Хроники одиноких вечеров

Его бессонница длится давно. Так давно, что он уже и не вспомнит день, когда впервые не смог заснуть. Балдахин из алого бархата закрывает нашу постель со всех сторон, и лишь небольшая свеча, стоящая на серебряной подставке, озаряет наши лица тусклым, тёплым светом. Мори спит урывками. Без снов. В остальное время алые глаза смотрят вникуда, устало и уныло. Но в его взгляде мне ни разу не доводилось заметить потеряность. Теперь и я стала такой-же — сон не идёт, хоть тресни. Снотворных Мори мне не дозволяет, и сам не принимает. Стараюсь особо не шевелиться, чтобы не задеть горящую свечу — хлопковые простыни вспыхнут моментально. Можно было бы просто включать фонарик на телефоне или приобрести что-то вроде ночника, но… Мой муж слишком осмотрителен, чтобы говорить откровенно при наличии рядом хоть какой-то электроники. А мы в последние полгода особенно напряжены — дела идут хорошо, но риск увеличивается соразмерно. — Мне странно видеть то, как ты подстраиваешь свой сон под меня, — он небрежно убирает со лба прядь волос — Думаешь, так ты наладишь меж нами контакт? — Если мой господин не спит, то разве мне нельзя быть рядом с ним? — вздыхаю и поворачиваюсь на бок, лицом к нему — К тому же, у нас слишком редко получается побыть вместе в тишине. — А ты мастерица намёка… — он ухмыляется и вдруг оглаживает ладонью моё бедро через одеяло — Раз мы всё равно не спим, почему бы не отвлечься от всего? Манера говорить у него глубокая, спокойная. Это всегда напоминает мне змею, медленно гипнотизирующую свою жертву. Но разве одна змея может ввести в транс другую? Я думаю, что нет, и лишь поэтому нахожу в себе наглость забросить на него ногу, а затем, подавшись вперёд, оказаться сверху. Мори спокоен, словно ожидал чего-то подобного. Кажется, даже доверяет мне: — Соскучилась? — ухмылка с лица не исчезает ни на секунду, а мужские руки уже властно задирают тонкую материю шёлковой, черной сорочки — Папочке развлечь тебя? — Было бы неплохо… Я медленно поднимаю подсвечник с постели и, чуть отодвинув балдахин, отставляю на прикроватную тумбу. Мы остались в лёгком полумраке, и лишь алые глаза Мори отражают крупицы света. Чувствую его возбуждение и немного ёрзаю на нём, в то время как муж вдавливает свои пальцы мне в кожу, прижимая к себе. Уверена, в этот момент он проклял свои брюки. — Уже так нетерпится, милый? — медленно веду пальцем от его шеи к ключицам, скрытым белой рубашкой — Или силы уже не те? Как и хотела — я взбесила его до той степени, что оказалась с силой вдавлена в постель с плотно зажатым ртом. Мори заткнул меня левой ладонью, нависая надо мной. И что-то мне подсказывало, что я переборщила, но тогда ещё не придавала этому особого значения. Мори резко понизил голос: — Моя маленькая стерва… — рваным движением, он задрал черную сорочку почти до шеи, закрыв ею моё лицо — Не дергайся, поняла? Он не видит того, как я улыбаюсь, ожидая привычную для него обходительность. Но что-то пошло не так, и в этот раз никто не целовал меня в шею, никто нежно не разводил мои ноги и не устраивал меж них голову, более того — он не дал мне открыть лицо. Запереживала я лишь сейчас. Поздно. Но в этом что-то есть, и мне начинает нравиться — чувствую, как обильно мокну от одной только мысли о своей беспомощности. Садомазохизм в чистом виде… Лиф с меня был практически сорван, несколько грубо, но больно Мори не делал. Ровно как и снимая взмокшие трусики. Слышу только тихую усмешку: — Ты так соскучилась, что их можно выжимать… Уже не сопротивляюсь при мысли о том, что он один контролирует весь процесс. Демонстративно развожу перед ним ноги, чуть поскуливая и выгибаясь, послушно убрав руки за голову. Но каких-то прелюдий не последовало — влажная, горячая плоть входит меня до конца, и не дав пообвыкнуться, Мори толкается снова. От неожиданности перехватывает дыхание, и удовольствие балансирует на грани с паникой — чувствую, что он не предохраняется, а я с недавнего времени не принимаю противозачаточные. Ладно, спокойно — он остановится вовремя, как и всегда. Новый толчок, и я невольно выстанываю что-то непонятное. Вроде как, прошу полегче, но ко мне никто не прослушивается, а напротив — Мори грубо держит меня под бёдра, сохраняя в полном подчинении: — Не хнычь. Не люблю этого. Мне не больно — он контролирует себя. Собственнически сминая грудь, он теребит набухший сосок и я чувствую, как вот-вот кончу под ним. Все ощущения резко обостряются, когда ничего не видишь, но Мори продолжает вдалбливаться в меня, игнорируя подступающий оргазм. И даже когда матку сводят сокращения от удовольствия, темп остаётся прежним, а стоны наверняка слышны по всему этажу. Он делает всё быстро, рвано, не растягивая ни моё, ни своё удовольствие. В попытке доказать мне свою состоятельность и в стремлении получить долгожданную разрядку есть что-то ещё, какой-то скрытый мотив. Давно у меня не было таких ярких оргазмов и, прикусив губу, слышу его гортанное мычание — сейчас кончит, но прежде высунет. Но как оказалось, он и не думал этого делать… Сдёрнув с моего лица эту чёртву ткань, он всё ещё хитро улыбается, и вдруг замедляется, буквально удерживая меня, чтобы мне не пришло в голову как-то дернуться. Горячее семя изливается в лоно, а я резко перестаю дышать, тараща на него испуганные глаза. Если… Если я сейчас из-за этого… — Что, боишься залететь от меня? — он ещё продолжает неторопливо двигаться, словно проталкивая свою сперму — Кажется, я говорил, чтобы ты не хныкала. Но я не могу сдержаться. В конце концов, если я сейчас… Кто мог знать, что Мори такое взбредёт в голову?! Глотаю слёзы и шепчу: — Мне же теперь придётся делать аборт… Но он только обхватывает мои скулы тёплыми ладонями, резко смягчившись и едва ощутимо поцеловав в губы. А шёпот всё такой-же глубинный, но уже даже ласковый: — С чего ты взяла, что тебе кто-то разрешит это сделать?