уходя спать и встретит у порога. Но вдруг слышит за спиной такой знакомый голос: — Твой дом промёрз. Пришёл… Девушка знала, что так и будет, но сквозь самые кости прошла приятная истома. В голове пусто, как и в сердце. Демон проходит ближе, садясь возле неё на веранду и поднимая голову к небу: — Если не разведешь огонь, то через несколько часов умрёшь от холода. — Однако, ты ещё помнишь, какого быть человеком, — вытаскивает из широкого рукава синего кимоно продолговатую косточку журавля — Но одинокой ведьме никто в деревне не хочет помочь наколоть дров… Она манипулирует им, и он отлично это знает. Поднявшись и дойдя до кипы брёвен, демон в несколько движений разламывает их на тонкие дровишки, а затем минует её заледеневшее тело и бросает их в ирори, в центре комнаты. Девушка прячет в рукав косточку, потом берёт огниво и лист бумаги с небольшого столика. Бросает зажженый кулёк в ирори и наблюдает, как быстро горит эта белая материя. Такая же белая, как кожа Аказы, и была исписана синими чернилами, словно его татуировки. Но она знает, что ему не суждено погибнуть от огня, как этому неотправленному письму. Он сам выберет себе достойную смерть, она видела во сне. Сейчас он напоминал бы ей обычного человека, если бы не причудливые, розовые волосы, ресницы и синие склеры с черными прожилками — как потрескавшееся стекло. Она закрывает сёдзи на веранду, чтобы хоть немного прогреть помещение, и без страха садится рядом с демоном: — Я и так знаю, зачем ты тут, но хочу услышать от тебя. — А мы похожи, — он усмехнулся — У нас обоих есть большая сила, и люди нас боятся. — Но не путай наши силы, — ведьма снимает с плеч чёрную шаль, оставшись в темно-синих одеждах — Ты сильный, но ты всё ещё слаб. Поймёшь однажды. — И ты прямо видишь все наперёд? — он недоверчиво вскидывает бровь — Раз даже не боишься меня? — Меня ты не тронешь, и, скажу больше — отдал бы всё, чтобы знать меня двести лет назад, чтобы я предотвратила твой кошмар. — Если бы ты жила тогда… — А я жила. Просто не в этом теле, — загадочно стучит журавлиной косточкой по паркету — Причешешь меня? Она садится к нему спиной, ведь знает, как слаб он к женским волосам — не раз плёл косы своей невесте. Сильные пальцы выдернули шпильку из черных прядей, и они ворохом рассыпались по изящной спине. Ещё холодная, женская ладонь протягивает ему маленький гребень, и демон начинает причёсывать ведьму. Он думает совсем не о ней, хотя какая разница? Но остаткам души бывает больно. — Аказа, я видела во сне твою смерть, — она улыбается, чувствуя его промедление — Знаю, ты всё ещё любишь её. Но твоя плоть все равно хочет тепла, сам понимаешь. Ведьма откидывает голову немного назад, уперевшись затылком в тёплую грудь. Всё слишком предсказуемо. Он размеренно наклоняется к её уху, прошептав: — Ведь ты и держишь меня тут? — Ну что ты? — ей приятно чувствовать, как он развязывает оби на её талии — Если я что-то знаю, то это не означает, что стану вмешиваться. Девушка чуть отклоняет голову в сторону, и Аказа проводит носом по нежной шее, опаляя фарфоровую кожу дыханием, а затем оставляет мокрый поцелуй на сонной артерии. Прикусывая губу, она медленно раскрывает свою одежду. В доме ещё холодно, но это не важно — она уже знает, чего хочет. Каждый раз они приходили к этому, когда демон садился её причёсывать. Его рука накрывает женский живот, пока ещё укрытый белой тканью нижней рубахи, а ведьма заливисто смеётся и слегка стягивает с плеч тяжелое кимоно. С десяток тонких косточек рассыпаются по полу, но мужчина привык к этому. Ведьма уже знает, что Аказа давно хотел об этом спросить: — Заблудший журавль переломал свои крылья и умер на моих руках, — мужские пальцы поднимаются от живота и скользят выше, собственнически сжимая упругую грудь — Ммм… Аказа, я бы похоронила тебя, если бы от демонов оставались кости… — Сколько мне ещё страдать тут? Она встаёт с пола, улыбается и отбрасывает в сторону кимоно. Ей нравится показываться ему в одном нагадзюбане и с распущенными волосами, точно она — дорогая ойран. Но она всего лишь деревенская ведьма, которую он не убил год назад. В его глазах нет любви, но есть восхищение и желание — этого девушка и добивалась, а потому деловито усаживается на футон у стены, развязывая пояс нижней рубахи: — Тебе со мной не расплатиться, если скажу… Он оказывается рядом, вдруг собрав её густые волосы в хвост, но не причиняя боли. Ей весело, и тонкие пальцы быстро тянут вниз пояс его широких штанов. Она всегда угадывает его желания, как и в этот раз — оценивает взглядом напряжённое достоинство, а затем поднимает на Аказу невинные глаза: — Всегда хотела сказать, что твоей невесте повезло бы. — Делай… Молча. Демон снимает свою накидку и роняет рядом, громко выдыхая от удовольствия, когда её язык скользит по напряжённой плоти — от начала и к самому основанию члена. Это тело не утратило чувствительность, и ведьма усмехается, издевательски целуя набухшую головку. Но в какой-то момент девушка перестаёт, игриво сверкнув лиловыми глазами: — Я простудила горло, так что не в этот раз. Он не станет заставлять и никогда не применит силу — не позволял себе. Разочарованно сняв с ног каменные браслеты и штаны, Аказа легонько толкает девушку на футон, и ткань нижней рубахи распадается надвое. Ей нравится быть обнажённой, ей нравится красиво и медленно раздеваться, пока за этим наблюдают. Мужчина слишком заботливо скатывает с её ног белые носочки, оставляя девушку полностью голой. Тело ведьмы податливо, и девушка разводит ноги так широко, как того хочется Аказе. Рёбра часто вздымаются, поднимая мягкую грудь с затвердевшими от возбуждения сосками, а он держит за бёдра. Ей вновь смешно: — Ну у тебя-то, я надеюсь, язык в порядке? — Молчи, прошу тебя… От первого же прикосновения девушка выгибается навстречу ему, прикрыв веки и отбросив голову на подушку. Он так чуток… Чувствительный клитор набух, и с каждым новым касанием его языка все ощущения томительно стягиваются внизу живота. Притворившись, что вот-вот кончит, девушка с наслаждением ловит подрагивания его языка. За двести лет так и не научился понимать женщин… До недавнего времени воздерживался, но ничто человеческое демонам не чуждо, верно? Вскоре, каждая складочка покрыта липкой слюной и естественной смазкой, а девушка кладёт ладонь на голову Аказы. Он злится, бесится от своей слабости, но продолжает ублажать женскую плоть. Наконец, когда она уже действительно оказывается на грани оргазма, демон оставляет её недоласканное лоно. — Эй, мстишь мне? — она не сдвигает ног, когда мужчина нависает над ней — Ты же хочешь меня, я знаю. — Хочу, и поэтому не говори со мной. — Какие мы принципиальные… — женские пальчики гладят пенис, который уже пульсирует от вожделения — А если я откажу тебе сейчас? Ты ведь не сможешь взять меня силой. Тяжёлая голова припадает к её груди, лаская языком розовый сосок, затем слегка прикусывая. Контраст ощущений вызывает мурашки, и без стеснения забросив ноги ему на поясницу, девушка притягивает мужчину к себе. Её считают сумасшедшей все, кроме Аказы, который теперь трётся фаллосом о чувствительные, женские складки, задевая клитор. Громкий стон девушки затуманивает рассудок мужчины, его воспоминания и боль. Мысли становятся не более чем набором образов, когда мокрое лоно принимает его член в себя. Ведьма вновь откидыват голову на подушку, и сердце колотится слишком часто. Грудь вздымается в такт его толчкам. Жарко, влажно, сладко… Дыхание сбито, на его коже остаются лунки от её коготков, которые тут же исчезают — быстрая регенерация берет своё. Аказа хорош, нельзя не признать. Голова кружится от пленительной сладости происходящего — она растворяется в его руках, готовая отдать всю себя. Ей кажется, что каждое его движение затягивает узел внизу живота. Слившись воедино не хотелось разъединяться с Аказой ни на секунду, ведь его движения, граничащие с грубостью, приносят слишком сильное возбуждение. Похоть застилает разум, как снег укрывает землю зимой — беспросветно. Демон не растягивает удовольствие, обильно изливаясь внутрь ведьмы, ещё немного толкаясь в ней. Переживать не стоит — она всегда пьёт специальный настой накануне его прихода. И сейчас ей мало: — Ты нетерпелив, а я хочу ещё, — девушка чувствует, как он выходит, и белая, вязкая жидкость сочится из вагины — Будь добр, закончи начатое. Дважды повторять не приходится, и неудовлетворённая женщина вновь чувствует Аказу в себе. На этот раз он позволяет обнимать его за шею и медленно полизывать мочку уха, чем ведьма злоупотребляет, вновь загоняя возбуждение до самого пика. В этот раз он внимательнее к ней — как легко задеть мужское эго парой фраз… Его руки оглаживают округлые бёдра, а сперма выполняет роль смазки, громко хлюпая. Она старается затянуть со своей разрядкой, предвкушая волны удовольствия, но теряет контроль над собой — женский стон ублажает демонический слух. Сокращения чрева приятно отзываются в его фаллосе, вновь излившемся. Но это не имеет никакого значения. Девушка часто дышит, в то время как Аказа почти не прилагал усилий. Рваный поцелуй остаётся на её ключицах, но к женским губам мужчина не склоняется — хранит верность своей невесте. Но при этом иной раз имеет другую… Растрёпаные, черные волосы девушки разбросаны по подушке, а ноги едва сводятся, стоит демону выйти из неё. С ещё возбуждённого члена падают белые капельки, но ведьме пока не хочется большего: — Теперь уходи. Дрова мне понадобятся только через несколько дней, тогда возвращайся. — Понял. Каменные браслеты вновь обвивают его голени, пока девушка соблазнительно садится на футоне. А впрочем, к чему упускать такую хорошую возможность? Томный голос вкрадчиво шепчет: — Можешь ополоснуться у меня в банной…